Текст книги "На злодеев глаз наметан"

Энн Грэнджер
На злодеев глаз наметан

A PARTICULAR EYE FOR VILLAINY

© 2012 Ann Granger

© Перевод, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Благодарю Радмилу Мэй – за дружбу и за то, что во время написания этой книги она щедро делилась со мной сведениями о юридической системе Викторианской эпохи.

Глава 1

Элизабет Мартин Росс

Хотя погожий весенний лондонский денек не сравнится с весной в сельской местности, большой город старается, как может. Деревья покрылись молодыми листочками, словно окутались зеленой дымкой. Над крышами домов по-прежнему висит дымовая завеса, но она тоньше, чем черное покрывало, всю зиму скрывавшее солнце. Пешеходы больше не прячутся в шарфы до самых бровей; им не нужно спасаться от слякоти и пронизывающего ветра. Люди спешат по своим делам с радостным видом. Тех, кто почти всю зиму вынуждены были сидеть в четырех стенах, весной так и тянет погулять. Я велела Бесси отложить все дела и сказала, что мы с ней пройдемся и погреемся на солнышке.

Даже от реки в тот день не тянуло обычным зловонием. Когда мы шли с нашего южного берега Темзы на северный, нам не пришлось закрывать носы платками – спасибо мистеру Базалгетту и его новой системе канализации! Я собиралась пройти вдоль новой набережной до моста Блэкфрайарз, а оттуда, если мы не очень устанем, добраться до Тауэрского моста. Потом нам придется поворачивать домой – путь предстоит неблизкий, а за Тауэрским мостом находятся портовые доки святой Екатерины и Уоппинг.

– В Уоппинге порядочным женщинам гулять не стоит, – решительно объявила Бесси. – Нам с вами там не место!

Бесси, разумеется, была права. Уоппинг – портовый район, где вся жизнь вращается вокруг доков и складов. На улицах и в тавернах болтаются моряки из всех уголков мира. Бакалейные лавки соседствуют с курильнями опиума. Дешевые меблированные комнаты трудно отличить от борделей. Из Темзы в районе Уоппингской пристани регулярно вылавливают трупы, причем утопленники далеко не всегда самоубийцы или жертвы несчастного случая… Такие жуткие подробности известны мне потому, что я замужем за полицейским инспектором. К счастью, мой муж служит не в Речной полиции, а в Скотленд-Ярде.

– Скорее всего, до Тауэра мы не доберемся, – сказала я Бесси, когда мы перешли по мосту на другой берег. – И все же постараемся погулять подольше!

Тут нас окликнули сзади. Обернувшись, мы увидели мистера Томаса Тапли, семенившего мимо будки, где берут плату за проход по мосту. В знак приветствия он махал нам своим потертым зонтиком. Дождя в тот день не ожидалось, но мистер Тапли никогда не выходил из дому без зонтика. А выходил он каждый день – по его словам, «для моциона». Мистер Тапли был низкорослым и таким тщедушным, что, казалось, подует ветер – и его закрутит и унесет, как небрежно скомканную газету. Ходил он довольно быстрым шагом. Его костюм не отличался разнообразием; он щеголял в клетчатых брюках и сюртуке, который когда-то был черным, но со временем выцвел до бутылочного цвета. На солнце сюртук просвечивал и переливался, как будто был сшит из особой тафты. Наряд мистера Тапли довершала шляпа с низкой тульей и широкими, загнутыми кверху полями. Такие головные уборы были в моде лет двадцать назад. Помню, отец надевал такую же шляпу, отправляясь на обход своих пациентов. Тогда подобные шляпы стоили немало, но отец считал этот расход вполне оправданным. «Врач, – говорил он, – должен иметь процветающий вид, иначе пациенты решат, что у него мало практики – значит, ему не доверяют». Шляпа Тапли, истертая, вся в пятнах, видимо, многое пережила на своем веку. Впрочем, владелец носил ее, лихо заломив на один глаз.

– Здравствуйте, миссис Росс! Славный денек сегодня, верно? – Не дожидаясь ответа, мистер Тапли ответил себе сам: – Да, денек хороший. Просто сердце радуется! Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? А как инспектор Росс?

Он широко улыбался, и лицо его сморщилось, как кусок старой замши. В глазах плясали веселые огоньки. Несмотря на солидный возраст – по моим представлениям, ему было уже за шестьдесят, – он смог сохранить почти все зубы в отличном состоянии.

Я заверила мистера Тапли, что мы с Беном оба в добром здравии, и ткнула в бок идущую рядом Бесси, чтобы та перестала хихикать.

– Вышли подышать воздухом? – спросил у нашей служанки мистер Тапли, наградив ее еще одной добродушной улыбкой.

– Да, сэр, – пробормотала пристыженная Бесси, неуклюже приседая.

– И вы совершенно правы, что не упускаете такой прекрасной возможности, – продолжал Тапли, снова обращаясь ко мне. – Моцион, моя дорогая миссис Росс, чрезвычайно важен для хорошего самочувствия. Я никогда не отказываюсь от моциона, гуляю, когда идет дождь и когда светит солнце. Но сегодня можно считать, что нам крупно повезло!

Он театрально взмахнул зонтиком, указывая на Темзу у нас за спиной. Поверхность воды блестела и переливалась на солнце. Сегодня вверх и вниз по течению шли самые разные суда: лихтеры, угольные баржи, пузатые небольшие паровые буксиры. Я заметила даже катер, который, судя по опознавательным знакам, принадлежал Речной полиции. Между судами покрупнее сновали лодки – как мне показалось, они часто лишь чудом избегали столкновения.

– Наш великий город трудится и на суше, и на воде, – заметил Тапли, тыча в Темзу зонтиком, подобно школьному учителю, который так же тычет указкой или тростью в грифельную доску. – Передайте от меня привет инспектору Россу, – продолжил он без всякого перехода. – Пусть и дальше так же доблестно охраняет Лондон от негодяев!

Он коснулся пальцами шляпы, еще раз лучезарно улыбнулся и зашагал дальше. Мы смотрели ему вслед. Тапли обошел небольшую толпу, собравшуюся посмотреть уличное представление, перебежал на другую сторону улицы, семеня своими короткими ножками, и направился на север, в лабиринт узких улочек, ведущих к Стрэнду.

– Забавный старикашка, – непочтительно, зато точно заметила Бесси.

– Сейчас он определенно переживает не лучшие времена, – ответила я. – Но он не виноват – во всяком случае, мы не знаем, почему так случилось.

– А все равно сразу видно, что он из благородных, – задумчиво ответила Бесси. – Должно быть, когда-то у него водились деньги. Может, он все проиграл или пропил… – Она немного оживилась. – А может, его компаньон смылся с деньгами, или…

– Хватит! – перебила ее я.

Бесси поселилась у нас с Беном после того, как мы поженились и зажили своим домом. Она выросла в приюте и до нас служила судомойкой у моей тети Парри. Худенькая, но жилистая, она отличается живым умом и острым чутьем. Ее преданность не знает границ – как, впрочем, и своеволие.

Ну а Томас Тапли… О нем никто ничего толком не знал. Не только Бесси иногда гадала, как он очутился в таких стесненных обстоятельствах. Проживал он в дальнем конце нашей улицы, в особнячке, стоявшем отдельно от наших недавно построенных террасных домов. Особнячок стоял здесь задолго до того, как сюда провели железную дорогу. Наверное, когда построили тот дом, его окружали только поля. Дом Георгианской эпохи, квадратный в плане, с красивыми фронтонами и массивной дверью успел состариться. Возможно, его строили для какого-нибудь преуспевающего купца или даже сельского сквайра. Теперь дом принадлежал некоей миссис Джеймисон, вдове капитана клипера.

Все соседи очень удивились, когда примерно полгода назад миссис Джеймисон сдала жилье Томасу Тапли, потому что миссис Джеймисон считалась в нашем квартале дамой вполне состоятельной, претендующей на определенное положение в обществе. И уж если она решила пополнить свой доход сдачей комнат внаем, могла бы выбрать в жильцы человека свободной профессии. Но мистер Тапли отличался своеобразным обаянием и простотой в поведении. Несмотря на его потрепанный вид, вскоре все соседи смирились с ним. Его считали чудаком и, в общем, любили.

Не странно ли, что случайная встреча и простой обмен любезностями окончились для нас с Бесси расследованием убийства? Но никто не мог бы угадать в то чудесное, погожее весеннее утро, что мы одни из последних видели Томаса Тапли в живых и говорили с ним незадолго до его ужасной гибели…

Мы все же добрались до Тауэрского моста. Солнце пригревало, но не припекало, идти было легко и приятно. Мы сами удивились, сообразив, что ушли довольно далеко от нашего дома. Мы повернули назад, ведь нам предстояло проделать довольно долгий путь. В окрестностях Тауэрского моста Темза еще оживленнее, если можно так выразиться: здесь проходят и более крупные суда. Мы увидели углевозы, которые поставляют топливо для лондонских каминов и паровых двигателей. Первые любители речных плаваний вывели на реку прогулочные суда. Увидев вдали мачты клипера, я невольно подумала о миссис Джеймисон, квартирной хозяйке мистера Тапли. Но мысль была мимолетной, и я снова забыла о бедном Тапли.

Когда мы вернулись к мосту Ватерлоо, обе немного выбились из сил. На набережной у моста всегда кипит жизнь; одни пассажиры спешат на вокзал, другие – с вокзала. Они переправляются через мост в экипажах или пешком. Кроме того, на мосту всегда выступают уличные артисты, торговцы предлагают «товары в дорогу». Здесь много нищих. Конечно, мост охраняет сторож, да и полицейские гоняют попрошаек, но они всегда возвращаются, не боятся даже того, что их арестуют за нарушение общественного порядка.

Издали заметив что-то своим зорким взглядом, Бесси дернула меня за руку и прошептала:

– Миссис! Там клоун, может, повернем обратно?

Я уже успела заметить, куда смотрит Бесси. Клоун стоял шагах в десяти впереди нас, в таком месте, где невозможно не подойти к нему вплотную. Я вспомнила, что и в прошлый раз, когда мы переходили реку, на том месте собралась небольшая толпа, и подумала: «Может быть, уличный артист выступает здесь с самого утра». Но утром я не заметила клоуна, иначе непременно запомнила бы его. Его пестрый наряд бросался в глаза издалека. Фигура клоуна была довольно крупной. Его костюм состоял из пародии на женское платье свободного покроя в больших ярких заплатах. Из-под платья виднелись полосатые чулки и огромные ботинки с загнутыми носами. На шее у клоуна красовалось нечто вроде горжетки. На голову, поверх огненно-рыжего кудрявого парика, он нахлобучил шляпу совершенно невообразимого фасона. Она напоминала перевернутое ведро, украшенное всевозможными бумажными цветами и розетками. Шляпа была повязана под двойным подбородком клоуна широкой лентой.

Он вполне безобидно жонглировал шарами, делая вид, будто вот-вот уронит один из них, и в последний миг ловил его. При этом клоун не переставал болтать резким фальцетом, подражая женскому голосу. Его ужимки меня совсем не позабавили. Я не могла отвести взгляда от его мертвенно-белого лица, на котором выделялись подведенные сажей глаза, нарисованные длинные ресницы, губы, накрашенные ярко-алой помадой, в форме бантика, как будто он собирался кого-то поцеловать. Толстые щеки были сильно нарумянены.

Клоуны мне никогда не нравились… точнее будет сказать, с самого детства при виде клоунов я испытываю невообразимый ужас. Стоит мне увидеть клоуна, и я начинаю задыхаться, не в силах двинуться с места. Не сочтите меня дурой, но я не притворяюсь!

Повторяю, все началось в детстве. Мне было шесть лет. Моя няня, Молли Дарби, упросила отца взять меня с собой в цирк – на пустыре, на окраине нашего городка, появился цирк шапито. Молли уверяла, что мне понравится. Отец сомневался. Будучи врачом, он знал, как вредно ребенку находиться в толпе немытых людей. Но тогда в городе не было никакой эпидемии, и Молли настояла на своем.

– Вот увидите, сэр, ей понравится! Все малыши любят цирк!

Отец, который по-прежнему колебался, повернулся ко мне и спросил, хочу ли я в цирк. Увлеченная рассказами Молли о чудесах, которые я там увижу, я энергично ответила, что хочу. И отец позволил мне пойти при условии, что с нами будет Мэри Ньюлинг, наша экономка. Теперь мне кажется, что отец сомневался в чистоте намерений Молли и не хотел отпускать ее в сомнительное место в обществе шестилетней девчонки. Наверное, отец догадывался, что Молли договорилась встретиться в цирке с каким-нибудь своим ухажером. Если так, он, наверное, был прав, потому что, когда Молли узнала, что с нами пойдет Мэри Ньюлинг, лицо у нее вытянулось. Но почти сразу она приободрилась, потому что мы все же шли в цирк!

На то, чтобы уговорить миссис Ньюлинг пойти с нами в цирк, ушел целый час.

– Цирк – не место для порядочных женщин! Там собираются воры, хулиганы и бродяги! – Экономка наградила Молли многозначительным взглядом.

Молли покраснела, но стояла на своем:

– Доктор Мартин не против!

Наконец мы вышли из дому. Миссис Ньюлинг всю дорогу ворчала. Я скакала на одной ножке, полная радостного предвкушения. Меня не пугали даже бродяги, о которых говорила Мэри Ньюлинг. Наоборот, наше приключение казалось еще более волнующим. Я точно не знала, что такое «бродяга», и думала, что это, должно быть, какой-нибудь забавный зверь.

К тому времени, как мы заняли места на жесткой деревянной скамье в большом шатре, пыл мой несколько поутих. До тех пор я еще ни разу не бывала в таком большом (для меня) скоплении народа. За места в первом ряду пришлось доплатить. Толпа напирала; сзади слышалась ругань. Зрители с боем отвоевывали лучшие места. Мэри Ньюлинг то и дело хмурилась и зажимала мне уши своими большими, натруженными руками, разворачивая мою голову к манежу. В шатре было жарко и душно, пахло потом.

Прямо перед нами была круглая площадка, усыпанная опилками. Молли с важным видом пояснила, что площадка называется «манежем». Я с нетерпением ждала обещанных чудес.

– Давимся, как сельди в бочке, – ворчала Мэри Ньюлинг, на которую слова Молли не произвели никакого впечатления. – Вся эта толпа, похоже, незнакома с мылом и водой! Если кому-то станет плохо, тут даже в обморок некуда падать! Беднягу придется уложить прямо туда. – Мэри указала на пол манежа, усыпанный опилками.

Вскоре на возвышение вышли оркестранты: два скрипача, трубач и барабанщик, который еще играл на странном инструменте, состоявшем из шеста, к которому были привязаны разные металлические детали. Когда он ударял своим шестом по полу, грохот получался невообразимый! Я охотно поверила Молли, что это настоящий оркестр.

После того как музыканты сыграли вступление, на манеж вышел мужчина с щегольскими усиками, одетый в красный охотничий сюртук и ослепительно-белые панталоны. Он приветствовал публику, сняв цилиндр, и посулил «изумительное представление». Затем он щелкнул хлыстом, и занавес у него за спиной разошелся в стороны.

К моей радости, на манеж выбежали несколько красивых белых пони, украшенных плюмажами. Они галопом проскакали вокруг джентльмена в красном сюртуке, а он щелкал хлыстом. Затем на манеж выбежала еще одна лошадь, разубранная необычайно красиво. Публика заахала и засвистела, приветствуя наездницу, стоявшую в седле. Такой красивой женщины, как она, я в жизни не видела! Наездница была одета довольно легко: в изумрудно-зеленое атласное платьице, из-под которого виднелись ярко-красные панталоны. Пока лошадь гарцевала по манежу, красавица в изумрудном платьице принимала разные позы, а затем вдруг сделала в седле стойку на руках! Она стояла, прямая как свечка, а лошадь бегала по кругу.

– Фу, гадость какая! – воскликнула Мэри Ньюлинг. – Бесстыдница, у нее все напоказ!

Негодования экономки никто не разделял. Публика радостно кричала, свистела и улюлюкала.

Перед самым концом номера, когда лошадь уже направлялась за кулисы, наездница свалилась с седла и задрыгала ногами в ярко-красных панталонах, но зрители зааплодировали еще сильнее, решив, что так было задумано.

Следом за наездницей на манеж вышел силач в леопардовом трико и алых сапогах. Он без труда поднимал тяжеленные на вид гири.

– Сплошной обман! – ворчала Мэри Ньюлинг. – Гири у него не настоящие, воздухом надутые!

Но я кричала и хлопала вместе с остальными. Мне ужасно нравилось в цирке.

Вдруг оркестр снова умолк, и на манеж выбежали клоуны.

Уродливые, нелепо одетые и ярко размалеванные, они словно вышли из моих страшных снов! Они падали в опилки и валялись в них, подставляли друг другу подножки, обсыпали друг друга из ведер нарезанной бумагой, пускали конфетти в зрителей и исполняли всевозможные трюки. Как ни была я мала, мне сразу стало ясно: на манеже творится что-то непотребное. Мне совсем не было смешно; я сильно испугалась. И вдруг одно ужасное создание с ярко накрашенными губами, растянутыми в улыбке, раскинув руки, побежало ко мне…

Я забилась и закричала, и меня пришлось выносить на руках, что было нелегко. Зрители были недовольны тем, что представление прервали; никто не хотел уступать нам дорогу. Многие ругались и приказывали Молли, тащившей меня, «заткнуть малявке рот».

Я горько рыдала всю дорогу домой. Молли Дарби тоже плакала, она боялась, что во всем обвинят ее. Мэри Нью-линг то утешала меня, то ругала Молли, то торжествующе объявляла: она с самого начала говорила, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет!

И вот теперь все детские страхи вернулись ко мне на мосту. Оцепенев от ужаса, я в упор смотрела на клоуна, хотя и понимала, что он, скорее всего, – бедный безобидный артист, который тяжелым трудом зарабатывает себе на хлеб. Бесси крепко схватила меня за руку и громко сказала:

– Не волнуйтесь, миссис! Давайте повернем назад и перейдем на нашу сторону по Вестминстерскому мосту! Нам не придется делать большой крюк.

Но я во время прогулки натерла ногу и понимала, что Бесси, должно быть, тоже устала. Не хотелось возвращаться назад из-за каких-то глупых страхов. Я внушала себе: «Стыдно вести себя так глупо при шестнадцатилетней девочке».

– Нет, Бесси, – решительно возразила я, – ничего, мы пройдем по этому мосту, как и собирались. Клоун ни в чем не виноват. Погоди… – Я сунула руку в сумочку на шнурке, которую носила на запястье, и достала оттуда несколько монет. – Вот, брось ему в шляпу.

Бесси взяла мою лепту и быстро подошла к клоуну.

– Вот, держите! – громко сказала она прямо в размалеванное лицо. – Хотя с такой физиономией, как у вас, только людей пугать! – Монетки со звоном упали в перевернутую фетровую шляпу, лежавшую у ног артиста.

Клоун расплылся в улыбке и посмотрел прямо на меня. Потом, не сводя с меня блестящих карих глаз, он стащил с рыжего парика свой дурацкий головной убор и поклонился. Взгляд у него был такой острый и проницательный, что я просто окаменела. Какое-то время я не слышала и не видела ничего из того, что творилось вокруг меня. Хотела отвести от него взгляд – и не могла. Клоун выпрямился, надел шляпу, но по-прежнему смотрел на меня в упор.

– Будет теперь вас знать. – Бесси подошла ко мне. – Вот уставился! Пусть он и артист, а о хороших манерах понятия не имеет. Хоть вы и клоун, а нечего пялиться на порядочных женщин! – Она погрозила ему кулаком.

Чары развеялись. Клоун отвернулся, и мой паралич прошел.

– Пошли! – приказала я, и мы прошли мимо него по мосту.

Бесси трусила рядом.

Вдруг впереди мы снова заметили Томаса Тапли; видимо, он, как и мы, возвращался домой. Если только он не заходил куда-то по пути, он, наверное, забрался так же далеко, как и мы с Бесси. Шагал он, как и раньше, быстро; мы не могли за ним угнаться.

Неожиданно кто-то поравнялся с нами. Покосившись в сторону, я, к своему ужасу, увидела клоуна!

Почему он прервал представление? Неужели следит за нами? Сердце у меня екнуло. Но оказалось, что мы с Бесси для него никакого интереса не представляем. Клоун обошел нас; его ярко-рыжий парик замелькал впереди. Он замедлил ход и держался в нескольких шагах от Тапли. Если бы Тапли обернулся, он непременно заметил бы такую яркую личность; правда, на мосту было много пешеходов. Мне показалось, что клоун старательно пропускал других вперед, отгораживаясь от потертого бутылочно-зеленого сюртука. Но Тапли ни разу не обернулся. Несомненно, ему, как и нам, не терпелось вернуться домой и выпить чаю. Оба они, и Тапли, и клоун, шагали быстрее нас. Вскоре толпа, которая расступалась, пропуская клоуна, сомкнулась за ним, и я его больше не видела. Судя по всему, мистер Тапли и его преследователь перешли на другую сторону задолго до нас. Когда мы очутились на нашем берегу, они оба уже скрылись из вида.

Мною овладело дурное предчувствие. Я внушала себе, что у меня разыгралось воображение. И все же мне показалось, что клоун следил за Томасом Тапли.