Текст книги "Хрущев убил Сталина дважды"

Вторая встреча. Март – апрель 1949 г.

21 марта 1949 года я снова съездил в Москву во главе официальной делегации правительства Народной Республики Албании и пробыл там до 11 апреля того же года.

В московском аэропорте нас встречали Микоян, Вышинский и др. Первая официальная встреча состоялась с Вышинским на следующий день после нашего прибытия туда, а 23 марта, в 22 часа 5 минут, я был принят в Кремле товарищем Сталиным в присутствии Вышинского и посла СССР в Албании Чувахина. Вместе со мной были Спиро Колека и Михаль Прифти, в то время наш посол в Москве.

Товарищ Сталин принял нас в своем рабочем кабинете с глубокой сердечностью. Поздоровавшись со всеми нами по очереди, он остановился передо мной:

– Мне кажется, лицо у тебя какое-то осунувшееся, – обратился он ко мне, – не болен ли ты? Или же ты устал?

– Я очень рад и счастлив, что снова встречаюсь с вами, – ответил я и, усевшись, сказал ему, что хотел бы выдвинуть некоторые вопросы.

– Вы не ограничены во времени, – сказал он мне благосклонно, с тем чтобы я мог изложить ему все, что находил нужным.

Я кратко изложил товарищу Сталину ряд вопросов. Наш народ, сказал я ему, скромный и трудолюбивый народ. Под руководством партии он напрягает свои силы для преодоления отсталости, за воплощение в жизнь задач, выдвинутых I съездом партии.

Я отметил, что I съезд партии, наряду с курсом на социалистическую индустриализацию, дал директивы и на укрепление социалистического сектора сельского хозяйства путем умножения государственных предприятий и постепенной коллективизации в виде сельскохозяйственных кооперативов, которые будут пользоваться политической, экономической и организационной поддержкой государства.

– У вас много таких кооперативов? Какими критериями вы руководствуетесь в этой работе? – спросил меня товарищ Сталин.

Я разъяснил в связи с этим, что съезд дал установку на постепенную, обдуманную коллективизацию сельского хозяйства на добровольных началах. На этом пути мы не будем торопиться, но и не будем топтаться на месте.

– По-моему, – сказал товарищ Сталин, – что касается коллективизации сельского хозяйства, вам не следует торопиться. Ваша страна – горная, ее рельеф местности в различных районах различен. И у нас в горных местностях, похожих на ваши, колхозы были созданы очень поздно.

В продолжение я говорил о проводимой у нас работе по укреплению союза рабочего класса с трудовым крестьянством, о помощи государства единоличному крестьянину, о росте сельскохозяйственной продукции, о политике заготовок сельскохозяйственных и животноводческих продуктов.

– Это очень важно, – сказал нам товарищ Сталин, – и хорошо, что вы уделяете внимание этому делу. Если албанские крестьяне будут нуждаться в тракторах, в других сельскохозяйственных машинах, в рабочем скоте, в семенах и во всяком другом, то помогите им. И не только, – подчеркнул он, – но проложите и оросительные каналы для крестьянства и потом увидите результаты всего этого. По-моему, лучше будет, если свои обязательства за такую помощь крестьянство будет выполнять натурой.

– Государство, – продолжал товарищ Сталин, – должно создавать машинно-тракторные станции. Вы не должны передавать трактора кооперативам, но государство должно помогать и единоличным крестьянам в обработке земли, если они попросят этой помощи. Так постепенно бедные крестьяне будут сознавать необходимость коллективизации. – Что касается излишков сельскохозяйственной продукции, – продолжал дальше товарищ Сталин, – то земледельцы могут распоряжаться ими по своему усмотрению, ибо в противном случае крестьяне не будут сотрудничать с правительством. Если крестьянство не увидит конкретно помощи со стороны государства, то и оно не будет помогать государству.

– Я не знаю историю и характеристики буржуазии вашей страны, – сказал потом товарищ Сталин и спросил: – У вас была торговая буржуазия?

– Была у нас торговая буржуазия, которая находилась в процессе становления, – ответил я, – но теперь она осталась ни с чем.

– Вы экспроприировали ее полностью? – спросил он.

В ответ на этот вопрос я рассказал товарищу Сталину о политике, которую проводила партия еще во время войны в отношении имущих классов, о глубокой дифференциации, определившейся отношением представителей этих классов к иностранным захватчикам, тем, что большинство из них стали сообщниками фашизма и, обагрив руки кровью народа, убежали вместе с захватчиками, а те, которым не удалось убежать, были схвачены народом и отданы под суд. Что касается тех элементов из патриотически настроенной средней и мелкой буржуазии, которые перешли на сторону народа и включились в борьбу против иноземных захватчиков, – продолжал я, – то их партия поддерживала, держала их близко к себе и указала им настоящий путь служения делу развития страны и укрепления независимости Родины. В отношении некоторых из этих элементов, как и некоторых патриотически настроенных интеллигентов, – сказал я товарищу Сталину, – в последние годы, в результате враждебной деятельности Кочи Дзодзе с компанией, была занята неправильная позиция и были приняты суровые меры, но эти ошибки теперь решительно осуждены партией, которая не допустит их повторения.

Взяв слово, товарищ Сталин сказал, что, как и по всем другим вопросам, и по этому вопросу все зависит от конкретных условий и конкретной обстановки каждой страны.

– Но я думаю, – отметил он, – что в первую фазу революции по отношению к патриотически настроенной буржуазии, воистину стремящейся к независимости своей страны, проводится такая политика, при которой она помогала бы в этой фазе своими средствами и богатствами. Ленин учит, – продолжал он, – что в первый период революции, там, где эта революция носит антиимпериалистический характер, коммунисты могут использовать помощь патриотически настроенной буржуазии. Это, естественно, зависит от конкретных условий, от отношения самой этой буржуазии к наиболее острым проблемам, на которые наталкивается страна, и т. д. В народно-демократических странах, например, крупная буржуазия скомпрометировала себя связью с немецкими захватчиками, она помогала им. Когда Советская армия освободила эти страны, продажная буржуазия выбрала путь эмиграции.

В продолжение своей беседы товарищ Сталин отметил, что каждая коммунистическая партия и каждое социалистическое государство должны уделять особое внимание также своим отношениям с интеллигенцией. С ней надо проводить большую, тщательную, прозорливую работу, с тем чтобы честная и патриотически настроенная интеллигенция как можно теснее связалась с народной властью.

Назвав некоторые особые черты русской революции, товарищ Сталин подчеркнул, что тогда Россия не находилась под гнетом какой-либо иностранной империалистической державы, поэтому мы, – сказал он, – выступили только против внутренних эксплуататоров, а русская национальная буржуазия, будучи эксплуататорским классом, не примирилась с нашей революцией. Несколько лет подряд у нас шла ожесточенная борьба, и русская буржуазия попросила помощи и вмешательства империалистов.

Итак, различие между русской революцией и борьбой в странах, ставших жертвами империалистических агрессоров, – налицо.

– Я говорю это, – продолжал Сталин, – чтобы показать, насколько важен учет конкретных условий данной страны, ибо условия определенной страны не всегда одинаковы с условиями других стран. Именно по этой причине никто не должен копировать наш опыт или опыт других, надо только изучать его и извлекать пользу из него, применяя его в соответствии с конкретными условиями своей страны.

* * *

Время встречи со Сталиным протекало незаметно. Слово снова взял я и стал излагать вопросы, связанные с планом укрепления обороны и развития народного хозяйства и культуры в НРА.

– Начальник вашего Генерального штаба, – сказал товарищ Сталин, – сделал нам ряд запросов, связанных с армией. Мы отдали распоряжение удовлетворить их все. Получили ли вы то, что запросили?

– Мы не получали какого-либо ответа, – сказал я. Сталин тут же вызывает одного генерала и поручает ему собрать точные сведения об этом вопросе. Несколько минут спустя послышался телефонный звонок. Сталин поднял трубку и, услышав ответ, сообщил мне, что товары уже отправлены.

– А рельсы вы получили? – спросил он меня. – Закончилась железная дорога?

– Получили, – ответил я, – а железная дорога уже введена в эксплуатацию. – И я стал говорить ему вообще о главных задачах плана развития народного хозяйства и культуры, как и плана повышения обороноспособности страны. Пользуясь случаем, я изложил также наши запросы о помощи от Советского Союза.

Как и раньше, наши запросы о помощи товарищ Сталин встретил с благосклонностью и заговорил совершенно открыто.

– Товарищи, – сказал он, – мы большая страна, но вы знаете, что тяжелые последствия войны у нас еще не все ликвидированы. Тем не менее, как сегодня, так и в будущем, мы будем помогать вам, может, и не столь уж много, но по мере возможности. Мы понимаем, что вам надо создать и развивать сектор социалистической промышленности, и в связи с этим мы согласны удовлетворить все ваши запросы, в том числе и запросы, касающиеся сельского хозяйства.

Потом, смеясь, он сказал:

– Ну а сами албанцы, будут ли они работать?

Я понял, почему он задал мне этот вопрос. Это было результатом злонамеренного информирования его армянским торговцем Микояном, который на встрече, которую я как-то имел с ним, говорил мне не только языком, далеким от языка Сталина, но и прибег к резким выражениям в своих замечаниях о выполнении планов в нашей стране – будто народ у нас не работает и т. д. Его целью было снижение темпов и размеров помощи. Так вел себя всегда Микоян. Однако Сталин удовлетворил все наши запросы.

– Мы, – сказал он, – пошлем вам и кадры, которые вы запросили у нас, и они не пожалеют себя, чтобы помогать вам всеми силами, но, известно, они не навсегда останутся в Албании. Поэтому, товарищи, вам надо подготовить свои кадры, своих специалистов, которые заменят наших. Это важный вопрос. Сколько бы ни приезжало к вам иностранных кадров, все равно вам надо иметь свои кадры. – Поэтому, товарищи, – посоветовал он нам, – вам надо открыть свой университет, который станет крупным центром подготовки будущих кадров.

– Мы уже открыли первые институты, – сказал я товарищу Сталину, – и в них работа идет, но мы еще делаем только первые шаги. Кроме опыта и учебников, у нас нет и необходимых кадров для открытия университета.

– Главное – приступить к делу, – сказал он нам, – затем шаг за шагом все пойдет своим чередом. Мы, со своей стороны, поможем вам и литературой и специалистами с тем, чтобы увеличилось число высших институтов, составляющих базу для открытия в будущем университета. – Советские специалисты, – сказал нам дальше товарищ Сталин, – будут получать от албанского правительства зарплату наравне с албанскими специалистами. Не предоставляйте им никаких льгот по сравнению с вашими специалистами.

– Советские специалисты приезжают издалека, – ответил я ему, – и мы не можем выплачивать им такую же зарплату, что и нашим.

Товарищ Сталин сразу возразил мне:

– Нет, нет, пусть приезжают они из Азербайджана или какого-либо другого уголка Советского Союза. У нас свои правила относительно материального обеспечения специалистов, которых мы посылаем на помощь братским народам. Они обязаны работать всеми силами, как революционеры-интернационалисты, работать на благо Албании так же, как работают и на благо Советского Союза. Нужную разницу в окладе будет выплачивать им Советское правительство.

Поблагодарив товарища Сталина, я поставил вопросы о нужных нам специалистах для геологических и гидроэлектрических исследований, о строительстве железных дорог и о ряде проблем, связанных с перспективами нашего промышленного развития. Положительно ответив на поднятые мною вопросы, он задал мне ряд вопросов: имеется ли у вас много крупных рек для сооружения гидростанций? богата ли Албания углем?

Я ответил товарищу Сталину, а затем спросил его, можно ли нам будет направить в Советский Союз определенное число кадров специализироваться по отдельным профилям, в которых испытываем острую и срочную нужду. При невозможности, сказал я ему, желательно откомандировать к нам в Албанию нескольких специалистов из Советского Союза для подготовки наших кадров на месте.

Товарищ Сталин сказал мне:

– В этом отношении лучше будет послать нам нескольких инструкторов в Албанию, потому что, если приедут ваши люди в Советский Союз, то понадобится более длительное время на их подготовку; ведь предварительно им надо овладеть русским языком.

Товарищ Сталин порекомендовал нам обратиться в Министерство иностранных дел Советского Союза и добавил:

– Мы поручили товарищу Вышинскому вести все переговоры, поэтому со всеми запросами обращайтесь к нему.

* * *

Я сказал товарищу Сталину, что в общих чертах это и был круг вопросов, которые я хотел обсудить с ним в связи с внутренним положением в Албании, и выразил ему желание кратко проинформировать его об отношении Албании к международному политическому положению. Он посмотрел на часы и спросил меня:

– Хватит 20 минут?

– Немного больше, товарищ Сталин, если возможно, – ответил я ему.

Объяснив ему наши натянутые отношения с Югославией, я рассказал товарищу Сталину о политике жестокого террора, которую проводит клика Тито в отношении албанцев в Косове, Македонии и Черногории.

– Много ли албанцев проживает в Югославии? – спросил меня Сталин. – Какого они вероисповедания?

– Больше миллиона албанцев, – сказал я ему (Вышинский в этот момент выразил свое удивление этим внушительным числом, о котором, по всей видимости, он раньше не слыхал), и продолжил: – Почти все они мусульманского вероисповедания.

– Как же они не ассимилированы славянами, какие связи поддерживают албанцы, живущие в Югославии, с теми, которые живут в Албании? – спросил опять Сталин.

– Албанцы, проживающие в Югославии, – сказал я товарищу Сталину в ответ на его вопрос, – во все времена отличались пламенным патриотизмом и прочными связями со своей Родиной и со своими соотечественниками. Они всегда решительно противопоставлялись лихорадочным экспансионистским и ассимилирующим усилиям великосербских и великославянских реакционеров, и отстаивали свою албанскую принадлежность во всех отношениях.

Ныне клика Тито в Косове и в других местах, где живет албанское население – в Черногории и Македонии, – проводит ту же линию и прибегает к тем же методам, к которым прибегали им подобные – царь Александр и другие в свое время. Для белградской клики Косово является весьма уязвимым местом, поэтому она там чинит сильный террор, прибегает к массовому выселению, арестам, каторжному труду и принудительному призыву в армию, а также к массовой экспроприации людей. Албанское население подвергается гонениям в титовской Югославии особенно потому, что нынешним югославским руководителям хорошо известны патриотические и революционные черты тамошнего албанского населения, они хорошо знают, что национальная проблема для этого населения всегда была кровоточащей раной, требующей лечения…

Товарищ Сталин несколько раз повторил, что, если албанское правительство будет проводить осмотрительную, умную, прозорливую политику, его дела пойдут хорошо.

Касаясь значения, которое имеет признание нашей страны на международной арене, он спросил меня:

– Какое еще государство стучится к вам в дверь для установления дипломатических отношений? Как у вас дела с французами?

– С французами, – пояснил я, – мы поддерживаем дипломатические отношения. У них представительство в Тиране, а у нас свое в Париже.

– А с Соединенными Штатами Америки и Англией?

– Не поддерживаем дипломатических отношений, – ответил я ему. – Соединенные Штаты Америки еще в 1945 году поставили нам условием для установления таких отношений признание действительными всех соглашений, заключенных ими с антинародным правительством Зогу. Эти соглашения мы не можем считать законными, ибо они носят кабальный характер, и это дословно отмечено Перметским съездом. (I Антифашистский Национально-освободительный съезд проходил в освобожденном городе Пермет с 24 по 28 мая 1944 года и заложил основы нового, народно-демократического албанского государства. В частности, съезд постановил «отменить все заключенные правительством Зогу с иностранными государствами политические и экономические соглашения, противоречившие интересам албанского народа». – Прим. авт.)

– В свою очередь, англичане, – продолжал я, – хотят иметь военные базы в наших портах, а затем признать нас. Они уже давно добиваются осуществления этих целей. В то время, когда мы уже уничтожили нацистские войска и освободили почти всю страну, англичане, через некоторые находившиеся у нас свои военные миссии и под маской союзников по антифашистской войне настоятельно требовали, чтобы они, как «союзники», своим отрядом принимали участие в нашей операции по уничтожению немецкого гарнизона, расквартировавшегося в Саранде, нашем порту на Юге. Мы приняли их предложение при условии, однако, чтобы как только операция будет завершена, они сразу вернулись туда, откуда приехали, в море. Операция закончилась, а англичане не только хотели оставаться там, но и стремились пробраться в глубь страны. Генеральный штаб Национально-освободительной армии направил им ультиматум, требовавший, чтобы они немедленно покинули нашу территорию, иначе они будут боем сброшены в море. После нашего ультиматума англичане сели в свои корабли и вернулись в Грецию. Однако от своих намерений они не отказывались.

– Смотрите, как будет выгоднее для вашей страны, – сказал товарищ Сталин и продолжал: – Что касается баз, которые англичане хотят иметь в ваших портах, то никоим образом не соглашайтесь на это. Хорошо храните ваши порты.

– Мы никогда и никому не сдадим их! – сказал я ему. – Если понадобится, мы умрем, но их не сдадим.

– Храните их и не умирайте, – сказал товарищ Сталин, улыбаясь. – Тут нужна дипломатия.

После этого он встал, попрощался с нами по очереди и ушел.

* * *

Мы вновь встретились несколько дней спустя на ужине, устроенном в Кремле в честь нашей делегации. Товарищ Сталин, я и другие сидели за столом. И на этом ужине, как и на всех других встречах с ним, мы были взволнованы и тронуты глубокой любовью Сталина к нашей стране и нашему народу, его желанием, как можно больше узнать об истории, культуре, языке и обычаях нашего народа.

Он начал беседу, спросив меня о некоторых албанских словах.

– Мне хотелось бы услышать, – сказал он, – как по-албански звучат слова: народ, человек, хлеб, дар, жена, муж, земля?!

Я начал произносить на албанском языке эти слова, и он слушал меня сосредоточенно. Помню, по поводу одного слова возникла забавная ситуация. Он спросил меня, как будет по-албански русское слово «дар».

– Пешкеш, – ответил я тут же.

– Нет, – сказал он, – нет! – Пешкеш – это не по-албански, а по-турецки! – И засмеялся. Он смеялся очень искренне, откровенно, смеялся от души.

Выслушав произношение слов на албанском языке, товарищ Сталин сказал мне:

– Ваш язык очень древний, он в устной форме передавался из поколения в поколение. И это является фактом, свидетельствующим об устойчивости вашего народа, о той великой силе, благодаря которой он не был ассимилирован, несмотря на ураганы, которые ему приходилось отражать.

В связи с этими проблемами он спросил меня:

– Каков национальный состав албанского народа? Имеются ли сербские и хорватские меньшинства в Албании?

– Подавляющее большинство нашего народа, – сказал я ему, – составляют албанцы, но имеется и греческое национальное меньшинство (приблизительно 28 000 человек) и совсем мало македонцев (всего пять небольших деревень), а сербов и хорватов нет.

– Сколько вероисповеданий в Албании, – спросил дальше товарищ Сталин, – и на каком языке у вас говорят?

– В Албании, – ответил я, – три вероисповедания: мусульманское, православное и католическое. Население этих трех вероисповеданий принадлежит к одной нации – албанской, поэтому и единственный язык, на котором у нас говорят – албанский, за исключением греческого национального меньшинства, которое говорит на своем родном языке.

Пока я говорил, Сталин вытащил трубку и набил ее табаком. Я заметил, что он не употреблял какого-либо особого табака, а брал папиросы «Казбек», измельчал их, удалял бумагу, а табак клал в трубку. Выслушав мой ответ, он сказал:

– Вы особый народ, как и персы и арабы, у которых одинаковая с турками религия. Ваши предки существовали еще до римлян и турок. Вопрос о религии не имеет отношения к национальности и подданству.

В ходе беседы он спросил меня:

– Вы, товарищ Энвер, кушаете свинину?

– Да, – сказал я.

– Мусульманская религия запрещает это своим верующим, – сказал он, – старинный обычай, который отжил свой век. Тем не менее, – продолжал он, – вопрос о вероисповедании надо иметь в виду, надо действовать очень осмотрительно, ведь нельзя пренебрегать религиозными чувствами народа. Эти чувства насаждались веками среди людей, так что надо действовать очень трезво, ибо отношение к этому вопросу важно для сплоченности и единства народа.

Весь ужин прошел в очень теплой, очень товарищеской обстановке. Товарищ Сталин, провозгласив тост за Албанскую и Советскую армии… Молотов, время от времени поднимая стакан, подбивал меня больше пить, и, увидев, что я не поддаюсь, спросил меня:

– Почему так мало?! Вы вчера выпили больше!

– А, вчера! Другое дело вчера, – сказал я ему, улыбаясь.

Молотов вмиг обратился к товарищу Сталину:

– Вчера, – сказал он, – мы с товарищем Энвером были на ужине у Вышинского. Поступила весть, что вчера, 31 марта, у Энвера Ходжа в Тиране родился сын. От радости мы выпили немного больше.

– Поздравляю! – сказал тотчас Сталин и поднял стакан. – Давайте выпьем за здоровье младенца и за вашу супругу.

Я поблагодарил товарища Сталина, пожелав ему здоровья и долгих лет жизни на благо большевистской партии и советского государства, на благо революции и марксизма-ленинизма.

Так мы провели несколько часов в этой столь теплой, сердечной и семейной обстановке. Как у меня, так и у всех наших товарищей глубоко врезались в память поведение и черты славного Сталина, того человека, чье имя и дело наводили страх на врагов – империалистов, фашистов, троцкистов, реакционеров всех мастей, тогда как в коммунистах, пролетариях, народах возбуждали радость и восторг, умножая их силы и усиливая их веру в будущее.

В течение всего ужина он был в очень хорошем настроении, радостным, веселым, очень внимательным во время непринужденных бесед и старался, чтобы все присутствующие чувствовали себя как можно непринужденнее. Около 23 часов Сталин предложил нам:

– Не пойти ли нам выпить кофе?

Мы все встали и пошли в соседний зал.

Между тем как нам подавали кофе, за столом два советских товарища, смеясь, старались убедить Джафера Спахиу попить еще. Джафер возражал и что-то говорил им. Сталин, как всегда внимательный, заметил это и, шутя, обратился к советским товарищам:

– А-а, это неправильно! Вы с гостем не в равных условиях. Вас двое против одного!

Мы все засмеялись и продолжали разговаривать и шутить, точно в узком семейном кругу. Затем Сталин вновь встал.

– Товарищи, – сказал он, – теперь приглашаю вас пойти в кино.

Все встали, и Сталин увел нас в кремлевское кино, где он сам выбрал фильмы для нашей делегации. Это были некоторые цветные документальные фильмы, которые изображали виды различных краев Советского Союза, и фильм «Богатая невеста».

Так закончилась наша вторая встреча со Сталиным.