Текст книги "Зубная фея летает на зубной щётке"

– Нет. – Машка поймала её запястье, вынула магический реквизит и с грустным вздохом положила на стол. – Так не получится. Волшебной палочкой можно чуть-чуть подправить, подтолкнуть. Усилить. Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – честно призналась Янка.

– Ну, например. Большому лень чистить зубы. Ты ему все уши прожужжала: «Чисти, чисти», а он с шоколадом между зубами спать укладывается. Тогда ты – раз – палочкой взмахнула, и всё.

– Что всё?

– Всё. Он встал и пошёл ванную.

– Зубы чистить?

– Да.

– И всё? Ничего больше она не может? – Янка показала на палочку.

– Ничего, – Машка покачала головой.

– Значит, хрустальные туфельки, или карету из пылесоса я себе не сделаю…

– Неа, – Машка пожала плечами и ещё раз вздохнула, – Не выйдет. Если ты зубная фея, ты его даже нос не заставишь почесать, для того есть фея почёсывания. Так что зубы и только зубы. На! – Она вручила палочку разочарования обратно Янке.

– Они что у вас, эти большие, сами почесаться не догадываются?

– Догадываются. Наше фейское дело следить, чтобы всё было правильно.

* * *

Зато летела Янка на зубной щётке.

Если, конечно, про зубную щётку можно сказать «зато».

Днём она нашла на письменном столе больших пластиковую линейку. Попыталась прислонить её к часам, но не удержала. Тогда Янка хлопнула линейку на стол, легла на неё спиной, подровняла пятки к краю, нащупала затылок, прижала руку к линейке. Рост у неё сейчас четыре сантиметра семь миллиметров. Так что зубная щётка для неё даже великовата.

Летательный аппарат притащила Машка, из ванной. Сказала, что ей положено, как зубной фее. Янка долго отмывала старую пожёванную щетину от следов зубной пасты.

Она немного разобралась с правилами фейского полёта.

На крыльях феи летали, если никуда не торопились. И по торжественным случаям. Крылья были чем-то вроде мундира или вечернего платья.

Летать сидя на чём-то получалось быстрее, чем с крыльями. Разница примерно как между мотоциклом и велосипедом. Так что с крыльями феи летали над самым полом, чтобы не мешать спешащим коллегам.

Служебные вылеты совершались на служебном транспорте, у кого какой.

Машка обычно летала на игрушечном разводном ключе из детского набора инструментов. Фёдор – на чём попало из холодильника. То на морковной ботве, то на трубочке от сока. Любимый транспорт неконкретного фея Степана – канцелярская скрепка, он летал на ней стоя, как на скейтборде.

В общем, в дело шло всё, на что можно сесть, встать или лечь.

По квартире мелькали феи на карандашах, палочках от мороженого, шурупах, щепках, спичках, детальках от конструктора, заколках, гвоздях, зубочистках, ватных и барабанных палочках. Янка видела, как какая-то фея, кажется, фея блеска полированной мебели, не найдя ничего подходящего, плюнула, свернула в трубочку клочок бумажки, прыгнула на неё, и понеслась, с места заложив крутой вираж.

Если честно, то летали на мусоре. Никаких волшебных мётел. Ну, да, они же феи, а не ведьмы.

Главное правило: садись на то, на чём сможешь удержаться.

Фей дверного звонка как-то уселся на маленький резиновый мячик, и тут же кувыркнулся вниз головой. Так и летел, делая вид, что всё в порядке. Один из кухонных феев завёл моду летать на спагетти. Его предупреждали: хрупкое, сломается, упадёшь. Не сломалось. Но однажды он второпях схватил варёную спагеттину, которая немедленно вокруг него обмоталась, и он рухнул в мусорное ведро. Над ним так смеялись, что он перевёлся из кухни в ванную, и отвечал там за жёлтого резинового утёнка. Печальный конец карьеры.

На летательном предмете вовсе не обязательно сидеть верхом, это значения не имеет. Можно стоять, как Степан. Главный фей игрушечной мебели летал, лёжа на диване из кукольной гостиной. Все бы так летали, но где взять столько диванов.

Ну и последнее: феям позволялось использовать только потерянное или выброшенное большими. Именно поэтому используемые для полёта вещи часто выдавали род занятий летуна. Кто первый подберёт выброшенную зубную щётку, если не зубная фея? А кто возьмёт ватную палочку, если не фея чистых ушей?

Кстати, все подозревали, что к потере дивана фей игрушечной мебели имел прямое отношение, но доказать ничего не могли.

* * *

Янка летела на зубной щётке в бар «Под каблуком», расположенный в полочке для обуви. Торопиться было некуда, но к крыльям она пока не привыкла, и лучше себя чувствовала в воздухе, когда есть во что вцепиться руками.

Большие улеглись спать, послушно почистив зубы, и Янку ждала вечеринка по случаю первого рабочего дня.

Применять волшебную палочку не пришлось. Вечером она подлетела по очереди к каждому члену семьи и помелькала в экспериментальных целях перед глазами. Внимательно в эти глаза заглядывая. Зрачки всех больших дёргались в её сторону, но тут же возвращались к тому предмету, на который в этот момент смотрели. Они действительно её видели, и действительно не хотели замечать, как феи и рассказывали.

В качестве контрольного выстрела она проорала «Зубы!» им в уши, за что заслужила укоризненный взгляд феи засыпания и демонстрацию кулака главной феи сна.

Мужчина почистил зубы через пять минут после её фейского действа, женщина – через пятнадцать, девочка через десять, мальчик через двадцать. Янка пока не поняла: это у них такая скорость реакции, или просто в семье такой порядок. И пообещала себе как-нибудь оставить их в покое и посмотреть: почистят они зубы без неё, или нет. Ей почему-то казалось, что взрослые точно почистят, про детей не была уверена.

В ванной комнате она вслух считала, сколько раз они проводят щёткой по зубам. Мальчик попытался мазнуть щёткой пару раз и выплюнуть пасту, но, будто услышав её: «Восемь! Восемь, тебе говорю! Девять! Быстрее! Десять!», почистил зубы по всем правилам передовой стоматологии. Женщину придётся отучать от привычки тщательно выполаскивать остатки пасты изо рта, это прежняя фея зря ей позволяла. С зубной нитью оказалось просто: достаточно покачать упаковку, чтобы её заметили и сделали всё, что полагается.

Янка была довольна результатами. Она немного побаивалась, что большие чистить зубы откажутся, и её переведут в феи унитазного ёршика. Она так и не пришла к окончательному выводу: снится ей всё, или взаправду происходит, но и сон может быть разной степени приятности.

* * *

Человеческая квартира, а с ней и фейский город, освещались несколькими ночниками, которые большие включали на ночь в каждой комнате, надо думать, не без влияния фея ночного освещения. Получалось симпатично и даже романтично.

Янка подлетела к полочке для обуви, соскочила со щётки раньше, чем та остановилась, и дала ей долететь до какого-то подобия парковки. И довольно улыбнулась. Она видела такой трюк днём в исполнении незнакомого фея, кажется, книжных закладок, но решилась попробовать только сейчас, когда никто не видел. И очень обрадовалась, что у неё получилось с первого раза.

У полочки уже стояли, прислонённые к плинтусу: чайная ложка, фломастер, игрушечный разводной ключ (это Машка), стебель сельдерея с коричневыми пятнами (очень похоже на транспорт Фёдора), кусочек проволоки, винная пробка, гвоздь, игрушечный автомат, зажигалка и прочие летательные предметы. Скрепки не видно, но Степан часто менял средства передвижения. Вот этот зонтик для коктейля вполне мог быть его.

Янка взялась за дверную ручку, сделанную из бусинки.

Её кто-то окликнул.

– Яна?

– Да? – обернулась она, чуть вздрогнув.

Пожилой фей с длинными седыми волосами, в яркой вязаной шапочке и сером плаще приветливо ей улыбался.

– Не могла бы ты уделить мне пару минут?

– А вы, собственно, кто? – Янка сделала шаг назад. – И откуда вы меня знаете?

Разговаривать с незнакомыми людьми на улице не следует, разумеется. Но это и не человек, и не улица. Янка посмотрела вокруг. Кроме них, в прихожей никого. Из бара слышался басовый ритм, скорее через ноги, чем через уши. Внешность фея не вызывала желания схватить зубную щётку и унестись. Добрые глаза, добрая улыбка. Немножко что-то с ними не рифмуется в лице. А, под глазами тёмные круги. Устаёт, наверное, вон как сутулится.

– Я? – улыбка стала шире. – Ты не знаешь? Ах, ну да, ты просто не успела… Я секретарь королевы. И советник. И тебя я знаю именно поэтому. Это моя работа. – Фей добавил ещё чуть-чуть улыбки и протянул руку. – Марк. Будем знакомы.

Дверь бара распахнулась, выпуская фею и фея. Они дошли до стоянки, взяли чайную ложку и пробку от вина, поцеловались и унеслись друг за другом в сторону кухни.

Янка и Марк проводили их взглядами. Марк так и держал протянутую для рукопожатия ладонь. Пока дверь была открыта, изнутри донеслось нестройное пение:

 
Зубная фея летает на зубной щётке.
Она старая больная и боится щекотки.
Давайте встретим её и нальём ей рому,
Чтоб забыла дорогу к нашему дому.
 

– Э-э-э…

Янке очень хотелось внутрь, к друзьям. А вот пожимать Марку руку ей почему-то не хотелось. А тот так и стоял, улыбаясь, с открытой ладонью. Хорошее воспитание победило нехорошие предчувствия. Янка пожала руку секретарю королевы и спросила, заглянув в глаза:

– Может быть, завтра, а?

– Дело в том, – Марк удержал руку, которую Янка попыталась забрать, – что королева не любит, когда её заставляют ждать. Это ненадолго. – Он снова улыбнулся. – Ты успеешь вернуться, и до двенадцати останется ещё много времени.

– Королева? – Янка перестала выдёргивать руку. – По правде королева?

– Похоже, что я шучу? – Марк продолжал улыбаться, умудряясь при этом сохранять совершенно серьёзное выражение лица. – Королева знает о твоём прибытии, и хочет тебя поприветствовать. Поверь мне, не каждая новая фея удостаивается аудиенции.

– Ну раз королева… И аудиенция… Тогда ладно. Тогда давайте.

Янка не могла упустить шанс познакомиться с настоящей королевой. И, конечно, ей было приятно, что её так встречают. Она подозревала, в глубине души, что она особенная, а тут такое доказательство: аудиенция. Непривычное слово вызывало приятный трепет в животе.

– Прошу. – Марк показал на игрушечный автомобильчик, стоявший в отдалении, в тени вешалки. – Да, знаю, что об этом говорят, – заметил он поднявшиеся брови Янки. – Но мне больше нравится такой способ передвижения. Полёт, это так банально. – Марк взял Янку под руку и повёл к машине. – К тому же по дороге мы сможем немного поболтать.

* * *

Дворец располагался под комодом, поэтому, когда Янка осматривала гостиную с подоконника, она его не заметила. Это был замок с картинки в детской книжке: башенки с флагами, окна с решётками, мостик перед воротами.

Янка прищурилась. На её опытный взгляд, на строительство этого королевского дворца пошло как минимум три дворца кукольных. Вот, например, левая башня. У неё была когда-то точно такая же, но как отдельное самостоятельное сооружение. Причём, для пони. Если нажать вон на ту кнопочку, заиграет музыка, и зажжётся лампочка в полупрозрачной крыше.

Марк остановил свой автомобильчик на пронзительно-зелёной лужайке.

По дороге он болтал с Янкой о пустяках: как она устроилась на новом месте, как ей работается, хорошо ли получается летать. Что её удивило в этой квартире. К чему уже привыкла, к чему ещё нет. Только выходя из машины, Янка поняла, что Марк болтал не просто так. Он выяснял: была Янка феей до того, как здесь оказалась, или ей всё в новинку. Выяснил со всей придворной хитростью, убедился. А мог бы просто спросить. Янка же не скрывала, что она человек. Хотя и не болтала об этом на каждом углу, чтобы не рассказывать свою историю снова и снова.

Лужайка пластмассово пружинила.

* * *

Королева выглядела…

Ну, точь-в-точь как королева.

Пышное вишнёвое платье, блестящая золотая корона в золотых причудливо уложенных волосах, трон со всякими ажурными штучками. Если среди девочек лет семи провести конкурс на лучший рисунок королевы, победил бы её портрет. Другое дело, что трон из игрушечного набора, а корона, похоже, свёрнута из жёлтой фольги от конфеты.

«Не королева, а мечта «Детского мира»», – подумала Янка, изображая реверанс, как она его себе представляла.

Посторонний зритель мог бы назвать это гимнастическое упражнение «жаба-каратист колдует над унитазом за секунду до смерти». Но королева с секретарём-советником промолчали. Янка вдруг остро пожалела, что поленилась надеть на вечеринку парадное платье, и осталась, как была, в очень рваных джинсах и розовой футболке.

– Подойди к её величеству, – прошептал Марк у неё за спиной.

Янка двинулась вперёд, раскинув руки и оттопырив мизинцы, для большей придворности. Королева вопросительно посмотрела на Марка. За спиной Янки Марк утвердительно кивнул. Королева кивнула в ответ. Янка этих переглядываний не заметила, потому что шла, опустив взгляд. Ей казалось, что именно так следует приближаться к трону.

– Ну что ж, время позднее, обойдёмся без церемоний. Клавдия, – протянула королева руку в длинной, выше локтя, чёрной блестящей перчатке, явно снятой с куклы.

– Янка.

Янка с чувством пожала королевскую руку и тут же покраснела. Руки коронованных особ полагалась целовать, она это знала, но вспомнила уже поздно. А пожатую руку целовать глупо. Клавдия поморщилась, но от замечания воздержалась. Плавным жестом она указала на скамью, стоявшую слева от трона, покрытую шитым золотыми нитками ковриком. Янка села, нервно сжав коленями ладони. Коврик кололся.

* * *

Королева поднялась. Не встала с трона, и уж тем более не вскочила, а именно поднялась. Она прошлась туда-сюда, сцепив руки за спиной. Левая рука сжимала запястье правой, правая – веер.

– Нам известно, что ты прибыла из другого мира, – внезапно остановилась она перед Янкой.

Янка обернулась, потом сообразила: королева говорила во множественном числе о себе.

– Правда ли, что у вас нет таких, как мы? – королева вздёрнула подбородок.

– Э-э-э, практически нет, но немного есть, – уклончиво ответила Янка, которая не совсем её поняла.

– Что значат твои слова? – нахмурилась королева.

– Ну, королевы у нас есть, – осторожно сказала Янка.

Брови Клавдии поднялись:

– Много?

Янка попыталась вспомнить, сколько на Земле монархий.

– Да пол-Европы, – округлила она.

Глаза королевы начали выдвигаться из орбит как два телескопа.

– Но фей нет, совсем нет, – поспешила успокоить её Янка.

– Гм. Хм. – Королева нервно поправила складки на юбке. – И как же вы обходитесь без фей?

Янке в очередной раз пришлось рассказать о мире, в котором люди всё делают сами.

– Ну, вот так примерно всё и происходит, – закончила она.

Королева некоторое время помолчала, постукивая себя веером по подбородку. Марк смотрел на неё, закусив губы. Наконец, королева перевела взгляд с потолка на Янку.

– Не приходилось ли тебе, э-э-э, девочка, замечать, там, э-э-э, у себя, что-то вдруг промелькнувшее? Не прямо перед собой, а так, знаешь ли, краем глаза? – королева показала веером в угол залы. – Не казалось ли тебе когда-нибудь, что конфет в вазочке вдруг стало меньше, чем ты ожидала?

Янка хотела сказать, что конфет в вазочке всегда меньше, чем она ожидает, а краем глаза она замечала мелькнувшее не далее как позавчера: мелькал летевший ей в голову пенал, в школе, но королева спрашивала явно не об этом.

– Нет, – помотала головой Янка.

Много говорить в присутствии монаршей особы она не решалась. Ещё ляпнет что-нибудь.

– Гм. Значит, там у вас действительно мир без фей… Гм… Что ж…

Королева надолго замолчала.

– Скажи, девочка, тебя ведь можно называть девочкой, не так ли, а хотела бы ты, чтобы в твоём мире появились такие как мы?

* * *

В бар «Под каблуком» Янка вернулась где-то в половине одиннадцатого. Внутри было не пропихнуться. Хорошо ещё, феи не курили. Она встала на пороге и сморщилась от шума. Ну и где все? А, вот, Степан встал и машет ей рукой.

Янка протолкалась к столику за колонной, из-за которой она их и не заметила. Колонна была сделана из пустого баллончика от дезодоранта для обуви.

– Ты куда делась? – проорал Степан ей в ухо. – Мы тебя потеряли.

– У королевы была! – крикнула она в ответ.

– А?

– У королевы!

– А?

– У…

Янка поняла, что не докричится, показала пальцем на рот, на ухо, скрестила ладони: ничего не слышно. Фёдор молча подёргал её за руку и показал на лавку, приглашая садиться.

Янка осмотрела стол. Часть посуды явно самодельная. Например, если отрезать кусочек толстой трубочки для коктейля и запаять дно, получится стакан для коктейля. Крышки от пивных бутылок – готовые миски, если выпрямить. Другая часть посуды явно из кукольного набора, у неё был такой в детстве. И тогда ей очень нравился. Теперь, когда она уменьшилась, эти фарфоровые чашки и тарелки казались ей толстыми и грубыми.

Ладно хоть пищу феи ели человеческую. В прямом смысле. У больших потихоньку изымали, те не замечали, или воспринимали как должное. Это так и называлось: доля фей. Машка подвинула Янке кукольную тарелку с двумя остывшими макаронинами, и разноцветный напиток в стеклянном кривоватом игрушечном стаканчике. Янка поискала глазами приборы, не нашла, вздохнула, вытерла для гигиены руки о джинсы, взяла двумя руками макаронину и вгрызлась в край. По её щекам потекло остывшее масло.

* * *

На сцене, невидимой за колонной, три фея с растрёпанными волосами и расстёгнутыми до пупа рубашками орали:

 
Драконы в горах съели всех рыцарей,
Теперь по деревне голодные рыскают.
Давайте встретим их и нальём им виски,
Чтоб было не скучно по деревне рыскать.
 
 
Из леса выходят мохнатые лешие,
Кричат: где тут фея, хватай и режь её.
Давайте встретим их и нальём текилы,
Для охоты на фей нужны свежие силы.
 
 
Фея хотела спрятаться в норке,
Чтоб её не достали ни ведьмы, ни орки.
Но кто-то встретил её и налил ей рома.
Теперь нет ни нас, ни нашего дома.
 

– Это чего? – спросила, когда певцы стихли, Янка, вытирая лицо и руки салфеткой, сделанной из одного слоя большой человеческой бумажной салфетки.

– Поют. По очереди. После работы развлекаются, – объяснил Фёдор, ковырявший в зубах щепкой-зубочисткой.

– Я поняла, что это не солисты Большого театра. А что они там про фею такое, что это ещё за хватай, почему резать её надо?

– Гномы сочинили. – Машка пальцем собирала со стенок своего стакана пену от милкшейка. – Так, подразнить. А у нас всем понравилась. Теперь поют. Там вначале про зубную фею, между прочим.

– Гномы? – Янка подавилась куском второй макаронины.

– Ну да.

Машка заглядывала в стакан, выискивая остатки пены.

– У вас ещё и гномы есть?

– Почему у нас? Они просто есть.

Машкин язык не доставал до дна. Она со вздохом поставила стакан на подставку. Вырезанную из бумаги для рисования.

– Поезда видела? Гномья подземная железная дорога. Вот, как-то паровоз у них сломался, и они тут до утра сидели. Не в этом баре, а в «Теле-клубе», который под телевизором. Я точно знаю, потому что прабабка моя с ними всю ночь сидела, домой до двенадцати не успела. Утром хозяин бара приходит – песня готова, гномы тоже готовы, пьяные валяются, прабабка кругами ходит, песню поёт, на вопросы не реагирует. Ну, а потом все её выучили.

– Подожди.

Янкин живот переваривал макароны, а голова – гномов. К своему превращению в фею она уже слегка привыкла, тем более что она от этого никак не изменилась, и совершенно не думала о себе как о сказочном персонаже. Так, новые обстоятельства, новые знакомые. А тут гномы. Надо же. Кто ещё у них водится? Людоеды? Машиимедведи?

Пол слегка затрясся. Кто-то из больших прошёл на кухню.

– Так, подожди. Гномы, это такие толстенькие, бородатенькие, в красных колпачках? С Белоснежкой? Да? – с некоторой надеждой спросила Янка.

– В каких колпачках с белоснежкой? – удивилась Машка. – А, извини, забыла, что тебе надо всё объяснять, как ребёнку. Гномы, они, ну примерно как мы, только живут где-то под землёй. Наверное. И не летают, кажется. – Машка забрала у Фёдора бокал и принялась выковыривать из него смородину, игравшую роль коктейльной вишни. – Я точно не знаю, они тут проездом бывают, на поезде, надолго не остаются. Кха! Кха! – она вытрясла ягоду себе в рот, и закашлялась, подавившись.

* * *

– А куда ты делась-то? – вернулся к началу разговора Степан, когда песни стихли и хозяин бара выключил аппаратуру. – Мы тебя тут заждались вообще-то.

– У королевы была.

Теперь уже подавились все сидящие за столом.

– Королевы? – на всякий случай уточнил Фёдор, вдруг им послышалось. – Такой? – Он показал на себе корону растопыренными пальцами.

– Умгу.

Янка кивнула, прихлёбывая напиток.

– И что? – спросила Машка, вытаращив глаза.

Янка начала рассказывать с того момента, как она шикарно припарковала свою щётку.

– И она такая: а хочешь, девочка, чтобы в твоём мире появились такие, как мы? И так внимательно-внимательно посмотрела мне прямо в глаза. Зырк! – Янка показала, как смотрела королева. – А я такая сижу и думаю…

Янка заглянула в стакан. Пусто. Секретарь королевы просил её помалкивать о разговоре, когда вёз от дворца к полочке для обуви, но она решила, что друзьям можно рассказать всё. В конце концов, о том, что она не фея, они узнали раньше королевы, это для них не секрет.

– Ну! – потребовала Машка. – И что ты ей ответила?

– Подождите, – перебил их Степан.

Он случайно глянул на часы.

– Слушайте, это, конечно, очень интересно, правда, но давайте потом спокойно поговорим. А сейчас быстро летим по домам, двенадцать уже скоро.

Электронные часы, выломанные из какого-то устройства больших, и подсоединённые к батарейке, показывали без двадцати двенадцать. Кроме них и бармена, вытиравшего столы, «Под каблуком» никого не осталось.

– Так рано же ещё!

Янка очень хотела обсудить свой разговор с королевой.

– Янка, куда рано, двенадцать скоро! – воскликнул Степан.

– Ну и что?

Янка потянулась. Она наслаждалась отсутствием взрослых, которые давно бы отправили её спать. Степан удивлённо на неё уставился. Потом так же удивлённо посмотрел на уже вставших Фёдора и Машку.

– Так, а её что, никто не предупредил?

Те переглянулись.

– Я – нет, – выдавил из себя Фёдор.

– Я думала, вы ей сказали, – подняла брови Машка.

– Ладно, потом разберёмся, сейчас некогда. Слушай! И не спорь, а делай. – Степан, повернувшись к Янке, говорил чуть не по слогам. – Мы должны попасть домой до двенадцати часов. Ясно?

– Ясно. А почему?

– Фууу.

Степан вытер со лба выступивший пот. Времени на споры действительно не осталось.

– Да потому, что в двенадцать игрушки оживают. Всё, встали, пошли, всем пока, до завтра!

* * *

Феи сидели у Янки.

В её собственном домике, к наличию которого она пока не привыкла.

Это, знаете ли, не комната. Это, с одной стороны, ура, у меня есть целый дом, что хочу, то и делаю. А с другой стороны, прибирать то, что она сделает, придётся ей самой, и некому будет напомнить.

Пока они летели из бара «Под каблуком» Янка требовала объяснений про двенадцать часов и игрушки. Она подлетала к каждому по очереди и вгрызалась в мозг. Машка, Фёдор и Степан поняли, что дешевле объяснить ей всё сейчас, чем оставить на завтра. Потому что, если не объяснить, она побреется выяснять. И тогда они будут уже не Янке, а самой королеве объяснять, куда делась новая зубная фея, проработавшая всего один день, и как они это допустили.

До двенадцати они ничего не успевали, и Янка предложила переночевать у неё, спокойно поговорить, чаю попить. Машка, Степан и Фёдор, разумеется, согласились.

Ну, и поговорили, да.

В результате Янка вздрагивала от каждого шороха и скрипа, а в старом домике старой зубной феи было чему хорошенько поскрипеть.

Машка, лучше знавшая, где что лежит, налила ей чай, и Янка дула на него, наклонившись над красной чашкой с отбитой ручкой, и нервно поглядывая на дверь. Она представляла, как затрещат доски, дверь распахнётся, и в комнату вломится… Ну, например, плюшевый зайка. Страшно? Нет? А если эта зайка в дверь едва проходит? Хоть бы медведь, что ли, ворвался, всё как-то естественней. И доски, кстати, не затрещат, дверь из картона, пни по ней – она отвалится. И, вот, короче, врывается зайка, ростом под потолок, со зверским лицом, горящими безумными глазами, и тянет к ней когтистые лапы и зловещие уши…

Янка подавилась чаем.

* * *

Игрушки в этой квартире по ночам оживали.

Строго по расписанию.

С двенадцати ночи до шести утра.

Шевелиться начинали часов с одиннадцати, у них подрагивали лапки, подёргивались ушки, но, если ты успел запереться в домике до полуночи, эти ушки тебя не услышат, эти лапки тебя не схватят. Так, в дверь поскребутся, постучат, и всё. Это если кукла. Если мягкая игрушка, то пошоркает. И, с трудом выговаривая слова, позовёт:

– Двай пыграем. Двай пыграем. Двай пыграем.

– А что они слова коверкают?

Янка обыскала домик на предмет наличия игрушек, из похожего нашла только фарфоровую балеринку и посадила её в кухонный шкафчик, под защёлку. Хотя ей и объясняли, что статуэтка – не игрушка.

– А ты подумай, рот у них какой? Если кукла, вт ак, – Машка сжала губы, изображая куклу. – Если мягкая игрушка, вообще рот зашит. Вот и говорят, как могут. Если рта нет, вообще не говорят, только в дверь постукивают.

– И долго они так… Постукивают?

Янку передёрнуло, она ещё ниже склонилась над чашкой.

– Да до утра могут. – Машка шумно хлебнула чай. – Как пойдёт. Бывает, стукнутся, послушают, и всё. А если ты поздно домой заскочил, после одиннадцати, когда они уже глаза открыли и тебя видели, могут до утра долбиться. И ещё кого-нибудь позовут для компании. Или свет у тебя горит ночью. Или ты им что-то крикнула, ну, там: «Убирайтесь», или: «Как вы надоели». Штук по пять собираются. И даже больше. Понимаешь?

– Не-а, – Янка помотала головой над чашкой.

– Ну, тогда они знают, что ты дома. Ты крикнешь «пошли вон», а они же слов не понимают, думают, ты с ними разговариваешь. И всё, хороводят до утра.

– И что делать? – шёпотом спросила Янка.

– Да ничего не делать. Не обращать внимания. Голову под подушку, и спать. А что тут сделаешь?

Машка отломила кусок того самого крекера. Оставалось больше половины, до утра им печенья точно хватит.

– А если выйти? – Янка подняла глаза от чая, в них отразился огонёк свечи. – Ну, поиграть с ними немного, они успокоятся, уйдут, и дальше спать? Никто не пробовал?

– Кха-кха, – теперь Степан подавился чаем. – Ага, не пробовал, как же. У нас тут постоянно находятся идиоты, которые в детстве не наигрались. «Бедные игрушечки, зайке на улице так одиноко, с зайкой надо поиграть», – Степан явно кого-то передразнивал. – Выходят такие игруны ночью за дверь. И всё.

Показывая «всё», он схватил себя за шею и вывалил набок язык.

– Что всё? – решилась уточнить Янка.

– А всё всё. Утром их находят. Лежит такой где-нибудь посредине комнаты без сознания, вокруг – игрушки валяются, опять замертвевшие. Ну, понятно: его на поезд – и в больницу к гномам. У нас-то больницы нет. И знаешь, что? – Степан посмотрел на Янку.

– Что? – послушно спросила она.

– Никто ещё не возвращался! – почти крикнул он.

Янка вздрогнула.

– Говорят, – Степан перешёл на страшный шёпот, – там есть такие палаты, изнутри мягкие, как матрас, и эти, игруны, на всю жизнь в них остаются. Ходят по палате и повторяют: играть, играть, играть, и ничего больше не говорят. И если им что-то сказать, ничего не понимают. Гм… – Степан откашлялся и продолжил нормальным голосом: – А чаще никого не находят. Пустой домик, открытая дверь – и никого. Если кто-то на работу не пришёл, мы уже знаем, почему. Не выдержал, вышел ночью поиграть.

Крылечко заскрипело, но никто этого не заметил.

– А зачем же они выходят, если они не возвращаются, и все это знают? – Янка спрятала ноги под стул.

– А не верят. – Фёдор долил кипятка в заварочный чайник. Заглянул в него, долил ещё, и продолжил ворчливо: – Они же милые, мягкие. Зайки, обезьянки, медвежата. Щеночки. Куклы красивые. В детстве каждый представлял, что у него живые игрушки. Ну, вот, на тебе живые игрушки. Не верят они, понимаешь, что какой-нибудь жёлтенький цыплёнок, днём такой ути-пути, ночью их самих заиграет до смерти.

Фёдор глубоко вздохнул, сожалея о несчастной судьбе доверчивых зайколюбивых феев.

У Янки дома, в Москве, остались щенок и котёнок, с которыми она спала. И если представить, что это не она их на руках держит, а они её за руки хватают… М-да. Янку передёрнуло. Так играть она не хотела.

Крылечко скрипнуло громче.

– Что это? – шепнула Янка.

– А ты выйди, посмотри, – предложил Фёдор.

– Я тебе сейчас посмотрю! – шёпотом прикрикнула на него Машка. – Что-что? – она обернулась к Янке. – То. Пришёл кто-то.

* * *

Дверь зашуршала, как будто по ней снаружи водили подушкой или пледом. Ну, чем-то большим и мягким. Голос, гнусавый и глухой, сквозь картонную дверь звучавший близко, как внутри домика, монотонно затянул:

– Двай пыграем. Двай пыграем. Двай пыграем.

И снова шорох. Янка закрыла рот обеими ладонями, чтобы не взвизгнуть, и выпученными глазами пыталась спросить у феев: «Что же делать?». Степан посмотрел на часы. Когда-то наручные, но давно уже настенные.

– Час ночи скоро. Ну, теперь, до утра это веселье. Он и свет в окно видел, и разговор слышал. Да всё, можно не шептаться, – громче чем нужно сказал он. – Нас застукали. Поздравляю.

На крылечке кто-то продолжал бубнить:

– Двай пыграем. Двай пыграем. Двай пыграем.

Янка почувствовала, что её ноги стучат по полу.

– А кто он? – дрожащим голосом спросила она.

– Откуда я знаю? – Степан пожал плечами. – Может и не он, может, она. Это сейчас без разницы.

– Ладно, терять нам нечего, – нарочито весело сказала Машка. – Янка, чем там у тебя с королевой закончилась? Давай, давай, рассказывай.

Янка понимала, что она хочет её отвлечь от звуков за дверью, но не могла перестать прислушиваться. Одной рукой она продолжала зажимать себе рот, чтобы не закричать, другой вцепилась в сиденье стула. Боялась поддаться монотонности звуков. Останься он сейчас одна, не выдержала бы – открыла дверь.

– Янка-Янка, королева-королева! – Степан защёлкал пальцами возле её ушей. – Расскажи-расскажи!

Она второй рукой вцепилась в стул. Значит, рот освободился.

– Ну-у-у и-и-и в-в-вот она спрашивает, – стуча зубами, смогла начать Янка, – Хочу я, чтобы в Москве, ну, в моём мире, жили такие, как она. Ну, то есть такие, как вы. Ну, как мы, – в третий раз поправилась она.

– А ты что?

В Машкиных глазах мелькнуло беспокойство.

– Ладно, – Янка слегка успокоилась, – Слушайте.

* * *

Янка сидела перед королевой, сжав губы.

Она не хотела фей в Москве.

Она не думала об этом, но, когда королева спросила, поняла, что очень не хочет жить в зафеенной квартире.

Она бы уже никогда не смогла спокойно чистить зубы, она бы нервно вертела головой, выискивая того, кто висит возле уха и злобно командует: «А теперь слева нижние коренные изнури. Двадцать движений! Не лениться!»

Она бы никогда не взяла в руки куклу, зная, что на неё смотрят вымотанные за день феи кукол, феи кукольной одежды, феи разбросанных игрушек, феи собранных игрушек, и ещё с десяток фей разных специальностей, и все думают: «Господи, хоть бы она спокойно посидела, книжку почитала!»