Текст книги "Английский след. Детектив с элементами иронии и любовного романа"

Все как с вечера запланировал, так с утра у Саши и получилось. Отец разрешил взять «девятку» при условии, что в пятницу к вечеру он вернется в Москву и заберет их с матерью на дачу.

Саша заехал на работу узнать, что-то новенькое есть? Одет он был в джинсы и хлопковую в клетку рубашку. Секретарь Надежда была грустная, в одежде темных тонов, разговаривала с Сашей неохотно и с какой-то опаской.

– Ну что ты на меня смотришь как на врага народа! – вгорячах, сказал Саша. – Не убивал я твоего Аркадича! Ты это от меня хочешь услышать?

– Какой ты, Саша, стал странный и нервный после этой командировки в Англию, – только и ответила Надежда.

– Здрасти! Я ей про Марью, она мне про Дарью! Намек на Англию, что я и там был виноват! – сказал он в том же тоне и ушел, так ничего новенького и не узнал.

«Наконец-то выехал из Москвы, теперь поедем быстро, – подумал Саша, шпаря уже по Минскому шоссе. – Отдохнем на дачке два-три денечка, сосредоточимся на проблеме. А это еще что за дурак жмется? Эх, тормозит, кретин!..»

Саша повернул резко руль, чтобы уйти от столкновения с грубо подставленным задом «десятки», но его машину развернуло поперек дороги, перевернуло на крышу и снова на колеса, потом еще раз на бок и юзом по асфальту. Пока, не теряя сознания, Саша открыл глаза, в правую дверку, которая теперь была вверху, через разбитое стекло заглянул человек, дальше он помнил все смутно и местами.

В больнице первыми, кого увидел Саша, были его родители, мать и отец. Анна Владимировна сидела рядом с кроватью, ее заплаканные глаза встретились с его взглядом, и у обоих вспыхнула искра счастья. «Мама с папой рядом, значит, все самое страшное уже позади», – подумал он, и ему захотелось снова спать. Следующий раз, когда он пришел в себя, то увидел рядом отца и тетю Машу. А на следующий день он обращал внимание уже на медсестер, приходивших в палату делать ему уколы. Он начал даже оценивать их отношение к себе: «Та, что была с утра и в обед, вколола укол больно и даже не посмотрела в глаза, а вот вечером пришла добрая, улыбалась, шутила, говорила: «На твоей свадьбе еще будем гулять», – на ней мне жениться, что ли?..»

Все шло на поправку, но тут, откуда ни возьмись, появился дознаватель из ГИБДД с вопросами по поводу дорожно-транспортного происшествия, выяснял версию событий по мнению пострадавшего, а Саша возьми да и забудь, что ему кто-то срезал. И все бы на этом, так нет, это оказалось только для затравки, разминка то есть, а после «гаишного» дознавателя пришел оперуполномоченный из уголовного розыска, и тут началось – «опять двадцать пять»:

– Ну что, Сашек, поправляешься? – словно близкий родственник, широко улыбался оперуполномоченный, видя «бодрствующего» больного. – Давай знакомиться, старший лейтенант Костин.

– Кошкин, – безрадостно ответил Саша.

– Знаем, знаем, что Кошкин, – как бы и не с больным вовсе разговаривал старший лейтенант Костин. – Признаваться надо во всем, Санек.

– В чем?

– Ну знаешь, гражданин Кошкин, ты мне это брось, я не таких ухарей ломал, как ты. Давай не будем здесь лапшу на уши вешать, хватит играться. Хочешь в этой палате до суда полежать, давай чистосердечное признание, а то сегодня же поедешь на тюремную больничку, там тебя кашкой манной медсестричка с ложечки кормить не будет – баланду хавать будешь! Понял меня?! Я тебя, злодея Кошкина, быстро на чистую воду выведу! Я тебе не добрый следователь Бобров из прокуратуры, по головке гладить не буду, ты у меня там все расскажешь, я тебе костыли-то быстро выпишу бесплатно, воробушкой прыгать по лесенкам тюремным будешь! Я тебя там быстро научу свободу любить!..

– В чем признаваться-то? – напуганно спрашивал Саша.

– Как шефа своего мочканул и того, за бугром! Но тот меня мало интересует, пускай тамошние бульдоги нюхают. Давай говори о Молевском, каким предметом ты его шарахнул, куда потом бросил, мы уже все перерыли!

– Вы что, я никого не убивал!

– В Шерлока Холмса поиграть захотелось, факты обличающие тебе нужны, да?! Хорошо, получи. Почему ты на первых допросах ничего не сообщил следствию, то есть умышленно скрыл, что завещание, пропавшее из сейфа, находилось у тебя в портфеле? А?!

– Как у меня в портфеле?

– А так! Ну, ты брось, дурочку-то со мной ломать, факты, милок, для суда уже есть! Я помочь тебе хотел: молодой, запутался парнишка, но ты, оказывается, и фрукт, а еще юрист. Тебя же просил Бобров из города никуда не выезжать без разрешения, а ты вон рванул в сторону границы. Когти на Запад навострил, да?! Нам непонятно только одно, как ты хотел воспользоваться плодами завещания, вернее, и это уже выяснили, нужны только твои показания, кто тебе заказал завещание состряпать в пользу молодой жены Кондратьева, понятное дело, что она сама. Из-за чего же ты сбежал из дома Кондратьева! Из английской полиции нам весь материал прислали. Так что придется тебе, голубчик, теперь долго пыхтеть, елку валить.

– У меня заболела голова, я ничего не понимаю, – сказал Саша, схватившись за голову, и закрыл глаза.

– Ну-ну, не прикидывайся, давай колись, и я ухожу.

Оперуполномоченный уходить не торопился и настаивал на своем. Подошел лечащий врач и попросил на сегодня закончить допрос, он видел, что больному действительно плохо.

– Во-во, все либеральничаем с ними, а потом вы же на улицу и боитесь выйти, – недовольно бубнил Костин, застегивая папочку, собираясь уходить.

На следующий день после завтрака – манной каши с ложечки мамы – появился старший следователь прокуратуры Бобров. Он сильно не давил, а интересовался только одним вопросом:

– Как у тебя, Александр, оказались документы, пропавшие из сейфа убитого Молевского?

– Как они могли у меня оказаться?

– Да. Я об этом и спрашиваю.

– Это я вас спрашиваю, Николай Андреевич, откуда они у меня оказались?!

– Они были в портфеле, который находился с тобой в машине и был изъят инспектором ДПП, выезжавшим на место происшествия, и передан в уголовный розыск, потом к нам в прокуратуру. Раньше ты утверждал, что эти документы, видимо, были похищены из сейфа, а оказались они у тебя в портфеле.

– Я ничего не понимаю. В портфеле у меня была книга с журналом, полотенце и видеокассета, я ехал на дачу, – Сашу от злости и возмущения начинало внутри трясти.

Перед уходом Бобров попросил ознакомиться с протоколом допроса и еще с какой-то бумажкой и везде поставить свой автограф. Вторая бумажка оказалась мерой пресечения, примененной к Саше, в виде подписки о невыезде.

Пришла в палату с бутылочками для капельницы медсестричка, которая чаще всего улыбается Кошкину, от одного ее только вида – тем более если у нее была расстегнута нижняя пуговка халата – у Саши поднималось настроение, не говоря уж о пользе для здоровья ее лечения. Под капельницей он успокоился и задремал. Проснулся от какого-то шума, в палату рвалась молодая женщина:

– Говорю вам, на пять минут! – сказала женщина медсестре и закрыла перед ее носом дверь. – Александр, как вы себя чувствуете? Нас так это взволновало!

Лицо женщины казалось Саше уже знакомым, но сразу вспомнить, кто она, он затруднялся.

– Я Маргарита Денисовна! Мы приходили к Игорю Аркадьевичу с мужем, когда он был еще жив, – и она прослезилась.

– Да, я вспомнил вас, – вяло ответил Саша.

– Вы, Александр, меня можете называть просто Маргарет, – присаживаясь на табуретку, она одну руку заботливо положила на одеяло и тихо погладила. – Вся наша семья так переживает за вас. Многие думают, что эта дорожная авария простая случайность, но мы-то знаем, кто это все организовал. Думаю, и вы, Александр, тоже догадываетесь. С этой женщиной нужно быть очень осторожным, она способна на все.

Когда Маргарет ворвалась в палату, Саша сначала испугался ее, но теперь слушал с большим интересом, и что самое интригующее – она гладила его по одеялу, как убаюкивая маленького, специально или случайно, но уж очень близко около живота.

Он почувствовал, как к нему возвращаются прежние ощущения мужской силы, а с ними и надежда на будущую жизнь в любви с женщиной.

Маргарет была тонкая женщина – в смысле познаний мужской психологии и физиологии, она продолжала поглаживать больного и, глубоко вздыхая, сострадательно говорить:

– Ой, Александр, я буду ждать, когда вы выйдете из больницы, мы непременно должны с вами встретиться, нам есть что друг другу сказать, не правда ли?

– Да, – свободно согласился Саша, хотя сам не знал, что он должен ей будет сказать при следующей встрече, но ему с ней уже сейчас было хорошо, так как же он мог отказаться встретиться, когда будет совсем здоров.

За дверью палаты вновь послышался чей-то громкий возмущенный мужской голос. В палату вошел мужчина со строгим выражением лица.

– Я долго тебя буду ждать?! – спросил он.

– Ой, нетерпеливый какой, – сказала Маргарет и встала от больного. – Это мой муж.

Саша и так это понял, он его чуть с ног не сбил, когда так же шумел в кабинете у Игоря Аркадьевича.

– Выяснила про завещание?

– Илюша, мы не об этом говорили, – кокетливо ответила Маргарет.

– А о чем же вы говорили?! – спросил «Илюша».

– О здоровье Александра, – ответила Маргарет.

– Выйди-ка отсюда, – «Илюша» подвинул жену к двери, – я с ним сам по-мужицки потолкую.

Маргарет мимикой лица показывала свое недовольство и, выходя из палаты, сказала:

– Неотесанный мужлан.

– Кто в завещании указан владельцем акций банка, мы или та гулявка? – спросил «Илюша».

– Я не видел завещания, – ответил Саша.

– Чего ты не видел? Скажешь на следствии, настоящее завещание, которое при тебе в Англии писал сам Денис Максимович, похищено из сейфа. В настоящем завещании владельцами акций банка и всего имущества становятся сын Максим Денисович и дочь Маргарита Денисовна. За это ты от нас получишь большие деньги, хоть завтра могу принести тебе аванс. Хочешь в банке должность главного юриста получить? Готов это подтвердить в суде?

– Что?

– То! Что я тебе только что сказал!

– Не видел я такого завещания.

– Как не видел?! Да ты меня не понял, у тебя другого выбора просто нет! А иначе я тебя не так прокачу на машине!

«Илюша» для пущей убедительности сказанных слов схватился за трубку капельницы и грубо дернул ее, игла вылетела из вены, кровь рванула фонтанчиком. Саша зажал рукой, но кровь продолжала идти, тогда он взял вафельное полотенце и зажал в сгибе локтя, перевернулся на бок к стене. В палату заглянула Маргарет:

– Ты что тут наделал, хулиган?!

Она схватила «Илюшу» за рукав и повела.

– Лежи и думай, завтра я приду, – продолжал говорить на прощание «Илюша».

– Сашенька, вы не обращайте на него внимания, он такой, вы выздоравливайте, мы с вами встретимся и все поладим.

Последние слова Маргарет прозвучали для Саши все-таки каким-то утешением. «Так хорошо с ней было, она сидела, поглаживала и мягко подпевала», – подумал Саша.

Тут по его телу прошел озноб, он вспомнил лицо человека, который первым заглянул к нему в перевернутую машину. Раньше он не придавал этому значения, думал, что это был один из тех людей, кто спасал его, вызывал милицию и оказывал первую медицинскую помощь. Он прикладывал усилия вспомнить все лица, они смешались в сознании, но то первое лицо он помнил, только не очень ясно, туманно.

Глава 3

Дома Саше было куда комфортнее, нежели в больничной палате, хотя заботливость одной медсестрички он вспоминал целую неделю.

– Сашуля, хватит валяться на кровати, доктор велел разрабатывать ногу, – громко говорила Анна Владимировна из кухни. – Прогуляйся до магазина, нужно купить хлеба, молоко и кефир.

Прямо скажем, Саша и раньше не очень любил ходить по продуктовым магазинам, а тут иди с больной ногой. Затея мамы ему явно не понравилась. Он ворчал, бубнил, но медленно поднимался с кровати. Не торопясь, поменял домашний спортивный костюм на повседневную одежду. Опираясь на перила, он тихо спускался по лестничной клетке.

– Добрый день, – поздоровался Саша с сидящими у подъезда бабушками.

– Ой, Сашенька, здравствуй! Как твое здоровье? – спросила соседка из одиннадцатой квартиры.

– Спасибо, баба Тоня, нормально.

– Слава Богу!

На улице он не мог надышаться свежим воздухом. Летняя жара сменилась на раннюю осеннюю прохладу. С деревьев начали облетать листья, дворничиха сметала их в кучу.

– Добрый день, – поздоровался с ней Саша.

– Здравствуйте, молодой человек, – ответила женщина в желтом жилете, надетом поверх синего халата. Опираясь на метлу, она провожала взглядом приятного, воспитанного молодого человека, по какому-то несчастью вынужденного прихрамывать.

Когда хорошее настроение, хочется им поделиться и с другими, одному радоваться скучно. Все эти жизненные моменты обычно утопают в нашей ежедневной суете, мы их не замечаем, не оцениваем, все куда-то спешим. Сейчас Саше спешить было некуда, можно сказать, находился он на больничном, хотя на работе его тоже никто не ждал, по крайней мере как специалиста. В глубине души он думал, что Надежда все-таки скучает о нем. Один раз она приходила в больницу и раз звонила домой, справлялась о здоровье.

Продуктовый магазин был недалеко от дома, существовал он здесь всю жизнь, сколько Саша помнит этот микрорайон. В детстве это был его любимый магазин, сюда он с радостью бегал за мороженым. Все новые магазины в округе строились большими и по принципу самообслуживания. А этот оставался таким же, как был раньше, небольшим зданьицем, пристроенным к дому, и продавцы в нем стояли за прилавками. В молочной секции Саша обратил внимание на маленького роста молоденькую девушку-продавца в высокой открахмаленной шапочке, которая крепилась по бокам на двух блестящих заколках. Раньше он никогда бы и не заострил на этом свое внимание, но за время пребывания в больнице он насмотрелся на разные белые, бледно-зеленые шапочки медсестричек, поэтому и позволил себе на этот счет высказаться:

– Какой у вас колпачок красивый, как он вам к лицу идет.

– Да я и сама вроде ничего, – быстро нашла шутливый ответ девушка-продавец.

Саше показалась, что она не прочь и дальше переброситься с ним парой словечек для завязки знакомства, но быстро выстроившаяся сзади очередь из пожилых людей не позволила ему больше задерживаться у молочного прилавка.

Идя на обратном пути с пакетом в руках, он ступал на больную ногу более уверенно. «Оказывается, мама с доктором правы, нога действительно начинает расхаживаться и на нее уже не так больно ступать. В будничный день во дворе мало народу, неплохо просто прогуляться или сходить в магазин. А это что еще за пижон выпятился тут посередине тротуара?» – подумал Саша о каком-то парне, стоящем на его дороге в темных очках с наглухо застегнутой молнией на кожаной куртке и поднятым воротником, хотя дождя не наблюдалось и была достаточно теплая погода.

Когда Саша сравнялся с пижоном, тот хрипловатым голосом спросил:

– Парень, тебе Кошкин фамилия?

– Да. А в чем, собственно, дело? – с возмущенной интонацией спросил Саша.

Пижон резко ударил его повыше живота, но ниже грудной клетки так сильно, что у Саши перехватило дыхание, из рук вывалился пакет. Молоко растеклось по асфальту, выкатился хлеб. Пижон еще раз ударил чем-то железным по голове, у Саши все потемнело в глазах. Подбежал второй парень с аналогичной экипировкой внешности, они схватили его под локти и потащили к машине.

– Что делают, а?! – громко возмутилась прохожая женщина.

– Тихо, мамаша, милиция! – ответил ей пижон.

– Тем хуже, что вы милиция, вон как безобразничаете над парнем, – ответила им прохожая женщина.

Сашу запихали в заднюю дверку старенького «Ауди». Один сел рядом с ним, другой за руль. На машине номерных знаков не было. Руки замотали скотчем, а на голову накинули его же ветровку. Куда везли, он не видел, голову поднимать выше стекла не велели. В какой-то момент приставляли к виску железяку и говорили:

– Подашь шум, выстрелю.

Саша понял, они миновали милицейский пост, а значит, везут его за город. Что им предстояла загородная прогулка, он не ошибся. Когда его вывели из машины, он даже через накинутую куртку почувствовал свежесть лесного воздуха. Потом ступени вниз и сыроватый запах плесени, его втолкнули, он упал на твердый цементный пол. Нанося удары ногой в разные части тела, пижон объяснял Саше, как тихо ему следует вести себя здесь, а иначе он может никогда больше не увидеть своей мамочки.

Когда мучители ушли, Саша в первую очередь попытался освободиться от куртки на голове. Руки были замотаны сзади. Ему пришлось ползать, прижимая голову к полу. Наконец куртка подалась и освободила голову, вокруг было темно. Он встал в полный рост. «Хорошо хоть не привязали, – подумал Саша. Хромая, он пошел прямо и скоро уткнулся в бетонную стену. – Это подвал».

– Петр Венедиктович, задание ваше выполнено, Котяра на месте, – доложил Витек.

– Кто охраняет его?

– Леха.

– Как он себя вел?

– Достаточно смирно, но иногда приходилось усмирять.

– Кто-то видел, когда брали?

– Одна тетка пасть свою разинула, я ей брякнул: мы менты, давай отчаливай без задержки. Она возмущалась, но отвалила.

– Молоток, Витек, – похвалил Петр Венедиктович. – Вечером поедем разговаривать с ним, а теперь давай иди, у меня дела.

Анна Владимировна, увидев вместо сына только вымоченный в молоке хлеб в руках дворничихи, ни на минуту не сомневалась, что это дело рук милиции, тем более это же утверждала и дворничиха со слов прохожей женщины, поделившейся с ней увиденным безобразием. Она знала, что Сашу подозревают, но доказать не могут, сейчас арестовали и будут выбивать признания. Чуть живая, она побежала в ближайшее отделение милиции. Там старшина через стекло ей объяснял:

– Мы, мамаша, не арестовываем, а задерживаем преступников. Содержим у себя только мелких воришек. А ваш сынок, как вы сами говорите, в убийстве замешан, это вам нужно ехать на Петровку, 38. Понятно я объясняю? Или еще раз повторить, я не гордый, могу и еще раз. Это только по телевизору критикуют милицию, что от нас ничего не добьешься, а в жизни все наоборот бывает.

Старшина еще раз объяснил, куда ей нужно ехать, если ее сына кто-то арестовал по подозрению в убийстве. Расстроенная Анна Владимировна пошла домой, позвонила мужу на работу, переоделась и поехала искать сына. К вечеру она объехала с пяток разных служб Москвы, занимающихся расследованием убийств, и нигде не сознавались в аресте ее сына. Анна Владимировна чувствовала себя плохо, ей не хватало воздуха, сердце колотилось, она присела на лавочку в парке.

В этот самый момент Саша поднимался по лестнице из подвала на допрос. В мало обставленной мебелью комнате по всему было видно, что дом новый и не совсем еще обжитой. На окнах висели плотные шторы. Посередине комнаты на стуле сидел тот самый пижон в черных очках, другой стоял сзади.

– Давай, Котяра, расскажи нам, почем срубил за Кондрата? – спросил пижон.

Саша не понял его вопроса совсем:

– Чего срубил? За какого Кондрата?

– Ах ты, гадский потрох, будешь мне тут фуфло толкать, я тебе не мент, я тебе мозги-то быстро вправлю! – почему-то сразу разозлился пижон, встал со стула, подошел к Саше и ударил его в живот – он согнулся, тот ребром ладони ударил по шее. Саша упал. Пижон нагнулся над ним:

– Я тебя заставлю говорить! Ты нас за нос не поводишь!

Кошмар допросов продолжался. Из другой комнаты подали какую-то команду, и пижон ушел туда. Саша корчился на полу, из носа и рта у него текла кровь.

Петр Венедиктович сидел посередине большой комнаты в кожаном кресле за столом, на котором стояла водка, банка черной икры, несколько упаковок разных мясных и колбасных нарезок, хлеб, сок в бутылке и сигареты.

Витек с завистью смотрел, как босс небольшими глотками пьет водочку, намазывает маленькие кусочки икорки и аппетитно жует. Мало того что Витек был голодный и с утра ничего не ел, но он был еще и с похмелья, а за день пил только холодную воду из-под крана, оттого и был такой злой.

Петр Венедиктович спросил:

– Как он там?

– Говорит, гнида, что не знает делов.

– Плохо, Витя, старайся. Но не перестарайся, он нам нужен пока живой.

Пришел пижон, нагнулся над Сашей и снова стал задавать вопросы:

– Я повторяю, кто тебе заказал Кондрата?

– Кондратьева, что ли? – пробормотал Саша, еле ворочая языком, выплевывая кровь.

– Ах, дошло! Ты у меня еще не так вспомнишь! Я слушаю тебя!

– Я его не убивал.

– Кто же тогда?!

– Я не знаю.

– Знаешь и скажешь! – кричал разъяренный пижон, схватил Сашу за его больную ногу и стал ее ломать.

Очнулся он в полной темноте на цементном полу. Сильно болела нога и тяжело было дышать. Осмыслив произошедшее и представив свое возможное будущее, он пополз, не зная куда, но понимая зачем. Уперся в стену, пополз вдоль стены дальше. Один угол прошел, второй угол. «Что это?» – зацепился Саша плечом о небольшой торчащий из фундамента конец арматуры.

Он перевернулся спиной к стене, с большим трудом занес замотанные руки на торчащий кусок арматуры и начал тереть об него скотч. Сколько времени это продолжалось, он не знал, долго, изодрал в кровь руки, но скотч все-таки поддался и слетел.

– Фу, – потирал руки Саша, сидя на полу: «Что делать дальше? Если освобождение рук не принесет реального успеха, то за это будут бить еще сильнее и замотают так, что не выберешься, а значит, путь только один – вперед».

Он еще раз прополз весь подвал, уже ощупывая руками стены. Ничего возможного для побега не обнаружил: ни окон, ни небольших отверстий. Оптимизм у него угас. «Напасть на человека, который придет открывать дверь? Если это будет пижон, то он здоров, свалить его трудно, я устал, и сил нет, болит нога. Да и с другим справиться будет тоже нелегко».

Когда Саша учился в университете на юридическом факультете, он читал литературу не только по учебной программе, но и художественную. На четвертом курсе он взялся взахлеб читать беллетристику детективного жанра. Дочитался до того, что в своем сознании начал рисовать детектива в образе себя. Он хотел заниматься расследованием, а точнее, разбираться в чьих-то авантюрах, подвергаться испытаниям, риску во имя спасения других – как и описывалось в тех прочитанных им книгах. По этому поводу он даже увлекся рукопашным боем, но заниматься всерьез этим видом спорта ему хватило характера только на полгода, до участия в первых контактных соревнованиях с конкурирующей секцией, где он пропустил один качественный удар в челюсть, после которого пошли круги в глазах. Идти работать в правоохранительные органы его не тянуло, не нравились их полувоенные порядки, дисциплина. Он всегда представлял себя с пистолетом за поясом, а не под мышкой в кобуре, хотелось ему быть вольно определяющимся, в костюме, в галстуке, может, даже в шляпе, но никак не в форме. Сейчас, сидя на полу в темноте, он чувствовал упадок настроения, свою неспособность к борьбе, страх приводил его в смятение и растерянность. Саша думал о своей матери. Он представил, как ей сейчас плохо, ему вспомнилось, что ближе к старости мать все чаще стала обращаться к Богу. Как-то раз она говорила ему слова из Библии: «Отчаяние – это большой грех». Саша постарался в своем сознании сконцентрироваться: «Надо мыслить логически. Когда поднимали на допрос, то в подвале зажигали свет. Значит, тут есть лампочка и к ней проходит провод». Он стал искать лампочку: невзирая на боль в ноге, допрыгивал до потолка и шарил рукой, но она не находилась. Он устало сел на пол: «Зажигали свет за дверью, значит, провод идет от двери».

Перед дверью было два приступка. С верхнего, стоя на носках, в стороне от двери он нащупал прикрепленный к потолку кабель:

«Дернуть его? А если он под током? Но нет, свет не горит, выключатель за дверью». Он просунул руки под кабель и, дергая, прыгнул с приступков. Кабель отрывался в сторону подвала, а не в сторону двери. «Это хорошо, – подумал Саша, – иначе, если он оторвется за дверью у выключателя, это сразу могут обнаружить мучители». Отрывая кабель дальше, он по нему нашел и стеклянный плафон, висящий на крючке. Снять плафон ему не удавалось, до потолка он мог только допрыгнуть и коснуться. Замотав кабель на руки, он подтягивался и ногой пытался ударить по плафону в сторону потолка. После нескольких попыток ему все-таки удалось разбить плафон. Саша на полу нащупал разбитое стекло и начал им резать резиновый кожух кабеля и, ломая, крутить проволоку. Отрезав два метра кабеля, он сел на приступочки возле двери.

«Ждать, когда они придут и неожиданно напасть? Но на этот раз они могут прийти вдвоем. Если даже придет один, то там, наверху, должно быть еще как минимум двое, в другой комнате сидел главный, пижон ходил к нему советоваться. А вдруг сейчас их только двое или всего один? Не всегда же они все здесь будут торчать. Я даже не знаю, сейчас день или ночь. Нужно действовать самому и внезапно», – принял решение Саша.

Он стал ногой бить в дверь и кричать:

– Люди, пить хочу! Умираю, пить хочу! Все, что знаю, расскажу!

Только откройте!

За дверью послышались шаги по ступенькам:

– Очухался! Но-но, чего расшумелся! Смотри мне, толкового базара не будет – получишь вдвойне.

У двери щелкнул внутренний замок.

– А чего у нас со светом-то? – спросил сам себя Леха, открыв дверь и, не заходя, продолжал щелкать выключателем. – Ты где тут? – вступил он в подвал, всматриваясь в темноту. – Ах-х, – захрипел Леха от наброшенного из-за двери на горло провода. Он не успел схватиться, чтобы отжать провод, его ноги тут же подкосились, больше от неожиданного испуга, нежели от пережатого горла.

Схватив Леху за волосы, Саша ударил его лбом о цементный пол раза три. Тот замолк и больше не сопротивлялся. Быстро обыскав мучителя, ничего нужного не нашел, снял с его шеи провод и вышел из подвала, закрыв дверь на ключ, торчащий в замке.

По лестнице он поднимался медленно, прижимался к стене. Вышел в прихожую – никого. Прошел в комнату, в которой его допрашивали, – никого. «Уходить на улицу, а вдруг есть кто-то еще, он заметит и будет стрелять в спину», – подумал Саша и пошел в следующую комнату.

– Леха, чего там стряслось у нашего паренька? – спрашивал пижон, не смотря в дверь. – Наверное, обделался в штаны. Ха-ха!

Пижон сидел в кресле за столом, на том самом месте, где несколькими часами раньше сидел босс, так же выпивал водку, но только закусывал остатками. Куском хлеба он обмазывал края пустой банки из-под икры, оставшейся ему от щедрого босса. Его взгляд весь был устремлен в телевизор, где шел какой-то «крутой боевик» и там вот-вот должны были разворачиваться события, и он не хотел отрываться от интересного сюжета.

– Ах ты, гад! – закричал Витек, успев руками схватиться за провод.

Саша старался проводом сдавить пижону горло, но тот сопротивлялся, в нем чувствовалась сила и уверенность в победе. Сашу это начинало пугать, он почувствовал у себя внутреннюю слабость, и ему захотелось бросить душить человека и убежать, если удастся, или упасть на пол и сжаться в клубок и ничего не видеть и не слышать. Но тут он почему-то снова вспомнил про свою мать, у него появились силы. Он увидел на столе пистолет и резко потащил назад пижона, чтобы попытаться опрокинуть кресло. Витек перевернулся вместе с креслом на пол. Саша бросил его душить и побежал к столу, но тот схватил его за ногу. Саша споткнулся и, падая, лицом ударился об стол, на котором валялись объедки. Витек держался за его ногу крепко. Саша упал на пол, свободной ногой он несколько раз ударил пижона в лицо, вырвался, схватил со стола пистолет и пополз в сторону телевизора.

Витек встал на ноги, скинул с шеи кабель, схватил пустую бутылку, ударил ее об край стола и с «розочкой» наступал:

– Отдай сюда ствол, щенок! А то я из тебя сейчас котлеты буду делать!

Саша лежал на полу и смотрел, как приближается пижон. Он несколько секунд размышлял над его предложением и, отползая к стене, судорожно найдя предохранитель, снял его, быстро взвел курок.

– Не подходи, выстрелю, – с дрожащими губами сказал он.

– Ты, выстрелишь?! – сомневаясь, спросил Витек и сделал наглую ухмылку: – Ха, куда тебе, кишка тонка!

Прозвучал выстрел.

– Ай! – вскрикнул Витек и присел, зажав ногу у колена. Саша быстро встал и сказал:

– Это тебе за ломание ноги, будем квиты. – Почувствовав уверенность в себе и азарт, наставляя пистолет, он спросил: – Кроме вас двоих в доме есть еще кто-то?

Витек сидел на полу и не торопился с ответом.

– Ты не понял моего вопроса, плохо слышно, да?! – крикнул Саша и выстрелил в экран работающего телевизора.

Хлопок – разлетелось вдребезги стекло телевизионной трубки, Витек вздрогнул.

– В доме есть кто еще?!

– Нет, – быстро ответил Витек.

– На кого ты работаешь?! Витек молчал.

– Слушай ты, пижон, ты со мной в Кощея Бессмертного решил поиграть? Так их же не бывает – был один, да и то в сказке водился. Конечно, ты своей сутью соответствуешь ему, но, как известно, Кощей прятал свое сердце высоко в горах да на дубе том и все равно получил свое. А твои тупые мозги сейчас разлетятся по этой комнате как студень, и уже «Там», – Саша показал пальцем вверх, – ты будешь отвечать за свои темные делишки. Понял меня, быстро отвечай! Кто дал тебе команду похитить меня? Ну?!

Одновременно с требовательным криком прозвучал выстрел. Пуля прошла рядом с виском Витька, он испугался и зажал руками голову.

– Я промахнулся, это твое счастье, – сказал Саша. – Следующей пулей не промахнусь, мишень уже пристрелена. Потом зажгу дом и уйду, а ты отдыхай тут. Кто сидел в этой комнате, когда ты меня допрашивал? Ну?!

– Петр Венедиктович, – торопясь, ответил Витек.

– Кто он?

– Начальник службы безопасности банка.

– Того банка, владельцем которого был Кондрат?

– Да.

– Передашь ему, что вы перепутали, я не трогал вашего Кондрата, а за нанесенный мне моральный и физический вред я с ним еще поквитаюсь. Ты служишь в банке охранником? Не слышу ответа! – крикнул Саша и взял в руки шнур.

Витек насторожился и ответил:

– Нет. Мы так, по контракту подрабатываем у Венедиктовича.

– И частенько вам «так» подрабатывать приходится?

– Нет.

– Вижу, врешь. Пристрелить бы тебя, да греха на душу брать не хочется. Где машина?

– У дома.

– Ключи? Не слышу!

– В куртке валяются.

– Где она?

– На входе.

– Смотри мне, если я их там не найду, – сказал Саша и вышел в прихожую.

Хотя на улице было темно, но сияющие на небе звезды привлекали взгляд, производили успокаивающее впечатление. Саша ощутил прилив внутренних сил, счастья свободы, спасения. Запах свежести воздуха заполнял все вокруг. Он вспомнил Англию, ту сложную ситуацию. Когда он освободился от пут заграничных несчастий, то испытал подобное чувство радости, но сейчас ему казалось, оно было гораздо сильнее прежнего.

«Ауди», на которой привезли Сашу, действительно стояла у дома. Он завел машину, включил фары, открыл ворота и поехал. Куда ехать – не знал, всюду высились темные силуэты двух-трехэтажных необжитых домов, от них сквозило холодом и новизной. Дорога была грязная, он плутал минут двадцать, пока не выехал из этого дачного поселка на асфальтовое шоссе. Ехать на незнакомой машине он старался не быстро. Недавняя авария была у него всегда перед глазами.