Текст книги "Из-за стены"

Глава 1

– Знакомьтесь, товарищи, это Рита, студентка Ленинградского института иностранных языков. Рита будет нашим гидом-переводчиком в Ленинграде, можете обращаться к ней по всем вопросам, связанным с вашим проживанием на базе, распорядком дня и экскурсиями, она всегда рада помочь друзьям из братской ГДР, – герр Майер, руководитель группы, воодушевленно размахивал маленькими пухлыми ручками, указывая на стоявшую рядом с ним девушку среднего роста в летнем пальто бутылочного цвета и пёстрой косынке.

Петера раздражала его восторженно-патетическая манера речи. Он напоминал ему Карлсона, персонажа популярных детских книг, которыми зачитывался его младший кузен. Такой же самоуверенный и самодовольный позер, как этот тип с пропеллером. Так и лезет из кожи вон, чтоб показать свою расположенность Советам. Знать бы, кем он был лет двадцать назад. Петер не удивился бы, окажись он каким-нибудь внештатным информатором гестапо – радушен и слащав до приторности. Впрочем, если начать выяснять, кто кем тогда был, полстраны оказалось бы за колючей проволокой. Но Майер необъяснимым образом раздражал больше прочих.

Петер по привычке поискал глазами урну, чтобы выбросить окурок, но не найдя оной, вынужден был смириться с тем, что остатки сигареты придется кинуть прямо под ноги. Кто-то дёрнул его за рукав – Петер обернулся: рядом стоял подросток лет тринадцати-четырнадцати и что-то быстро говорил ему по-русски. Русский Петер учил и в школе, и в университете, как, впрочем, все его сверстники, и мог даже вполне сносно изъясняться на туристско-бытовом уровне, но понимать разговорную беглую речь было трудно.

– Ich verstehe nicht, – ответил Петер и, спохватившись, добавил по-русски: – Я не понимаю. Медленно. Пожалуйста.

– Сигареты, говорю, почем продаешь? – старательно артикулируя, медленно повторил парень, нервно оглядываясь по сторонам. Из четырех произнесенных слов Петер понял два: «сигареты» и «продавать» – и тут же активно замотал головой.

– Nein, nein, ich verkaufe nicht. Я не продавать, – ответил он, стараясь побыстрее отделаться от неудачливого предпринимателя и от волнения путая форму глагола.

О скоплении на вокзалах и прочих туристических местах мелких фарцовщиков с совершенно непроизносимым жаргонным названием «tchuingamschik» – мальчишек, менявших у туристов значки, марки и прочую мелкую сувенирную продукцию внутреннего рынка на подобную же мелочь вроде авторучек, сигарет и зажигалок – Петер слышал ещё дома, от приятелей, успевших посетить СССР прошлым летом. В Москве он их видал издалека, вблизи других групп, но лично пока не сталкивался.

Подросток тем временем протянул на ладони пару значков с символикой Московского международного кинофестиваля и Ленинградского завода «Электросила», явно предлагая обмен. Петера советские значки и прочая дребедень не интересовали, хоть его и нельзя было назвать абсолютно чистым в вопросах теневой торговли. Мальчишка, видимо заметив отсутствие заинтересованности на его лице, выглядел заметно разочарованным. Петеру отчего-то стало его жалко – он порылся в кармане и, вытащив авторучку, протянул парню – в конце концов, у него была в запасе ещё одна. Сигареты тоже были, но таяли на глазах, а курить местную отраву с символичным названием «Беломорканал» было выше его сил.

Парень просиял от радости, чуть не силой впихнул ему в руки оба значка, и присыпав их сверху горстью странного вида плоских квадратных конфет в красно-черных невзрачных бумажках, вытащенных из кармана, кивнул в знак благодарности и незамедлительно ретировался, затерявшись на перроне в толпе прибывших и встречавших. Петер на пару мгновений замер в растерянности, глядя на нечаянное приобретение, затем поднял голову – и увидел причину столь стремительного бегства чуингамщика: по направлению к ним, не доходя пары вагонов, шел дежурный милиционер – скорее всего, просто совершал обход, но страх сбежавшего подростка был вполне понятен. Петер по инерции убрал в брючный карман содержимое своих рук, всё ещё недоумевая, что ему с этим делать, попутно разворачивая и кладя в рот странную конфету.

Обёртка снималась плохо, местами так до конца и не отдираясь. На пробу конфета оказалась чем-то средним между жевательной резинкой и сливочной тянучкой, но с более насыщенным вкусом – а ещё забивалась в зубы и никак не хотела от них отставать. Петер подумал, что с удовольствием бы подсунул такую в школьные годы учительнице алгебры, которая носила съёмные протезы и которую он терпеть не мог. Он развернул скомканный в ладони фантик и прочитал название этого произведения советских кондитеров, напечатанное черной кириллицей на бледно-красном фоне: "Ирис «Кис–кис»".

Мгновенно представив транслитерацию, Петер с трудом сдержал смешок: что-то менее подходящее поцелуям было трудно представить. В его воображении тут же возникло недовольное выражение лица Уллы, предложи он ей разделить подобный поцелуй – та терпеть не могла оказываться в неловких ситуациях и наверняка бы жутко злилась, пытаясь отцепить от зубов прилипшую конфету. А потом бы обиделась до вечера – и не видать Петеру в тот день ни поцелуев, ни чего-либо ещё.

Подумав, что его случайное приобретение оказалось не таким уж плохим, Петер решил раздобыть ещё чудо-конфет – разыграть семью Йохана и маму. Он подумал, что престарелая тетушка Августа непременно оценила бы шутку, останься она жива. А еще ему до смерти хотелось увидеть, как будет злиться Улла. С достоянием в виде советских значков проблем не возникнет – кузен Томас будет в восторге.

Петер вновь вслушался в речь Майера – тот наконец закончил пространные рассуждения о дружбе братских народов, общему пути и строительстве коммунизма и перешёл к более насущным проблемам: автобус, который должен был встречать их группу на вокзале, чтобы отправиться на обзорную экскурсию по городу, сломался, а потому придется подождать пару часов – что в советских реалиях означало как минимум в два раза дольше.

Петер сам себе удивлялся: за проведенные в Советах десять дней он даже начал привыкать к неорганизованности и вечным задержкам, хотя это его порядком раздражало. К чему он никак не мог привыкнуть, так это к нелюбезному, а порой откровенно хамскому отношению обслуживающего персонала, всем своим видом демонстрирующего недовольство. У них у всех был этот взгляд – у портье на рецепции, официантов в ресторане, продавцов магазинах, проводников в поездах, горничных в гостиницах – взгляд, говоривший: «Что еще вам от меня надо?»

Петеру эта страна казалась серой, холодной и неприветливой, несмотря на старательно демонстрируемое организаторами «Спутника» радушие: хмурые серые люди на улицах, серые здания, серые невзрачные витрины, серое небо над головой (им не повезло с погодой) – только ярко–алые флаги, прорезали эту, казалось, ничем не нарушаемую серость. Насыщенный красный цвет развешанных чуть не на каждом углу флагов и транспарантов поселял в сердце Петера смутную агрессию, тревогу и страх.

Зал ожидания, куда привела их девушка-гид, был полон, сидячих мест для группы из сорока немецких туристов явно не хватало. Впрочем, их не было бы даже в том случае, окажись Петер один – все скамейки были заняты сваленным на них скарбом и спящими прямо на нем людьми. Горы одинаковых фанерных чемоданов, тюков и баулов, туристических рюкзаков цвета хаки возвышались повсеместно. Они были до того однотипны, что Петер задался вопросом, как вообще в этом хаосе можно не потерять свой багаж. Он сам ощутил себя потерянным в свалившейся на него какофонии звуков: откуда-то раздавался раскатистый храп, откуда-то – детский плач, откуда-то – чья–то ругань (Петер не понимал, о чем идет речь, но разговор явно велся на повышенных тонах).

Расположившаяся неподалеку группа молодых ребят с зелёными туристическими рюкзаками сидела прямо на полу, на своих нехитрых пожитках, и весело распевала какую-то бодрую песенку под аккомпанемент гитары в руках одного из парней. Тут же, рядом с ними, вились дети, по всей видимости, младше– или среднеклассники с повязанным вокруг шеи красными галстуками и пытались что-то подпевать. В детстве Петер носил такой же, только синий – и ненавидел его всей душой уже тогда.

По группе пронесся недовольный ропот – никому не хотелось сидеть на чемоданах на грязном полу вокзала. Это была ещё одна реалия советского быта, неприятно поразившая Петера: на вокзалах было почему-то невообразимо грязно. Единственным относительно чистым из четырех виденных им советских вокзалов был Ленинградский, с которого они отправлялись из Москвы накануне, вечером. По всей вероятности, он считался главным вокзалом страны и за чистотой там все же относительно следили. Но это правило явно не касалось вокзальных уборных, которые до сих пор приводили Петера в ужас, и он всячески старался избегать их посещения, что получалось с трудом – общественных туалетов в Советском Союзе тоже почему-то не было.

Петер сверился с вокзальными часами: они показывали десять двадцать утра, так же, как и часы на его руке. В гостиницу их вряд ли заселят, даже если они отправятся городским транспортом – в этот час номера абсолютно точно не готовы. Интересно, как будет выпутываться гид в сложившейся ситуации? Даже если на советских вокзалах и существуют отдельные залы ожидания, туристам из «братской» ГДР вряд ли такой предоставят – скорее, предложат по-братски разделить все прелести советской вокзальной жизни. Петер прокручивал в голове все возможные варианты. С одной стороны, ситуация складывалась для него очень удачно – если решение транспортного вопроса затянется, как раз появится время незаметно исчезнуть и реализовать свой план.

Он поискал глазами Майера и девушку-гида – ее в поле зрения не оказалось, но прислушавшись к речи Майера, пытавшегося успокоить группу, он понял, что та пошла к телефону-автомату, звонить руководству насчёт автобуса. Девчонка оказалась куда ответственней их московского сопровождающего, но в данный момент это больше злило, чем радовало. Петер посмотрел на своих товарищей – вопреки обыкновению, на него никто не обращал внимания, все были заняты выражением собственного недовольства. Криста, с которой он общался больше прочих, в этот момент увлеченно беседовала с Паулиной. Глуповатый Отто, которого он про себя подозревал в стукачестве Майеру, слушал того разинув рот. Даже рыжий одиночка-тихоня Клаус на сей раз присоседился к Андреасу и Вилли и бурно выражал свое недовольство.

Шанс было нельзя упускать. В конце концов, всегда можно сказать, что заблудился по пути из уборной – оправдание так себе, но сейчас Петеру больше ничего не приходило в голову.

Он продолжал смотреть на Майера – руководителю группы было не до него. В свойственной ему манере он размахивал руками, успокаивая недовольных. Чемодан, в котором, как знал Петер, тот возил документы на группу, стоял несколько поодаль – в связи с незапланированным срывом программы тура Майер, по всей видимости, растерялся и потерял бдительность. План возник мгновенно.

Петер снял пиджак, старательно делая вид, что ему стало жарко в вокзальной толчее, свернул подкладкой наружу и накинул на руку так, чтоб он частично закрывал портфель – бежевый пиджак в крупную клетку и хорошо выделанной коричневой кожи портфель слишком выделялись на фоне серо–черной массы советских граждан. Обогнув свою группу по периметру, он прибился к очередной компании путешественников и, проходя мимо чемодана Майера, отчего-то не сданного в камеру хранения, попутно, как бы невзначай, задвинул его ногой под ближайшую скамью, на которой спал, судя по запаху, какой-то не слишком трезвый элемент советского общества – после чего направился к выходу. В дверях Петер вновь обернулся, выискивая глазами свою группу: девушка-гид по-прежнему не вернулась, его исчезновения, казалось, тоже никто не заметил – путь был свободен.

* * *

– Саша, я с вокзала звоню, за мной очередь стоит, понимаешь ты это?

– Ритуся, радость моя, прости, но я ничем не могу помочь, ты же знаешь обстоятельства, – донёсся с того конца провода равнодушно-насмешливый, и оттого так раздражающий Сашин голос.

– Как ты ничем не можешь помочь? Ты ответственный организатор базы! Номера ты хотя бы можешь подготовить? Я их на трамвае привезу.

– Рита, венгры ещё не выехали, номерной фонд только через час освободится. А с уборкой – все три. Сейчас мне их селить некуда. Рит, послушай…

– Нет, это ты меня послушай. Ты прекрасно знал, что сегодня архитекторы эти приезжают, ты меня выдернул на неделю раньше, хотя у меня сессия в разгаре, и я, заметь, согласилась.

– Но мы же друзья. Ты согласилась выручить по-дружески.

– От того, что мы друзья, ты не становишься хорошим организатором, а транспорт у меня не появится. Если ты накануне знал, что водитель запил, почему не назначил другого? Почему других нет? И когда он теперь проспится? – Рита злилась все больше – мало того, что из-за незапланированной группы немецких туристов пришлось договариваться о переносе экзамена, так ещё и срывался экскурсионный день из-за безответственности некоторых сотрудников.

– Ритуль, ну не кипятись ты так, пришлю я тебе автобус через пару часов, – ответил Сашин голос на другом конце провода. – Сейчас поляков отвезем в Петергоф – они там на целый день зависнут, отправлю их водителя за твоими немцами. Что ты им, кстати, сказала, по поводу задержки?

– Сказала, что автобус сломался. Что я им могла ещё сказать? – зло ответила Рита. Автомат начал щёлкать, предупреждая о скором завершении разговора, она торопливо опустила в приемник заранее приготовленную двухкопеечную монету. – Саша, где Московский вокзал, а где Петергоф? Твой водитель приедет самое раннее часа через три, если не четыре. Ты мне обещал автобус через два часа, я им это и передала, они и так все недовольные.

– Да брось ты, Рит. Подождут. Они по какому маршруту едут? По Бресту? Так они уже десять дней у нас, привыкли. Заболтай их чем-нибудь. Поотвечай на вопросы о советской жизни. Будто сама не знаешь.

– Где я их буду забалтывать? Посреди зала ожидания? Саша, опомнись, ты забыл, что такое вокзал?! Тут даже сесть некуда! – Рита с трудом сдерживала себя от перехода на повышенные тона. Сашина безответственность раздражала все больше.

– Договорись с рестораном. Ты сможешь, я знаю. Пусть закроют для посетителей на пару часов, – беспечно ответил Саша. К подобному Рита уже привыкла и даже не удивилась. Саша был сыном одного из верхов Ленинградской партийной номенклатуры и видел окружающий мир исключительно сквозь призму своего социального статуса.

– А остальные пассажиры, по-твоему, не люди и есть не хотят?

– Я не это имел в виду, – попытался оправдаться Саша. Впрочем, по голосу было слышно, что на этот раз он действительно чувствует неловкость за сказанное.

– Ладно. Ты вроде говорил, у тебя венгры через час уезжают? Дай мне их автобус, он как раз сюда придет.

– Он встречает англичан, – в голосе Саши все еще чувствовалась неуверенность, вызванная Ритиной отповедью.

– Англичане подождут автобуса из Петергофа. Как раз час или два. Студенты из ГДР тоже люди и ничем не хуже твоих англичан. На пару часов попробую договориться с рестораном, так и быть. А ты пока подумай, когда мне проводить обзорную, было бы очень неплохо, если б ты нашел автобус на послеобеденное время.

– Знаешь, я сейчас задался вопросом, кто из нас двоих начальник.

– Ты прекрасно знаешь, что твои организаторские способности оставляют желать лучшего, – резко отрезала Рита. – Я кладу трубку, у меня за спиной, в отличие от тебя, группа из сорока недовольных туристов, желающих выразить свое возмущение.

Рита повесила трубку и отошла от телефона-автомата – очередь за ней и правда скопилась порядочная. Сашины инфантильность и безответственность в очередной раз вывели из себя – собственно, это и было основной причиной, по которой она не принимала его ухаживания. В остальном он был вполне себе весёлый и добрый парень, душа любой компании, моментально становившийся своим, куда бы ни пришел. Правда, это тянуло за собой ещё одно непривлекательное для Риты свойство Сашиной личности: он был из тех, про кого говорят, что у них в каждом порту по невесте – и не особо это скрывал, считая скорее достоинством, чем недостатком. Рита полагала совершенно иначе: ей совсем не улыбалась перспектива стать очередной Долли Облонской. Саша сдаваться не собирался и по-прежнему свято верил в то, что вот-вот покорит неприступную крепость в Ритином лице. Она его не разубеждала – пробовала поначалу, но потом смирилась с тем, что это бесполезно, и отступилась в надежде, что рано или поздно его отпустит эта глупая мысль.

Рите он нравился как друг: с ним всегда было весело, он всегда был готов рассмешить и прийти на помощь любому, кого считал своим другом – а таких друзей у него было полгорода. Но как только дело касалось рабочих вопросов, тут же выползали отрицательные черты его характера, и Рита чувствовала, как к ней начинает подкатывать раздражение. Последнее время она часто думала о том, что пора бы уже прекратить эти отношения – Саша начинал все больше заигрываться, а она все больше раздражаться, но бросить работу в «Спутнике» до окончания срока договора не могла. Собственно, на «Спутнике» и были завязаны их отношения.

Рита познакомилась с Сашей прошлой зимой, еще на третьем курсе, в кафе-автомате на углу Невского и Рубинштейна: его привела с собой Ритина подруга. Узнав, что Рита учится в институте иностранных языков, он тут же предложил ей поработать на зимних каникулах переводчиком в международном молодежном лагере, организуемом Ленинградской базой «Спутника». Рита согласилась: зарплата была больше, чем в известном всем «Интуристе», а нагрузка и слежка органов госбезопасности – существенно меньше. Так необходимая ей языковая практика окупала отсутствие свободного времени с лихвой: Рита мечтала о карьере переводчика-международника, а объектов для оттачивания профессиональных навыков было ничтожно мало.

Сам же Саша попал на место ответственного организатора базы с протекции отца, но к работе относился несерьёзно, предпочитая свободный образ жизни золотой молодежи. Отсюда в работе организации часто происходили накладки и нестыковки, и будь на месте Саши кто другой, его давно бы сместили с должности – но за плечами стояла фигура влиятельного отца. Часто Рите, помимо своих непосредственных обязанностей гида-переводчика, приходилось быть логистом, управляющим и массовиком-затейником в одном лице, выполняя, по сути Сашины обязанности. Опыт был, несомненно, полезный и ни с чем не сравнимый, но она начинала от этого уставать, особенно сейчас, когда на летний сезон пришлось выйти неделей раньше запланированного – Саша слёзно умолял выручить и подобрать оставшуюся бесхозной группу студентов-архитекторов из ГДР.

Изначально их должен был взять другой гид, парень из «корабелки» – но он был вынужден уйти с позором, перед тем успев изрядно отличиться в работе с группой из Западной Германии: поучаствовал в нелегальной торговле с иностранцами, устроил с ними пьянку в поезде за их же счёт – и, как вишенка на торте, вступил в связь с немецкой туристкой. К подобному Рита относилась спокойно (если это не касалось ее лично), кроме, пожалуй, ситуации с поездом – здесь было явное нарушение профессиональной субординации. В остальном же все фарцевали по-мелкому, кто-то влюблялся, тайно встречался и даже переписывался, несмотря на официальные запреты. Но старались быть осторожнее и не прокалываться так явно. Рита немного сочувствовала этому парню, хотя поражалась его недалекости.

Она взглянула на вокзальные часы. Те показывали двадцать минут одиннадцатого. Надо было найти Майера, руководителя «дыровцев», как называл туристов из ГДР один ее знакомый фарцовщик, и все же принять его подарок – чтобы договориться с вокзальным рестораном наверняка.