Текст книги "Повелительница грез"

Глава 4

Луис был непоколебим. Внутри он испытывал боль, но взгляд, брошенный им на Шонтэль, стоил любой боли. Эта ведьма была загнана в угол, ей не уйти от него.

Во время разговора он повернулся к ней спиной. Говорил он с Рамоном Флоресом, человеком, который мог обеспечить любой наземный транспорт в Ла-Пасе. Здесь было принято говорить на кечуа – древнем наречии инков. В сложившейся ситуации Луис воспользовался им, зная, что недурно владеющая испанским Шонтэль не поймет ни слова.

Лучше ей не знать, решил он. Ведь она так уверена в своей способности получить то, чего хочет. Но еще до того, как закончится эта ночь, она поймет, кто здесь хозяин, а затем он подарит ей прощальный поцелуй, такой же жестокий и безжалостный, каким она одарила его два года назад.

– Автобус – не проблема, Луис, – сообщил Рамон. – Единственное, что… Луис насторожился.

– Продолжай.

– Просить кого-то из моих водителей – пустая трата времени. Могут арестовать на первом же перекрестке. Если солдаты увидят местного за рулем автобуса… Они не пропустят. Слишком подозрительно.

Луис нахмурился. Об этом он не подумал. Если сейчас он не достанет… Должен достать. Выглядеть слабым и беспомощным в глазах Шонтэль Райт он не собирался. Должен быть выход.

– Знаешь, а твой друг-австралиец вполне мог бы сам попробовать. Он все-таки иностранец, – предложил Рамон. – Раз уж он решил пойти на риск и вырваться отсюда вместе со своими туристами, так пусть подъедет и заберет автобус.

Доводы, приведенные Рамоном, были разумными, но уговор с Шонтэль выглядел иначе. И он должен был придерживаться обещанного. Однако суть сделки не менялась. Алан получит то, чего просит.

– Кто-нибудь в автопарке сможет дать ему автобус? – спросил Луис.

– Комендантский час действует до шести. В шесть тридцать у ворот будет ждать человек.

– Спасибо, Рамон.

– Твой друг неосмотрителен, Луис.

– Он сам волен выбирать.

– Автобус принадлежит нам. Может аукнуться, сам знаешь.

– Не беспокойся, вся ответственность на мне. Ты лишь выполняешь мои указания.

– Как скажешь.

Поглощенный размышлениями, Луис медленно повесил трубку. Вся эта затея изначально была глупа и сулила лишь неприятности. В отеле группа Алана была в абсолютной безопасности. Ну почему недельку-другую не пожить вдали от дома? Лучше пересидеть в роскошной тюрьме, чем рисковать жизнью.

Еще большей глупостью, уже с его стороны, было подвергать опасности репутацию семьи Мартинес, позволяя впутывать себя в историю, которая вполне могла приобрести политическую окраску.

Чего ради?

Ради женщины, использовавшей его… Которая гроша ломаного не стоит. Безумное желание сладостной мести овладело им. Оно было превыше всего. Ему следовало прогнать ее прямо сейчас, оставив в ее душе горечь полного поражения. Этого будет вполне достаточно, и сейчас он сделает это.

Он повернулся к ней.

Она стояла перед ним на фоне звездной ночи за окном, и длинные волосы казались частью лунного света, падавшего на них; ее золотистая кожа мерцала в полумраке; глаза были словно два изумруда. Губы ее приоткрылись в ожидании очередного поцелуя.

Взгляд его скользнул по изящной шее и остановился на кроваво-красной футболке. У нее нет сердца. Не может быть. Он не верил, что в этой прекрасной груди есть сердце, любящее его.

Луис сам не понимал, как он мог одновременно так страстно желать и ненавидеть эту женщину.

– Будет завтра автобус? – спросила она, и голос ее дрогнул.

Опасения закрались в его душу. Затея и впрямь была опасной. Но сейчас это не имело значения. В свое время она получила удовольствие. Теперь была его очередь. Он мог отослать ее к брату ни с чем, прямо сейчас. Но разве можно это назвать истинным наслаждением? Он должен был физически насладиться ею.

– Да, – ответил он. – Автобус ты получишь.

Теперь дело было за ней. Сам того не сознавая, он затаил дыхание, ожидая, что она скажет.

– Если ты женат, то это довольно подлая игра, и я не хочу участвовать в ней, – сказала она, глядя в пол.

Луис стиснул зубы. В том, что он не женат, виновата она. Но он скорее бы вырвал себе язык, чем признался ей в этом.

– Будь я женат, я бы тебя и на пушечный выстрел не подпустил, – отрезал он сухо.

Она с иронией взглянула на него. Видимо, решила плыть по течению, и неважно, куда именно все это может завести. Это слегка обескуражило его.

– Когда автобус будет у нашей гостиницы? спросила она. – Алан хочет заранее подготовить группу.

Гостиница! Он чуть не сказал, что ее братцу самому придется забрать вожделенный автобус из автопарка. Однако чувство гордости остановило его. Если он не выиграет эту партию сейчас, то навсегда останется побежденным. Он не вынесет этого. Никогда в жизни он не даст Шонтэль Райт повода вновь посмеяться над ним.

Наверно, это безумие – рисковать собственной шкурой и честью семьи, использовав имя Мартинесов во избежание неприятностей. Неважно. Он скорее достанет этот проклятый автобус сам, чем позволит ей ускользнуть от него. Этой ночью она будет принадлежать ему.

– К семи утра, – быстро ответил он. – Если только его не остановят военные. Но если это случится, я не смогу помочь.

Вздох облегчения сорвался с ее губ.

– Отлично! Позвоню Алану.

Готово!

Сладкий триумф с легким привкусом горечи. Просила она у него, несомненно, больше, чем заслуживала. Но заплатит она сполна. И тогда он освободится от нее. Избавится от той власти, что она имела над ним. Он станет окончательно свободным.

Глава 5

Шонтэль тщетно пыталась найти слова, чтобы объяснить Алану, почему остается на ночь с мужчиной, разбившим ей сердце. Мужчиной, использовавшим ее развлечения ради и решившим теперь отомстить ему, ее брату, за то, что она порвала с ним. Не было таких слов, которые заставили бы его понять это.

Еще одна ночь…

Неизвестно, улыбнется ли ей удача. Или ночь эта станет последней для них обоих, или… Вдруг она даст ей надежду на нечто большее? Большее, чем казалось возможным сейчас.

Он желал ее. Возможно, даже сильнее, чем она его. Она это видела, и именно это обнадеживало ее. Кроме того, по его словам, он не был женат. Помолвка с Клаудией Гальярдо мало что значила для него. Эльвира Роза Мартинес, возможно, не так уж хорошо знала своего сына, как ей казалось.

– Телефон свободен. Можешь звонить, сухо напомнил ей Луис.

Выглядел он довольно уверенно.

Но он хотел ее.

Усмешка тронула уголки ее рта.

– Звонок не из простых.

Он взглянул на нее с иронией.

– А ты полагаешь, что мне было очень просто, как последнему идиоту, отдавать распоряжения о каком-то автобусе, в то время как в стране введено чрезвычайное положение?

Он был прав.

Однако справедливости ради стоило отметить, что и сама ситуация была непростой.

Луис не сдвинулся с места, чтобы дать ей поговорить с Аланом тет-а-тет. Вместо этого он присел на край письменного стола, дабы слышать каждое слово их разговора. Ей ничего не оставалось, кроме как стоять рядом с ним, что усилило в ней ощущение его власти.

Набирая номер, она повернулась к нему спиной. Она не хотела, чтобы он наблюдал за ее лицом, пока Алан будет выслушивать ее неуклюжие объяснения. Хватит и того, что Луис услышит каждое слово их разговора.

– Откуда ты звонишь? – обеспокоенно спросил Алан, как только услышал ее голос.

– Я с Луисом в его номере. Он достанет автобус, Алан.

– Чего он хочет от тебя?

– Ничего особенного. Все идет хорошо. Собери всех в холле к семи часам утра.

– Хорошо, значит? – В его тоне послышалось подозрение. – Что он сказал тебе?

– Алан, он распорядился насчет автобуса. Его подадут к отелю, но он не сможет помочь, если автобус задержат солдаты.

В трубке послышался тяжелый вздох. Еще она услышала, как Луис поднялся с места и встал у нее за спиной.

– Что ж, прекрасно! Большего нам и не надо, – подытожил Алан. – Полагаю, на этом твоя миссия завершена. Дай мне пять минут. Я приду за тобой.

Руки Луиса обхватили ее талию, сводя с ума своим нежным прикосновением. Все ее тело напряглось, ощутив его. Ее сердце забилось быстрее, когда он начал расстегивать на ней ремень.

– Шонтэль?

Она с трудом переключила свое внимание обратно на Алана.

– Что… нет. Нет, мы еще не закончили, выдохнула она.

– Только начали, – пробормотал Луис мрачно. Эти слова заставили ее трепетать еще сильнее. Ослабив пряжку, он расстегнул ремень и занялся молнией.

– Что у вас там происходит? – Голос Алана звучал тревожно.

Она судорожно пыталась сообразить, что ответить. А ответить она была обязана. Немедленно.

– Я проведу эту ночь с Луисом, Алан, – невнятно пробормотала она. Ее брюки и трусики упали на пол.

– Что?!! – вскрикнул Алан.

Шок его был понятен, но не шел ни в какое сравнение с тем, что испытывала Шонтэль, которую так стремительно раздевали. Это было подобно взрыву. Луис мог делать с ней все, что хотел. Все произошло слишком неожиданно, слишком быстро. Желание бросить трубку, падающая на пол одежда, возгласы Алана… Все перемешалось в ее голове.

– Я немедленно иду за тобой.

– Нет! – Она повернулась к Луису, желая хоть на секунду остановить его. – Нет! – повторила она уже скорее для Луиса, нежели для Алана.

Но безоглядная и дикая страсть уже завладела им. Игнорируя ее протест, он посадил ее, уже полунагую, на стол, поднял ее ногу и стал развязывать шнурки на ботинке. Шонтэль уже не контролировала себя и понятия не имела, что ей сейчас делать. Она чувствовала его мускулистые бедра, его сильное тело. Но не стоит ли ей прервать все это? Если она вырвется и…

– Алан, нашу общую проблему я решила, оборвала она брата. – Остальное – мое личное дело. Понимаешь? Личное!

Ботинок и носок оказались на полу. Теперь другая нога.

– Ты сошла с ума? Луис снова использует тебя! – бушевал Алан.

Не было времени объясняться с Аланом. Впрочем, ожидать от него понимания и не приходилось. Наблюдая за искусными и неумолимыми действиями Луиса, одновременно и возбуждавшими, и приводящими в ужас, она вдруг ощутила, как оба эти чувства слились воедино.

– Ну и пусть! – крикнула она.

– Он что, потребовал тебя в качестве оплаты за автобус? – настороженно спросил Алан.

Она должна была взять себя в руки, невзирая на то, что с нее срывали одежду. Она сделала глубокий вдох, собравшись с силами для последних, решающих слов.

– Алан, будь добр, собери мои вещи. Я вернусь утром, когда отменят комендантский час.

– Шонтэль! Неужели ты… Луис взял у нее трубку.

– Не вмешивайся, Алан! – сказал он властным и спокойным голосом. – Мы с твоей сестрой должны о многом поговорить, и это очень, очень личное.

Аргументов не нашлось. Луис просто не стал их слушать, бросив трубку. Попутно он сорвал с девушки футболку и отбросил в сторону. Шонтэль не успела опустить руки, когда он обнял ее и быстрым, легким движением расстегнул лифчик. Одно мгновение, и она лишилась последней части своего туалета.

Нагая, ошеломленная стремительностью происшедшего, она не испытала от этого ни малейшей радости. На лице Луиса читалась лишь гордыня. Твердокаменная, неприступная. Лицо карающего ангела.

Он не дал ей времени что-либо сказать или спросить. Рывком снял ее со стола и отнес в спальню, где швырнул на кровать.

– Вот твое место, – сказал он ей грубо и властно. – Вот где ты должна быть. – Он наклонился к ней с жуткой усмешкой на лице. – Ведь это и есть твое призвание.

Уничтожающие слова и уничтожающий взгляд. Он будто хотел разорвать ее на куски. Шонтэль поняла, что он неистово желал отомстить за причиненную боль, за то, что она бросила его. Она была лишь формой оплаты, и даже хуже. Дешевкой. Любовник-латинос показал свою суть. Но что там, за этой броней гордости?

Шонтэль легла поудобнее. В ее движениях и взгляде был вызов, волосы прикрывали грудь.

– Ты все так же хорошо владеешь искусством обольщения, Луис, – произнесла она с обворожительной улыбкой, откинув волосы назад и нежно лаская свой сосок. – Какая жалость, что свою обходительность ты утратил. – Она окинула его пристальным взглядом и добавила:

– Предпочитаешь давать волю инстинктам.

Ответом был надтреснутый смешок.

– Решил, что тебе не помешает немного грубости, – ответил он, скидывая с себя рубашку. – Не хочу, чтобы ты скучала, как в прошлый раз.

– Я никогда не скучала рядом с тобой, – возразила она абсолютно искренне. – Я думала, что и для тебя наши отношения были чем-то особенным. Горький смешок.

– Поэтому ты решила уйти.

– Слишком все было серьезно, Луис, – ответила Шонтэль негромко, вспоминая, какой наивной была. – Я боялась, что чувства захлестнут нас.

– О чем ты говоришь? – глумливо ухмыльнулся он, снимая носки. Казалось, даже его тело отвергало все ее доводы.

– О твоей подлинной жизни в Буэнос-Айресе, – сказала Шонтэль, надеясь найти в нем хоть малейший проблеск признания его собственной вины, которую он если и чувствовал, то очень тщательно скрывал.

Реакции не последовало. Сняв носки, он выпрямился.

– Ясно, – кивнул он, – наша идиллия на Амазонке окончилась. У меня была работа в Буэнос-Айресе, и тебе недоставало внимания. Обещаю, сегодня ты им обделена не будешь, Шонтэль.

Он принялся расстегивать брюки.

– Почему?! – крикнула она с отчаянием, понимая, что ее рассматривают лишь как объект для секса. Возможно, так оно и было всегда. Гнев переполнил ее. – Другие твои женщины не столь пикантны, Луис?! Хочешь остроты ощущений?

Она уязвила его сильнее, чем предполагала. На мгновение он сжал губы, и в глазах вспыхнул злой огонек.

– Считаешь себя особенной, Шонтэль? – Тон его оставался таким же насмешливым, пока он неторопливо скидывал с себя вещи и наконец предстал перед ней обнаженный, агрессивный, сильный, на губах его появилась мстительная улыбка. – И ты права. Ты особое возбуждающее блюдо в моем меню.

Которое утром выплюнут, подумала она. Все карты в этой игре были темной масти одни лишь трефы и пики. Но даже теперь она не теряла надежды. Особенно теперь.

– Ты здорово рискуешь, не так ли? – бросила она ему, – Люди быстро привыкают к лакомствам. А вот отвыкнуть довольно трудно.

Он рассмеялся, и хотя смех этот был безрадостным, лицо его на долю секунды преобразилось, став лицом того самого Луиса, которого она знала. Ее пульс участился. Желание отдаться переполнило ее, когда он, опустившись на кровать, склонился над ней, отводя волосы с ее груди. Глаза его горели огнем дикой страсти.

– К такому редкому лакомству привыкнуть нетрудно, – пробормотал он, касаясь ее губ. – Но я претендую лишь на то, что могу получить.

«Редкому лакомству». Эти слова еще звучали в сознании Шонтэль, когда губы Луиса соединились с ее губами в долгом, жадном поцелуе, утоляя голод, длившийся два пустых, мучительных года. Останься он а с ним, возможно, все было бы по-другому. Глупая гордость… Если бы она ему объяснила все, ведь и он мог откровенно рассказать ей о помолвке. Между ними не стояла бы ложь.

Она провела рукой по его волосам, наслаждаясь тем, что вновь чувствует их. Ощущение того, что он принадлежал ей, переполнило ее. Этот мужчина принадлежал ей. Он должен принадлежать ей. Он был единственным. И его чувства к ней были такими же. Обоюдное, страстное желание.

Внезапно он схватил ее за руки и прижал их к подушке, а затем нагнулся над ней, как будто говоря: «Это моя ночь, Шонтэль». Она заглянула ему в глаза. «И я диктую правила».

Он ласкал ее губы, как будто подтверждая эти мысли долгим, страстным поцелуем, провел губами по шее, на мгновение застыл, услышав бешеный стук ее сердца, скользнул ниже, к теплой груди, лаская ртом затвердевшие соски. Стоны срывались с губ Шонтэль. Она уже не думала ни о чем, лишь бы он не остановился. Его пальцы касались ее, опускаясь все ниже, и в конце концов оказались там, где она желала его всего сильнее.

Луис был великолепен. Она чувствовала, как его язык скользит по ее влажной коже, как он овладевает ею и каждый ее нерв напрягается от ожидания. Она хотела этого. Желала все больше и больше. Мускулы ее трепетали. Страсть вырывалась из ее груди протяжным, жарким дыханием. Он сводил ее с ума. Она хотела, чтобы он вошел в нее. Хотела оказаться на вершине наслаждения.

– Луис, прошу тебя… – простонала она.

Отреагировал он быстро, не дав ей понять, что, собственно, произошло. Он схватил ее и перевернул лицом вниз. Затем раздвинул ей ноги, поддерживая их коленями, и обхватил ее за талию левой рукой. Он вошел в нее грубо, с силой и очень глубоко, заставляя почувствовать каждый дюйм своей плоти. Она не была против. Та необузданность, с которой они предались любви, лишь подарила ей массу новых, непередаваемых ощущений.

Луис Анхель… свет, тьма… все перемешалось. Он принадлежал ей, и все остальное утратило смысл. И когда он вновь принялся ласкать ее, доводя до экстаза, она с радостью отдалась ему, с такой же страстью, что и вначале.

Но… он не давал ей свободы движений, лишая возможности проявить хотя бы малейшую инициативу. Сейчас он выбирал, где именно и когда он попробует ее. Отчаяние овладело ею. Это была не любовь, и даже не страсть. Она – просто блюдо на столе гурмана. И он наслаждался ею так, как наслаждаются редким деликатесом, возможно единственным в своем роде. Ему плевать, что чувствует она. Главное для него – не упустить ничего. Успеть насладиться всем и почувствовать себя ее повелителем. Он – ее властелин. Она поняла: у нее нет будущего с Луисом Анхелем Мартинесом.

Ничего.

И когда ледяной комок отчаяния подступил к горлу, она оттолкнула его и скатилась с кровати. За спиной она услышала испанскую брань и в следующее мгновение захлопнула за собой дверь ванной, заперев ее на щеколду.

Какой же дурой она была! Но в одном она теперь уверена: ни за что она больше не позволит Луису Анхелю Мартинесу использовать ее как дешевую игрушку.

Глава 6

Луиса озадачила резкая перемена настроения Шонтэль. Удовольствие, которое она, как ему казалось, получала, сменилось вдруг отказом. Как бы то ни было, дверь ванной захлопнулась с такой силой, что это вывело его из оцепенения.

Она не кричала, не жаловалась и не протестовала. Он не мог причинить ей физическую боль. На каждый его шаг тело ее отвечало с радостью, ни разу не препятствуя, а покорно отдаваясь, позволяя ему воплотить в жизнь каждое желание, что он так долго вынашивал, мечтая о ней. Нет, он не причинил ей вреда.

Тогда почему она сбежала?

Разумеется, он не давал ей проявлять инициативу. Он больше не позволит использовать себя. Это он дал ей понять с самого начала. Возможно, она не верила, что он устоит перед ее чарами. Вероятно, тут и кроется причина: не он попал в ее сети, а она в его.

Он покачал головой, отвергая мысль, что план его провалился. Пусть себе дуется в ванной. Пусть злится, если думает, что это поможет ей. Скоро она поймет, что уступок с его стороны не будет. От нее же он получил все, что хотел, и насладился каждым мгновением их близости. Большего ему и не требовалось.

Он мрачно улыбнулся, спуская ноги с кровати.

Она умоляла его.

И он дал ей все, чего она так хотела.

Сполна. И он надеялся, что день этот она запомнит на всю жизнь. Луис Мартинес не тот, с кем можно шутить.

Часы на тумбочке показывали одиннадцать сорок семь. Еще даже не полночь. Видимо, это и означало в понимании Шонтэль подарить ему целую ночь. Очередное доказательство того, какую силу имеют все ее обещания. Как это похоже на нее.

Он накинул на себя халат и направился в гостиную. Проходя мимо ванной, он услышал шум воды. Пытается смыть меня, подумал он, мысленно усмехнувшись. И если в этом мире существует справедливость, ее постигнет та же неудача, которая преследовала его последние два года, когда он пытался смыть с себя ее.

В гостиной горел свет. Вещи Шонтэль были раскиданы по полу. Луис посмотрел на них с мрачной улыбкой и подошел к мини-бару с твердым намерением что-нибудь выпить. Никуда она не уйдет неодетой. Рано или поздно все равно выйдет из ванной, и момент этот будет очень интересным.

На этот раз он положил в стакан чуть больше сахара, чем обычно. Месть должна быть сладкой, но у нее оказался другой вкус. Она лишь усиливала горечь и сознание того, что любовь безнадежно утрачена.

Он взял стакан и подошел с ним к окну, шядя на огни Ла-Паса – волшебные огни волшебной страны. Волшебной как и сама Шонтэль, страстно подумал Луис. Злая волшебница в облике феи, обладающая властью уничтожить тебя.

Завтра утром он будет там, внизу. Будет пробираться по тихим улочкам, рискуя жизнью лишь для того, чтобы попасть в автобусный парк. Риск возрастет, когда он окажется за рулем. И впрямь глупая сделка… и все ради того, чтобы еще раз увидеть Шонтэль, почувствовать себя победителем.

Ужасно глупо… выигрывать нечего. Любви в ее сердце для него не осталось. Только секс. Секс, который, как он некогда полагал, нес в себе нечто большее… нечто особенное, что сводило его с ума. Какой смысл мстить, если не уходит эта ужасная тоска? Он пожал плечами и ухмыльнулся самому себе.

Неважно, если завтра на улицах Ла-Паса его убьют.

Какая разница!