Текст книги "Психология воли"

«Специфичным для него является наличие внутреннего интеллектуального плана, организующего все имеющиеся у человека в данный момент побуждения в направлении такой их иерархизации, при которой ведущим мотивом становится сознательно поставленная цель. Волевой акт включает в себя борьбу разнонаправленных мотивационных тенденций. Если в этой борьбе берут верх непосредственные побуждения (в том числе и нравственного порядка), деятельность осуществляется помимо ее волевой регуляции. В отличие от этого, волевое поведение предполагает наличие таких психических процессов, посредством которых человек усиливает мотивационные тенденции, идущие от сознательно поставленной цели, и подавляет противоположные. Решающая роль в этом процессе принадлежит мысленному построению будущей ситуации. В этом случае человек отчетливо представляет себе положительные последствия тех действий, которые он совершит, следуя сознательно поставленной цели, и отрицательные последствия действий, продиктованных непосредственным желанием. Если в результате такого предвидения будущих последствий возникнут положительные эмоции, связанные с достижением сознательно поставленной цели, и они окажутся сильнее имеющихся у человека переживаний, порождаемых непосредственным побуждением, то эти положительные эмоции и выступят в качестве дополнительной мотивации, обеспечивающей перевес побуждения со стороны сознательно поставленной цели. Таким образом, активность во внутреннем плане выступает как условие, порождающее новые мотивационные тенденции. Именно во внутреннем плане настоящая ситуация, отражаясь в свете будущей, обретает иной смысл, что и определяет завершение борьбы мотивов и принятие решения в пользу волевого поступка, а в тех случаях, когда человек намечает и способы достижения поставленной цели, – и создание намерения» [1983, с. 54].

Таким образом, волевое усилие заменено здесь интеллектуальным расчетом и борьбой эмоциональных переживаний – какое сильнее или приятнее. Непонятно только, на каком основании в этой статье обсуждаются волевые действия, если волевое усилие для разрешения конфликта побуждений не нужно?

В. И. Селиванов [1975] считал, что в случае конфликта побуждений одинаковой силы исход борьбы определяется волевым импульсом (который имеет все признаки внутреннего сознательного стимула), рефлекторно усиливающим один из альтернативных мотивов.

Участие механизмов воли в разрешении противоречий в процессе мотивации В. К. Калин [1989б] предложил называть волением. Этот процесс, пишет он, переживается субъектом как подконтрольность и подвластность ему осознаваемых влечений.

1.3. Воля как произвольная мотивация

Понятие о воле как о детерминанте поведения человека зародилось в Древней Греции и впервые было явно сформулировано Аристотелем (384–324 гг. до н. э.). Он ввел это понятие как объяснительное, чтобы отличать поступки, совершаемые на основании разумного решения субъекта (потому что так надо), от поступков, вызванных его желаниями. При этом философ понимал, что не сами по себе знания являются причиной разумного поведения, а некая сила, вызывающая действие согласно разуму. Эта сила рождается, по Аристотелю, в разумной части души, благодаря соединению разумного решения со стремлением (желанием), придающим решению побудительную силу. Само же стремление (желание) обусловлено побудительной силой предмета стремления. Таким образом, воля у Аристотеля сводится к управлению посредством разума побудительной силой желания (предмета стремления) человека: либо путем придания исходному желанию дополнительного побуждения (стремления) к предмету, либо посредством торможения побуждения, когда разум подсказывает, что нужно избежать стремления к тому или иному объекту.

Действия и поступки, осуществляемые по решению самого человека, Аристотель называл произвольными. Существенным для аристотелевского понимания роли волевого начала в детерминации поведения является то обстоятельство, что воля не только инициирует, но и выбирает произвольные действия, а также регулирует их осуществление. Кроме того, философ приписывал действию волевого начала способность человека владеть собой. В то же время любое волевое движение имеет, по Аристотелю, природные основания.

Древнеримский мыслитель и врач Гален (130–200 гг. до н. э.) говорил о произвольных и непроизвольных движениях, относя к последним только мышечные сокращения внутренних органов (сердца, желудка). Все остальные движения он считал произвольными. От непроизвольных (автоматических) движений они отличаются тем, что всегда происходят при участии психической пневмы, включающей в себя восприятие, память и разум и выполняющей управляющую функцию по отношению к органам движения.

Р. Декарт понимал волю как способность души формировать желание и определять побуждение к любому человеческому действию, которое нельзя объяснить на основании рефлекса. Декарт считал, что задача воли – бороться со страстями, которые возникают под влиянием вещей (в то время как желания порождаются непосредственно душой). Воля может затормозить движения, обусловленные страстью. Разум, по Декарту, это собственное орудие воли. Воля помогает человеку следовать определенным правилам, исходя из суждений разума о добре и зле. Таким образом, Декарт связывает волю с нравственностью человека.

Английский философ Т. Гоббс, живший в одно время с Р. Декартом, при объяснении поведения человека также исходил из представлений о непроизвольной и произвольной регуляции. В тех случаях, когда возникают попеременно то чувство стремления к чему-либо, то чувство отвращения, необходимо осуществить однозначный выбор того или иного действия. Последнее желание, возникающее в акте обдумывания и размышления, которое примыкает непосредственно к действию, было названо Т. Гоббсом волей. Воля детерминирована мотивами и побуждениями, которые, в свою очередь, сами определяются потребностями, а также знаниями о вещах и о возможных способах, с помощью которых удовлетворяются эти потребности.

Таких же взглядов на проблему воли придерживался и Д. Гартли, полагавший, что воля есть не что иное, как желание или отвращение, достаточно сильное, чтобы вызвать действие, не являющееся изначально или вторично автоматическим. Отождествление воли с господствующим в сознании желанием явно проглядывает и во взглядах других ученых прошлого (Д. Пристли [1968]; А. Коллинз [1967]; Г. Спенсер [1897]; В. Виндельбандт [1904] и др.). Правда, в представлениях каждого из них имеются и свои особенности. Д. Пристли, например, говорил о желании действовать, поскольку действие не всегда возникает при виде желаемого предмета. Ценным в его взглядах является и то положение, что стремления человека определяются мотивами, поэтому у воли всегда есть причина.

В. Вундт [1912] полагал, что психическая причинность получает высшее выражение в волевом акте.

С мотивационных позиций рассматривал волю и Э. Мейман [1917]. Основным признаком волевого действия он считал предваряющее его принятие решения о совершении действия, когда действию предшествует полноценный психический акт, выработка представления о цели, получение согласия на эту цель. Достижение такого согласия на какое-то конкретное действие начинается с подбора и рассмотрения целей, с анализа их ценности, анализа последствий действия. Не случайно истинной причиной всех волевых поступков Э. Мейман считал размышление, поскольку именно посредством него достигается понимание ценности и значения цели.

К. Левин [Lewin, 1926, 1935], слегка изменив экспериментальный план Н. Аха, доказал, что заученные формы поведения (стимульно-реактивные связи, навыки и т. п.) сами по себе не способны детерминировать активность субъекта; для этого необходимо действие мотивационного фактора. Тем самым была постулирована главенствующая и координирующая роль мотивационных и волевых процессов по отношению к другим психическим процессам. Согласно К. Левину, поведение личности управляется большим количеством «напряженных систем», которые представляют собой цели, идущие от самого субъекта либо заданные извне. Цели являются не только когнитивной репрезентацией будущего состояния (когнитивный аспект), но одновременно динамическим выражением каких-либо потребностей личности (мотивационный аспект), хотя полностью к этим потребностям не сводятся; поэтому они получили название квазипотребностей. Объекты или события, которые могут служить для разрядки напряженных систем – квазипотребностей, – имеют особые побудительные черты, буквально – характер требования («Aufforderungscharacter») от субъекта того или иного типа поведения. Так, если нам необходимо позвонить, телефон-автомат как бы «сам бросается в глаза», требуя от нас определенных действий (достать монету, вспомнить номер и т. д.). Волевые действия, по Левину, отличаются от действий, управляемых квазипотребностями: волевое действие пытается контролировать возникающую тенденцию действия – например, обеспечивает человеку возможность сохранять спокойствие, даже если его оскорбляют. Если возникает несколько напряженных систем, то волевое действие обеспечивает через процесс принятия решения предпочтение одной из них; если это не удается в полной мере, возникают ошибочные действия или торможение актуального действия. Обращает на себя внимание тот факт, что воля продолжает оставаться «служанкой» мотивов (истинных потребностей – по Левину) и конфликт намерений, который по своей природе является волевым, разрешается через принятие решения, т. е. в сфере мотивации.

Заменив понятие «детерминирующая тенденция» Н. Аха понятием «квазипотребность», К. Левин фактически отождествил проблематику воли и мотивации: исследователей того времени больше интересовал процесс возникновения квазипотребностей (намерений) и факторы ситуации, влияющие на их реализацию. Согласно К. Левину, квазипотребность автоматически воплощается в действие, как только для этого наступают благоприятные внешние условия. Отсюда понятно, что постулирование и изучение неких дополнительных психических процессов, контролирующих реализацию намерения (процессов, которые мы сейчас обозначаем как волевые), было попросту излишним. Наряду с анализом процесса целенаправленного поведения у К. Левина встречаются интересные описания «различной степени зависимости от квазипотребностей» испытуемых в одной и той же экспериментальной ситуации [Lewin, 1926]. У «действенных» типов намеренное действие протекает как бы само по себе, без сознательного контроля со стороны субъекта; испытуемые указывают в самоотчетах, что они действовали непроизвольно, «почти как во сне». Испытуемые, отнесенные к «мыслительному» типу, напротив, сообщали о тормозящих действие ментальных содержаниях, связанных большей частью с разнообразными неприятными ощущениями во время эксперимента.[1]1
  Эти различия были одной из отправных точек для теории Ю. Куля, а также его конструктов «Ориентация на действие» и «Ориентация на состояние», которые подробно рассмотрены в главе 2.


[Закрыть] Дифференциально-психологический аспект изучения волевых процессов не получил, однако, какого-либо развития в школе К. Левина, который уделял главное внимание разработке знаменитой «теории поля» [Lewin, 1935].

Детальная проработка личностных и ситуационных детерминант поведения в теории поля – с одной стороны, и недооценка К. Левиным роли собственно волевых процессов – с другой, имело следствием то, что, начиная с 40-х гг. нашего столетия понятие «воля», да и сами исследования волевых процессов постепенно «выходят из моды» и заменяются когнитивно ориентированными исследованиями мотивации, в основе которых лежат модели «Ожидание × Ценность» [см. обзор Хекхаузена, 1986]. Однако после настоящего бума исследований мотивации, и прежде всего – мотивации достижения, в западноевропейской психологии под влиянием ряда экспериментальных данных начинает формироваться критическое осмысление постулата о том, что мотивационные процессы, основанные на оценке ожидания успеха и привлекательности цели, прямо определяют поведение. Исследователи пытались уточнить модели «Ожидание × Ценность», вводя новые личностные и ситуационные переменные, опосредующие связь между мотивом и поведенческими проявлениями (стратегиями решения задач, общей эффективностью деятельности, эмоциональным фоном деятельности и др.).

Шапкин С. А. 1997. С. 14

Левин (Lewin, 1926) оспаривал тезис Аха о возможности усиления тенденции действия через последующий волевой акт (или акт намерения). Он рассматривал тенденции действия как «квазипотребности», которые управляются «подлинными» потребностями, поэтому их сила всегда соразмерна силе соответствующих подлинных потребностей. Тем самым Левин превратил проблему воли в проблему мотивации, он свел актуальную тенденцию действия к результирующей мотивационной тенденции. При этом исчезла и волевая актуализация действия в ответ на возникающие препятствия, которые должны преодолеваться при реализации интенции.

Хекхаузен Х. 2003. С. 312

Связывали волю с мотивацией и отечественные психологи. И здесь нельзя не упомянуть о представлениях И. М. Сеченова по разбираемому вопросу. Во-первых, ученый выделял моральный компонент воли, что можно рассматривать как постулирование им участия в волевых актах нравственного компонента мотива («воля – деятельная сторона разума и морального чувства, управляющая движением во имя того и другого, и часто наперекор даже чувству самосохранения», – писал он [1953, с. 177]). Во-вторых, И. М. Сеченов подчеркивал, что просто так человек не станет проявлять силу воли, для этого нужна веская причина, мотив. «Безличной, холодной воли мы не знаем», – утверждал ученый [там же, с. 181].

Г. И. Челпанов [1897, 1926] выделял в волевом акте три элемента: желание, стремление и усилие. Он связывал волевое действие с борьбой мотивов, наделяя волю функцией выбора (принятия решения о действии). К. Н. Корнилов [1948, 1957] подчеркивал, что в основе волевых действий всегда лежит мотив. О влечениях, желаниях и хотениях человека в связи с вопросом о воле и волевых актах рассуждал в своих работах и другой крупный отечественный психолог Н. Н. Ланге [1890]. В частности, он дал свое понимание отличия влечений от хотений, полагая, что последние – это влечения, переходящие в действия и сопровождаемые чувством активности этих действий. Для Н. Н. Ланге хотение – это деятельная воля.

Л. С. Выготский [1983] выделял в волевом действии два отдельных процесса: первый соответствует решению, замыканию новой мозговой связи, созданию особого функционального аппарата; второй – исполнительный – заключается в работе созданного аппарата, в действии по инструкции, в выполнении решения. Л. С. Выготский, как и Ж. Пиаже [1969], включал в структуру волевого акта операцию введения вспомогательного мотива для усиления побуждения к действию – необходимому, но слабо связанному с личным желанием человека. Л. С. Выготский утверждал, что свобода воли не есть свобода от мотивов. Свободный выбор человека из двух имеющихся возможностей определяется не извне, а изнутри, самим человеком. Выготский сформулировал положение о том, что изменение смысла действия меняет и побуждение к нему (идея, позднее развитая А. Н. Леонтьевым в понятии о «смыслообразующих мотивах» и В. А. Иванниковым во взгляде на волю как на «произвольную мотивацию»).

Понимание мотивационного процесса как волевого можно найти у С. Л. Рубинштейна [1946]. Вся первая часть его главы о воле – «Природа воли» – есть не что иное, как изложение различных аспектов учения о мотивации.

С. Л. Рубинштейн полагал, что «зачатки воли заключены уже в потребностях как в исходных побуждениях человека к действию» [там же, с. 588]. Но если признать правоту такого понимания воли (или, по определению С. Л. Рубинштейна, волевого компонента психического процесса, в данном случае – потребности) как динамического напряжения, побуждения, стремления, то и инстинкты нужно рассматривать как волевые действия: ведь в них тоже есть как чувственное переживание потребности, так и стремление к удовлетворению нужды. Однако тогда исчезает специфика воли как произвольного способа регуляции в отличие от непроизвольного. Недаром Ш. Н. Чхартишвили [1958б; 1967] отделял поведение, побуждаемое потребностями, от волевого поведения, называя первое импульсивным. Кроме того, потребностное побуждение у человека дает только толчок к развертыванию первого компонента волевого акта, т. е. мотивации, но не приводит непосредственно к действию. Об этом писал и сам С. Л. Рубинштейн: «Будучи в своих первоначальных истоках связано с потребностями, волевое действие человека никогда, однако, не вытекает непосредственно из них. Волевое действие всегда опосредовано более или менее сложной работой сознания – осознанием побуждений к действию как мотивов и его результата как цели». И еще: «…В волевом действии сами побуждения не действуют непосредственно в виде слепого импульса, а опосредованно через осознанную цель» [1946, с. 589]. Так что положение С. Л. Рубинштейна о зачатках воли, заключенных уже в потребностях, можно понять, только приняв точку зрения, что воля – это произвольная мотивация и что развертывание мотивации как начала произвольного акта начинается с возникновения потребностного побуждения.

Cобственно, о таком понимании воли он пишет и в другой работе: «“Волю”, собственно, образует непосредственно лишь высший, верхний или верхушечный слой этих тенденций – желания, определяемые идейным содержанием, выступающим в качестве осознанной цели» [1957, с. 269].

Негативное отношение к воле… обернулось для автора (С. Л. Рубинштейна. – Е. И.) самым коварным образом. Искусственное деление единой регуляции поведения на побудительную и исполнительную не оставило места воле человека в самих действиях. Непонятно, почему в таком случае люди связывают испытание своей воли не с желаниями и стремлениями, а прежде всего с преодолением трудностей исполнения.

Селиванов В. И. 1992. С. 170

Связь мотивации и воли исследовалась и другими московскими психологами (К. М. Гуревич [1940]; Л. И. Божович [1969]; А. Н. Леонтьев [1981]; В. А. Иванников [1991]). Например, А. Н. Леонтьев изучал развитие произвольного поведения в связи с развитием и дифференциацией мотивационной сферы. Произвольное действие, по А. Н. Леонтьеву, характеризуется тем, что содержание мотива и цели в нем не совпадает. Многие ученые рассматривали и рассматривают механизм мотивации как волевой. Отмечая это, Б. В. Зейгарник с соавторами писала: «Проблема овладения своим поведением (на уровне овладения собственной мотивацией)… традиционно ставится в психологии как проблема воли. Волевое поведение рассматривается различными авторами как процесс производства новых мотивационных образований, способствующих развертыванию поведения в выбранном направлении» [Зейгарник, Холмогорова, Мазур, 1989, с. 122–123].

Несмотря на то, что связь мотивации с волей является общепризнанным фактом, это, однако, не означает, что такая связь понимается всеми учеными одним и тем же образом. Можно выделить по крайней мере три направления в рассмотрении этого вопроса.

Первое из этих направлений практически отождествляет мотивацию и волю, тем самым по существу отрицая последнюю (такой подход характерен для американской психологии; не случайно в западных психологических словарях отсутствует само понятие «воля»). При этом сторонники данного направления ссылаются на то, что если у человека есть сильное желание (мотив), то не требуется никакого психологического механизма, дополнительного по отношению к мотиву, который вызывал бы активность человека для достижения цели; само желание организует эту активность.

Современная буржуазная психология претендует на то, чтобы объяснить все сложнейшие явления психики человека, не обращаясь к понятию воли. Как пишут Д. Миллер, Ю. Галантер и К. Прибрам [1965, с. 24], «в наши дни категория воли исчезла из психологических теорий, слившись с более широкой теорией мотивации». Это «слияние» оказалось пагубным для развития позитивных исследований воли человека. Аналогичные тенденции имеют место и в советской психологии.

Некоторые наши психологи как огня боятся самого термина «воля», предпочитая такие неопределенные и широкие понятия, как «произвольные процессы» и «активность», хотя каждому из них хорошо известно, что активность и произвольность бывают разные: на уровне привычки или эмоционального порыва, когда от субъекта не требуется мобилизации намеренных усилий, и на уровне сознательно-волевой напряженности, связанной с необходимостью намеренного преодоления встретившихся трудностей.

Селиванов В. И. 1992. С. 190

Однако еще Д. Локк считал, что неверно отождествлять волю и желания (потребности) человека. Связывая волю с механизмами порождения действий, философ, наряду с мотивацией, выделял особую способность, позволяющую осуществлять действия, и эту способность он называл волей. Воля, преодолевая неудовольствие, может выступать, по мнению Д. Локка, и против желания, формируя у человека хотение или воление.

Не сводил волю к мотиву и П. В. Симонов, который справедливо полагал, что невозможно считать волей доминирующую в данный момент потребность. Воля – это не просто господствующая потребность, – писал он, – а некоторый специальный механизм, дополнительный к одной из конкурирующих мотиваций [1982].

Сведение воли к мотиву, побуждающему к активности, неправомерно хотя бы потому, что встречающиеся на пути к достижению цели препятствия вызывают так называемую «реакцию преодоления», которая, как правило, является принадлежностью всякого волевого усилия. К тому же специфика волевого проявления не обусловлена тем или иным первичным побуждением, связанным с какой-либо потребностью. Более того, реализация одного из многих побуждений возможна лишь потому, что остальные побуждения часто подавляются усилием воли.

Второе направление не отождествляет мотивацию и волю, хотя и не отрицает наличия тесной связи между ними. Как полагал П. И. Иванов [1967], волевые (произвольные) действия, в отличие от непроизвольных, совершаются по мотивам. При этом среди сторонников данного направления нет полного единодушия. Для некоторых исследователей воля является частью мотивации, характеристикой и механизмом осуществления мотивации (Л. С. Выготский, Л. И. Божович). Так, например, Л. И. Божович сущность волевого поведения видела в способности подчинять его сознательно поставленным целям (заранее принятым намерениям) даже вопреки непосредственным побуждениям, когда человек преодолевает свои личные желания ради малопривлекательных для него в данный момент, но социально значимых целей (общественных ценностей). Волю Л. И. Божович рассматривала как высшую психическую функцию в мотивационной сфере, возникающую в результате развития человеческих потребностей, опосредованных интеллектом. Как и Л. С. Выготский, Божович понимала волю как разновидность произвольной мотивации.

В. А. Иванников [1985] задавался вопросом о том, что имеется общего в следующих понятиях, при помощи которых описывают и объясняют феномен воли или волевого поведения: действие без актуальной потребности; действие при конфликте мотивов; действие с учетом его последствий и моральных соображений; действие по общественной необходимости; произвольно выбранное действие, свободное от наличной ситуации; сдерживание своих желаний; преодоление препятствий и т. д. В. А. Иванников дал следующий ответ: все эти понятия включают в себя момент изменения побуждений путем изменения смысла действия. Он также полагал, что о воле начинают говорить тогда, когда обнаруживается недостаток побуждения к заданному действию (сходным образом Й. Бекман [Beckmann, 1987] и Ж. Пиаже [1969] рассматривали волю в качестве усилителя недостаточного по силе побуждения). По Иванникову, возникающие затруднения преодолеваются очень просто: для этого более слабый мотив нужно заменить (или присовокупить к нему) более сильным. Так, выступление на соревнованиях может оказаться для спортсмена более успешным, если он посвятит его любимому человеку. В этом случае старый мотив «занимает» энергию у нового, более значимого мотива.[2]2
  Эта точка зрения не нашла поддержки у ряда психологов, которые считают, что воля не характеризуется недостатком побудительности мотивов [Ф. Е. Василюк, 1984] и что при преодолении трудностей нет необходимости занимать силу мотива [Ю. Б. Гиппенрейтер, 2005].


[Закрыть]

В результате получается, что, с одной стороны, В. А. Иванников придерживался понимания воли с мотивационных позиций, а с другой стороны, по-видимому, примыкал к сторонникам понимания воли как волевой регуляции, связанной с преодолением трудностей.

В другой работе он снова повторял, что в основе волевой регуляции побуждения к действию лежит произвольная форма мотивации. В частности, Иванников пишет, что «Воля есть… произвольная мотивация» [1986, с. 27].

Взгляды В. А. Иванникова подверглись справедливой критике со стороны В. К. Калина [1989а]. Последний отмечает, что сначала В. А. Иванников сузил проблему произвольной мотивации до вопроса о побудительности, а затем свел ее к сознательному изменению мотива, которое рассматривается только в аспекте побудительных причин. И воля, и произвольная мотивация у В. А. Иванникова являются сознательной формой побудительных причин действия – и только. Волевые качества, а следовательно и волевые усилия, он не включил в понятие воли, предлагая взамен выделять такие реальные моменты деятельности человека, которые «пока не имеют своего объяснения и требуют привлечения понятия, сходного с интуитивно выделяемым понятием воли» [1985, с. 49]. Таким образом, делает вывод В. К. Калин, основной недостаток представлений В. А. Иванникова о воле – то, что рассмотрение им воли лишь как разновидности произвольной мотивации не позволяет охватить всех волевых проявлений, в частности управления человеком своими психическими процессами при исполнении действий и осуществлении деятельности.

Е. О. Смирнова [1990] критикует концепцию В. А. Иванникова с других позиций. Она отмечает, что если понимать волю только как овладение своим побуждением, то о начале формирования воли в детском возрасте можно будет говорить только тогда, когда ребенок станет способным управлять своими мотивами и создавать новые личностные смыслы (т. е. переосмысливать основание своих действий и поступков). Однако известно, подчеркивает Е. О. Смирнова, что дети до 7–8 лет не в состоянии адекватно осознавать свои мотивы (и тем более самостоятельно изменять смысл своих действий). Еще Л. С. Выготский вслед за К. Левиным отмечал, что дети, в отличие от взрослых, не способны к образованию «любых» намерений и могут действовать только в направлении наиболее сильных непосредственных побуждений и что дошкольник делает только то, что он хочет. Да и сам В. А. Иванников показал, что у детей до 6 лет введение дополнительных мотивов не дает значимого увеличения волевого компонента действий. Отсюда должно следовать, что до этого возраста говорить о наличии воли у детей трудно.

В действительности же и жизненные наблюдения, и научные исследования показывают, что уже у 3-летних детей проявляется упорство, упрямство. Ряд авторов именно дошкольный возраст считает интенсивным периодом развития воли (В. К. Котырло [1971; 1974]; А. Н. Леонтьев [1981]; Н. И. Непомнящая [1965]; Д. Б. Эльконин [1965]).

Таким образом, многие данные говорят в пользу того, что сводить волю к произвольной мотивации нет оснований.

Для другой группы исследователей мотивация является одной из сторон волевого поведения, волевого побуждения (К. Н. Корнилов [1957]; Л. С. Выготский [1983]; В. Н. Мясищев [1930]; П. А. Рудик [1967]).

В соответствии с таким пониманием мотивация всегда произвольна и противопоставлять ее можно не непроизвольной мотивации, а непроизвольной (безусловно– и условно-рефлекторной) детерминации поведения. Отсюда вытекает, что детерминация и мотивация – это хотя и взаимно зависимые (в том смысле, что вторая – разновидность первой), но не тождественные понятия. Внешний или внутренний стимул (например, резкая боль) может вызвать у человека и непроизвольную реакцию, но произвольные действия возникают только вследствие наличия мотива.

Из понимания мотива как начала, отвечающего за произвольную активность человека, вытекает, по мнению сторонников данной точки зрения, одна из структурных особенностей этой активности: прогнозирование результата и последствий его достижения. Произвольная активность всегда имеет место на фоне более или менее отчетливых ожиданий предполагаемого результата деятельности или возможных ее последствий. Другое дело, что получаемый результат не всегда соответствует ожиданиям.

Наконец, третье направление вообще ставит под сомнение связь воли с мотивацией.