Текст книги "Сто одна цифра. Стихи и отрывки"

Сто одна цифра
Стихи и отрывки
Евгений Воронов

© Евгений Воронов, 2024

ISBN 978-5-0062-4482-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

À ma mère

 
Ветра порывы сместились с весны на февраль
Крышам домов и деревьям приходится лихо
Здесь мне остаться надолго случится едва ль
Не покидая потока смиренно и тихо
 
 
Громы и штормы резвятся в небесных пределах
И с наступлением ночи устало отвоют
Метят тяжёлыми ветками тех кто задел их
В самом низу у земли настигая собою
 
 
К берегу нашему гонят ветра свои лодки
И раньше срока за реку уводят последних
Белым по белому правят портовые сводки
И оставляют одних нас с тобой ненаследных
 

Радио гетто

После того, как дракон Виссарионыч «победил» дракона Алоизыча, в нашем гетто радио тоже стало запрещено. Повсеместно было введено проводное радио под названием «радиоточка.» Типа – вот вам радио, и точка! – по габсбургскому образцу, естественно. Конечно, был ещё «Маяк», но гимн необъятной страны в шесть утра как бы всё исчерпывал.

А у меня радио всегда было. Не успел я научиться просыпаться сразу по завершении гимна, как уже умел подслушивать разговоры, ведшиеся особенно тихими голосами. После же откуда-то взялся дарёный ламповый радиоприёмник – огромный, пыльный и облезлый. И в нём тоже жили тихие голоса.

И очень скоро затем появились небольшие и чувствительные транзисторные радиоприёмники, которые возможно было брать с собой в дорогу, и у меня был такой. Для него я делал запас батареек и наращивал антенну, чтобы он принимал и в поезде на полном его ходу. Через него я впервые услышал прекрасную недельную трансляцию на ВВС стихов Лимонова, прочитанных автором, и постепенно сам стал лжецом.

Подобно волнам

 
Подобно волнам, убелённым пеной
Из бирюзы морей бегущим к нам
Чтобы усталой обернуться сменой —
 
 
Подобно облакам в спокойном токе
Напомнить путникам по их делам
Чтоб серебром растаять на Востоке —
 
 
И как мотив дорогой раскалённой
Рассыпать ветром свой нездешний звук
Чтобы смутить вас недоговорённым —
 
 
Так жизнь моя течёт через века
Средь встреч крутых изгибов и разлук
Чтоб в устье впасть, где вечности река.
 

По мотиву «Wie eine Welle»

из Hermann Hesse

Trouville-Deauville

И было…

Ездили с товарищем несколько дней по Москве на мне – то набирая ему витаминов и повышая долю перца чили у него в крови путём скармливания ему за мои деньги китайской и вьетнамской еды, а то спеша в напротив «Шоколадницы» заведение за визами. Их должна была готовить, как было загодя выяснено по телефону, некто Мирей, которую, идя к ней через подобие КПП, я назвал Матьё. Но служивый понял сразу и слова не сказал. Документы не спросил даже. Мы же – помнили о калии и магнии.

В ответ на мой звонок через «местный телефон» она спустилась со своего второго этажа через театральную лестницу консульства довольно скоро:

– Вот ваши чиортови визы! Ви туот фсё перефернули за два дня!

Речь шла о восьми паспортах, в которых визу поставили в течение понедельника и вторника, ибо товарищ мой ещё в воскресенье свою ковровую бомбардировку начал прямо с телефона квартиры консула. Как говорил один владелец из домов в Америце, «хлавное – правильно начать.» Мы вылетели порознь через четыре дня, ведь билеты уже были на руках. А товарищ летел со мной, поскольку наверняка ещё надеялся на витамины и чили.

Чтобы вылететь вовремя и прибыть в Шарль-де-Голль часов в 8 утра, мне предстоял долгий путь из Измайловских лесов через Армянские проулки и Автозаводские просторы в Домодедово. Когда около полпятого утра проулки были позади, и начались автозаводские сталинки, чтобы из них забрать бодрую концертмейстершу, товарищ мой вывалился на едва прибранный асфальт московской неповторимой свежести, направился к киоску и отобрал недопитую банку у ханыги.

Заслуженный, кстати. И гений по совместительству. Пока летели до швейцарских холмов – спали. Пересаживаясь на парижскую лошадь, очнулись и разругались. Прилетели вовремя и разъехались. Мне досталось такси с арабофранцузом за рулём и запахом второго этажа чайной в Кривоколенном. Понятно, что он ожидал от меня, что и я буду говорить на его наречии. Пришлось перенаправиться к вокзалу и, стартовав поездом от Пари Нор, через пару часов очутиться в Давиле среди ветров, покрытого ракушками холодного пляжа и пустых заведений с неработающими плитами.

И было… На третий день шатаний между Трувилем и Давилем через мостик, перекинутый через речку Тукь в самом её узком месте, мне захотелось назад домой – в тень Шарля де Голля, – чтобы увидать ещё что-то, помимо вокзала и дискотеки. И была ночь у ресторана, что у подножия ещё нетронутого огнём Нотр Дам де Пари. А такси домой – не было, ибо бастовали студенты. Но были помощники метрдотеля магрибского вида, а я уже говорил по-французски.

Слушай, бадди, – сказал я ему. Отзвонись корешам, чтобы меня отсюда забрали, а то спать охота, метро закрыто, а ехать бы было пятнадцать остановок. Но не внял он, а только взглянул удивлённо и сердито. Был ли в моих словах белый шовинизм?

Весеннее котовое

 
Начинает себя день
Воплями котовыми
В пять сегодня или в семь?
Свидимся ли снова мы?
 
 
Через сумерки домов
Шорох шкуры крадется
До соседних до дворов
Где любовь заладится
 
 
И до первых горожан
Тишина не прочится
До последних прихожан
Вера не урочится
 

Пока не повторилось

Когда мы с моей бывшей коллегой и учителем лингвистом Карин проводили семинар об умении выступать на публике в компании ШЕЛЛ в каком-то милом селении под Любеком в 97 году, она затеяла игру: предложила проследить за теми, кто считался на позиции «менеджера» и выяснить, придержат ли они хоть раз дверь после себя, поблагодарят ли за что-либо или закроют ли вовремя рот, когда говорит преподаватель.

Результат выпал совсем нулевым, особенно с дверями и ртом. Прокатываясь на большой скорости по отелю, где проходил семинар, они казались современными израильскими детьми в магазине игрушек. Ни о какой предупредительности не было даже мысли, двери хлопали и качались на своих петлях, отбрасывая осенний солнечный свет, как электрический проблесковый: «не подходи.» За столом, получив свою тарелку, они сразу принимались есть своё, считая возможным попутно флиртовать с Карин. Ведь надо во всём стремиться к успеху?

И вот уже позже, когда наша клика покинула по-прежнему милое моему сердцу бюро переводов на Дербенёвской набережной, и когда туда заползли «менеджеры» новой волны двухтысячных, молодые дамы, в основном, я снова вспомнил Любек в тот момент, когда пигалица с дикими глазами пьяного следователя вдруг стала мне задавать вопросы, предварительно чуть ли не оттолкнув от стола, как Трамп некоторых. И это было только начало, и до сих пор ничто не поменялось нигде, кстати.

Чудны дела твои, Г-ди.

Зато в этом самом местечке под Любеком я впервые попробовал вегетарианское сотэ с мягким сыром и фантастически вкусным сочетанием овощей, что пока не повторилось.

Вышло солнце

 
Вышло солнце из-за горок
    из-за леса
    из-за ёлок
– вот повеса!
 
 
И пошло гулять по свету
    c занавеса
    по паркету
из интереса…
 

Всеобщий эквивалент

Капитализм как строй – очень уязвим. Я бы даже сказал, что он сам по себе эдакий уязвизм. Как и любой другой «-изм» (пофигизм, онанизм, неологизм), он может существовать по причине своей уязвимости только определенное время как способ подойти к чему-либо высшему – как и славянские слова с окончанием «-ство»: одиночество vs. одинокость; отшельничество vs. уход; сватовство vs. (брачное) предложение; рыцарство vs. поддержка. И моё занудство тут – единственное исключение.

Капитализм крайне зависим от денег. Стоит всем разойтись и перестать ему их давать, как он начинает беспокоиться, пытаться топать ногами, исподволь писать обязательные законы к выполнению с толкованием от понимания выгоды, запреты с толкованием от обратного, а также лебезить перед плательщиком, лишь ситуация с поступлениями едва ослабнет.

Капитализм как задержавшийся и не создавший или отринувший, забывший моральные основы строй, принимающий только пресловутый «всеобщий эквивалент» буквально и везде, – отвратителен, жаден, труслив, репрессивен, подозрителен. В нем нет невиновных, недолжных, свободных людей. Каждый в нём раб – больше из себя или меньше.

Останьтесь

 
Когда проходят дни смятенья
Когда возврат нас не страшит
Когда грядущих дней сомненье
Вдруг исполняться не спешит
 
 
Останьтесь, выжившие рядом
Вам – годы долгие в ответ
Под вашим верным, тёплым взглядом
Светло до окончанья лет
 

Картинки с выставки

***

– А можно на клавесине сыграть?

– На этом нет, но там дальше можно будет.

– В конце экспозиции?

– Нет, вы увидите – посредине.

Isn’t she loovelyyy

Isn’t she won-der-ful…

***

Из темноты выплывают мама с дочкой.

Смотрю на дочь. Она смотрит на меня.

Мама встревожена и задета за живое…

***

Кругом кошки, веганские бургеры на франшизе, тортики и коты.

– А где тут ваши знаменитые пирожные купить?

– Не знаю, я не отсюда, но прямо пойдёте, и вам подскажут.

Появляется барышня московского вида и ищет погладить сыну годов двух кота.

– Подходите гладить, он только делает вид, что спит.

Кот от близости дитяти напрягается.

– А мы только по-английски говорим. Мой муж – профессор, мы едем на конференцию. У нас собака, и мы её учим с животными обращаться gently.

– И с людьми?

– Ха-ха

– А откуда вы?

– Мы из Познани.

– А у меня часть родственников их Кракова.

Смотрит внимательно.

– Евреи, небось?

– Ну, так-и вероятно где-то.

– Приятно было познакомиться. Малгожата.

– Еугениуш. Have a nice stay here.

Цветник

 
– Почему не стремишься ко мне, не зовёшь,
Не дрожишь у подъезда к дому?
Иль ты ждёшь, что решу, что ты не придёшь,
Чтоб уйти от тебя к другому?
 
 
– Да, всё точно, как в рощах в твоей голове,
Думай, думай, моя красотка.
Присылай мне whatsapp миражей во сне,
Чтоб я спутал – где плот, а где лодка.
 
 
– Утро добрым и вкусным было у нас.
Помнят губы, и нежно тело.
Чем накормишь, коль вдруг приеду сейчас?
Ну, если б вдруг я придти захотела…
 
 
– Есть две книги стихов и один macaron,
Есть и я, да и всё на свете.
Из еды есть тарелка чужих макарон,
Миражи – все ведут к диете.
 
 
– А давай я уйду в темноту, во мглу,
Будто я тебе незнакома?
– В общем, будет горох на полу в углу,
Так что лучше покушай дома.
 
 
И журились они, и любились они,
И смеялись над этим даже —
Не развешаны нам никакие огни —
Кто кому где и как подскажет.
 

Мешуге

Мешуге Миша, как-то слоняясь взад-вперёд перед входом в синагогу на Большой Бронной и завидев меня спросил, какой синагоги я раввин, а потом сам же себе и ответил: «А, в Кунцево!» Меня и впрямь часто в то время там возможно было встретить, и я вовсе не удивился его догадке, но задумался.

А сегодня, обходя наши владения, я перед мостиком был окликнут другим мешуге: «Профессор, почему всё становится хуже и хуже?» – и мы разговорились ненадолго. Он хотел знать, что означает слово «давай» в русском, и чтобы его считали сотрудником охраны кафе.

А буквально только что, пока я правил ибэй, постучались три раскрашенные мордочки и колядовали «сладкого или солёного.» Пришлось делиться шоколадным тортом. Отрезать удалось ровно.

И ещё сегодня обещали северное сияние, но не дали. Этим паранормальная активность мира завершилась.

Где-то

 
Где-то далеко
Идёт гроза
Струи с неба
Струи в небо
Словно лоза
 
 
Где-то далеко
Чистый мир весь
Где-то там
Не видно глазу
Там но не здесь
 
 
Где-то далеко
Твои глаза
Видят нас
И верят в нас
И молчат голоса
 
 
Где-то далеко
Через лет пять-шесть
Всё что мне
Не скажешь сразу
Выпадет здесь
 

Всё базар

Святочный базар оказался оглушительно громким, не очень пахучим, с небольшим выбором. Радостно было видеть мусульманскую девушку-продавщицу фруктов в шоколаде с ее ласковым чистым взглядом будущей по-христиански добродетельной жены.

Было неясно – празднуются скорее похороны или свадьбы. Напросто сбитые палатки с газовыми горелками внутри позволяли присесть в них с кружкой пива или глинтвейна и под бодрую несвяточную мелодию ором обменяться словами.

Сосредоточенно наблюдал за выпившими. В начале их опьянения в них проступают черты и повадки их родителей, по мере пьянения приходят черты их самих в детстве, а затем худшее из их предыдущих жизней. Совсем спившиеся не проявляют ничего и выглядят, как тяжело больные – каменно.

Лили

 
Лили дарила мне взятые вещи из скупки
Иль по несчастью открытых чужих рюкзаков
Лили будила меня на диванах прокуренной мордой
Шепотом на суматранском при свете фойе
 
 
Серые волчьи глаза ее видели ясно
Кто может спонсор а кто может вовсе и скушать
Кто вдруг опасен кто слаб а кто верен останется ей
По-над водами лесами и там средь полей
 
 
Нюхом неточным находит и первых и сильных
Ей и быков и коров и щенков даже сов
Нюх подводил и кидал ее в разные точки
И появлялись вокруг то Тамбов то Саров
 

Ко дню учителя

Главная заслуга учителей нашей школы в том, как мне кажется, что они нам не врали. Старались не врать. Если чего не знали – так и говорили. Если было не принято о чем-то говорить, то это обстоятельство жизни «озвучивали».

Были сумасшедшие, как и везде, но предмет свой любили и знали. Преподавателя русского и «лит-ры» даже не портила почти плотская любовь к Маяковскому. И мы в ответ на это прощали Крылову плагиат, а Некрасову кандовость и неталантливость.

Самыми «выдающимися» были, конечно же, вечно сменявшиеся учителя математики – строгие, но справедливые и веселые. Уроки морали мы получали от преподавателей физики и истории, а руками и ногами учились работать у физрука, военрука и бесподобного «трудовика».

Вот снеговика не слепили ни разу, правда.

Du nimmst dich mit

 
Von einer Bleibe in die andere
mit allem quitt
Den echten Grund ne pas comprendre
Ins neue Haus wie ein Abwanderer
Du nimmst dich mit
 
 
Die neue Ehe wird beständiger
Die alte litt
Der Kranz ward diesmal ja aufwendiger
Du wurdest fast ein Sachverständiger
Doch nimmst dich mit
 
 
Auf weite Weiden schaut das Auge, und
Demnach dein Schritt
Fuß fassen wollend auf dem neuen Grund
Und glaubend du könnt’st werden ’mal gesund
Du nimmst dich mit
 

А с ведьмами что делать?

« – А с ведьмами что делать?

– Ведьм – сжечь.

– Но ведь они симпатичные!

– Ну, ладно. Но потом – сжечь!»

Как простой крестьянин стремится в центра империи, где больше денег и где легче затеряться в возможном хаосе и люфте меж колесиками системы, так и «святая» инквизиция нашла себе наибольшее применение в центральных районах установленных тойтонскими замками границ. И если мода повторяется каждые 40 лет, то жажда принесения кровавых жертв с одновременным изъятием их имущества сперва наступала редко, но потом всё чаще. Видимо, учащению ритма способствует растущая жадность.

Последняя масштабная охота примерно совпала с законом о том, что в пиво должно вкладывать только воду и солод, а не травы, способные хоть сколько-нибудь улучшить общее состояние страждущих. К тому времени говяды и козы уже паслись централизовано, не ведая уже точно о том, какой цветок и какую травку сожрать им для пользы их дома. Вместе со знанием и красотой, каштановым или серебристым отливом волос, ясностью профиля лица и оттенка глаз уничтожается порода.

Что же останавливало осуществление розыскных мероприятий? На востоке – болота, а на западе – холмы и спуски. И общая необжитость земель тамошних в части языка и дорог с сельским хозяйством; понятия славян и угров, кельтов и галлов. Их нежелание пускаться за позолоченный унитаз и сомнительные ректификат с рафинадом во все тяжкие. И уцелели умницы-красавицы с их травами, котелками и поварёшками, и были возведены на радости от них Подлипки, Париж и Лейпциг.

Meine Käthe

 
Meine Käthe hat zu mir doch nicht gefunden
Liebes Mädchen blieb mir bloß ein Traum
Und ich hoffte ja, sie unter allen Funden
Noch zu finden – konnte aber kaum
 
 
Dies mag sein – sie hätte sich des Wegs verlaufen
Meine Tochter, Schwester oder Frau
Denn ich weiß – auf diesem Leidenshaufen
Sieht man weit, aber zugleich in grau
 
 
Weise Worte sind’s, daß man auf das nur immer warte
Was tatsächlich nie geschehen kann
Weise Worte sind’s, daß man in jeden Tag doch starte
Als ob man am Vortag schon gewann
 

О потерянных

Как говорят, первая жена от Б-га, вторая от чорта, а третья – от людей. При этом этимологически ясно, от каких именно людей: неопределившихся между первым и вторым, – потерянных. Вероятно, что то же относится и к мужьям. С такими и твоя потерянность множится, и однажды узнаёшь, что ты тоже фактически третий муж. Математически же понятно, что четвёртый брак – это первый. Просто очень сильно штормит.

Конечно, это не абсолютное правило, а только наблюдение за погодой. От нас скрыто, работает ли оно в случае смерти супруга. Думаю, не всегда и у всех. Но это правило во много определяет, отчего многие осознанные люди, потеряв супруга первого, не идут более ни с кем под венец. Скорее всего, причиной тому не хранение верности, а соблюдение себя в безопасности.

Когда я оглядываюсь назад, то вижу, что только первая моя жена была честна со мной. Она совершала ошибки те, на которые я же её и подталкивал, а также по своим недомыслию и доверчивости, но какова же роль мужа, если не уберечь жену от подобного? При этом она старалась быть хорошей женой, матерью и невесткой. Быть же мужем – это не то чтобы большое искусство, но канон и ремесло, которых если нет в крови, то возможно их воспитать не всегда.

Исходы дней

 
Когда же в возрасте преклонном
Глядим мы на исходы дней иных
То видим что взрослели мы с уроном
Различным для других
 

Йосэф и его братья

(Манн пока отдыхает)

Человек дурманит себя из-за своего эгоизма, напоминающего ему, насколько он несчастен, и что для избавления от этого чувства необходимо ему возвыситься, но также и для получения свойств, которые борют этот его эгоизм. Эгоизм заставляет его при этом думать только о себе и своей моментной потребности в дурмане, идти за «глазами сердца своего», пребывать в безумии и одержимости, и в то же время он получает свойства, которые всё это непременно низвергают в яму безводную.

Его предают, и ему ясна его уязвимость; его желают убить, и он страшится; его окружает неважно кто, и он уже не одинок; с него снимают одежды, и он ощущает свои немощь и стыд; ему завидуют, и он видит угрозу и познаёт беспокойство; ему помогают, и он рождает чувство благодарности; его защищают, и он опирается на руку друга; его воодушевляют, и он тянется вверх и из себя самого; его любят, и он начинает учиться любить сам; его унижают, и за ним выбор – делать ли так же самому впоследствии; его судят, и он осознаёт свою зависимость от всех, и что есть лишь один Судья истинный.