Электронная библиотека » Евгений Положий » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 12 апреля 2016, 14:00


Автор книги: Евгений Положий


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Жизнь и смерть Сереги Кабана

Почему Кабан? Ну, тут ответ очевиден, по физическим параметрам – самый большой в отряде боец. Но в каждом позывном, в каждом новом названии человека, который меняет образ жизни и принимает войну, а вместе с образом жизни и войной – и отношение к жизни и смерти, есть не только звучание, внешняя сторона, наблюдения товарищей или детские мечты. Серега Кабан слыл человеком до невозможности упертым. И когда их, харьковских добровольцев, написавших заявление в территориальный батальон, в мае, как последних, турнули из Кировограда, сославшись на формальности, по прибытию домой он написал пространную петицию на сайт государственной пограничной службы: мол, Родина что, не нуждается в опытных пограничниках?

Оказалось, что да, нуждается, но Харьковский погранотряд уже полностью сформирован.

– А какой не сформирован? – спросил, напрягаясь, в военкомате.

– Сейчас формируется новый передвижной погранотряд для несения службы в зоне АТО. Поедете на учебу?


– Хоть так убьют, хоть так, – шутил Серега в окопах под обстрелами минометов за контрольно-пропускным пунктом «Успенка», вспоминая слова жены: «Вернешься, я тебя убью!» О намерении уйти добровольцем он сообщил любимой в момент, когда последнее из необходимого – нож и ложка – паковались в рюкзак, перед самым автобусом. Он сидел на корточках перед диваном, разложив вещи из шкафа и ящиков, и удивлялся, сколько за тридцать четыре года жизни накопилось всякого ненужного барахла. На стене тикали большие часы с гирьками. Часы Кабан любил. Ему нравилось уравновешивать их ход, протирать от пыли звенья длинной, свисающей петлей, цепочки, рассматривать рисунок – горный пейзаж с оленями – на циферблате. Кукушка, правда, давно сломалась, но Кабан решил, что так даже лучше.

– Ты куда это собрался? – спросила жена, заглядывая в комнату. С утра она уходила по своим делам и вернулась не в лучшем настроении. – Обедать будешь?

– В армию, – не отрывая взгляда от часов, ответил Кабан.

– В какую армию?

– В украинскую, какую ж еще.

– Когда?

– Через час автобус.

– Что ж ты о повестке ничего не сказал? С дочкой хоть бы попрощался!

– Так я попрощался уже. С утра. Не приходило никакой повестки.

– Сам, значит, напросился?

– Сам. – Кабан понимал, что не прав, но не хотел тревожить жену раньше времени, заводить лишние разговоры: что, да как, да куда? Начнет отговаривать, звонить матери. Зато сейчас все ясно и конкретно, и разговор недолгий.

– Я поняла. Вернешься, Серый, – я тебя убью! Садись обедать, на автобус опоздаешь.

Срочную службу Кабан служил с полтора десятка лет тому, но боевые навыки не утратил – в некоторых пограничных частях, в отличие от многих других в украинской армии, традиции еще чтили и служить учили по-настоящему. Встретили в отряде нормально, одели-обули, вооружили – и отправили на полигон, где дали жару так, что Кабан изорвал до негодности камуфляж и до крови сбил руки. На службу никто не нарекал, никто не ныл и не ушел. Вокруг обстреливались взрослые мужики, все добровольцы, которые отлично понимали, что один час тяжелых занятий на одну минуту продлевает жизнь в бою. Так что готовились серьезно, а когда получили задачу оправиться в зону АТО в Донецкую область на пункт пропуска «Успенка», поняли, что все повторялось и изучалось не зря. Кабан тяготы и лишения службы принимал спокойно. Как и большинство крупных людей, он имел добродушный характер, но когда его что-то цепляло, упирался и шел до конца, а если брался за что-то, то тянул, сколько мог.

В учебке Кабан обрел новую специальность. Пулеметчик – работа в любых войсках привилегированная. Всегда особое задание, особая ответственность, в любом бою пулеметчик стреляет и убивает – по определению – больше других бойцов. За пулеметчиками охотятся, по пулеметным гнездам целенаправленно ведут огонь из минометов, гранатометов и танков, пулеметчики во все времена и на всех войнах – желанная мишень. Пулеметчиков и снайперов, попавших в плен, сепаратисты, как правило, не жалеют. Пытают, издеваются, могут расстрелять, а если и обменивают, то самыми последними. Другими словами, в бою и плену у них шансы выжить – минимальные. Но если снайперами становятся по желанию или по способностям, то пулеметчиками часто – из-за комплекции. Пулемет значительно тяжелее автомата или снайперской винтовки, таскать его на себе может только физически очень крепкий человек, вот и получалось, как в детстве во дворе – самого маленького при игре в футбол становили в ворота, а в армии – самому большому дают в руки пулемет. Серега и вправду имел от природы незаурядную физическую силу, стрелял на полигоне метко, кучно, зато бегать не любил. Поэтому, когда предложили стать пулеметчиком, не отказался: лежишь, стреляешь, а носить – не проблема, не такой он уж и тяжелый, этот пулемет Калашникова. О плене, естественно, он мысли не допускал. Ну, какой плен может быть? На заставе – полтораста вооруженных, хорошо подготовленных бойцов. Правда, далеко не все из них будут верны присяге, случись что – тот же Топоров-сепаратист, с которым Кабан сцепился в столовке, или Петренко из Донецка перейдут на ту сторону без раздумий, но большинство погранцов – настоящие патриоты.

До 23 августа все к тому и шло, что пасть смертью храбрых Сереге придется сразу же после дембеля – на пороге родного дома от сковородки или скалки жены, потому как пара минометных обстрелов, под которые он попадал, – еще не повод погибать на службе. Многим его товарищам мин и снарядов с той стороны досталось куда больше, но все равно бойцам из передвижного погранотряда счастливо удавалось избежать даже ранений. Из пропускного пункта «Успенка» из-за непрекращающихся минометных обстрелов пришлось отойти в Амвросиевку. Однако, потеряв контроль над ПП и сменив дислокацию, службу погранотряд продолжал нести исправно: «секреты», наряды, патрули.

В тот день на высотку над Григоровкой наряд также ушел стандартный – десять человек. Высотка, как говорят, господствующая, отсюда российская территория – как на ладони; отлично видно, как заходят на позиции, быстро разворачивая боевые расчеты, российские «грады», и долбят по украинским войскам на Савур-Могиле. Это зрелище, особенно ночью, покруче, чем смотреть последний эпизод «Звездных войн» в кинотеатре 5Д – смертоносные фейерверки пролетают практически над головами. Днем с высотки хорошо видны все ключевые перекрестки дорог, но сейчас везде тихо – местные или выехали в Россию или затаились по хатам, а збройники и нацгвардия еще вчера отошли в сторону Кутейниково и Иловайска, оставив только один блокпост на перекрестке около Лисичьего.

Сереге лежал в «секрете» на высотке неподалеку, километрах в двух на соседнем перекрестке. С утра они ушли всемером на службу с тревогой – вокруг творились непонятные вещи: збройники и нацгвардия отступили, через границу из России каждый день проникают колонны машин и исчезают в лесополосах и приграничных населенных пунктах, вчера видели, как в Григоровку зашло пять чужих танков. Что будет дальше – непонятно: мобильной связи нет, оперативной информации нет. Пограничники опасались окружения, бессмысленной гибели. Разговоры в отряде ходили разные, но командиры молчали и ждали распоряжений из штаба, но штаб на донесения не реагировал.

– Эй, – сказал Дима Анишкин, – смотрите, там колонна! – и протер тряпочкой бинокль, будто бы это могло помочь изменить картинку на дороге.

Колонну уже можно было хорошо рассмотреть и без бинокля. Кабан успел насчитать до десятка единиц техники, как поступила команда отойти в «зеленку» и колонну пропустить. Впереди шел бэтээр с украинским флагом и двумя белыми полосами – маркировкой украинской армии, но такого бэтээра Кабан не припоминал, хотя вся окрестная техника нацгвардии и десантуры уже давно примелькалась на заставе, так что бэтээр был однозначно не местный. А если он не местный, тогда откуда он? С территории от границы досюда все украинские подразделения вышли еще позавчера. Заблудились? За бэтэром шла бэха, потом тяжелые «уралы» и «камазы», груженные, очевидно, боекомплектом, заправщики, небольшие желтые автобусы с людьми, пара легковых машин.

– Синус, прием. Карацупа на связи.

– Прием.

– Со стороны Калинова от границы в вашу сторону движется колонна, единиц сорок: один бэтээр, одна бэха, грузовые с боекомплектом, автобусы с людьми. На бэтээре – украинский флаг. Наблюдаем, нам приказано пропустить. Встречайте. Это ваши?

– Косинус, прием. Это Синус. – Рация сегодня хорошо звучит, повезло. Синус и Косинус – это позывные двух командиров подразделений нацгвардии, они вместе заканчивали киевский политех – вот и развлекаются, чтобы геометрию не забыть. – Прими информацию к сведению.

– Нет, это не наши.

– Может, збройники?

– Командир, запросите заставу, что нам делать?

– Застава приказывает себя не обнаруживать и вести наблюдение.

– Синус, Косинус, не выключайте рацию. Держите нас в курсе, – колонна скрывается за поворотом. До блокпоста нацгвардии – около двух километров, но если через поля, то гораздо ближе. – Не выключайте рацию!

Всем тревожно. Хочется, чтобы это шли свои, просто заблудились, но Кабану инстинкт подсказывает, что это не так. Какая-то неправильная это колонна, что-то есть в этом бэтээре с украинским флагом чужое, враждебное.

Рация оживает:

– Карацупа, прием! Синус на связи. – Рация шипит и плюется. – Колонна выехала с проселочной на центральную, остановилась около блокпоста. Двое вышли из автобуса около шлагбаума, по форме определить принадлежность не могу, знаков различия нет. Э, э, э! Они срывают украинский флаг со шлагбаума, ломают древко!

Включается Косинус:

– Да у них в автобусах – «дэнээровские» флажки. Огонь, пацаны!

И как пошла вода в хату!

– Погранцы, кто рядом, помогайте, – это Синус. – Закройте им «зеленку» сзади!

Поле перебежать – не жизнь прожить, особенно Кабану с его комплекцией и пулеметом. По полю, по полю, бегом-бегом-бегом, от блокпоста слышно, как валит автоматический гранатомет, взрываются бензобаки, стрекочут автоматы и бахкают гранаты. Нужно быстрее, быстрее, но тяжело, отстал немного, задохнулся, но тут повезло – подскочил бэтээр, подобрали.

Успели в самый разгар – сепарские бэтээр и бэха, не сделав ни одного выстрела, как только начался обстрел, рванули в сторону, за ними два или три грузовика и несколько машин из хвоста колонны ушли на Лисичье. Пару грузовиков уже горело, около автобусов, покосившихся набок, лежали мертвые; живые, заняв оборону, ожесточенно отстреливались. Как и просил Синус, пограничники подперли сепаратистов с тыла, тут как раз РПК (ручной пулемет Калашникова) Кабана очень и пригодился. Он залег в «зеленке» и плотным огнем встречал всех, кто пытался уйти от плотного огня агээс и пулемета нацгвардейцев и скрыться среди деревьев. Кабан впервые в жизни стрелял в живых людей, а не в мишени, но странно, он не почувствовал никаких угрызений совести, первую минуту даже не возникло ощущения убийства – просто нажал аккуратно на гашетку, и пулемет откликнулся послушной очередью. Когда темно-зеленые фигуры начали падать – кто, нелепо раскинув руки, кто, вжимаясь в землю в надежде укрыться от шквального перекрестного огня, – Кабан вдруг ощутил неприятный металлический привкус во рту, будто облизал пассатижи. Он сменил угол обстрела, перезарядился и снова начал тщательно отрабатывать свой участок: метр за метром, как и учили на стрельбах.

Позиции нацгвардейцев и погранцов стояли явно предпочтительнее, но быстрого боя не получилось – слишком много людей и техники противника находилось в колонне. Придя в себя после неожиданного нападения, сепаратисты попытались контратаковать; над головами зажужжал беспилотник, и тут же квадрат, где разгорелся бой, начали поливать из минометов.

– Они ж своих могут замочить, – удивился Кабан. – Почему они стреляют?

– По кочану. Их не волнует. В этой войне у них своих нет, тут для них все – чужие, – сказал истинный украинец Дима Анишкин.

– Карацупа, прием! Синус на связи! У вас там бэха есть? Помогите вытащить раненых, нашу бэху подбили! Мы к ним без брони подобраться не можем, сепары не дают! Пропадут пацаны!

– Кабан, ты куда? – Но Кабан, вслед за Лехой, уже заскочил на броню, за которой с обеих сторон пристроилось по четыре человека.

– Эй, броня, башней крути! – бэтээр энергично отстреливал «зеленку», и все, кто перемещался на нем и рядом с ним, также вели интенсивный огонь, перезаряжаясь по очереди:

– Прикрой, Димон, я перезаряжу, мы рядом уже! Все, готов, давай! Лупи, чтобы и головы поднять не могли! – обменивался Кабан с напарником репликами, и они наваливали по сепарам от души, но ответный огонь все равно не прекращался, и по броне периодически цокали пули. Грохот боя невозможно пересказать доподлинно. Поток звуков, хаотично издаваемых стрелковым оружием, работа автоматических гранатометов и подствольников, взрывы гранат, рев двигателей танков и другой техники, крики людей – живых и раненых, стоны умирающих – из этой какофонии каждый боец подсознательно выбирает для себя только самые важные, самые главные, имеющие значение только для него, звуки. Звуки, которые могут спасти или забрать его жизнь. Это может быть даже только один звук, имеющий решающее значение только в эту секунду, только один, самый главный.

– Димон, по-моему, в меня попали. – Возможно, Кабан услышал из-за неопытности необходимый для него звук слишком поздно, вместо привычного «цок-цок-цок» – «хлоп-хлоп-хлоп» по бронежилету.

Он засунул руку под «броник», ощупал живот – мокро; вытащил ладонь – это пот, крови нет, защита выдержала. Той же рукой рванул магазин на перезарядку – тот оказался разбит и прострелен:

– Вот сука! – Адреналин зашкаливал.

Прокричал в башню:

– А ну лупани туда!

– Не могу, братан, башню заклинило! – как всегда, в самый нужный момент.

– Да хоть чем-нибудь насыпь! – И из бэтээра неистово заработал пулемет.

Кабан, чтобы прикрыть спину, плотно притиснулся к открытой крышке люка. Возможно, это его и спасло от смерти в тот момент. Цок-цок-цок-цок-цок – плотная очередь. «Почему сзади, откуда сзади сепары? – мелькнула мысль. – Почему сепары и впереди, и сзади?» Обернулся посмотреть и тут же получил очередь из автомата, которая пришлась в бронежилет, между лопаток. Извернулся, пытаясь увидеть, угадать, откуда стреляют, ответить, и тут же почувствовал тупой удар в левый в бок, в незащищенное место.

– Димон, по мне попало!

Анишкин схватил Кабана за руку и резким движением ловко сбросил с брони. Удара о землю Кабан не почувствовал. Припланетился, оттолкнулся пару раз ногами – подальше от бэхи, под куст за холмик, и только там засунул руку под бронежилет и влез в липкую кровь. Осмотрел красную ладонь – боли не ощущал, ощущал только бой – полетели гранаты, застрочил пулемет нацгвардии, только почему-то в самих нацгвардейцев – сепаратисты уничтожили пулеметчика и гранатометчика, забросав гранатами, и теперь с их же позиций атаковали украинцев. Кабан остро ощущал свою потребность в действии. Он не думал ни о ране, ни о смерти, он имел только два остро выраженных желания: покурить и взять в руки пулемет. А лучше и то, и другое одновременно, но он не мог даже пошевелиться, чтобы достать индивидуальный пакет – левая сторона тела полностью онемела. Снова услышал взрывы гранат, после чего пулеметная точка заглохла. Сразу же подскочил Анишкин, еще кто-то:

– Куда?

– А я знаю? Где-то тут. – Кабан показал подбородком на левый бок.

Расстегнули «броник», рванули майку:

– Жить будешь! Кажется, навылет прошла, – наложили бинты. – Держи крепко, крови много теряешь! – В плечо укололи дважды обезболивающее. – Только не засыпай, Кабан!

Кабан чувствовал себя странно. Лежал, левой рукой держал бинты, правой – сигарету, смотрел в небо и слушал бой. По звуку угадывал, что свои берут верх, что не хватило у сепаров времени для организации обороны и отхода и что на самом деле нацгвардии и погранцам сильно повезло, что сепарские бэтээр и бэха с украинским флагом свалили в самом начале. Ввяжись они в бой, кто знает, как бы повернулось дело. «Нет, конечно, мы бы победили, но своих оставили бы тоже немало», – размышлял, крепко затягиваясь, Кабан. Небо выглядело по-утреннему свежим, с оранжевыми, пушистыми, хорошими, быстро бегущими облаками. По форме облака напоминали оленей из пейзажа на циферблате настенных домашних часов. Кабан просто лежал и курил и не чувствовал боли, и в этом был какой-то свой особый кайф. Он остро ощущал каждое дуновение ветра, каждая синяя травинка из того утра четко запечатлелась в его памяти – Серый с удивлением отметил, что на листьях деревьев много ржавой, под цвет земли и крови, пыли. Кровь быстро утекала из его большого тела, но крови Кабан имел много, так что за кровь он был спокоен, а больше переживал из-за своей обездвиженности. «Нерв, что ли, какой-то перебило? А если в позвоночник зашло?»

Рядом затарахтел бэтээр, из люка высунулся командир экипажа:

– «Трехсотые» есть? – Увидев Кабана, удивился. – Серый, епт, Кабан? Как же так? Вот суки! Серый, мы их там всех замочили! Эй, давайте его сюда!

Кто-то подскочил, потянул пограничника вверх, закряхтел и заматерился:

– Б… ну, тяжелый же, как кабан!

Кабана с трудом подняли и засунули в середину бэтээра, где уже лежал один пограничник – ему посекло плечо осколками, когда из-под обстрела вытаскивал раненых нацгвардейцев.

– Давайте, гоните в Амвросиевку. Мы сейчас на заставу передадим, чтобы врачей в больницу вызывали, – кричал изо всех сил водиле бэтээра Димон. – Знаешь, где больница?

«А что их вызывать, – подумал Кабан, – сейчас утро, все на работе».

Очнулся он уже в операционной. На него удивленно смотрел высокий худой врач.

– Ты не кашлять не можешь? – приятным голосом спросил доктор. – Я уже третий раз рану высушиваю, а ты кашлять начинаешь, и кровь, как из поросенка, хлюпает. Там у тебя дырка большая, и я на сухую смогу на внутренности посмотреть, не задело ли. Можешь не кашлять?

– Я попробую, – не своим голосом прохрипел Кабан. – Курить очень хочется.

– В операционной курить нельзя, сам понимаешь.

Доктор с медсестрой снова приступили к манипуляциям, а Кабан замер и затаил дыхание, но через минуту не смог удержать спазм, раскашлялся, и из раны фонтаном брызнула кровь.

– Нет, дорогой, так не пойдет. Во-первых, тебя сюда не одного привезли, всех лечить надо, а во-вторых, если будешь кашлять, рану мы тебе не зашьем. Можешь не кашлять? Не кашляй, я тебе говорю! – Доктор не нервничал, просто говорил настойчиво, так говорить умеют только хорошие врачи – одновременно настойчиво и ласково. Голос его звучал приятно, и Кабану очень хотелось послушаться и не кашлять, но он не мог удержаться – кашель сдавил грудь, разодрал гортань и вышел сиплым звуком через горло и чавканьем крови в боку.

– Кури! – чьи-то руки вставили в рот сигарету – прикосновение пальцев к губам было однозначно женским – и подкурили. Кабан затянулся, в голове на мгновение закружилось, и боль, которая тянула всю левую сторону, приглохла. Он открыл глаза и с удивлением понял, что по-прежнему лежит в операционной на столе – и курит. Сигарету подносила невысокая полненькая медсестра.

– Смотри, действительно не кашляет! Повезло тебе, в рубашке родился – внутри все целое, только мышцы хорошо так порвало на пузе, а оно у тебя не маленькое, ха-ха. Сейчас зашьем, не переживай, докуривай. Сестра, не сорите пеплом, пожалуйста, это же не крематорий. По крайней мере, пока я тут главврач, ха-ха.

В палате Кабан лежал с еще одним тяжелым из нацгвардии, тоже пулеметчиком. Осколок от гранаты застрял у парня в голове, и он уже вторые сутки не приходил в сознание, операцию здесь делать не рискнули. Рядом стояла койка Андрея Лепехи, того самого пограничника, с которым Кабана везли сюда в бэтээре. Утром 24-го приехали хлопцы с заставы: привезли сигарет, сухпаек, показали Кабану пробитый насквозь его телефон (друг Белаш дал свою простенькую «Нокиа» попользоваться в больничке), рассказали о его разбитых напрочь магазинах от пулемета, а Кабан достал военный билет и с удивлением обнаружил, что даже его не пожалела вражеская пуля. На «бронике» товарищи насчитали шестнадцать отметин.

– Как ты живой остался, вот это непонятно! – сидели, курили прямо в палате и удивлялись. – Из сепарской колонны разгрохали двадцать единиц, а сколько всего их шло, точно неизвестно, может, тридцать, может, больше. «Двухсотых» сепаров – сорок два, у нацгвардии – двое, у нас, слава богу, никого нет; только ты – тяжелый, и Андрюху вот посекло, – рассказывали хлопцы. – Все документы, телефоны, карты сепаров мы собрали в рюкзак и передали на заставу Волынскому. Так что ты не зря пострадал, Кабан, большое дело сделали.

– Вы только моим домой, если вдруг дозвонятся, ничего не говорите, – попросил Кабан. – День-два пройдет, оклемаюсь слегка, а там сам придумаю, что рассказать.

Вечером приходило еще несколько человек с заставы. Принесли три футболки на смену, темно-синий спортивный костюм и резиновые тапочки, которые оказались немного маловаты. Но Кабану было не до прогулок – ощущал он себя мерзко, любое движение вызывало сильную боль. Алексей Иванович, главврач больницы, хирург, который Кабана оперировал, сняв маску, на вид показался молодым человеком лет тридцати пяти, с открытым лицом и приятной улыбкой, но, судя по морщинам на шее, был старше лет на десять. Первые дни он проявлял к Кабану большое внимание, заходил по несколько раз на день. Док говорил, что рана, хоть для жизни и не опасна, крайне неприятная и болезненная, плюс большая потеря крови, поэтому Кабан должен лежать и как можно меньше двигаться, ни о каких перемещениях не может быть и речи.

Под вечер приехала «скорая» эвакуировать раненых в тыл, в военный госпиталь. Точнее, приехал «газ-66», переоборудованный под «скорую», с одним лежачим местом, куда положили тяжелораненого нацгвардейца. Лепеха, раненный в плечо, устроился ехать сидя, а намерение двух санитаров усадить Кабана в инвалидное кресло закончилось полным провалом. Кабан не смог даже слегка согнуться, не то что сесть, и любая попытка сдвинуть его с места заканчивалась дикими воплями – ужасная боль раздирала все брюхо, и он периодически вырубался, а приходя в сознание, продолжал орать, как не в себя:

– Оставьте меня, пацаны, оставьте! Я со своими выйду!

После того как всех раненых вывезли и в палате остался один Кабан, с больницы сняли охрану. Кабан по этому поводу не тревожился – от кого тут его охранять, от медсестер? Весь следующий день 25-го числа он прождал гостей с заставы – пацаны обещали принести блок сигарет и сухпаек, потому как кормили в больнице плохо, точнее, то, что давали, едой назвать сложно: так, какая-то жижица на первое, ложка непонятной каши вместе с котлетой из хлеба на второе, особо не попразднуешь. Но Кабан не ощущал голода, он ощущал боль, только сигареты доставляли ему удовольствие. «Сигарета-сигарета, ты одна не изменяешь! Я люблю тебя за это, ты сама об этом знаешь!» – мысленно напевал он дворовую песенку, когда уже очень захотелось курить. В обед забежали пару человек, но обещанных сигарет не принесли, оставили только пару штук, чтобы уши не повяли. Бойцы долго не засиделись, на все вопросы Кабана отвечали неопределенно, было видно, что очень спешат и сами ничего толком не знают: все збройники ушли, нацгвардия ушла, у заставы команды отходить нет, поэтому бойцы рассредоточились по периметру, заняв стратегически важные точки – вот и все, что они могли сказать. После капельницы Кабан заснул и проснулся только под вечер. Глянул на тумбочку, с трудом, через боль, пошарудил рукой по тумбочке и в верхнем ящике – блока сигарет нигде не обнаружил. Зато с удивлением обнаружил, что в палате снова не сам – две пары настороженных глаз внимательно наблюдали за ним.

– Привет, зема.

«Странно так здороваются, не по-нашему».

– Привет.

– Ты погранец?

– Ага, контрактник. С Харьковской заставы. – Люди Кабану сразу не понравились, и он решил рассказать о себе что-нибудь нейтральное и незатейливое. – Вот вчера зацепило, то ли минометный осколок, то ли стрелковым. Там бой шел на перекрестке, а мы на заставу отходили, как попало, ума не приложу…

– Да нас самих там накрыло. Мы в колонне шли, из России, должны были вашей заставе отход закрыть со стороны Кутейниково, окружить, а вместо этого сами в переплет попали.

– А вы откуда сами? – Кабан напрягся.

– Ну, Петруха из Ростовской области, а я из Донецка, зови меня Ильич. Позывной такой.

– Это в честь Ленина, что ли?

– Ну а в честь кого же! А у тебя какой позывной?

– У меня нет позывного. Мы же контрактники, у нас все по именам и фамилиям, Серегой меня зовут. – Кабан подумал, что, может, зря он свой «макаров» вчера пацанам отдал, может, пригодился бы сейчас?

– Ну, будем знакомы, зема. Я из ополчения «дэнээр», подался вот на старости лет в войнушку поиграть, да не повезло – ехал на «газоне» и прямо под жопу гранатометом дало, весь зад разорвало, теперь вот на животе только лежать могу, маюсь.

– А меня под подбитым укропским бэтэром достало, – отозвался Петруха. Ему, как и Ильичу, было под полтинник, не меньше. – Гранату поймал, все плечо порвало и спину осколками.

– Он из «Русской православной армии», идейный борец с фашизмом.

– Ага, – неуверенно отозвался Кабан.

– В больничку сюда ваши же нас и привезли, смилостивились.

– Фашисты есть фашисты, – не в тему вставил Петруха.

– Колонна у нас большая шла, – разговорился Ильич, – сорок единиц. Так укропы расфигачили больше половины, до пятидесяти «двухсотых» у нас, при нас считали. Думаю, нас специально свои же и подставили, слили, как пушечное мясо, чтобы обозначить, где укропы затаились. Видал, как по нам с той стороны минометами свои же шарахали?

Петруха тяжело вздохнул.

«Неплохо, неплохо мы поработали, – думал и радовался Кабан, еле сдерживая улыбку, – нужно только держаться, не выдавать себя на всякий случай, может, еще что-нибудь расскажут».

– А нас из-под Харькова сюда перекинули, на «Успенку», на пропускной пункт. Поток людей, говорят, увеличился, нужно усиление, не успевают паспорта проштамповывать. А тут такое… шальное в живот залетело.

– Людей правильно сделали, что предупредили и эвакуировали – сейчас большая операция начнется по освобождению Донбасса от оккупантов, мирных нужно поберечь.

– Да, – добавил Петруха, – ты правильно мыслишь, Ильич. Война закончится, здесь будет Новороссия, люди вернутся, будут сеять хлеб, растить детей…

– У вас закурить нету?

– У нас ничего нету. У меня вот даже ползадницы нету, – пошутил Ильич.

«М-да, – подумал Кабан, – интересная история. Когда же мне сигарет принесут?»

Наговорившись, после уколов Ильич и Петруха заснули. Кабану еще больше захотелось курить, он достал из-под подушки телефон, чтобы позвонить на заставу и узнать, что происходит, но мобильная связь по-прежнему лежала, телефон молчал и только показывал время: 17.58.

– Можно? – в палату, приоткрыв дверь, заглянула медсестра.

«О, та самая, что на операции сигарету мне курила», – вспомнил Кабан. Невысокого росточка, полненькая, аккуратненькая, круглое личико со вздернутым носиком, русые волосы, светлые глаза. Симпатичная девчонка.

– Меня Нюсей зовут.

– Сережа, можно Серый. У тебя сигаретки не найдется? – спросил Кабан самое главное.

– Найдется, только здесь курить не нужно, сегодня я на дежурстве. Главный, если запах услышит, то и тебе выпишет, и мне – по самое не хочу. Серый, в Амвросиевку полчаса назад сепары зашли!

Кабан чуть не выскочил из койки, но резкая боль уложила обратно:

– Не может быть! А наши где?

– А ваши уже два часа, как уехали.

– Как уехали?

– На машинах, как же еще? Сепары осатанели совсем, Ашота арестовали, который на заставу продукты возил, пустую заставу гранатами закидали. Очень злые из-за вчерашней колонны, они вас рассчитывали окружить, вместо этого – вот… – показала на двоих спящих раненых сепаратистов.

– Нюся, что делать?!

– Я не знаю!

– Как же ты не знаешь. А кто знает? Мне же хана!

– Хана, если найдут. Я на дежурстве сегодня, на пропускном – Викуся, подруга моя. Спрячем тебя где-нибудь, не бойся.

– Да я и не боюсь, – сказал Кабан неправду. На самом деле он боялся, он очень боялся попасть в плен, потому что в плену ему не жить, а мучиться и умирать медленной страшной смертью. И ничего он сделать сейчас не мог, потому что лежал обессиленный и обездвиженный, разве что попросить Нюсю ввести в вену лошадиную дозу снотворного, чтобы издохнуть и не мучиться. Растерянно смотрел на очень давно выкрашенную в голубой цвет стену – краска поблекла, потрескалась и вздулась, от чего Кабану стало еще неуютнее и холоднее, хотя на улице с самого утра припекало до тридцати и в палате с полудня стоял, не шевелясь, раскаленный воздух.

Медсестра ушла, а он медленно, насколько позволяли силы, вытащил из-под койки сумку, достал оттуда синий, с двумя белыми полосками спортивный костюм и черную футболку, переоделся в них, как в замедленной съемке, а форму и берцы сложил в сумку. Вечером Нюся зашла сделать уколы, забрала сумку и посоветовала выспаться. И правильно посоветовала.

Потому что рано утром, не было еще и шести, она тихим смерчем ворвалась в палату:

– У нас гости! Тебя ищут, они знают, что ты здесь!

Петруха и Ильич, похрапывая, сладко спали, уткнувшись лицами в подушки.

– Что мы будем делать? – Кабан проснулся мгновенно. Неизвестно, откуда у него взялись силы, но он приподнялся с койки и медленно-медленно пошел по стеночке к выходу.

– Веди меня в операционную, они туда не зайдут.

– Ты что, Серый, какая операционная? Наш главврач – главный сепаратист в Амвросиевке, он вчера тут целый вечер по площади с флагом «дэнээра» скакал!

– Так он же меня оперировал! Я же кричал еще, помнишь, пока наркоз не взял: «Как мы им дали, козлам!» – рассказывал, как я из пулемета сепаров валил.

– Ну, как врач и человек, он нормальный, но не на нашей стороне. Сам он доносить не пойдет, но если спросят, он правду скажет.

– Но мне тогда хана!

– Но и помогать тебя искать он не будет, не такой он человек. Так что не переживай, шансы есть.

Весь этот разговор состоялся, пока Кабан, поддерживаемый Нюсей, добирался до лифта, который опустил их вниз. Они вышли через черный ход на улицу, и, медленно переходя от кустов к стене, от стены к забору, от забора – к дереву, подошли к очень странному строению, точнее, не строению, а обычному железнодорожному вагону, наполовину вкопанному в землю.

– Это что?

– Давай быстрее. Морг.

– Морг?

Входной двери в вагон не оказалось, как и ступеней, – от земли положили доски, по которым они спустились в тамбур, и Кабану пришлось согнуться, от чего он нечеловечески застонал. Нюся достала ключ и открыла двери, из темноты дохнул неприятный затхлый запах.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 3.1 Оценок: 7

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации