Автор книги: Ева Меркачёва
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 2
Тюрьма, где живут советские маньяки
И вот я на месте. В Сосновке. Плакаты с надписями «На свободу с чистой совестью» могли бы казаться издевательскими, но ИК-1, она же «Мордовская зона», – это не колония для пожизненно осужденных в чистом виде. В нее входят еще два участка: колония строгого режима и колония-поселение.
Участком для пожизненно осужденных руководит Сергей Валентинович. Его кабинет (единственным украшением которого является огромный бюст Дзержинского) располагается прямо между камер с пожизненниками. Соседство с маньяками его не пугает. Сергея Валентиновича вообще в этой жизни, как мне показалось, мало что может напугать. Он сам, к слову, ходячая история. Вместе с женой (она тюремный медик) приехал в Мордовию из Вильнюса в 1990-е, да так и остался сторожить тех, к кому все остальные боятся даже приближаться.
– Я принимал первый этап пожизненно осужденных в 1998 году. Работал тогда начальником спецотдела, так что все личные дела этих людей шли через меня. Помню, старенький дедушка Данилов сжег дом с людьми, цыган Панченко в составе банды ограбил и вырезал семью. Все истории примерно такие. У меня до сих пор в журнале хранится информация о каждом из пожизненно осужденных, пришедшем теми первыми этапами. Вели себя они относительно спокойно, но были растеряны. Они ведь все готовились к расстрелу, а тут им жизнь даровали. Некоторые при опросе говорили: «Лучше б расстреляли, чем так жить». Но через несколько лет точку зрения меняли.
Начальник колонии с самого начала завел правило: осужденные не делятся на касты и категории. В «Мордовской зоне» все равны и все начинают с чистого листа.
– Чем убийца старушек лучше убийцы детей? – рассуждает Сергей Валентинович. – Как один из них может предъявлять другому за педофилию? Или как кто-то может быть авторитетнее, если у всех одинаковый приговор?
В конце 1990-х в «Мордовскую зону» стали прибывать и первые маньяки. Почти все они уже умерли и покоятся на специальном кладбище в Барашеве. Те, кто жив, уже настолько немощны и стары, что сами не помнят, за что они тут оказались.
Сергей Валентинович достает «амбарную книгу» – как раз в ней все записи. Красным цветом выделены те, кто умер, и причина их смерти. Мы пробегаем глазами сухие строчки в поисках самых известных советских маньяков.
Читаю: «Маньяк Олег Кузнецов умер 4 августа 2000 года от острой сердечной недостаточности». На счету Кузнецова минимум 10 жертв – девочки, девушки, женщины. Он их насиловал, а потом убивал. Почти все преступления совершил в Москве в районе Измайловского парка.
– Вину свою он не признавал, – вспоминает Сергей Валентинович. – Наверное, думал, что к нему тут сотрудники лучше относиться будут, если он будет кричать, что следствие и суд в отношении него совершили ошибку. Его никто не навещал, никто не слал посылок. С сокамерником почти не общался. Так и умер в одиночестве.
Еще одна запись: «Маньяк Сергей Ряховский умер 12 ноября 2007 года от туберкулеза легких». Странно, что общественность похоронила Балашихинского Потрошителя, на счету которого 18 доказанных убийств, на два года раньше – еще в 2005 году. Так написано в той же «Википедии» и других источниках. Точной информацией по смертям пожизненно осужденных обладает лишь ФСИН. А о кончине сообщают только близким родственникам. У Ряховского они были, но интереса к его судьбе не проявляли.
– Мать почему-то ни разу не приезжала даже на короткую свиданку, – говорит Сергей Валентинович. – Он писал ей письма бесконечно. А еще целыми днями мемуары составлял (но вам не будет интересно, там сплошное безумие). Он считал себя «санитаром леса» – убивал проституток и гомосексуалистов.
Всего с 1998 года, суда по записям начальника, умерли 60 человек из числа приговоренных к смертной казни, которым ее заменили на пожизненный срок. А еще эта книга рассказывает тому, кто ее открывает, что никто из осужденных «Мордовской зоны» отсюда живым не вышел. За все существование «централа» не было и ни одного удачного побега.
Не маньяками едиными жива «Мордовская зона», как грустно пошутил один из ее сотрудников. Один кавказец, к примеру, убил в порыве ревности свою жену, когда застал ее дома с любовником (а тот успел сбежать, потому выжил), и 11-летнего пасынка. Оленевод Андрей Выучейский в селе Ненецкого автономного округа спалил юрту со всей семьей – заживо сгорели пять человек, включая детей, среди которых был шестимесячный Артем. Пришел домой пьяный, требовал деньги на водку, а когда не дали, разозлился. Сам он уверяет, что, наоборот, пытался спасти домочадцев из огня. Может, правда не помнит по пьяни, как все было на самом деле, а может, придумал себе эту версию и поверил в нее, чтобы дальше можно было жить. То, что был пьян в момент трагедии, не отрицает – объясняет, мол, белый олень сбежал, он его искал по всей тундре, вот и выпил.
Оленеводу 30 лет, но есть осужденные намного моложе – по 20–25 лет. Их десятки, и от этого страшно. Истории таких ребят типичны – убивали таксистов или гастарбайтеров, грабили дома (расправлялись с хозяевами на месте). Житель Хакасии Максим Смирнов сел за решетку в 19 лет. Вместе с товарищами они изнасиловали, жестоко убили и сожгли трех китаянок, которые работали в теплице (компания бродила по району в поисках водки, наркотиков и денег, а женщины просто попались им под руку).
– 50 % считают себя жертвами судебной ошибки или же признают вину, но частично и со сроком не согласны, – говорит Сергей Валентинович. – И пытаются убедить в этом меня. Я им отвечаю: «Я не следователь, не прокурор, не судья, мое дело – охранять. А вы пишите в высшие инстанции, добивайтесь справедливости, я вам не мешаю». Я не берусь судить. Все может быть. Но иногда даже простой беседы достаточно, чтобы понять, что версия осужденного не выдерживает никакой критики и он виновен.
Глава 3
Курсант МВД комаров
В худом арестанте в черной тюремной робе ни за что не узнаешь курсанта училища МВД в Санкт-Петербурге Илью Комарова. В 2013 году он, по версии суда и следствия, из-за конфликтов (соседи его заливали) и с целью наживы вырезал семью наркополицейского: 38-летнюю женщину, 12-летнего мальчика и собаку. До этого момента ничего подобного в вузах внутренних войск не случалось, поэтому на место выезжал главком Внутренних войск МВД Николай Рогожкин.
Илья Комаров один из тех, кто вину свою не признает и никогда не признавал. Ниже наш с ним разговор, выводы сделайте сами.
– Следствию нужно было срочно найти виновного, потому что преступление громкое, – начинает Илья. – Я был идеальным подозреваемым. Я был в квартире в день убийства, буквально за полчаса до этого. Я никогда этого не отрицал. У меня в туалете хомут растянулся, и я пришел к соседям посмотреть, как он крепится (они одинаковые во всех квартирах). Я даже предложил женщине позвонить мужу и спросить, могу ли я войти. Он разрешил. И потом она говорила во время моего визита по телефону с подружками. А по версии следствия, я ушел, вернулся и побежал искать золото, а когда меня увидели, всех убил. И вот вам не странно, что я якобы нанес собаке один удар в сердце, а женщине и ребенку – 72? Я не понимаю логики.
– Но ведь даже орудие убийства нашли, как я читала в репортажах из зала суда.
– Нож нашли, но он абсолютно тупой. Он был куплен для походов. Я им с хомута ржавчину счищал. На хомуте есть отметина, что я чистил действительно. И вот, по версии следствия, я всех зарезал и ушел, а золото оставил в подъезде. Зачем?
– Не знаю. Но знаю, что вас задержали, когда вы ехали из больницы, где вам лечили раненую руку.
– По их версии, ребенок нанес мне эту рану. Но это не так. На самом деле рана – от драки с истинным преступником в их квартире. Я с ним столкнулся там. Следствие не стало его искать. Им проще было меня обвинить.
– Если вы застали убийцу на месте преступления, да еще пытались задержать, то почему сразу не вызвали полицию? Почему через какое-то время просто спокойно пошли в больницу?
– Это моя ошибка, и я этого не отрицаю. Но я считаю, что вина моя не доказана. А мне пожизненное дали. Это дико – такой срок сам по себе. Но надежда умирает последней. Мне сейчас всего 26 лет.
– Чем занимаетесь в колонии?
– Работаю. Шью. У меня иски есть – судебные издержки в 70 000, и еще военному училищу я должен компенсировать расходы по обмундированию и обучению. Родители поддерживают, письма пишут. А свидания с ними не хочу. Почему? Скажем так – стыдно. И чем меньше видишь, тем меньше хочется. Так проще всем.
Если вы думаете, что в былые времена с военными такого произойти не могло, – ошибаетесь. «Мордовская зона» свидетельствует: так было всегда. В одной из камер сидит (точнее, лежит, он частично парализован после инсульта) бывший советский военнослужащий, старший лейтенант Артиллерийских войск по фамилии Бородин. Пил он как-то в одной компании, разразился скандал, поножовщина. В общем, несколько трупов на его совести, в том числе 90-летней бабушки. Старушка была лежачая, как и он сейчас. Ну чем не закон кармы? Или вот житель Калининграда Юрий Савин убил двух мужчин, а конечности им отпилил садовой пилой, чтобы было легче спрятать и труднее опознать. Так вот он сейчас в колонии сам без ноги (ампутировали из-за заболевания).
Глава 4
Две эпохи – два маньяка
– Тетенька, у меня болят ручки, – женским голосом говорит арестант, закатывает глаза и протягивает опухшие руки. – Полечите меня. И папе моему передайте, чтобы взял трусики постирать. Скажите ему, чтобы забрал меня поскорее отсюда. Тетенька доктор, дяденька милиционер, я домой хочу.
Этот странный осужденный – маньяк Игорь Иртышов, который с 1993 года держал в страхе Краснодарский край и даже весь СССР. Иртышов работал посудомойщиком в кафе и занимался гомосексуальной проституцией. А еще он насиловал и убивал маленьких мальчиков. Одному вырвал девять метров кишечника.
– Когда его задержали, он был признан вменяемым, но время идет, все меняется, – говорит начальник «Мордовской зоны». – Сейчас порой не поймешь даже, что он говорит. Вот одно письмо Ельцину написал, а другое – Деду Морозу. Почитайте! Из набора слов понятно только: «Я хочу витаминки». Но распорядок колонии он не нарушает, в основном просто сидит, уставившись в одну точку. Его сокамерник Голубев заботится о нем, взял такую ношу на себя. А вообще, для таких, как Иртышов, нужны отдельные учреждения. Они и сами мучаются, и других осужденных мучают.
Игоря Иртышова задержали в 1994 году, а Юрия Тиунова (на его счету изнасилования детей и убийство семилетнего мальчика) – в 2017-м. Между этими маньяками, кажется, целая временная пропасть. Но тюремщики-старожилы видят в Тиунове будущего Иртышова (то есть представляют, что станет с тем по прошествии многих лет). Говорят, уж больно у них похожие истории и Тиунов ведет себя точь-в-точь как когда-то Иртышов. Молодой маньяк и выглядит неплохо, и говорит логично.
– Я только в мае 2018-го приехал в эту колонию, – начинает свой рассказ Тиунов. – Первое впечатление довольно хорошее. Ожидал совершенно другого. В пермском СИЗО, где ждал этапа, наговорили всякое про «Мордовскую зону».
– Например?
– Сказали, здесь выбивают передние зубы, чтобы не прокусил себе вену и не покончил с собой.
– Не выбили?
– Не-е. Вот смотрите, все целы. Я в первый день понял, что жить тут можно и жить с улыбкой на лице.
– А с улыбкой почему? Не потому ли, что у вас на воле, как пишут СМИ, ребенок родился?
– Дочке уже год исполнился. Я от отцовства не отказываюсь, но просил ее мать мне в колонию даже не писать. Пусть она будет свободна, найдет спутника жизни и ребенку хорошего отца. Зачем я буду ей портить судьбу? Я сам как-нибудь. Работаю в колонии. Шью варежки. Сегодня вот 248 пар сделал, обшиваю их.
– Виновным себя считаете?
– Считаю. Раскаиваюсь. Когда меня арестовали, я сотрудничал со следствием, и потому меня очень быстро осудили. Зачем я все это совершил? Сам не могу себе это объяснить. Я над собой сейчас работаю, пытаюсь разобрать прошлую жизнь, чтобы ответы найти.
– То есть думаете, что истоки в детстве?
– В детстве все хорошо было. Родители не били. Учился только на тройки. Выучился на электрика, работал диспетчером в супермаркете. В общем, не знаю я, почему все это совершал. Алкоголь, может, и еще что-то.
– Первое преступление вы совершили в 2011 году. Если бы тогда правоохранители вас сразу поймали, то смогли бы остановить и не было бы больше жертв.
– Я не стал бы никого осуждать. Надо было самому вовремя остановиться, а не ждать, пока меня кто-то остановит.
– А что нужно было для этого? Лечиться?
– Не знаю.
– Рады, что вас все-таки поймали?
– Как можно радоваться, если ты в тюрьме для пожизненно осужденных? Не рад, а благодарен за то, что дали возможность задуматься. Я увидел слезы родителей и потерпевших, посмотрел на себя со стороны. Если меня когда-нибудь отпустят, то я уже никому вреда не принесу. Я сейчас Библию читаю.
– Не писали отсюда письма с извинениями потерпевшим? Например, той девочке, которую вы в Оренбурге в багажник машины положили? Она ведь вряд ли бы жива осталась, если бы не успела подать сигнал.
– Я бы ее не стал убивать сто процентов. Нет отсюда возможности выяснить, как судьба этой девочки сложилась. На суде ее не было, была только ее мама. Я думаю, ей не надо от меня ничего – ни извинений, ни слез. А извиняюсь перед всеми.
– Когда я только стала работать с педофилами, мне было очень страшно, – признается психолог колонии Ольга. – Долго отходила после общения с ними. Я сама мама. Но я быстро поняла, что все педофилы имеют психические расстройства. Просто так перейти грань и издеваться над ребенком, который не может дать отпора, нормальный человек не может. Алкоголизация родителей, насилие в детстве со стороны сверстников или взрослых часто становятся причиной сдвига. Поломанный ген? Наследственность? Не думаю. Здесь есть только один осужденный, у которого мать страдала психическим заболеванием.
Глава 5
Никита Тихонов
Есть в «Мордовской зоне» осужденные, которые стоят в отдельном ряду. Один из таких – Никита Тихонов, приговоренный к пожизненному лишению свободы за убийство адвоката и правозащитника Станислава Маркелова и журналистки «Новой газеты» Анастасии Бобуровой. Молодой, талантливый, образованный (окончил исторический факультет МГУ), воспитанный. Он всегда был безупречным, особенно в своих речах. Не случайно Тихонов занимался пиаром известных политиков, был спичрайтером многих государственных деятелей. Некоторые до сих пор считают, что он невиновен и пал жертвой провокации спецслужб, которым нужно было показать бурную деятельность по дезактивации националистических движений. (Тихонов считался лидером одного из них под названием БОРН.) Как бы то ни было, и сейчас к Тихонову повышенное внимание со стороны спецслужб, потому про свое уголовное дело он ничего не говорит, кроме того, что приговор жесткий и его жалобу скоро рассмотрит ЕСПЧ (как сам выражается: «Ищу свет в конце тоннеля»).
С Никитой мы беседовали исключительно про жизнь в неволе.
– В Харпе, за полярным кругом, было страшнее? – начинаю беседу я, зная, что в «Мордовской зоне» он оказался уже после того, как пробыл несколько лет в другой колонии – «Полярная сова», расположенной в поселке Харп.
– Да я бы не сказал. Везде примерно одинаково. В Харпе по радио лекции по религии и психологии транслировались достаточно регулярно. Здесь лекции тоже есть, но только на исторические темы. Я с интересом слушаю, а для остального контингента это дается трудновато. К юбилею Солженицына был большой цикл лекций.
– Что тяжелее всего вам дается в колонии?
– Содержание в камерных условиях. Если бы в бараках жили, было бы легче. Это голубая мечта многих пожизненно осужденных.
– Сколько у вас сокамерников?
– У меня трое. Когда не складываются отношения с одним, вы молчите и ты сидишь сычом целый день. А когда есть еще кто-то, то легче. Но есть и минусы. У каждого свои привычки и свои представления о гигиене.
Мы все время под видеонаблюдением. Ну и режим. Никто не будет искренним, если скажет, что режим его устраивает целиком. Но хорошо, что зарядка обязательна. Я видел здесь людей, которые просидели больше 25 лет и сохранились гораздо лучше, чем могли бы сохраниться на воле. Здесь нет вредных пристрастий. Еда нормальная. На обед сегодня был суп, картошка с мясом. Но я беру обычно завтрак, от обеда в сон клонит.
Телевизор в камере у нас есть, система трансляции централизованная – какой канал включат, такой и смотрят. Но я не сильный телезритель. Так что мне без разницы. Я в основном читаю. Вот сейчас после беседы с вами пойду на швейное производство – выворачиваю готовую продукцию, занимаюсь выбраковкой и упаковкой. Не тяжело. Есть возможность выйти из камеры, и время быстрее проходит. Для меня работа – вопрос не принципиальный.
– Бывают моменты отчаяния?
– Давно не было.
– Друзья пишут?
– Да. И я им пишу. «Скайп» в колонии есть, но он лично мне не положен. Только после 10 лет отбывания наказания человека переводят из строгих условий на обычные, где есть услуга видеосвязи по «Скайпу». А я лишь девять лет отсидел.
– Много чего изменилось за эти девять лет?
– На воле? Откуда мне знать.
– Я имела в виду за решеткой.
– За время, пока я был в статусе осужденного, произошло два важных события. Была скорректирована максимальная месячная сумма, на которую может отовариться в магазинах колонии человек, – она выросла с 700 рублей до 6600. Когда было 700 – тяжело приходилось, особенно для курящих, к коим я не отношусь.
– А что вообще можно было купить на эти деньги?
– Я могу сказать свой рацион. Брал майонез, чтобы сделать более калорийной пищу, лук как источник витаминов и кусок халвы. От чая я решил отказаться, потому что нельзя было влезть в эти 700 рублей.
Второй момент – длительные свидания. Это большой подарок всем нам. Это достижение государства для поддержания социально полезных связей осужденных и родных. Здесь есть маньяки, к ним близкие не приезжают. А ко всем остальным – да. (Речь о маньяках, которых не сочли психически больными и отправили отбывать наказание. Если раньше в «Мордовской зоне» проходило одно-два длительных свидания в год, то в 2018-м их было 35. – Прим. авт.).
Но осталось еще кое-что, что требует пересмотра. Вот, например, право на телефонные звонки появляется у пожизненно осужденного по-прежнему только после того, как его перевели в обычные условия, то есть через 10 лет. До этого звонки только в экстренных случаях – смерть близкого родственника, стихийное бедствие. Надо учитывать, что 10 лет – это срок, после которого администрация может перевести, а может и нет. Это не автоматически происходит.
Глава 6
Легенды Питера – захватчик крестов Перепелкин и маньяк-милиционер Шувалов
В криминальной истории Санкт-Петербурга есть два страшных события, между которыми до сих пор не было никакой связи. Первое – штурм легендарных питерских Крестов 23 февраля 1992 года, когда СИЗО захватила группа заключенных во главе с Юрием Перепелкиным. В заложниках оказались сотрудники, четверо погибли. Второе событие – задержание милиционера Павла Шувалова – серийного убийцы, известного как «маньяк из невского лесопарка», где он орудовал с 1991 по 1995 год. Его жертвами стали пять человек.
Спустя почти 30 лет выяснилось: в то время, когда зэк Перепелкин пытался бежать из Крестов, у ворот изолятора нес дежурство маньяк-милиционер Шувалов. Сейчас они сидят в одной камере в мордовской колонии для пожизненно осужденных и заявляют, что могут подтвердить алиби друг друга. Но по порядку.
23 февраля 1992 года до сих пор считается черным днем Санкт-Петербурга. О захвате заложников в легендарных Крестах быстро узнал весь город, к стенам изолятора приехали известные люди, в переговорах с зэками-бунтарями участвовали руководители Северной столицы и криминальные авторитеты. А зэки – семь человек во главе с рецидивистом Юрием Перепелкиным – требовали свободу, оружие, денег и самолет в Швейцарию. В итоге погибли четверо: трое беглецов (застрелены во время штурма) и один заложник (убит Перепелкиным).
Накануне закрытия легендарных Крестов я побывала там. Бродила по разрушенным коридорам девятого корпуса – где и происходил захват заложников – и представляла, как вел свой бой заключенный Перепелкин. Вот тут строил баррикады, а вот здесь удерживал заложников – младшего инспектора (женщину) и инструктора-кинолога. Нашла даже стационарный телефонный аппарат, с которого Перепелкин вел переговоры. Сопровождавший меня сотрудник Крестов рассказывал, как обезумевшие от адреналина заключенные напились коньяка, который нашли в одном из кабинетов, и как Перепелкин от отчаяния в начале штурма зарезал заложника. Самого преступника я представляла огромным, страшным, почти монстром.
И вот он – тот самый Перепелкин сидит передо мной в кабинете начальника мордовской зоны. Маленький, щуплый, почти доходяга. От этой встречи меня долго отговаривали, ссылаясь на то, что у осужденного якобы открытая форма туберкулеза.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась я у Перепелкина.
– Спасибо, абсолютно нормально. Я вроде как выздоровевший. Активной формы у меня нет.
– А я о вас слышала от сотрудников Крестов, когда была там. Они помнят 23 февраля 1992 года.
– Кто-то остался там из тех, кто в то время работал?
– Евгений Божадзе, например. Он мне все рассказывал и даже показывал, когда я была в старых Крестах.
– Кресты – место особое. В то время там очень тяжело было. Перенаселенность камер жуткая. На одно место, то есть на койку, приходилось по 3–4 человека. Спали по очереди. Чая и сигарет не было. С передачками плохо, потому что на воле тоже ничего не достать. Сложные времена. У меня приятель за семь месяцев в Крестах потерял 12 кг, я его даже не узнал, когда увидел.
– Кормили тогда заключенных плохо?
– Вообще не кормили.
– Знаете, что Кресты недавно закрыли?
– Да, читал об этом. Закрыли и закрыли. Мне все равно. Той истории нашего побега 27 лет. Неужели еще кто-то ее помнит? Кому-то это разве интересно спустя столько времени?
– Конечно. Не жалеете, что задумали тот роковой побег?
– Я жалею о том, что вообще когда-то попал в тюрьму. В первый раз это было в 25 лет, уже не ребенок был, надо было тогда соображать, а все разговоры про «попал в плохую компанию» – это ерунда, и я не скажу, что это было случайно. Но что толку от этих сожалений?
А побег – это был поступок отчаянный. Я понимал, что срок мне дадут огромный. Приговора не было, но все было ясно. Не хотел всю молодость в тюрьме просидеть. Мы задумали просто побег, без крови, без насилия. И точно вам скажу – никто не хотел брать заложников.
– У вас должны быть наверняка уникальные лидерские способности, особая харизма, раз за вами пошли заключенные?
– Посмотрите на меня! Есть во мне харизма? Я думаю, что нет. Родители у меня самые простые ленинградцы. Отец токарь, мама в университете работала. А то, что я организатор, – это преувеличение. Решение о побеге было коллективным, мне просто выпало кое-какими действиями руководить. Заключенные мне доверяли, это да. Кого-то я знал еще по воле, с остальными просто приятельствовал.
– Почему не получился побег? Потому что не смогли открыть люк на смотровую вышку?
СПРАВКА
По плану Перепелкина группа беглецов должна была во время вывода на прогулку напасть на конвоира, отобрать ключи, попасть на смотровую вышку, а уже оттуда на крышу.
– Из-за ерунды не получился. Ключи сотрудник по случайности унес с собой после смены, за что ему потом вынесли служебное несоответствие. Это все есть в материалах дела. Если бы не забрал ключи домой, они были бы у нас и все получилось бы. Но повторюсь, это был чистый побег, никто не собирался никого захватывать.
– Правда, что заложников вы захватили благодаря гранатам, которые вы сделали из хлеба и покрасили зеленой краской?
– Почему из хлеба? Ерунда. Был только один муляж гранаты, а остальные нормальные ТМ-57. Взрывчатка у нас с собой была настоящая. Я ж в Крестах тогда оказался именно за огнестрельное оружие, по 218-й статье УК РСФСР («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ». – Прим. авт.).
– А как же в Кресты взрывчатку пронесли?
– Лучше скажите, что в Кресты тогда было нельзя пронести? Столько было случаев, когда пистолеты проносили. Помните Червонца? Первый случай его попытки побега был до меня, второй уже при мне. Один раз ему пистолет женщина-следователь пронесла, а другой – сотрудник изолятора.
СПРАВКА
Сергей Мадуев по кличке Червонец был самым известным советским налетчиком. Его также называли «последний бандит СССР». Первую попытку побега из Крестов он совершил в марте 1991 года, пистолет ему пронесла следователь прокуратуры Наталья Воронцова (на основе истории их любви снят известный фильм «Тюремный романс» с Александром Абдуловым и Мариной Нееловой).
– Вы с Червонцем сидели одновременно?
– Когда он вторую попытку побега предпринял – да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.
– Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?
– Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно – на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.
– А зачем вы просили, чтобы к стенам Крестов приехал на переговоры с вами журналист Александр Невзоров?
– Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.
– Напечатаем.
– История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: «Двери закрыты так, что их не открыть?» Я ответил: «Мы не можем никак открыть, болты железные вбиты, и их невозможно вытащить». Он снова спрашивает: «То есть вы со своей стороны дверь никак не откроете?» Я опять отвечаю: «Это невозможно». Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал – двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.
– Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз – от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.
– Вы думаете, это я убил? Не думаю, что от ненависти вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.
– Вы с Шуваловым в одной камере? Тогда, в роковой для вас день, были рядом, не зная друг о друге, а сейчас вообще вместе! Это же почти мистика!
– Родственные души. (Усмехается.) Вы расспросите его про тот день. Кстати, никакой он не маньяк, по-моему.
– Почему вы не пытались доказать, что не убивали сотрудника?
– Все равно никому ничего не объяснишь. Никто не услышит.
– Если бы тот побег удался, то как могла бы сложиться ваша жизнь?
– Думаю, ничего бы хорошего не случилось. У меня был, конечно, план, куда бежать, где прятаться. Но долго так, наверное, не могло бы продолжаться. Я никуда не пишу, никаких прошений. Даже о помиловании не просил, когда четыре года под смертной казнью был. Но вот помиловали, и слава богу. В 1999 году приехал сюда. Первые ощущения – ничего хорошего. Какие могут быть ощущения, когда ты понимаешь, что не на пять лет и не на 10, а на всю жизнь? Ровно 20 лет я уже тут. Сказать, что легко, я бы постеснялся. Но сказать, что совсем невыносимо, тоже не могу. Живу, да и живу. У меня есть дочь – в Канаде живет. Есть внуки. Может, ради этого и стоит жить?
В последнем слове на суде серийный убийца Шувалов сказал фразу, которую напечатали все газеты, – о том, что советский милиционер не может быть маньяком, и добавил: «Этот приговор не мне, а всей системе МВД». Тогда он действительно был первым маньяком в погонах.
Про Павла Шувалова я слышала не только от сокамерника и земляка Перепелкина, но и от психолога мордовской зоны Ольги. Она показывала рисунки, нарисованные Шуваловым. Если сравнивать с другими, они не такие страшные (без крови, палачей и так далее), и признаков психических заболеваний в них нет.
«Дом своей души» он изобразил в виде сложного лабиринта. Подписал: «Бог вдохнул душу в человека?» Психолог заметила, что по рисункам видно: есть чувство одиночества, агрессивность выше среднего, но нет депрессии.
– 74 осужденных стоят на учете как склонные к суициду, – говорит Ольга. – Рассуждают так: «Зачем жить дальше? Какой смысл?» А у остальных есть планы на будущее, у них что-то новое все время появляется. Угадайте, к какой категории относится Шувалов? Ко второй. У него сейчас смысл появился – борется за квартиру, которая ему полагается по наследству.
Сложно представить, что такими мирскими заботами живет маньяк-милиционер.
Вот и Шувалов сидит передо мной. От прежнего «маньяка из невского лесопарка», фото которого показали по всем телеканалам, остались разве что брови. Худой, даже внешне похож на сокамерника Перепелкина. Шувалову всего 51 год.
СПРАВКА
В детстве Павел Шувалов стал жертвой злой шутки одноклассников, которые избили его и натянули на голову разрезанные колготки. Будучи милиционером, он задерживал школьниц, которые в метро пытались пройти без билета, выводил их в лесопарк, где насиловал и убивал. Своим жертвам он натягивал на голову разрезанные колготки.
– Давно вы тут? – спрашиваю Шувалова.
– Я приехал сюда в 1999-м и с тех пор не выезжал.
– Тяжело?
– Как всем. Отношения со всеми нормальные. Я ни с кем никогда не ругаюсь. Периоды отчаяния были, но помогали и сокамерники, и сотрудники. Отец у меня умер, так вот до сих пор помогают, к примеру, вступить в наследство.
– Вы простите, но зачем вам наследство, если у вас пожизненный срок?
– Дети остались, двое. Им пригодится. Но вот вдруг получится и мне освободиться. Не все же здесь сидеть. Надежда она ведь, как говорится, умирает последней.
– Тюрьма вас исправила?
– Смотря что вы имеете в виду. Свою вину в том, что совершил, я осознал полностью. А чужого мне не надо. Сижу я тут сейчас не за свое. Убийства и издевательства – я такого бы не совершил.
– А что было «ваше»?
– У меня было неразрешенное холодное оружие, экспертиза это доказала. Но все остальное – убийства – не мое. Это не ко мне. Настоящий преступник ходил на свободе. Его нашли позже, даже посадили. Я видел, как по телевизору показали: задержан человек, за преступления которого сидит милиционер. Но назад открутить никто не может. Это ведь значит признать ошибку, лишиться погон и так далее.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?