Текст книги "Алмазный тигр"

Энн Максвелл
Алмазный тигр

«Свалишься с тигра – будешь съеден заживо…»

Посвящается Эвану – за все хорошее и за любовь

Пролог

«Если Эйб Уиндзор еще не подох, тем хуже для него: своими руками убью мразь…»

Так сказал себе Джейсон Стрит, и в этих словах были и обещание, и надежда. О чем только он не передумал за десять часов, прошедших после того, как его агент позвонил ему из Западной Австралии, где находилась ферма Сумасшедшего Эйба. Стрит потратил уйму времени, чтобы поскорее добраться до заброшенных на край света алмазных рудников, известных под названием «Спящая собака». Путь был неблизкий: поначалу пришлось четыре часа кряду лететь чартерным рейсом из Перта, а затем бесконечно долго крутить баранку изрядно потрепанной «тойоты». Стрит на предельной скорости гнал машину по грязной проселочной дороге, направляясь к Богом забытой дыре едва ли не в самой глуши континента.

Впрочем, Джейсон Стрит психовал вовсе не из-за этой гонки, хотя она и могла закончиться печально на любом повороте. Его бесила мысль о том, что десять лет терпения и ухищрений пошли коту под хвост из-за того, что старый черт Эйб допился до ручки.

На небе медленно угасал Южный Крест. Горизонт все более светлел и золотился, предвещая восход солнца. На юго-востоке Кимберлийского плато дневная температура начинала расти с отметки 87 градусов по Фаренгейту. Чем выше поднималось солнце, тем жарче становилось. С каждой минутой рассветало, солнечные лучи, поначалу выхватившие из тьмы высокие спинифексы, теперь позволяющие рассмотреть и низкорослые камедные деревья, и устилавшую все вокруг рыжую пыль, и нагромождения тут и там разбросанных камней. Надо всем этим сейчас полновластно царило светило, вечное солнце, во все времена озарявшее просторы Западной Австралии.

Джейсон выжимал из мотора все, на что только тот был способен. Машина летела подобно выпущенному из пращи камню. Попадавшийся под колеса гравий протекторы выстреливали со скоростью пули. Накренившись, закидывая зад, трясясь на рытвинах, «тойота» стремительно неслась по дороге, которая скорее существовала в воображении водителя, нежели на самом деле. Однако Стрит был совершенно уверен, что едет в правильном направлении. За эти десять лет уже не раз доводилось ему добираться до фермы Сумасшедшего Эйба, где Стрит из кожи вон лез, чтобы выжать из старика его секрет. Теперь, спустя годы, одно лишь Стрит мог утверждать наверняка: если только Сумасшедший Эйб еще не разучился говорить, то Стрит сумеет выколотить из него тайну раньше, чем Южный Крест вновь взойдет над австралийскими просторами.

Взметая тучи пыли, «тойота» подскочила на плоском бугорке и легко преодолела по воздуху несколько метров. Впереди показалась неказистая ферма Эйба. Старик давно уже обнес изгородью свой участок, однако все постройки на его земле были откровенно убогими. Издали казалось, что здесь произошла авария и части неизвестного механизма разбросало по сторонам. Ветхий дом под жестяной крышей, несколько выбеленных солнцем хозяйственных построек, давно не работавшие в поле и порядком подзаржавевшие трактора, сломанное рудничное оборудование, заброшенные вездеходы, а также останки рухнувшей неподалеку от фермы незадолго до окончания второй мировой войны «дакоты» – вот что открывалось взору каждого, приезжавшего сюда.

Неожиданно из-за железной крыши дома в воздух поднялся вполне современный вертолет. Его ровная гладкая поверхность отражала солнечные лучи, а двигатель издавал оглушительный рев. Стрит изо всех сил нажал на педаль тормоза. Не ожидавшая такого бедная «тойота» несколько раз подпрыгнула, прошлась юзом и наконец встала. Вертолет пролетел над самой головой Стрита. Он вскинул глаза вверх, но заметил лишь красные проблески маяка, ярко вспыхивавшие на брюхе машины. Стрит рассчитывал увидеть щит – эмблему полиции Западной Австралии или условные обозначения австралийских Сил обороны. Не удивился бы он, и обнаружив на вертолете знак медицинской «скорой помощи».

Но, увы, ничего подобного. На брюхе вертолета не было решительно никаких опознавательных знаков, машина походила на гладкое яйцо неведомой птицы. Из него следовало, что владелец вертолета, спешно прибывший на ферму Эйба, не менее Стрита хотел сохранить в тайне свой визит. Взбешенный и в то же время несколько струхнувший Стрит в сердцах шарахнул кулаком по рулю. Затем врубил скорость и покатил вниз по холму.

Едва только автомобиль, подмяв рыжую землю протекторами, остановился у хибары Эйба, Стрит распахнул дверцу и соскочил на землю, предусмотрительно вооружившись полуавтоматическим пистолетом. Он двигался, как бравый коммандос: считанные секунды стоял, притаившись за своей «тойотой», затем в несколько прыжков очутился под прикрытием ржавой толчеи для дробления руды, откуда легко добежал до угла дома. С риском для жизни он отважился заглянуть в грязное окошко.

В большой комнате фермерского дома горела одна-единственная керосиновая лампа. Посреди комнаты стоял длинный стол, на котором лежал труп, прикрытый куском видавшего виды брезента. Из-под брезента торчали босые нога. Все в комнате оставалось недвижным, если не считать обычного роя мух.

Выматерившись сквозь стиснутые зубы, Стрит тотчас же забыл о всяческой предосторожности. Протаранив дверь своими мощными ботинками, он мигом сорвал ее с верхней петли. Еще удар – и задвижка не выдержала: дверь, зашатавшись, отворилась. К душному воздуху тотчас же примешался сильный трупный запах. Выставив вперед руку с пистолетом, Стрит оглядел комнату. В ней все было вверх дном.

Скривившись от удушливого запаха, Стрит быстро подошел к столу и откинул край брезента. В воздух поднялась новая туча мух.

Судя по состоянию трупа, с момента смерти Эйба Уиндзора уже прошло некоторое время. Сделав поправку на жару и влажность – а октябрьскую влажность не худо было бы определить словом «сырость», – можно было установить, что старик отдал концы дня три тому назад, если не раньше. Однако в том, что под брезентом находился именно Эйб Уиндзор, у Стрита не было никаких сомнений. Большой рваный шрам на левом запястье покойника оказался более прочным, чем уже начавшая разлагаться плоть вокруг рубца.

С возгласом отвращения Стрит оглядел комнату; Он очень сомневался, что гости, прибывшие сюда на вертолете, оставили после себя хоть что-то, за исключением роя мух. Хотя, может быть, его приезд спугнул незваных следопытов и они убрались восвояси, не успев обшарить дальние углы. С брезгливой гримасой Стрит сдернул брезент, расстегнул грязную нательную рубаху в поисках бархатного мешочка, всегда висевшего у Эйба на шее. Но сейчас мешочка не было. Стрит взглянул на деревянную полку над креслом-качалкой, в котором любил сиживать покойный. Старой жестяной коробочки тоже не было на месте.

– Э, старина, так, стало быть, перед смертью ты в последний раз отправился побродить в буше? – пробурчал Стрит. – А как же жестянка? Взял с собой, как обычно? И что же выходит? Неужели твоя тайна умерла вместе с тобой? Вот бы еще узнать, кто, кроме меня, пас тебя в последнее время!

Ответом на все эти вопросы был лишь смертельный оскал, застывший на лице покойника. На мгновение Стриту почудилось, что Эйб вовсе не отдал концы, а просто притворяется умершим и сейчас гнусно ухмыляется, как нередко делал при жизни.

– Но ведь ты отлично понимал, на что все эти годы я рассчитывал? Черт, как же ты любил водить меня за нос! Старый хрен! Зато ты подох, а я живехонек, вот оно как!

Из-за кухонной двери послышался какой-то скрип. Кто-то в эту минуту покидал дом, и старые половицы под ногами сигнализировали об его уходе.

Стрит в два прыжка оказался у двери, ударом распахнул ее и вломился в полутемную кухню. Краем глаза Стриту удалось заметить фигуру, выскользнувшую из дома через задний ход. На этот раз раздался топот босых ног по сухой пыльной земле.

Стрит подбежал к входной двери, рванул ее и наскоро огляделся, почти мгновенно нажав на курок. Пуля настигла беглеца за несколько метров от угла одной из хозяйственных построек, где тот мог бы скрыться. Он упал лицом в грязь. Осторожно приблизившись, Стрит обыскан его в поисках оружия. Затем носком ботинка перевернул тело лицом вверх. В глазах Чу, повара Эйба, смотревшего на Стрита, застыла боль. Стрит направил дуло прямо в переносицу повара.

– Ну, китаеза, где коробка, говори!

Сквозь плотно сжатые зубы Чу промычал что-то нечленораздельное, лицо его исказилось судорогой боли. Но он ничего не сказал.

– Спрашиваю еще раз. – Стрит надавил ботинком на плечо Чу, как раз на то место, куда попала пуля. – Где коробка и бархатный мешочек?

Чу застонал от боли и произнес что-то по-китайски: может быть, просил милости и снисхождения, а может, посылал Стриту проклятие.

Стрит наступил на плечо Чу сильнее. Уголком глаза он заметил быстрое движение: из-за ближайшего строения кто-то выскочил. Инстинктивно Стрит повернул голову, и тут Чу согнулся и изо всех сил ударил ногой в пах австралийцу. Отвлекающий маневр и последовавший удар были мастерски выполнены, и Стрит понял, что угодил в ловушку, расставленную опытными профессионалами. Стрит судорожно дернулся и тотчас же вслепую выстрелил в Чу.

Пуля оказалась проворней, и мгновение спустя после выстрела пятка Чу слабо коснулась бедра Стрита. Стрит успел увернуться и навел дуло пистолета на второго нападавшего. Дважды прогремели выстрелы: стрелять пришлось в падении. И хотя ни одна пуля не попала в цель. Стрит сумел увернуться от сокрушительного удара ногой в голову. Не упади он, ему бы размозжило череп.

Нападавший пролетел мимо сгруппировавшегося Стрита. Тот прицелился и в ту секунду, когда нападавший плюхнулся на землю, дважды – выстрелил ему в спину. По раздавшемуся стону, а также по тому, как тело шлепнулось на землю, Стрит понял, что нападала женщина и теперь она мертва. Эта мысль пришла в голову Стриту, продолжавшему откатываться в сторону в ожидании новой атаки. Несколько раз перевернувшись, он оказался на ногах, спиной к стене. Его пистолет готов был поразить любую цель: двор отлично просматривался.

Метрах в пятидесяти стайка вспугнутых какаду оживленно щебетала в ветвях чахлых деревьев. Но через несколько секунд попугаи расселись по веткам, успокоившись, и над домом, где покоились сейчас останки Эйба Уиндзора, нависла смертельная тишина. Не угомонились одни только вездесущие мухи, разбуженные октябрьским солнцем.

Стрит спешно обыскал тела только что убитых им людей. Никаких следов жестянки из-под леденцов или бархатного мешочка. Заставляя себя не спешить, Стрит вторично, на сей раз с большим тщанием, обыскал трупы, надеясь выяснить, кто именно послал этих людей и с какой целью. Однако ни у Чу, ни у китаянки не оказалось никаких бумаг для их опознания. Не было не только документов, но даже фирменных этикеток на одежде. Не было, впрочем, и оружия.

Нахмурившись, Стрит присел на корточки и принялся внимательно разглядывать тела убитых. Чу жил на ферме много лет, однако Стрит что-то не замечал на руках и ногах повара трудовых мозолей. Мозоли у него были, даже на ногах, но совершенно особые – от длительных занятий боевыми искусствами. Руки женщины также хранили следы упорных тренировок. Несомненно, эти двое китайцев работали в паре: они всегда были готовы к схватке не на жизнь, а на смерть.

И вот теперь они мертвы. Однако их смерть ни на йоту не приблизила Стрита к ответу на вопрос, на кого они работали, а также к разгадке местонахождения рудника Эйба.

Стрит сплюнул на рыжую землю и повернулся спиной к трупам. Едва ли можно было надеяться отыскать здесь хоть что-нибудь ценное. Но он долгие годы, как кошка, следил за мышиной норой и уйти просто так, с пустыми руками, отнюдь не собирался. Оставалась надежда, что жестянка с виршами старика и его завещанием припрятана и все еще находятся где-то на ферме.

В доме стоял густой трупный запах. Стрит обошел его с небрежностью, свидетельствовавшей, что он уже не раз за долгие годы предпринимал поиски. Но, увы, ничего нового обнаружить не удалось. Жестянка как сквозь землю провалилась. Отерев потное, с налипшей грязью лицо, Стрит подошел к телу старика, который сумел в свой смертный час всех перехитрить, так же, впрочем, как это ему удавалось при жизни.

– Десять лет ты мне морочил голову, – прохрипел Стрит, и голос его был подобен звериному рыку. – Десять лет ты смердел, а я слушал, как ты всех пытаешься провести. Будь ты трижды проклят, Эйб Уиндзор! И пусть будет трижды проклят тот, кому достанется рудник «Спящая собака»!

Глава 1

– Чтобы мне заполучить вот это, погибли двое.

Коул Блэкберн взглянул на потертый бархатный мешочек.

– Неужели он стоит таких жертв?

– Еще бы, – сказал Чен Уинг.

Уинг нетерпеливо вывалил содержимое мешочка на свой стол черного дерева. С негромким стуком на столешницу выкатились девять полупрозрачных камешков, от которых исходило благородное сияние. Казалось, будто высыпались шарики для детской игры, однако они казались уж очень грубо обработанными, в некоторых местах просто обломанными. Среди девяти бесцветных камней лежали три розоватых. И еще один – глубокого зеленого цвета, словно вода в омуте.

Ладонь Коула тотчас же накрыла зеленый камень размером не меньше, чем ноготь на его большом пальце. Для своей величины камень был на удивление тяжел. Коул покатал его меж указательным и большим пальцами. На ощупь он казался скользким, словно его натерли ароматическим маслом. Повертев камень в руках, Коул нашел довольно плоскую грань, подышал на нее, поднес к глазам. На гладкой поверхности не осталось и следов дыхания.

Внезапно Коул ощутил сильное волнение. Ни слова не говоря, он подошел к стоявшему у стены сервировочному столику на колесах. Взяв в руки хрустальный бокал, он взглянул на Уинга. Тот согласно кивнул. Коул легким движением провел камнем по хрусталю.

На стекле осталась глубокая царапина, а камешку это не причинило вреда. Коул принялся наугад водить по бокалу другими рассыпанными на столе камешками. На хрустальной поверхности появлялись все новые и новые следы, а сами камни оставались прежними. Вытащив из кармана старенькую лупу, какими пользуются ювелиры, Коул повернул настольную лампу так, чтобы свет падал поудобнее, и принялся рассматривать темно-зеленый камешек.

Ему казалось, что он погружается в омут ослепительно зеленого, скорее даже изумрудного света. Но перед ним был отнюдь не изумруд. Даже без огранки и шлифовки камень сверкал так, как сверкают только алмазы. При любом движении большого и указательного пальцев зажатый меж ними камень ярко сиял. Свет, частично отражаясь от необработанных и шероховатых граней, казалось, собирался в центре. В камне не было никаких изъянов – лишь два незначительных пятнышка, не влиявших на его возможную стоимость, ибо они находились близко к поверхности и в процессе обработки неизбежно должны были исчезнуть, так что об их существовании никто потом и не догадался бы.

Через увеличительное стекло Коул изучил еще несколько алмазов, потом сунул лупу в карман и сказал:

– Бумагу.

Уинг выдвинул один из ящиков стола, вытащил бланк фирмы и протянул его Коулу. Тот вынул из кармана небольшой замшевый мешочек и достал оттуда отменный алмаз.

Хотя камень Коула был еще не обработан и не отшлифован, он имел четко выраженную октаэдральную форму, с ровными гранями. По сравнению с неограненными алмазами из мешочка Уинга камень Коула казался нерукотворным чудом. Коул положил камешки на чистый лист бумаги. Один из алмазов изменил свой цвет, из розового сделавшись коралловым. Цвет бледно-розовых вдруг стал гуще. Большинство камней, ранее казавшихся совершенно прозрачными, приобрели голубоватый оттенок, сделавшись тем самым похожими на алмаз Коула. Несколько казались желтоватыми, однако желтизна была столь незначительна, что никто, кроме настоящих экспертов, ее бы и не заметил.

Зеленый камень на белой бумаге еще больше потемнел, сверкая, как брошенный на снег изумруд.

Коул вновь вооружился лупой и принялся то одним, то другим глазом рассматривать камень, излучавший свет – теплый и вместе с тем холенный. Много лет тому назад, в Тунисе, ему довелось видеть нечто похожее. Контрабандист, владелец неограненного алмаза, утверждал, что камень найден в Венесуэле, однако последнее вызывало у Коула определенные сомнения. Но пока Коул собирал деньги на его приобретение, кто-то другой оказался проворнее: перерезал тому контрабандисту горло и таким образом навсегда похоронил тайну происхождения зеленого алмаза.

Убийство контрабандиста не явилось для Коула полной неожиданностью, ибо среди тех, кто занимался добычей драгоценных камней, равно как и среди дельцов черного рынка, внезапная смерть была самым что ни есть рядовым событием. Когда речь шла о драгоценных камнях высшей пробы, особенно об алмазах, человеческая жизнь ничего не значила. А если исчезал кто-нибудь из дельцов, другие только выигрывали, освобождаясь от конкурента.

Коул был даже удивлен, что все эти камни обошлись лишь в две человеческие жизни. Ему никогда раньше не доводилось видеть одновременно столько крупных алмазов. Камни лучились особым светом, который в большей мере определялся их собственной структурой, нежели окружающими предметами и источниками освещения.

Отложив в сторону свой алмаз, Коул изучал темный бархатный мешочек, лежавший перед ним на столе черного дерева. Бархат был старый, такой старый, что от времени и от трения камней в некоторых местах вытерся до полупрозрачности и сделался похожим на тончайший шелк. Впрочем, что с него взять: тряпка она тряпка и есть.

Камни же были живые, их не коснулось старение. Казалось, в их сиянии отражается и время, и ненасытная людская страсть к редкостям.

– И что же тебе от меня нужно? – поинтересовался Коул, продолжая в раздумье смотреть своими серыми глазами на рассыпанные драгоценности.

На мгновение Уингу показалось, что прозвучавший вопрос адресован одному из камней. Хотя он знал Коула уже многие годы, бизнесмен из Гонконга никогда не мог отгадать, что же через секунду придет в голову американскому геологу, мысли которого бывали подчас непредсказуемы.

– Это ведь алмазы? – негромко поинтересовался Уинг.

– Да.

– Не какая-нибудь подделка?

Коул пожал плечами, чуть шевельнулся, и угол падения света несколько изменился. Спортивного покроя черный пиджак из тонкой чесучи слегка заблестел. Волосы Коула были того же цвета, что и пиджак, и так же блестели. Его кожа изрядно огрубела от скитаний под солнцем и ветром в пустынных и необитаемых уголках мира. У глаз лучились глубокие, четко прочерченные морщины – как память о пребывании под жарким солнцем и под землей, при свете шахтерской лампы. На левом виске отчетливо серебрились седые волосы. Он выглядел много старше своих тридцати четырех лет, да и во многих отношениях был старше своего возраста.

– Всегда рискуешь нарваться на искусную подделку, – сказал Коул. – Но если предположить, что такие камешки – дело рук человеческих, то сотворивший их был бы настоящей погибелью для всех, кто связан с добычей алмазов.

Уин г улыбнулся только губами.

– Если ты сомневаешься, – предположил Коул, – я мог бы найти в Дарвине человека с терминально-инерционным тестером. Этот прибор обмануть еще никому не удавалось, во всяком случае, до сегодняшнего дня.

На этот раз пожал плечами Уинг.

– Если бы ты захватил тестер с собой… Времени в обрез, вот в чем дело. Буквально через считанные часы камешки отправятся своей дорожкой.

– И куда же это они отправятся?

– В Америку.

– А откуда они?

– Из Кимберли.

Коул некоторое время молчал. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно бесстрастно.

– В Южной Африке все перерыто-перекопано, вряд ли такое отыщешь!

– Да я не про африканский Кимберли, – поправил его Уинг. – Я имел в виду Кимберлийское плато, это здесь, в Австралии.

Уинг улыбался. Ему, казалось, доставил немалое удовлетворение случай показать, что он очень хорошо понимает разницу между тем и этим Кимберли. Многие их путали. Ведь обычно добычу алмазов связывают именно с Южной Африкой – и это несмотря на то, что крупнейшие алмазные разработки в Аргиле находятся у черта на рогах, в Богом забытой тропической пустыне на северо-западе Австралии.

Коул ответил улыбкой – если можно так назвать чуть приподнятые уголки губ, и в этой улыбке не чувствовалось ни капли веселья.

– Что же, семья Чен вложила деньги в разработку здешних месторождений только потому, что там были обнаружены вот эти камешки?

– Я не говорил про Аргиль. Я назвал только Кимберли.

Коул некоторое время обдумывал услышанное. Если камешки обнаружены в Аргиле, значит, синдикат, контролирующий мировую добычу алмазов, сумел открыть новую кимберлитовую трубку и стал от этого еще немного богаче? Но если камни добыты в другом месте, следовательно, на поле алмазных игроков появилась новая фигура, и последствия ее появления могут быть непредсказуемы.

Как бы то ни было, но человеку, обладающему вот этой пригоршней превосходных камешков, в ближайшее время скучать явно не придется.

– Кимберли, Австралия… – произнес Коул и взглянул своими ясными серыми глазами на Уин-га. – Стало быть, именно там были обнаружены эти камни?

Впервые за все время разговора Уинг чуть заколебался, прежде чем ответить.

– Да, ко мне они попали оттуда, но что касается места, где их нашли… – Он развел руками, давая тем самым понять, что не берется ничего утверждать.

– Это все, или есть еще камни? – Коул кивнул в сторону разбросанных алмазов.

– У меня только эти, – осторожно сказал Уинг.

Коул подошел к окну и посмотрел на пальмы, обрамлявшие газон у фасада государственного казино в Дарвине, центре Северных территорий Австралии. Отсюда до Кимберлийского плато было тысяча пятьсот миль. Безжалостное тропическое солнце и насыщенный влагой воздух, казалось, превращали Тиморское море в массу расплавленного алюминия.

Солнце так пекло, что жара проникала через двойные стекла, и Коул, стоя у окна, ощущал идущий с улицы зной. Прислушавшись, можно было уловить монотонное жужжание: это кондиционеры очищали наполненный табачным дымом воздух в игорных комнатах и залах казино, одновременно пытаясь по мере своих механических сил бороться с тропической октябрьской жарой. Стояла весна, как раз начинался тот длительный период, когда от жары гибнут животные, а люди сходят с ума.

Коулу все это было очень хорошо знакомо. В каких только уголках земли он не побывал, но среди множества мест со скверным климатом выделял австралийские тропики в октябре: в это время жить здесь невозможно. Неизвестно, почему жара и влажность в здешних зарослях акаций и эвкалиптов переносились тяжелее, нежели примерно такие же жара и влажность где-нибудь, скажем, в Венесуэле или Бразилии.

Только и можно было жить, что внутри казино Дарвина – благодаря кондиционерам, создававшим под его крышей искусственный климат. Если бы не росписи на стенах в манере художников-аборигенов, невозможно было бы угадать, где именно находится казино: подобный воздух и подобные залы могли быть в Гонконге и в Йоханнесбурге, в Лондоне и в Лос-Анджелесе, в Тель-Авиве и Бомбее. Мебелы была изготовлена в соответствии с восточными традициями. Одежда людей отличалась свободным покроем, свойственным итальянской моде, но сшита была из тканей явно местного производства.

– Эти алмазы обнаружили в Кимберли? – спросил Коул напрямик, чувствуя, что окольным путем он едва ли чего добьется.

– А я думал, что именно ты мог бы мне об этом сказать.

Глаза Коула под черными бровями прищурились. Уклончивость вовсе не была в характере Уинга, особенно когда, тому что-то было нужно. Впрочем, у Уинга раньше не было таких камней, и он не мог рассчитывать на приобретение действительно большого состояния. Как и все его семейство, Уинг был большим прагматиком и предпочитал не влезать в дела отлично организованного Алмазного картеля. Ранее семейство Чен позволяло себе заниматься лишь добычей и обогащением металлических руд с такими труднопроизносимыми названиями, что они были известны разве что исследователям космоса или конструкторам современного вооружения.

– Я не могу с уверенностью сказать, где именно найдены эти алмазы, – сказал наконец Коул. – Могу лишь утверждать, что они вовсе не из Аргиля.

– Это тебе камни рассказали? – скептически спросил Уинг.

Коул не ответил.

– На чем основана твоя уверенность? – поинтересовался Уинг. – В конце концов и в Аргиле попадаются розовые алмазы.

– Аргильское месторождение дает в основном технические алмазы. Конечно, там иногда встречаются и розовые камни, но они более темного оттенка, более чистые и гораздо большие по размерам, чем все то, что когда-либо было обнаружено на Австралийском континенте. А чтобы из камней Аргиля сделать конфетки, нужно адово терпение, присущее разве что индийским гранильщикам.

Уинг перебирал рассыпанные по столу камни. Свет переливался в них, словно алмазы были влажные.

– Стало быть, ты говоришь, что эти алмазы не австралийские?

– Нет. Точнее, это камни не из Аргиля. Черт, Уинг, ты ведь и сам отлично знаешь, что Кимберлийское плато копают не менее семи десятков различных компаний. Если кто и находил там камешки, то исключительно для промышленного использования. – Коул замолчал, затем добавил: – По крайней мере так утверждает Конмин.

Уинг крякнул. Его скептицизм был не меньшим, чем у Коула. Конмин доводил до сведения всех заинтересованных стран лишь то, что считал нужным. Только и всего.

– Ладно, а что еще нашептали тебе эти камешки?

– Они аллювиальные.

– Поясни, пожалуйста.

– Они из россыпи. Когда-то камни находились в кимберлитовой трубке, но много лет тому назад они оказались разбросаны в результате почвенной эрозии.

– Это хорошо или плохо? Коул покачал головой.

– Черт возьми, неужели ты так и не научился отличать, где повидло, а где дерьмо?

– Когда мы были партнерами, ты, как мне помнится, не позволял себе меня унижать.

– Когда мы были партнерами, ты не рассыпал передо мной пригоршнями первоклассные алмазы, как мне помнится, – парировал Коул. – Эти камешки – шедевры, найденные в какой-то старой кимберлитовой трубке, которая скорее всего давно подверглась эрозии. Все маленькие камешки со временем оказались попросту уничтоженными, они расплавились. А у тех, что выжили, несколько закругленные края и формы, соответствующие их кристаллическому строению.

– А это хорошо или плохо? – с сомнением в голосе спросил Уинг.

– Хорошо для гранильщиков. Ведь если добывают сравнительно молодой алмаз, то половина его объема уходит в пыль при шлифовке и огранке. Аллювиалы же теряют при обработке не более двадцати процентов, прежде чем окажутся на пальчике какой-нибудь дамочки.

– Стало быть, по сравнению с другими камнями такого же веса эти, получается, на треть дороже? – тотчас же задал вопрос Уинг.

Коул улыбнулся. Уинг из тех, кому о камнях ничего вообще знать не нужно: он силен в бухгалтерии, вот где его конек. Именно потому, что Уинг отлично считал, Коул и доверял своему бывшему партнеру. Он знал, что всеми поступками Уинга движет выгода.

– Если еще принять во внимание цвет камней и их размер, – добавил Коул, – то можно смело сказать, что на твоем столе сейчас рассыпан миллион долларов, не меньше. После огранки и шлифовки они будут, разумеется, стоить намного больше.

– Сколько именно?

– Это будет зависеть от того, захочет ли кто-то в скором времени купить камни. Например, «капризы»…

– «Капризы» – что это? – перебил его Уинг.

– Цветные алмазы. Они редко встречаются, а темно-зеленые едва ли не реже всех прочих. Откуда бы твой темно-зеленый камушек ни пришел, это Божий дар.

– А в Австралии есть копи, где находят подобные камни?

– В Австралии? Я что-то о таких не слыхал.

– А где-нибудь еще? – не унимался явно возбужденный Уинг.

– Тебе доводилось когда-нибудь слышать про Намакалэнд? Это на юго-западном побережье Африки, к северу от устья Оранжевой реки? – спросил Коул.

Уинг отрицательно покачал головой.

– Лет шестьдесят тому назад геолог по имени Ганс Меренски проводил там изыскания на землях Британской короны. И прямо на поверхности обнаружил неподалеку друг от друга несколько алмазов. Камешки лежали, ровно яички в гнезде перепелки.

Уинг машинально распрямился и подался вперед к Коулу.

– Этот Меренски куда бы ни пошел, всюду находил алмазы, – сказал Коул. – Столько нашел, что вскоре у него находки не умещались в руках. Большинство из найденных камней были такими крупными, что не проходили в горлышко фляги. Пришлось ему складывать алмазы в коробки из-под монпансье.

Издав негромкое восклицание, Уинг взглянул на горсть своих алмазов и попытался представить себе значительно более крупные камни, притом в большем количестве.

– Да, – продолжал Коул своим низким голосом. – Вот и я думал так же, когда впервые узнал об этом случае. Всякий старатель спит и видит, что вот он идет – и вдруг находит этакую шкатулку с драгоценностями.

– Неужели и вправду все так было?

– Да, это была настоящая шкатулка с сокровищами. Нора, набитая алмазами. Называй как хочешь. Есть такие места на земле, где время, вода и закон тяготения сделали за человека самую трудную работу: размыли мягкие горные породы, унесли все лишнее, а чистенькие алмазы уложили рядком.

– Не представляю…

Коул, сдержавшись, продолжил свои объяснения.

– Видишь ли, алмазы тяжелее и тверже большинства других минералов. И потому они находят себе местечко на дне рек, там, где спокойное течение, под каким-нибудь валуном или под корнями деревьев. Застревают в гравии. Золото ведет себя точно так же и по тем же причинам. Ведь самородки тяжелые. Не случайно многие алмазы найдены именно золотоискателями.

– Ну а с этим Меренски что приключилось?

– Он наполнил алмазами полдюжины коробок из-под леденцов, причем некоторые камни тянули каратов на восемьдесят. Все алмазы были высшей пробы. Найденный участок он продал за миллион фунтов, по тем временам это была баснословная сумма.

– А кому продал?

– Брось, Уинг, ты ведь и сам отлично это знаешь.

Уинга передернуло, он только и сумел выдохнуть:

– Черт их подери!

– Это твое мнение. Тогда как акционеры очень хорошо отзываются о деятельности Конмина.

– Ты полагаешь, к этим алмазам картель имеет отношение? – спросил Уинг и кивнул на сверкающую россыпь на столе.

– Едва ли.

– Ты уверен? Здесь нет ошибки?

– Чтобы вытянуть из Алмазного картеля такие прекрасные камни, тебе пришлось бы пожертвовать не двумя, а двадцатью двумя жизнями, – без обиняков сказал Коул.

– А как ты думаешь, картель заинтересуется этими камешками?

Коул в ответ лишь засмеялся.

– Если все эти камни найдены в одном месте, если они из нового месторождения, картель пойдет на что угодно, лишь бы только наложить свою лапищу на эту землю. Архимед как-то сказал, что, будь у него в руках рычаг достаточной длины, он перевернул бы землю. Так вот, месторождение алмазов, вроде тех, что лежат у тебя на столе, – это как раз и есть рычаг необходимой длины.