Текст книги "Застеколье"

– Ладно, вот он я, – усмехнулся я с горечью. – Можешь стрелять.

– Я…я… не в вас хотела… – пролепетала Ксюха и поднесла пистолет к виску.

В один прыжок я пролетел приемную, выбил пистолет из рук девчонки и закатил ей такую затрещину, что у меня у самого в ушах зазвенело. Прихватив с собой пистолет, чтобы ей не пришла в голову какая-нибудь глупость, прошел в кабинет. Вроде, там должно быть зеркало. Только, где же оно?

Зеркало отыскалось там, где и положено – в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету. «Живут же люди!» – позавидовал я, осматривая апартаменты, еще не задумываясь, что они мои. Там был кожаный диван, мини-холодильник и столик с кофейным аппаратом. Не удержавшись, сунул нос в холодильник. Возмутило, что он оказался пустым. «Надо Ксении разнос устроить! – отметил я с пробудившейся начальственной брюзгливостью. – Пусть хоть пельменей купит, колбасы…». Но больше всего мне понравилось, что к комнате отдыха примыкал и «санблок» – душевая кабинка и туалет, причем, раздельные!

«Да тут жить можно!» – возликовал во мне учитель, привыкший жить от зарплаты до зарплаты, а не человек, с приличными деньгами и полномочиями.

«Хорош полпред…» – уныло думал я, разглядывая себя в зеркале. Левую половину «представительской» физиономии занимал фингал, уже начинающий синеть, а правую – ссадины и царапины. Куртка и брюки зияли непонятными дырами и перемазаны. Решив освободиться от «сбруи» – пистолет-то все равно утерян, скинул куртку и обнаружил, что рукав у рубашки оторван (когда и успел?). Побывал в отделении полиции, называется! Когда выбрался из логова цвергов, выглядел приличнее. Увидел бы меня сейчас гарант Конституции, стопудово, лишил бы всех мандатов и полномочий… «И переодеться не во что», – загрустил я. Махнул рукой, разделся и пошел под душ.

После прохладного душа стало гораздо лучше. Даже физиономия в зеркале понравилась больше. Только, синевы стало еще больше… Натянув на мокрое тело драную одежду, сделал себе памятку обзавестись сменным гардеробом.

Выглянув в приемную … Чувствовалось, что Ксюха успела всласть нарыдаться, но еще не остановилась и, сейчас будет продолжение… Увидев меня, всхлипнула: – Мне уже все равно никто не поверит! А сыворотку колоть будут, так лучше самой застрелиться…

– Ага, непременно застрелишься. Из ухвата. Попозже только, – примирительно сказал я и попросил: – У тебя ничего нет, чтобы синяки свести? Бодяга, какая-нибудь…

Как ни мешали слезы, но свое дело она знала. Ксюшка вскочила, ринулась к шкафу и вытащила из него большую коробку. Откинув крышку, принялась выгребать содержимое. На пол полетели какие-то пакетики, бутылочки, тюбики. – Есть! – торжествующе прокричала девушка, демонстрируя баночку, вроде майонезной, в которой темнело какое-то подозрительное содержимое.

– И что сие? – поинтересовался я с недоверием.

– Специальная паста для сведения синяков, заживления ссадин. От ожогов помогает. На вид, конечно, не очень, – призналась Ксюха, сдирая с горлышка вощеную бумагу. – И на запах… – принюхалась девушка, отвернув в сторону носик… – Ее мне спецназовцы «презентовали», когда на стажировке была. Мы по горам лазили, я себе все коленки сбила. А пастой помажешь – и боль пройдет и ссадины к утру заживали. А еще – у меня же от тренировок все костяшки были сбитые, а теперь – чистенькие. И от комаров хорошо… «М-да, все комары от одного запаха разбегутся…», – вздохнул я, но деваться было некуда. «Амбре», конечно, то еще. Не то – дохлая мышка за плинтусом, не то – котик пописал… Ну, авось выветрится.

– Давайте, – воинственно повернулась ко мне Ксюша, зачерпнув пальчиками «волшебную» пасту.

Я подставил свою драную физиономию, а Ксюшка, старательно и нежно принялась втирать в ссадины и ушибы «чудодейственное» снадобье. И, действительно, боль отступила.

Не удержавшись, взял ее ладонь, не по девичьи, жесткую и поцеловал. Девушка смутилась и принялась собирать раскиданные лекарства. Небрежно захлопнула крышку, засунула коробку в шкаф и повернулась ко мне:

– Олег Васильевич, вы тоже меня «кротом» считаете?

– А почему тебя кто-то должен им считать? – ответил я вопросом на вопрос.

– Это же очевидно, – жестко усмехнулась девушка. – Камеры в вашем кабинете… Потом – покушение у кафе. А кто знал про кафе, кроме меня?

– Давай, там поговорим, – кивнул я на дверь в свой кабинет. Приемная не казалась надежным местом.

Я не стал занимать начальственное кресло, сел на стул и кивнул Ксении на место рядом.

– Пистолет верните, – попросила она. – Если сомневаетесь – можете обойму забрать.

– У тебя в ящике еще одна, – усмехнулся я. – И «заначка» где-нибудь лежит.

– Откуда? – ненатурально вытаращила на меня глазки Ксюша. – Нам патроны на стрельбы по счету выдают, каждую гильзу проверяют.

– Ксения, не смеши меня. По нормам – две обоймы положено. Одна в рукоятке, вторая в столе где-нибудь. А заначка… Чтобы оперативному работнику, хоть он под секретаршу работает, патрон-другой не умыкнуть? У тебя, с той же стажировки, не меньше обоймы осталось, да? А насчет табельного оружия, будем считать, что ты его мне на хранение сдала. Я расписку напишу. Так, мол и так, майор госбезопасности Кустов О.В. взял на временное хранение табельное оружие старшего лейтенанта… Ну и так далее…

– Весельчак вы, Олег Васильевич. Каким в школе были, таким и остались, – покачала головой Ксюшка. – А мне не до смеха. Я же знала, куда работать, то есть… – поправилась она, – куда служить иду. Нам на Высших курсах показывали, что с человеком укол делает. Извините за грубость, но из всех щелей течь будет, а потом уже крыша поедет. А потом что? Дурка, до конца дней? Меня сегодня же в оборот возьмут. И вы заступаться не станете. Вон, как вы вскинулись, когда пистолет увидели. Решили, что я сейчас в вас стрелять начну?

– А ты поставь себя на мое место. Ты только что отбивалась от киллеров, потом – тебя промурыжили в полицейском участке. Ты идешь к себе, а там – дядька с пистолетом в руке. Ну, как?

– Да… Картинка… – после некоторой паузы сказала девушка. – Я что-то и не подумала… А ведь вы правы.

– Голова не болит? – поинтересовался я, начиная переживать из-за затрещин, которые «выдал» девчонке.

– Есть немного, – призналась Ксения. – Тяжелая у вас рука, товарищ полпред.

– Извини, это я так, сгоряча, – пряча глаза от стыда.

– А, ничего… – отмахнулась Ксюха. – На тренировках еще и не то бывает. А когда мне сыворотку засадят – еще и не то будет…

– Ох, Ксюшка, – покачал я головой. – Знаю я, что это такое. Штука, малоприятная.

Что такое «сыворотка правда» я помнил по собственному опыту. Когда тебя выворачивает наизнанку, голова взрывается, а боль такая, что готов стащить с себя шкуру через голову…

Ксения недоверчиво посмотрела на меня, а потом пожала плечами:

– Ну, вы-то, человек особенный. Камеры глушите, в кабинете появляетесь, неизвестно откуда. А я простая девка. Как представлю, что я кричу, извиваюсь от боли – худо становится. Но это-то еще ладно, но после сыворотки человек перестает быть человеком. У меня мама целый год в коме лежала, мы на ней памперсы меняли, обмывали. Я такой жизни не хочу! Лучше – дайте мне пистолет, Олег Васильевич. Я застрелюсь – и, всем спокойней будет.

Я почувствовал, что начинаю злиться. Такое со мной бывало очень редко. Но, как говорят, метко. Мои ученики, которым доводилось пережить приступ моей злости, долго потом ходили с опущенными глазками и прижатыми хвостами…

– Слушай, ты, маленькая дрянь! Ты еще и в жизни-то ничего не видела, а уже стреляться собралась. Никто тебя, дуру, ни в чем не подозревает! Ни я, ни Унгерн. Если застрелишься, тогда точно, тебя виноватой и будут считать. И никто никаких сывороток тебе колоть не будет. Еще, сыворотку на ее, на дуру, переводить. Пистолет ей…

На удивление, вспышка подействовала на Ксению отрезвляюще. Как пощечина на истеричку. Она заулыбалась, порозовела, а я, ворчливо, но уже мягче, буркнул:

– Не пистолет тебе, а по заднице настучать.

– Так и настучите! – яростно-весело отозвалась Ксюха, вскочила со стула и, опершись руками о стол, задрала юбку.

– Так думаешь, не настучу?! – так и взвился я. В запале, шлепнул по ее попке, обтянутой ажурными трусиками.

– Ой, не так сильно! – взвизгнула Ксюшка. – Больно же…

Я добавил. Но уже, не так сильно. А дальше… Мои руки стали действовать как бы сами по себе, сминая трусики и, приспуская невесомую ткань вниз. «Осторожно…» – только и сказала Ксюшка, стряхивая интимную деталь с туфельки…

Может, будь это в другое время и не при таких обстоятельствах, то я помнил бы о табу – «учитель-ученица» и, неважно, что ученица уже давным-давно закончила школу. Видимо, такая «разрядка» потребовалась нам обоим. Ну, а кто бы из мужчин устоял, если он не Боря Моисеев?

– А вы мои трусики порвали, – обличительно заявила Ксюшка, приводя себя в порядок.

– Прости, – потупился я. – И за трусики и… вообще…

– Дурак вы, Олег Васильевич, – улыбнулась Ксюшка. Подошла ко мне, нежно поцеловала, прижалась и шепнула в ухо: – А мне понравилось…

– Врешь ведь, – усмехнулся я. – Старый я уже…

– А вы и не старый… Самое смешное, что вы сейчас кажетесь моложе, чем тогда, когда я в школе училась. А ведь вам тогда лет тридцать пять было?

Еще бы. Мне самому в семнадцать, да и в двадцать лет, все, кто был старше тридцати, казался глубокими стариками. Зато – после сорока стали казаться детьми все, кому еще нет тридцати…

– Ксюш, а ты на меня не сердишься? – осторожно поинтересовался я, обнимая девушку за талию.

– Я ж говорю, дурак вы, Олег Васильевич, – ответила Ксюша, обхватывая меня за шею и целую в губы. Оторвавшись, лукаво улыбнулась: – Ну, если бы я сама не хотела, как бы вы меня заставили?

– Ага, – усмехнулся я. – Ты ж у нас каратистка. Чёрный пояс. Взяла бы, вот так… – сжал я ее пальчики в «тигровую лапу» и приложил к своей груди.

– А я бы уж посильнее, – усмехнулась девушка, осторожно проведя удар. – Или, с левой! – сделала Ксюха страшные глаза, пытаясь сопроводить слово делом, но промахнулась.

Раззадорившись, девчонка пыталась достать меня и так и эдак. Потом даже сбросила туфельки и принялась «работать» ножками. Оч-чень эффектно смотрелось, как моя секретарша делала «мельницу»! Задравшаяся юбка, из под которой торчали трусики… Но, все-таки, жалея меня, Ксюшка била не в полную силу и двигалась очень медленно. Я, подыгрывая барышне, уворачивался от ее рук, проскальзывал и, время от времени, шлепал ее по попе…

– Так-так! – услышал я голос моего начальника-подчиненного, отчего едва не проморгал удар. Но, успел отойти, а Ксюшка, не рассчитав силы, упала на пол.

– Здравия желаю, господин генерал, – поприветствовал я Унгерна, появившегося на пороге, как тень отца Гамлета.

– Извините, товарищ генерал… – отозвалась с пола запыхавшаяся Ксюха. Отдышавшись, девушка встала: – Еще раз, извините… Олег Васильевич, вы где так натренировались?

– В смысле, натренировался? – не понял я.

– Ну, вы же меня загоняли, как не знаю кого… Меня так на курсах молодого бойца не гоняли…

– Все равно, не понял? Где я тебя гонял?

– Господа офицеры, это ничего, что я вмешаюсь? – весело спросил начальник. – Ксюше – замечание, за то, что приемную оставила. Что за дела? На столе – монитор включенный. Между прочем, запись из кабинета идет… – со значением добавил Унгерн. – Я вот, зашел в приемную, посмотрел…

– А… – открыли мы с Ксюхой рот.

– Я уже самую концовку застал. Думал, подожду немножко, чтобы людей не смущать. Глянул и обалдел… Ксения по кабинету скачет, как коза. Решил, крыша у девушки съехала. Пригляделся, так и вашу фигуру заметил, господин полпред. Только – смазанную, словно не живой человек, а Бэтмен бегает.

– Вот и я говорю – загонял меня Олег Васильевич. У него скорость такая, что я не то, что ударить, я его увидеть не могла!

– Да? – неподдельно удивился я. – А я думал, что ты специально медлишь…

– Ага, как же, – фыркнула Ксюшка. – Вначале-то, может и да. А потом, зло взяло! Думаю, ах ты, хоть разочек, да вдарю… Разрешите идти? – застеснялась Ксюха.

– Идите, – благосклонно кивнул генерал и уже вслед за уходящей девушкой добавил: – И, выбросить из головы мысли, что тебе кто-то не доверяет или считает кротом.

– Спасибо! – не по уставному отозвалась Ксюха и выскочила.

Когда мы остались наедине с генералом, я почувствовал себя неловко. Вернее, почувствовал, что мне сейчас будет втык. И, не ошибся…

– Ты что творишь, майор?! Тебе что, кроме подчиненных трахать некого, а? Подождал бы до вечера, съездил на Тверскую. Мне же теперь девчонку придется куда-нибудь переводить. Куда-нибудь, поближе к вашей исторической родине. В Белозерск, на рыбоконсервный завод… Чтобы секреты врагу не достались.

– А зачем нашим врагам тайны консервирования? – спросил я генерала.

– Вот и я думаю, зачем им такие тайны? Мне ж, в принципе, не жалко. Не мое это дело, да и кабинет, в общем-то, ваш, господин представитель.

– А разве я на мониторе был? – слегка удивился я.

– Ты – нет, – не стал врать генерал. – А вот Ксения – да, была. Радуйся, что ни один враг не скажет – чем это таким девушка занималась. Может, репетировала?

– А генерал-майор Унгерн догадался? – усмехнулся я уже веселее.

– Ну, несложно было догадаться. И не радуйся… Мало ли, что тебя не было видно. Знаю по печальному опыту – не своему! – что такие вот… отношения, ни к чему хорошему не приводят…

Мне хотелось шаркнуть ногой, понурить голову и, как нашкодившему школьнику ответить: «Я больше не бу…», но решил промолчать.

– Да, а чего тут «Макар» лежит? – углядел шеф пистолет, который я сунул на подоконник. – Вы что, перестрелку хотели затеять? Это ж, Неволиной пистолет.

– Ксюшка стреляться хотела, – «заложил» я девчонку.

Унгерн, приложив палец к губам, показал на объектив.

– Не работает, – улыбнулся я. – Только, не спрашивай, господин генерал, почему. Сам не знаю почему, но знаю, что не работает.

– М-да… Ну, ладно, проехали. Стресс сняли. Знакомо. Я теперь и другое понял. Кстати, пистолет забери.

– В чем это он? – взял я из рук начальника свой АПС. Вся рукоятка была в чем-то коричневом и липком…

– Как я понимаю – в мозгах… Ничего, отскребешь, отмоешь… Ты его так засадил, что полчаса вытащить не могли. В лоб, словно из помповухи пальнули. Но лучше тебе что-то другое завести. Молот там, боевой. Томагавк. Я думал, как это ты умудрился того злодея завалить? Он же, по любому, тебя застрелить должен был. Ну, не может человек бросить предмет так, чтобы он летел быстрее пули. Тут, извини, физика. А посмотрел, как ты с Ксюшкой «воевал», скорость твою оценил и понял, что физику я плохо учил. Либо, ты уже не человек.

Глава третья
Отдых после боя

– Ну, поехали майор, поехали… – вскочил Унгерн с «гостевого» стульчика. – Я же обещал тебя настоящими пельменями накормить.

Я в задумчивости посмотрел на монументальные часы, показывавшие четыре … виноват, шестнадцать часов. Батюшки, так и всего-то четыре часа прошло?! Точно помню, что обедать уходили в двенадцать. За каких-то четыре часа успели пообедать, «повоевать», посидеть в «обезьяннике»… А потом еще кое-что…

С готовностью вскакивая из-за стола, я все-таки поинтересовался:

– А до скольки у нас рабочий день?

– Выедем позже, в пробку попадем, – озабоченно отозвался генерал, не соизволив ответить на вопрос. С другой стороны, кто мне будет устанавливать рабочий день? Да и кто знает, есть я на службе или нет?

Генерал стремительно прокатился по приемной, на ходу сделав ручкой Ксении. Мне пришлось напрячься, чтобы не отстать. Куда и девалась хваленая скорость?

Выкатившись на крыльцо, Виктор Витальевич махнул указательным пальцем и побежал в сторону служебной стоянки. Огибая крутые тачки (В марках не силен и, «БМВ» от «Мерседеса» не отличу, но не на «Жигулях» же в «конторе» ездят?), генерал подвел меня к солидной – даже я понял, что недешевой – машине темно-вишевого цвета, с надписью «Форд» на решетке. Нежно погладил ее по крыше, а потом, углядев что-то нехорошее, сердито заурчал и полез за носовым платком. Не дотянулся.

– Сволочи! Опять нас…ли! – выругался генерал.

Сдерживая смех, я забрал у начальника платок и вытер какашку.

– Вчера на мойке были. Мне ее с шампунем драили, а эти, крысы летучие, – пожаловался Унгерн и погрозил кулаком в сторону «символов мира», расхаживающих тут и там. – На грязную не гадят…

– Голубь знает, куда какать! – глубокомысленно изрек я, пытаясь вернуть генералу грязный платок, но тот лишь брезгливо отмахнулся, показывая – выбрось, куда-нибудь… Скомкав платок, запустил им в голубей. Жаль, ничего тяжелого в нем не было – не долетел.

– Садись, товарищ полпред. И пристегнуться не забудь, – поерзал генерал в кресле.

Унгерн не пытался ни превысить скорость, ни обогнать кого-либо. Вел уверенно и аккуратно. Кажется, даже все правила соблюдал. Опять-таки, мне «безлошадному» сложно судить. Ехали молча. То есть, о делах не говорили. Да и кто будет говорить о делах в машине?

– Мне бы прибарахлиться, – сообщил я генералу, критически глянув на свои брюки и демонстрируя рваную куртку.

– Сейчас супермаркет будет. Ты – на второй этаж, где одежда, а я продуктов прикуплю… Двадцать минут хватит?

– Должно, – прикинул я.

Свернув к магазину, генерал вдруг передумал:

– Сиди в машине. Сам что-нибудь куплю. Еще за бомжа примут.

– Почему за бомжа? – обиделся я. – Не такой уж и бомжеватый. Ну, драный слегка.

– Драный – ладно. Но пахнешь, словно год на помойке жил. Тебя Ксюшенька чем намазала? Пастой чудодейственной? От ушибов и прочего?

– Н-ну, – кивнул я, задумчиво принюхиваясь к себе. А ведь и впрямь… воняет! Как-то и забыл…

– Ей, дурочке, не сказали, что эту мазь только в полевых условиях можно использовать. Медвежий жир, бодяга, кровохлебка…

– Кто? – удивился я.

– Трава такая, кровохлебка. Кровь останавливает, – пояснил генерал. – Штука неплохая, но лучше на свежем воздухе… Медвежий жир – он и свежий воняет, будь здоров, а когда полежит – труба! Я всю дорогу нос в окне держал, а все равно… Круче только сенная труха на кобыльей моче… Зайдешь, такой… вонючий – от тебя все продавцы разбегутся и охрану вызовут. Не будешь же «ксивой» размахивать?

– Сколько? – поинтересовался я, вытаскивая пухлую пачку.

– А в сейфе оставить не мог? – вздохнул генерал. Вытащил из пачки пару бумажек по пять тысяч, критически посмотрел на меня: – Ага… сорок восьмой-пятидесятый, рост … почти сто восемьдесят.

Я вздохнул, провожая взглядом спину генерала. Вроде, чего жалеть? Особо не убыло. Но когда первый раз в жизни держишь в кармане полмиллиона, начинаешь переживать из-за каждой тысячи. Наверное, потому богатые люди и богатые, что им жаль расставаться с деньгами…

Сидел в машине, выходить было лень. Воровски закурил, пряча сигарету в кулаке. Мало ли, охрана на стоянке увидит, начнутся претензии.

Прежнего удовольствия дым не доставил, зато – стал не так заметен запах «волшебной» пасты. Вот, не сказал бы генерал, не заметил бы… Странно, обычно как раз отличаюсь чувствительностью к запахам. «А еще, – усмехнулся я мысленно. – А как барышня со мной целовалась-то, с таким вонючим? Из-за стресса? Или, верно говорят, что от мужчины должно пахнуть чуть слабее, чем от козла?»

Пытаясь отогнать от себя мысли о Ксюхе и ее обонянии (в конце – концов, ее проблемы) поймал себя на том, что совсем не думаю об измене. М-да… А кому я, собственно говоря изменил? Первой жене, с которой прожил больше двадцати лет и которую очень люблю? Машке, которая, тоже моя жена и которую я тоже люблю? Обоим?

«Обеим!» – ехидно поправили меня остатки того, что когда-то называлось совестью. В Застеколье, помнится, совесть вспоминал, «плакался» Ярославу. Потом, успокоился. «Не я первый, кто живет на две семьи. Не смертельно!» Если есть возможность (финансовая, прежде всего), то какой мужик … фу, терпеть не могу этого слова, но «мужчина» тут не подходит. Ладно. Какой самец не хотел бы иметь двух жен? Обычно, проблемы возникают из-за того, что какая-то из жен узнает о существовании соперницы. Если иметь жен в разных странах, так они ничтожно малы. В моем случае, семьи существуют в разных пространствах.

Но семья – это семья. Одна, две – кому как повезет. В прежние времена, когда у меня случался… скажем так, некий загул «налево» (не сумел «отказать» одинокой коллеге, которую провожал после вечеринки или, сам же эту коллегу и уговорил … не суть важно) месяц, не меньше, маялся. Не то – угрызениями совести, не то – дурью. А сейчас мне было как-то, «по барабану». Равно как и то, что несколько часов назад проломил череп человеку. Может, Унгерн прав, задаваясь вопросом – а человек ли я? Куча открывшихся возможностей. И, не исключено, что это не все. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Придется терпеть. Или, говоря по-умному, принять как данность… «Впрочем, – утешил я сам себя. – Кое-что во мне от человека осталось. И, не просто от человека, а от «бюджетника», привыкшего считать копейки. Ну и еще… Сам факт того, что я еще занимаюсь «самокопанием»

Наконец-таки явился и Унгерн. Забрасывая на заднее сиденье целую охапку пакетов, сказал:

– С тебя еще две тысячи… – Чего уж такого и накупили-то? – возмутился я, но покорно полез за деньгами. Вообще-то, мог бы и простить две тысячи, не разорился бы, товарищ генерал.

– С запасом брал, – ответил генерал. – С меня бери пример. И, точно – одежда самого Унгерна была безупречна. А я уж было подумал, что пресловутая немецкая аккуратность спасает даже в «каталажках». А он просто запас имеет.

– Мы вообще, куда едем-то? – поинтересовался я.

– Пельмени лепить, – отозвался генерал. – А ты что подумал?

А я бы не удивился, если бы Унгерн, вводя в заблуждение «врагов», рванул бы сейчас к тому самому заветному месту, на полянке, где должны были приготовить трупики цвергов. По хорошей дороге (вроде, дорога от Москвы до Грязовца неплохая), часов за пять-шесть осилим.

– И в зеркало не поглядывай – никто за нами не едет. Группу захвата я распустил, оперативники в разгоне, работают, а личной охраны мне не положено.

– А мне? – поинтересовался я.

– Дашь задание Ксюхе – она узнает. Только, тебе оно надо?

Я представил, как мордовороты в костюмах, выскакивают, открывают мне дверку, прикрывая телами мою «полномоченную» фигуру. Бегут впереди меня, пугая кошек и изумляя бабушек на скамейке, переговариваясь: «Первый-первый, я второй. Вхожу в подъезд. Всё чисто. Заводи объект!» Стало смешно.

– Вот-вот, – одобрительно отметил генерал, хотя и не смотрел на меня. – Цирк тебе устроят, а толку? Не помню, чтобы кого-то от снайпера уберегли, если ты не по первому списку идешь. Тут – оцепление, вертолеты, проверка. Но по первому списку только первые лица идут.

Мы въехали в маленький дворик, окруженный пятиэтажками. Не зная, даже и не скажешь, что это Москва. Чистенько. Тихо. Ну, дети галдят, так это хороший шум… Разве, что – въезд во двор преграждали штыри, которые Унгерн убрал нажатием пульта. Штука удобная. Не то, что мой проходной двор, через который катаются все, кому не лень. Но и штырями меня не удивить – видел в нашем «поселке» для «новых русских». Может, самому туда перебраться? Пожалуй, с такой зарплатой возможно. Да что мелочиться? Можно и в столицу переехать!

«Знать, столица та была, недалеко, от села, – вспомнился почему-то «Конек-Горбунок». И чего вспомнился? Видимо, подспудно знал, что жить теперь мне придется в Застеколье, а жена и дочь – пусть сами решают, где им жить. В столице ли, еще где. Надо будет решать…

«Тьфу ты! – разозлился я на самого себя. – Кто тут недавно уговаривал себя, что это все – нормально? Интеллигент, хренов…»

– Пакеты возьми, – кивнул генерал на покупки.

– Ну, ни хрена себе, нашел носильщика! – возмутился я, забирая пакеты.

– Ничего, от самонадеянности помогает, – насмешливо обронил Унгерн, придерживая дверцу. Недовольно покрутил носом: – Навоняли вы, товарищ полпред… Ладно, выветрится…

Виктор Витальевич запер машину, по-хозяйски оглядел двор и важно, брюхом вперед, пошел, не оглядываясь. А я, майор и полпред, тащился за ним, как … не знаю кто! «Пятиэтажка» оказалась не так проста, как показалось вначале. В просторном фойе, перед компом сидел охранник и разгадывал кроссворд. (Опять, «вохрочоповец»!) Завидев генерала, он даже сделал вид, что пытается встать. В мою сторону парень только носом покрутил, но ничего не сказал.

– Вот тут я и живу, – обронил генерал, вводя меня в просторную прихожую. – Ванна – там. Мусорный пакет – тут. Упакуешь свои лохмотья.

Пока я мылся, пытаясь хозяйскими гелями смыть с себя «волшебные» запахи, одевался в обновки (генерал, не мудрствуя лукаво, прикупил мне несколько пар джинсов, рубашек и джемперов с куртками) на кухне уже шла работа – шумела электромясорубка, замешивалось тесто, что-то шкворчало… Унгерн, в белоснежном фартуке, священнодействовал – нарезал лук!

– Ну и личико у тебя… Олег Васильевич… Вон, бальзам возьми.

Прочитав название «Санта-Рокко», принюхался. Пахло гораздо приятнее, чем от кровохлебки с прогорклым жиром. И, кажется, зуд и жжение унялось окончательно.

– Садись. Если пить хочешь – в холодильнике клюквенный морс, – смахнул генерал «непрошенную» слезу.

Пить мне не особо хотелось, но в холодильник заглянул из чистого любопытства. В принципе, всё то же самое, что и в обычных. Яйца, банки-бутылки. Одна из полок была заставлена пластиковыми контейнерами с этикетками.

– Окорочка… Котлеты… Печень… – читал я вслух… – Кура…

– Это супруга заботу проявляет, – пояснил генерал в некотором смущении, но, вместе с тем, с долей гордости. – Уж сколько раз говорил – в столовой обедаю, так нет…

Странно – у генерала есть жена?! Обычно, в книжках генералы грустно смотрят на фотографию красавицы, погибшей в автокатастрофе (в «горячей» точке, при родах) или сбежавшей от юного лейтенанта двадцать-тридцать лет назад.

– Отдыхает супруга? – рассеянно поинтересовался я, готовясь услышать, что госпожа генеральша пребывает где-нибудь… Ну, если не на Канарах, то хотя бы в Турции. Хотя, сейчас патриотичней Сочи или Крым.

– Можно и так сказать. Дражайшая на пенсию вышла давно, по «вредному» стажу. Рентгенолог она, – пояснил генерал, заворачивая кусочки фарша в тесто. – У нее от родителей дом остался, земли кусочек соток двадцать. Пока работала, только детей на лето туда возила. На пенсию вышла, как прорвало. К земле потянуло! Как весна начинается – я волком вою! Рассада, горшки… потом, грядки, – поморщился генерал и потёр поясницу.

– И, что, генералы грядки копают? – уставился я на начальника.

– Копать – это фигня, – авторитетно отмахнулся Унгерн. – Самое поганое – капусту полоть. Хорошо, в командировки часто езжу, а то бы так и умер на грядках. И дети, от работы уже шарахаются, не хотят помогать…

Тут я не выдержал и заржал.

– Ага, смешно… – обиженно отозвался Виктор Витальевич и сокрушенно добавил: – Я ей сколько раз предлагал плюнуть на все это дело. Говорю – ну, зачем тебе это? Давай, как все люди, построим домик, такой, скромненький, в два этажа… Бассейн, сауна. Зачем тебе столько картошки? А лук куда? Понимаю – клумбы, цветочки… Ну, ладно, клубника-земляника. Перед коллегами стыдно! Полковник ГБ, с прошлого года – целый генерал! Дети – сын с дочкой, у них уже свои семьи, стыдятся знакомым сказать, что у их папеньки, вместо виллы дом в деревне. А супруга – не хочу я никаких коттеджей, никаких особняков! Какая сауна, если баня есть? И зачем бассейн, если река рядом? И тебя, говорит, на старости лет хоть не посадят… Единственное, что убедил сделать – так это бойлер поставить. Не мальчик, каждый год дрова кубометрами колоть. А когда новый «Форд» покупал, что было?! Говорю – нельзя двадцать лет на одной машине ездить, разваливается, да и перед подчиненными несолидно! Я своего первого «Форда» из Германии пригнал, еще старлеем был… Хорошая машина, надежная. Мне ее коллеги из «Штази» «подогнали», когда фамилию услышали… Она по ней, как по любимой корове, убивалась!

– Нет, Виктор Витальевич, – отсмеявшись, еле выговорил я. – Конечно знал, что ты у нас большой оригинал, но чтобы супруга генерала копалась на грядках, да еще и мужа «припахивала»? Фантастика!

– Сплошная суровая действительность. А по фантастике ты спец, – огрызнулся генерал.

– Ну вот, началось, – поморщился я, ожидая очередной порции подначек на тему раскрытия государственных тайн в фантастическом романе.

– Да я ничего такого и не имел в виду, – пожал плечами генерал, убирая налепленные пельмени в морозилку. – Ты в отчете про дракона написал, а в книжке не обмолвился.

– На дракона места не хватило, – пожаловался я. – Я пять «алок» сократил.

– Алка, это что? – не понял генерал, принимаясь за мытье мясорубки.

– Авторский лист, – любезно сообщил я. – Сорок тысяч печатных знаков. Ну, примерно двадцать три листа формата А-4. Редакции сейчас требуют, чтобы книга была от двенадцати до четырнадцати «алок».

– Пожалуй, оно и к лучшему, что сократил, – хмыкнул генерал, протирая стол. – Иначе, еще бы что-нибудь выболтал… Но про дракона ты напиши. Внукам нравится. Не про китайского, так хоть про «приокского». Говорят, возле Каширы дракона видели… Откликается на кличку Борька. Вроде, делали эксперимент с мышами, а получился дракон.

– Да ну? – удивился я.

– Вот тебе и ну, – развеселился генерал. – Знаешь, сколько всякой ерунды приходится разгребать? Пусть даже и из психушки. Так сразу не отмахнешься. Кстати, я тут стишок набросал, – заявил Унгерн, прокашлялся и, с легким пафосом произнес:

И Ксюша молвила уныло: А ведь решат же – «Что-то было!»

Кто вякнул, там: мол, Ксюхи – дуры?! Гляди: диплом, блин, физкультуры!

Я понимаю: на обеде… Но чтоб в СЛУЖЕБНОМ кабинете?!

Пусть нет ни голоса, ни слуха… Имеет черный пояс Ксюха!

Когда девица уж разложена, Плевать, что в общем, «не положено!»

Дресс-код наш босс не отменял: его он аккуратно снял![1]1
  Автор стихов – Борис Давыдов.


[Закрыть]

Я, поначалу, решил обидеться, но потом передумал. Чего на правду-то обижаться? Промямлил:

– Не знаю, чего и сказать.

– Ты лучше про дракона расскажи, – попросил генерал. – Интересно же.

Я призадумался. Вроде, было это недавно. Но тогда я еще не знал, что мне предстоит увидеть мертвого Гнома, пробитого арбалетными болтами и не увидеть, как погибнет Борис. Сейчас все были живы и бодро топали воевать с драконом.

Застеколье. Около года назад

Собственно говоря, дракон никому ничего плохого не сделал. Летел себе куда-то по своим драконьим делам и, летел. Потом – решил отдохнуть. Подумаешь, перед тем, как сесть, съел пару бестолковых коров и спалил пару скирд с сеном. Но место для посадки выбрал неудачно – прямо в болотце. Сверху-то оно казалось идеальной площадкой для посадки. Почти аэродром, только без сигнальных огней!