Текст книги "Планета для контакта"

Физик ничего не ответил, только посмотрел на него, иронически прищурившись, и, уложив в рюкзак остатки завтрака, пошел дальше.

Стало заметно свежее. Иногда перед ними, теперь уже совсем близко, мелькали за холмами синие пятна водной поверхности, и Райков старался не смотреть в ту сторону, словно боялся что-нибудь испортить в предстоящей встрече. Когда наконец за последним холмом открылась линия далекого горизонта, море буквально оглушило их. Нет, не шумом. Оно очень тихо лежало у самых ног, ослепительно синее в серых шершавых берегах, под ярко-зеленым небом. И даже не простором, от которого они отвыкли за долгие месяцы полета. Наверно, все-таки тем, что, пролетев миллионы километров, потеряв корабль и товарищей, в этот свой последний час они стояли на берегу обыкновенного, по-земному синего моря… Нет, все же не совсем обыкновенного. Поражали невысокие, необычно толстые валики волн, словно это была не вода, а ртуть, и еще прибой. Он не шипел, не выбрасывался на берег, как на Земле, а осторожно, ласково лизал серые камни берега.

Практикант медленно пошел навстречу волне, вытянул вперед руки, но все же секунду помедлил, обернулся и вопросительно посмотрел на Физика. Тот молчал. Тогда Райков зачерпнул полные пригоршни синей воды и поднес их к самому лицу. Ничего не случилось. Не было ни ожога, ни боли. Вода как вода. Правда, она не стала прозрачней, эта частица моря у него в ладонях, не потеряла своего цвета. Казалось даже, потемнела еще больше, пропиталась синевой, словно кто-то растворил в ней хорошую порцию ультрамарина.

– Похоже на солевой расплыв или пресыщенный раствор.

Он оглянулся на Физика. Тот наблюдал за ним с интересом, в котором по-прежнему чувствовалась неуместная сейчас ирония. Больше всего Практиканта поразила эта ирония. Что-то в ней было. Какая-то мысль, уже понятная Физику, но ускользнувшая от него. И, словно протестуя против иронического молчания Физика, он осторожно поднес ладони с синей водой к губам. «Не надо! – мелькнула мысль. – Это же глупо, в конце концов! – И тут же он возразил себе: – А что сейчас не глупо? Ждать, пока пройдет шесть часов, и потом глотать анестезин?»

Вода отдавала свежестью горного ручья, и она не была соленой… Странный привкус. Может быть, именно этого ждала от них планета? Доверия?

– Ну как, вкусно? – спросил Физик.

– Не знаю. Несоленая, немного похожа на… ни на что это не похоже.

Физик стянул через голову рубашку. Он тяжело дышал, по спине сбегали капли пота. Неуклюже разбежавшись, прыгнул в воду. Не было даже брызг. Просто волны чуть разошлись, как податливая резина, и вытолкнули человека наружу. Синяя пленка прогибалась под тяжестью его тела. Словно Физик был иголкой в школьном опыте по поверхностному натяжению жидкостей.

Физик зачерпнул воды и плеснул себе на грудь. Она разбежалась блестящими шариками.

– Странная жидкость, а? Похоже, не искупаться. Жаль. Но все равно лежать приятно, как в гамаке, а рука свободно проходит, почти без сопротивления. Какая-то избирательная плотность, разная для разных предметов. Жалко, нет экспресс-анализатора, с полевым тут не разобраться. Ну ладно, лезь сюда.

Райкова поразило лицо Физика. Спокойное, отрешенное от всяких мыслей, словно он лежал на земном пляже, а не на этой похожей на резину упругой синей поверхности. Он искренне, с удовольствием, как делал все подобные вещи, наслаждался подвернувшимся отдыхом и сейчас, расслабившись и задрав подбородок, блаженно щурился зеленому светилу чужой планеты.

Лежать на поверхности моря и в самом деле было приятно. Для того чтобы смочить голову и грудь, приходилось черпать воду пригоршнями. Потом они попробовали сесть. Это удалось не сразу. Зато теперь вода доходила им почти до пояса. Правда, она все равно не везде касалась тела. Под ними образовалась довольно глубокая воронка, стены которой, казалось, были выстланы резиной.

Наконец им надоело это странное купание, и оба вылезли на берег. Вытираться не пришлось: жидкость каким-то образом ухитрилась не пристать к телу.

Физик выбрал камень полегче и бросил его в воду. Камень скрылся без всплеска. На гладкой поверхности моря не было видно ни единого пятнышка или морщинки.

Часа два они молча брели по берегу без всякой видимой цели. От жары или от радиации кружилась голова, обоих клонило в сон. Наконец Физик остановился в тенистом месте под большим валуном. Разгребли мелкий сухой песок. Прежде чем лечь, Физик достал коробочку с красной полоской.

– Если станет плохо, прими одну таблетку.

– Как будто не все равно, сколько я их приму!

– Нет. Не все равно. Мы все время спешили, а теперь давай не будем этого делать.

… Все можно довести до абсурда. Даже это желание не спешить, показное, в сущности, желание… «Неужели он сможет уснуть? – подумал Райков. – Прошло не меньше четырех часов. Значит, осталось всего два». Физик отвернулся и дышал ровно и тихо… Наверно, так и нужно. Просто эти последние два часа человек должен быть наедине с собой. В этом что-то есть, в том, что они все последнее время слишком спешили, так, словно кто-то их подгонял, так подстраивал события, наслаивал их друг на друга, что не оставалось времени подумать, разобраться толком в том, почему все кончилось так нелепо в этой хорошо спланированной и безупречно организованной экспедиции к звездам…

В последние десятилетия процент гибели экспедиций измерялся сотыми долями. Какое-то фатальное невезение необходимо для того, чтобы попасть в число невозвратившихся, пропавших без вести… С чего же, собственно, началось? Автомат вел корабль строго по курсу – не мог не вести… Корабль отклонился… или нет, скорее, наткнулся на что-то… Но на что можно наткнуться в надпространстве, если нет материальной среды? Странность номер один. Бывает. Разладился автомат, допустим, хоть это и маловероятно. Авария по неизвестным причинам. Почти все аварии бывают по неизвестным причинам. В этом, во всяком случае, нет ничего странного. Хотя сам факт аварии, приведшей к катастрофе на современном корабле, обладающем почти неограниченным запасом живучести, случай из ряда вон выходящий. Автомат не сумел справиться с аварией. Не сумел или не захотел? Нет, это опять абсурд, он не мог нарушить основную программу. Итак, странность номер два. Современный звездолет, набитый до предела самовосстанавливающейся автоматикой, получает необратимые разрушения. Отметим, кстати, что при этом он все-таки не гибнет, экипаж не получает ни малейшей царапины, зато полностью разрушен центральный автомат. От вибрации. Допустим. По крайней мере, теперь из игры выбывает один из важнейших элементов. Нет больше центрального автомата, некому выполнять программу. Зато теперь на сцене наконец появляется экипаж. В точке выхода из надпространства, в пределах досягаемости искалеченного звездолета, обнаружена неизвестная звезда…

Получается довольно длинная, но все же приемлемая цепочка совпадений и случайностей. Посмотрим, что будет дальше.

Во время посадки выходит из строя магнитная рубашка генератора… Пожалуй, это уже следствие предыдущего. Звездолет так разбит, что в этой последней аварии нет уже ничего странного. Странно, правда, что они успели выбраться на шлюпке, обычно такие взрывы происходят мгновенно… Но, правда, выбрались не все… Кое-что Навигатор и Энергетик все-таки могли сделать…

Теперь планета. Давление, гравитация, состав атмосферы, кислород, диапазон температур, отсутствие враждебной биосферы, наконец, – все в пределах того узкого островка условий, в которых может существовать ничем не защищенный человек… Ничем не защищенный… Может быть, поэтому они лишились скафандров? И только радиация… Райков облизнул мгновенно пересохшие губы. Он боялся думать… Он понимал, что подошел к той самой черте, за которой вот сейчас, сию минуту поймет что-то очень важное, имеющее для них решающее значение…

А что, если предположить, только предположить, что все это не случайно? Не может быть так много совпадающих случайностей, тогда только эта радиация выпадает из общей схемы. Ну, а если и она не выпадает? Если они просто что-то еще не понимают в ней? Короче, если он прав, радиация для них безвредна.

Он вскочил на ноги и секунду смотрел на расплавленную синеву моря.

Красиво? Да, пожалуй, даже слишком красиво для дикой планеты.

Совершенно неожиданно для себя он обнаружил, что Физик спит. Самым естественным и спокойным образом. С завистью Райков подумал, что ему наверняка снится хороший сон, возможно, Земля… Надо бы его разбудить и поделиться своими догадками, да только сказать, в сущности, будет нечего. Разве можно передать глубоко охватившее его убеждение, что все, что их окружает, и все, что с ними было до этого, все это не напрасно, не может быть напрасно. И значит, во всех событиях есть смысл. Смысл, которого они не заметили, события, которыми кто-то управляет? Но это же бред. «Ты принимаешь желаемое за действительное. У тебя же нет доказательств…» – вот что ему ответит Физик. Через два часа, через десять и через двадцать. Надо подождать. Совсем немного подождать…

По крайней мере, если он ошибается и проснуться не удастся, некому будет жалеть об этой последней ошибке.

Веки отяжелели от яркого непривычного света. Практикант все еще пытался бороться со сном. Но недолго. Сказалось нервное напряжение последних часов.

Снились ему сосны. Ласковые, земные, с длинными иглами, в которых свистел ветер. Смутно, сквозь сон он понимал, что здесь не может быть никаких сосен, и от этого даже во сне чувствовал невыносимую тоску и горечь. Он видел траву, растущую у их корней, гладил шершавую кору, на которой блестели смоляные слезы… Проснулся он оттого, что Физик тряс его за плечо, сел, открыл глаза…

Вокруг плотной стеной стоял сосновый лес. На коричневой коре деревьев блестели капли прозрачной смолы. Свет едва пробивался сквозь могучие кроны деревьев. В двух шагах от их песчаной постели цвели одуванчики. В густой зеленой траве они казались вспышками земного солнца…

3

Если можно было доверять показаниям курсографа, шлюпка шла вверх почти вертикально. Не работал ни один обзорный экран. Кибернетик сердито передвигал рукоятки горизонтальных рулей.

– Высота подходящая, и все-таки я не могу вести шлюпку вслепую. Кому-то придется корректировать. Ты сможешь заменить меня?

– Я сдавал экзамены, но я мог бы…

– Лучше не надо. Садись на мое место.

Отдраивать люк на ходу было не просто. Зато потом Кибернетик сразу увидел под собой рыжеватую поверхность планеты. Пропало ощущение слепоты в этой несущейся неизвестно куда железной клетке.

Доктор вел шлюпку неровно, рывками, иногда он заваливал ее набок, и тогда Кибернетику приходилось изо всех сил держаться за поручни, чтобы не вывалиться. Он отключил рацию скафандра и теперь мог себе позволить громко проклинать Доктора, планету, шлюпку, жару и все остальное.

Пейзаж внизу постепенно менялся. Холмистая пустыня превратилась в предгорье. Все чаще попадались острые пики отдельно стоящих скал. Наконец одна из них появилась прямо по курсу. Пришлось включить рацию и вежливо попросить Доктора снизить скорость и отвернуть в сторону. Вместо этого Доктор повысил скорость, и они просто чудом не врезались в скалу. На этот раз Кибернетик забыл выключить рацию. Доктор обиделся и отказался дальше вести шлюпку. Все равно нужно было садиться. В конденсаторах почти не осталось энергии. Кибернетик выбрал небольшое ущелье, и по его командам Доктор посадил шлюпку у самой стены. Место для лагеря оказалось очень удачным. Узкие стены ущелья закрывали шлюпку с трех сторон. По расчетам Кибернетика, солнце могло заглядывать сюда только на рассвете, и это означало, что теперь они избавлены от удушающей жары. Кроме того, стены ущелья представляли собой неплохую естественную преграду. В случае обороны защищать пришлось бы только одну сторону. Почему-то Кибернетик не очень верил в «полное отсутствие биосферы». Слишком поспешен был вывод Доктора, он по опыту знал, как много сюрпризов таят в себе новые, недостаточно исследованные планеты.

Разбивку лагеря решили отложить до возвращения Физика и Практиканта. Точно в условленное время зажгли дымовую шашку. Истек первый контрольный срок. Постепенно тревога за товарищей вытеснила все другие мысли. Захватив бинокли, Кибернетик и Доктор пошли к выходу из ущелья. Метров через сто оно кончалось, открывая широкую панораму равнины, над которой совсем недавно летела шлюпка.

Солнце плыло над самым горизонтом. Ветер стих, и теперь во всем этом мертвом пространстве не было даже намека на движение. Они прождали в полном молчании четыре часа. Становилось заметно темнее. Несмотря на медленное вращение планеты, солнце почти скрылось за горизонтом. Необходимо было дождаться второго контрольного срока, установленного Физиком через сутки. Начинать поиски до утра было бессмысленно. Пришлось вернуться в лагерь. Поужинали питательной пастой. Все тело зудело под толстой броней скафандров, капризничали регуляторы температуры.

– Я чувствую, что постепенно превращаюсь в черепаху, – жалобно сказал Доктор. – Давай выйдем наружу, – попросил он.

Ночь оказалась светлой и туманной. Наверное, в этом было виновато фиолетовое свечение атмосферы. Не просматривались даже звезды. Контуры скал казались нерезкими. Их тени над головой то и дело меняли очертания. Чудилось какое-то движение, слышались шорохи… Часа два оба пытались уснуть, потом Доктор предложил снова перейти в кабину шлюпки, но Кибернетик ему ничего на это не ответил. Неприятно было даже вспоминать тесное пространство рубки, забитое угловатыми приборами, пропахшей горелой резиной и пластмассой.

Прошло еще несколько часов. Рассвет все не наступал. Кибернетик предложил начать разбивку лагеря. Несмотря на необходимость экономить энергию, решили зажечь прожектор. Голубой конус света выхватил из темноты зазубренную стену ущелья. Ночью в свете прожектора ущелье казалось совершенно незнакомым. Изменились тени скал, их очертания. Доктору показалось, что в момент, когда вспыхнул луч, в стороне от светового конуса, у входа в ущелье, что-то двинулось. Какая-то большая, едва различимая в боковом рассеянном свете масса.

– Посвети-ка вон туда, к выходу, – попросил он Кибернетика.

Едва луч скользнул в сторону, как Доктор сам схватился за рукоятку прожектора и довернул его еще больше. Прямо посреди ровного дна ущелья стояла какая-то гладкая скала. Доктор мог бы поклясться, что вчера здесь ничего не было. Никакой скалы. И тут оба заметили, что между дном ущелья и скалой проходит широкая, в полметра, полоса света… Скала словно бы неподвижно висела в воздухе. Они не успели прийти в себя от изумления, как вдруг скала вся заколыхалась сверху донизу, словно была целиком вырезана из огромного куска желе, и медленно, очень плавно двинулась к ним.

– Вот оно, твое отсутствие биосферы!

Прежде чем Доктор успел ответить, прежде чем он успел предотвратить несчастье, темноту вспорол малиновый луч бластера. Голубое облако шумно вздохнуло на том месте, где только что двигалось неизвестное, и вокруг них сомкнулась ночь. Прожектор почему-то погас.

– Давай прожектор! – крикнул Кибернетик, не опуская бластера, но Доктор не ответил ему.

Он лихорадочно шарил по поясу скафандра, наугад нажимая кнопки и уже понимая, что это бессмысленно: все энергетическое оборудование вышло из строя, не загорался даже аварийный нашлемный фонарь, и только рация почему-то продолжала работать. Он отчетливо слышал шумное дыхание Кибернетика, щелчки тумблеров и его проклятия.

Кибернетик рванул затвор бластера, развернулся в сторону стены и, уже не надеясь ни на что, нажал спуск. Но бластер не подвел. Видимо, его автоматический реактор продолжал действовать, и хотя разряд оказался намного ниже нормы, в его желтоватой вспышке они успели увидеть, что вокруг уже ничего не было. Никаких движущихся скал.

– Перестань, – сказал Доктор. – Вернемся в шлюпку. Может быть, там что-нибудь уцелело.

Они повернулись и молча пошли к шлюпке. Тьма стояла такая, что хоть глаз выколи. Наверное, оттого, что их ослепила вспышка бластера. Они прошли десять шагов, пятнадцать – шлюпки не было.

– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросил Доктор.

– Сейчас посмотрим!

Кибернетик снова щелкнул затвором, но Доктор перехватил его руку.

– По-моему, довольно. Твоя иллюминация только привлекает внимание к нам.

В спину им ударил порыв ветра. Доктору показалось, что в воздухе пляшут какие-то огненные искорки.

– У меня что-то с глазами… Ты видишь этих светляков?

– Возможно, это разряды. Здесь чертова уйма энергии от радиации и от этого сумасшедшего зеленого солнца. Но где шлюпка?

– Может, повернем обратно?

– Тогда вообще потеряем направление. Почему они не нападают? Сейчас самый удобный случай, на открытом месте мы беззащитны, а ночные животные отлично видят в темноте. Если попробуют еще раз… я ударю протонными…

– Что «еще раз»?

– Ну, напасть на нас!

– С чего ты взял, что они нападали?

– А что же они, играли в пятнашки? Зачем им бежать прямо на нас? Мало здесь места?

– Ты хоть знаешь, в кого стрелял?

– В кого? Почему «в кого»? Это был какой-то зверь. Очень крупный зверь!

– Хорошо, если так. А если нет?

– Ну, знаешь…

Было видно, что вопрос Доктора все же смутил Кибернетика.

Доктору совсем не хотелось продолжать этот разговор, но надо было его продолжать, не было иного выхода.

– Объявлять войну целой планете с нашими силами не очень-то разумно. А? Как думаешь?

– Очень ты любишь все преувеличивать, Петр Семенович. О какой войне идет речь? При чем здесь война? На нас напало неизвестное существо, я в него выстрелил, вот и все!

– А если не просто существо?

– Ты говоришь так, словно уже открыл на этой планете целую цивилизацию! Да еще не гуманоидную. Поделись, если это так!

– Ничего я не открыл! Но я предпочитаю вести себя так, словно здесь может быть такая цивилизация, и по крайней мере не забывать, что здесь мы гости! Мне хочется, чтобы люди всегда были добрыми гостями. Достаточно зла мы успели натворить на собственной планете. Не надо хвататься за бластер без крайней необходимости. Я почти уверен, что у этой штуки не было никаких враждебных намерений. Иначе от нас ничего бы уже не осталось. Это нас здесь только двое, а разум и вообще жизнь, даже самая примитивная, способны к объединению в случае опасности.

– Вот-вот! Ты говорил, что на этой планете отсутствует биосфера, ты делал анализы и не нашел даже вирусов!

Доктор усмехнулся:

– Так уж мы устроены. Всегда приятней обвинить в ошибке другого, особенно если чувствуешь, что виноват сам. А биосфера… Что же, согласен. Слишком поспешный вывод. Хотя все это странно, Миша. Очень странно… Может быть, наши найдут что-нибудь новое?

– Они даже не взяли оружие!

– Оружие здесь не поможет.

– Ну, это мы еще посмотрим! Лучше с самого начала показать не слабость, а силу.

Доктор надолго замолчал. Ветер постепенно усиливался, стало трудно держаться на ногах, и было отчетливо слышно, как скрипит оболочка скафандра под хлещущими ударами песчаных струй.

– Надо сесть и подождать, пока стихнет ветер, – предложил Доктор.

– Верх стены непрочен. Если ветер усилится, начнутся обвалы. Нельзя останавливаться. Нужно найти шлюпку или хотя бы какое-нибудь укрытие. Подожди! Ветер дует вдоль ущелья, повернем так, чтобы он бил в бок, и дойдем до стены, там наверняка найдется какая-нибудь трещина. Если повезет, дождемся рассвета. Черт с ней, со шлюпкой! Сейчас неизвестно, где безопасней.

Им повезло. Это была не трещина, а овальный вход в какую-то пещеру.

– Я осматривал вчера всю местность – не было здесь никакой пещеры, – раздраженно сказал Кибернетик. – Не могли же мы уйти так далеко!

Остановились у самого входа, с трудом переводя дыхание. Под сводами пещеры ветер сразу же стих. Глаза понемногу привыкли к темноте, и они уже различили смутные, уходящие вглубь своды каменного потолка и светлое пятно входа, перечеркнутое мелкой сеточкой пляшущих в воздухе огненных точек.

– Из-за этой свистопляски совсем ничего не видно.

– А ты вынь батарею бластера. Подключим ее к прожектору скафандра.

– Тогда мы останемся безоружными.

– Это глупо. Если бы там был хищник, мы не успели бы пройти и двух шагов. Хищники, тем более ночные, редко охотятся в одиночку.

– Их распугал выстрел.

– Ну да, такие пугливые звери. Гасят прожекторы, переносят с места на место шлюпки, подсовывают пещеры… Что еще они умеют делать?

Кибернетик ощупью нашел в темноте плечо Доктора.

– Не надо, Петр Семенович. И без того тошно.

– Хорошо, не буду. Но ты все же разряди бластер и зажги свет. Надоело сидеть в темноте. Неплохо было бы осмотреть помещение, в которое нас пригласили. Ты заметил? Стены как будто теплые. Даже сквозь перчатку.

– Нагрелись за день. Сейчас я попробую подключить фонарь прямо к бластеру, не вынимая батареи.

Синий конус света упал на стену пещеры.

– Не пережечь бы излучатель, он не рассчитан на такое напряжение, – пробормотал Кибернетик, что-то подкручивая в коробке бластера.

– Посвети в разные стороны. Я хочу посмотреть.

– Пещера как пещера. Не на что тут смотреть.

– Ну, ты не совсем прав… – Доктор подошел к стене. – Стены как будто оплавлены и теплые. Внутри они не могли так нагреться только от дневного света. И эти натеки… вот посмотри, как будто пещеру выжгли в скале…

– Ну да, специально к нашему приходу.

С минуту Кибернетик молча ковырялся в поясе скафандра, а Доктор, держа на вытянутых руках бластер с мотком провода, все никак не мог оторвать глаз от стен пещеры.

– А знаешь, она довольно глубокая. Надо будет посмотреть, что там дальше.

– Днем посмотрим. Если со шлюпкой ничего не случилось… Очень странно. Сели только наружные батареи скафандров. Направленное излучение? Может, оно пронзило узкий участок, как раз там, где были батареи? Но тогда почему ничего нет на дозиметрах? Тут одному не разобраться, вот вернутся наши…

– Тихо! – прошептал Доктор. Что-то мелькнуло в дальнем углу пещеры, что-то темное и не очень большое. – Дай-ка мне бластер, – сказал он как мог спокойней.

– Зачем?

– Еще раз осмотреть стены. Переключи его, пожалуйста, на мой фонарь.

– Надо было свой брать! – проворчал Кибернетик, но батарею все же переключил.

Поставив оружие на холостой взвод, Доктор осторожно повернул шлем в сторону, где только что видел движение, и резко нажал выключатель. Ярко блеснули желтым агатовым светом два глаза. Существо величиной с ягненка сидело, ослепленное светом.

– Стой! – крикнул Кибернетик. – Не подходи к нему!

Но Доктор даже не обернулся.

– Наши скафандры выдерживают удар лазера. Чего ты, собственно, боишься? Есть все-таки биосфера! Есть… Нет, это потрясающе, – у него же нет рта. И ног не видно! Как оно движется? Какой обмен веществ?

Доктор сделал еще один шаг, чтобы лучше рассмотреть представителя этого неизвестного мира, и в ту же секунду раздался глухой, чавкающий звук, словно ударили ладонью по круто замешенному тесту. Существо съежилось, вжалось в стену и стало медленно исчезать. Сначала исчезла его задняя половина. С секунду оно казалось барельефом, высеченным в скале каким-то древним художником. Но барельеф становился все тоньше, линии постепенно стирались, и вот уже перед потрясенным Доктором не было ничего, кроме гладкой поверхности камня.

– Ты видел? – все еще не отрывая глаз от того места, где только что сидело существо, спросил Доктор.

– Видел… – почему-то шепотом ответил Кибернетик. – Похоже, оно нырнуло. Нырнуло прямо в камень…

Чтобы проверить себя, Доктор прикоснулся перчаткой к тому месту, где исчезло существо. Камень оказался в этом месте мягким, податливым, как глина, и очень горячим.

– Может, оно его расплавило? Какая-то высокотемпературная форма жизни?

– Нет. У меня такое предчувствие, что здесь что-то совсем другое, что-то гораздо более сложное…

Предчувствие не обмануло Доктора. Секунд через десять или пятнадцать после того, как исчезло неизвестное существо, снова раздался знакомый чавкающий звук. Стена вздрогнула и стала медленно уходить куда-то вглубь, словно ее всасывал изнутри огромный каменный рот. Сначала образовалась небольшая, но стремительно расширяющаяся воронка или, скорее, неправильное, сферическое углубление. Оно вогнулось внутрь скалы, расширилось и, наконец, замерло, образовав длинный узкий коридор, отделенный от пола пещеры невысокой, в полметра, каменной ступенькой. Проход был таким, что в него свободно, не сгибаясь, мог пройти человек. Направленный внутрь луч фонаря ничего не объяснил им. Свет терялся в стенах длинного, ровного туннеля, конца которого нельзя было рассмотреть.

– Кажется, нас приглашают войти…

– И не подумаем. При таком энергетическом вооружении, как у них, нужна силовая защита, а мы…

– А мы уже не экспедиция, Миша. Кажется, ты это забыл, так вот войдем как есть и даже эту игрушку оставим. – Доктор выключил бластер. – Терять нам нечего, а доверие можно заслужить только доверием.

Больше они не спорили. Даже когда Доктор повернулся и положил у порога бластер, предварительно вынув из него батарею, Кибернетик не стал возражать.

Прошли метров двести, а может, больше. Очень трудно определялось расстояние в этом совершенно гладком коридоре с тускло поблескивающими, словно лакированными, стенами.

Идти было легко. Пол мягко пружинил под ногами. Чтобы скомпенсировать внешнюю температуру, пришлось включить охлаждение скафандров на полную мощность.

– Ты заметил, перед тем как образовался проход, камень даже не светился, температура совсем небольшая, иначе никакое охлаждение не помогло бы. Если это не плавление, то что же?

– Может, ослаблено сцепление между молекулами?

– Молекулярное сцепление? Ну, не знаю… Для этого нужна такая прорва энергии.

– Меня другое беспокоит: этот проход что-то уж слишком длинный. Не понимаю, зачем им это понадобилось?

– Вот, кажется, и конец.

Но это был не конец. Просто коридор раздваивался на два одинаковых рукава. С минуту они стояли молча, раздумывая, куда повернуть. А метров через пятьдесят коридор снова раздваивался. Они вернулись и отметили первый поворот. Потом Кибернетик предложил более рациональный способ:

– Будем все время поворачивать налево, чтобы не запутаться.

Они еще раз повернули налево, и почти сразу же луч фонаря осветил новую развилку.

– Не слишком прямая дорога, а?

– Честно говоря, мне это не нравится, – сказал Доктор.

– Может быть, попробуем разок повернуть направо?

– Правые туннели должны заканчиваться тупиком.

– Откуда ты знаешь?

– Да уж знаю… Можно, конечно, проверить, только снова пометь поворот.

Они проверили. Доктор оказался прав. Почему-то это открытие заставило его помрачнеть. Они вернулись к помеченной развилке и снова свернули налево. Доктор теперь почти не разговаривал. Его шаркающие шаги доносились все глуше. Прислушавшись к его затрудненному дыханию, Кибернетик остановился.

– Барахлит фильтр? Чего ты все время отстаешь?

– Просто забыл привернуть свежий баллон, когда выскакивал из шлюпки.

– Интересно, как тебе удалось сдать экзамены в школе третьей ступени… – сказал Кибернетик, внимательно изучая свой распределитель. – Значит, воздуха у нас всего на полчаса. Придется поторопиться. – Он отвинтил запасной баллон и протянул Доктору: – Держите, медицинский работник. Жаль, что я не Навигатор. Ты бы у меня одним нарядом не отделался за такие штучки!

– Спасибо, – просто сказал Доктор.

И Кибернетик почувствовал, как от этого знакомого земного слова улетучивается все его раздражение.

Прошло минут десять, прежде чем они поняли: что-то изменилось. Появилось едва заметное движение воздуха.

– Погаси свет, – попросил Кибернетик.

В наступившей темноте увидели впереди светлое пятно.

– Кажется, там выход!

– Конечно, выход. Лабиринт всегда заканчивается выходом, если применить правило левой руки.

– О чем ты? – не понял Кибернетик.

– О земных лабиринтах.

– Но здесь не Земля!

– В том-то и дело! Это мне и не нравится. Слишком знакомый лабиринт. И слишком простой…

Проход теперь расширился, перешел в длинный зал. Впереди тускло поблескивала какая-то лужа. А еще дальше за ней скала раздвигалась в стороны, и можно было увидеть знакомое дно ущелья.

– Смотри-ка, уже рассвет, – сказал Кибернетик. – Долго мы проплутали.

Доктор ему не ответил. Он остановился и стоял теперь сжав кулаки, с ненавистью глядя на лужу, преградившую им путь.

– Ну, чего ты застрял? Пойдем! Хорошо, что вышли в наше ущелье, успеем добраться до шлюпки.

– Понимаешь, Миша… А ведь мы здесь не пойдем.

– Не пройдем?

– Нет. Я сказал, не пойдем. Сейчас я тебе все объясню.

– Да что тут объяснять! Объяснишь, когда сменим баллоны!

– Тогда уже будет поздно. Послушай, этот лабиринт… А теперь этот… этот… бассейн, доска… Вон там, видишь?

– Какая доска? Я вижу каменную плиту, и прекрасно. С ее конца легко перепрыгнуть через лужу!

– Вот именно. Именно перепрыгнуть… В этом все дело.

– Да говори ты толком, наконец!

– Помнишь, там, в лабиринте, я знал, что все время нужно поворачивать налево?.. И этот зал мне знаком.

– Ну это ты, брат, загнул! Не мог ты этот зал видеть!

– А я и не видел. Здесь не видел. Я его на Земле видел… У меня такое чувство, как будто я в чем-то виноват, как будто я эти опыты выдумал…

– Какие опыты?! – Теперь уже Кибернетик окончательно вышел из себя. Он повернулся к Доктору, и его лицо покраснело от гнева. – Будешь ты говорить толком или мне тащить тебя к выходу?! Кислорода осталось на пятнадцать минут, хватит лирику разводить!

– Ну так слушай. В таком зале мы показываем студентам опыты на крысах, ну… на простейшие инстинкты, понимаешь? Вон там – лабиринт. Здесь прыжковый стенд. В конце – приманка. Кусок сала или выход – разница небольшая. Конечно, все соответственно увеличено в масштабе.

– Ты хочешь сказать, что теперь в роли крыс мы?

Доктор молча кивнул и сел на пол. Он выбрал камень поудобнее, расположился основательно и совершенно спокойно. Видно было, что он уже принял окончательное решение и теперь никуда не спешил. Чтобы все время видеть его лицо, Кибернетику пришлось сесть рядом.

– Значит, они простейшие инстинкты проверяют… А зря ты оставил бластер!

Доктор ничего не ответил, только пристально посмотрел на него, и почему-то Кибернетик смутился, отвел взгляд. Но почти сразу же новая мысль заставила его вскочить на ноги.

– Черт возьми, но это нелепо! Не могли они не видеть шлюпки!

– Конечно, они видели шлюпку и понимают, что мы не крысы. Вряд ли они вообще знают, что такое крысы, но наверняка знают, как мы к ним относимся.

– Откуда?

– Оттуда, откуда они узнали об этом стенде. Из моей памяти.

Кибернетику показалось, что после этих слов дышать стало труднее, словно уже истекли оставшиеся у них пятнадцать минут…