Текст книги "Черная смерть. Как эпидемия чумы изменила средневековую Европу"

Оценка Боккаччо, хотя и преувеличена, не является совсем уж фантастической. Стоит также заметить, что он с некоторым удивлением констатирует, что, оказывается, население в городе гораздо больше, чем считалось обычно. В этом он более осторожен, чем многие из его современников, которые манипулировали статистическими данными или выдумывали их с почти непостижимой легкостью. Доктор Коултон указывал на «хроническую и намеренную нечеткость» средневекового сознания, когда он столкнулся с цифрами и цитатами, приведенными в качестве примеров деятельности английского парламента, который в 1371 году установил уровень налогов на том основании, что в королевстве около 40 000 приходов, когда на самом деле даже самое беглое изучение имевшихся в наличии записей показало бы, что их меньше 9000.

Отчасти это могло происходить из-за того, что римские цифры плохо приспособлены для выполнения сложных операций умножения и деления, но помимо этого, похоже, имело место искреннее равнодушие к самой возможности точных оценок. Большая цифра была выразительным дополнением к аргументу, но не частью исходных данных, на основании которых делалось заключение. Оно могло быть выражено так, словно было точно просчитано, но делалось это всего лишь для усиления драматического эффекта. Когда советники убедили папу, что Черная смерть унесла по всему миру 42 836 486 жизней и что потери Германии оцениваются в 1 244 434, это означало лишь то, что умерло огромное количество людей.

Оценки хронистов не всегда настолько несостоятельны. Когда хронист из Эсте пишет, что в Неаполе и вокруг него чума за два месяца убила 63 000 человек, эта цифра велика, но не невозможна. В то же время маловероятно, что хронист из Болоньи прав, говоря, что умерли трое из каждых пяти. Однако есть современные историки, которые поддерживают точку зрения, что в некоторых городах Италии смертность составляла около 60 %. Но правы они или нет, никто из этих авторов не был убежден в буквальной точности этих цифр и даже не особенно беспокоился о ней. Эти оценки были способом в живой и легко запоминающейся форме продемонстрировать свой огромный опыт и знание. Материала для сколь-нибудь точного учета численности населения не существовало, и современный ученый, используя экстраполяцию на основании немногочисленных подтвержденных фактов, скорее придет к разумному выводу, чем средневековый хронист, зависевший от зоркости собственных глаз и живости воображения и в любом случае убежденный, что это дело тривиальное.

Несмотря на то что флорентинцы подверглись почти невыносимым испытаниям, похоже, механизм управления никогда не ломался. То же самое справедливо и для других итальянских городов. Венеция пострадала одной из первых, и неудивительно, поскольку ее положение главных входных ворот Европы, куда доставлялись товары с Востока, было куплено ценой 70 крупных эпидемий за 700 лет.

Говорили, в Венеции в худшие дни от Черной смерти умирало ежедневно по 600 человек. Такая смертность едва ли могла продолжаться долгое время, но в любом случае это возможно. 20 марта 1348 года назначили комиссию из трех знатных венецианцев для выработки мер по ограничению распространения чумы. Через несколько дней комиссия сообщила свои рекомендации. В отдалении были выбраны места для захоронения трупов: одно на острове Сан-Эразмо, где теперь находится Лидо, другое – на острове Сан-Марко Боккакалме, который с тех пор, похоже, исчез в лагуне. Для перевозки трупов к новым местам захоронения были выделены специальные баржи. Согласно принятому решению, всех мертвых полагалось хоронить, по меньшей мере, на глубине 5 футов под землей. В самом городе нищим запретили выбрасывать трупы на улицу, что они делали по своему мрачному обычаю. Кроме того, власти принимали различные меры для облегчения жизни горожан, включая освобождение из тюрьмы всех должников. Хирургам в порядке исключения разрешили заниматься медицинской практикой. Был введен строгий контроль на въезде в город, и любому кораблю, который пытался избежать проверки, угрожало быть сожженным. Во время этой или следующей эпидемии на Назаретуме[40]40
  Чаще этот остров называют Лазаретто.


[Закрыть] была создана карантинная станция, куда помещали путешественников, вернувшихся с Востока, на 40 дней – срок, который явно был выбран по аналогии с сорокадневным постом Христа в пустыне.

Но все эти предосторожности, даже несмотря на то, что Большой совет сделал все, что мог, для их реализации, слишком запоздали, чтобы спасти город. Как и во Флоренции, где умерших насчитывалось около 100 000. На основании фактов эта оценка даже несколько занижена. Особенно пострадали доктора, и за несколько недель почти все они умерли или сбежали из города. Некто Франческо ди Рома, семнадцати лет, работал в венецианской службе здравоохранения. Выйдя в отставку, он получил пенсию в размере 25 золотых дукатов в год за то, что оставался в Венеции во время эпидемии Черной смерти, «когда почти все доктора оставили службу от страха и ужаса». Когда его спросили, почему он не сбежал с другими, он гордо ответил: «Я скорее умер бы здесь, чем стал жить где-то еще».

В других городах пытались ввести еще более жесткий контроль. В Милане, когда обнаружились первые случаи чумы, все жители трех домов, где это произошло, мертвые и живые, больные и здоровые, были замурованы внутри и оставлены там умирать. Трудно поверить, что такая радикальная мера действительно принесла какую-то пользу, но по той или иной причине вспышка болезни оказалась отложена на несколько недель, и из всех больших городов Италии Милан пострадал меньше всего. Способ захоронения в гробнице использовался как самими домовладельцами, так и властями. Ибн аль-Хатиб сообщал, что в Сале некто Ибн абу-Мадьян замуровал сам себя, своих домочадцев и большой запас еды и питья и отказывался покидать дом, пока чума не пройдет. Принятые им меры полностью оправдались – факт, тревожный для тех, кто верил, что атмосфера отравлена и что кирпич и цемент не являются препятствием для болезни.

Боккаччо в действительности не вполне справедливо оценил старания отцов города обуздать чуму во Флоренции. Был учрежден комитет восьми, куда вошли самые мудрые и уважаемые горожане. Комитет получил полномочия, близкие к диктаторским. Но когда они приступили к делу, даже самый наимудрейший комитет мало чего мог бы добиться. Их предписания касались в основном уборки разлагающихся остатков с рынков, а также мертвых и умирающих с улиц, что само по себе было достаточно важно, но едва ли могло спасти город. А когда настали самые тяжелые дни, у них уже не осталось людей, чтобы выполнять даже такие ограниченные предписания.

Пистойя, где гражданские постановления, принятые во время эпидемии Черной смерти, выполнялись, являет собой необычайно ясную картину как усилий, предпринимаемых властями, чтобы сберечь горожан, так и их ограниченности по причине их же невежества и слабости механизмов управления. 2 мая 1348 года, когда в окрестностях стали появляться первые случаи Черной смерти, совет выпустил 9-страничные предписания, направленные, чтобы защитить город от инфекции. Никто не должен был посещать Лукканское или Пизанское государства, где уже хозяйничала чума. Если же такая поездка имела место – даже если горожанин отправился в путь до появления предписания, – ему было запрещено возвращаться в Пистойю. В город запрещалось ввозить любые льняные и шерстяные изделия или (что неудивительно) трупы, каково бы ни было их происхождение. На продуктовых рынках установили строгий контроль. Присутствие на похоронах ограничили членами семьи, а место и глубина захоронения должны были соответствовать определенным правилам. Чтобы не беспокоить больных и не подрывать моральный дух здоровых, во время похорон отменялся колокольный звон, а также объявление о них при помощи глашатаев и труб. Вторым пакетом предписаний, принятым 23 мая, отменялся запрет на поездки, несомненно, потому, что теперь чума так прочно обосновалась повсюду, что эта предосторожность была бы тщетной. Однако контроль над рынками стал еще более жестким. 4 июня были внесены изменения в правила, касавшиеся похорон. От каждой части города были отобраны по 16 человек для рытья могил, и больше никто не мог быть допущен к этой работе. Из-за нехватки воска над мертвым больше не зажигали свечей. Наконец, 13 июня были изменены предписания по защите города. Чтобы сберечь кавалерию, которая традиционно набиралась из богатых слоев города, и поскольку «усталость ума и тела, как было доказано, вызывает чуму», постановили, чтобы каждый кавалерист предоставил человека на замену, который мог бы выполнять его обязанности.

Это условие интересно тем, что стало одним из очень немногих законодательных и любых других официально объявленных пунктов, дискриминировавших всех остальных в пользу богатых и знатных. Очевидно, богатые были лучше подготовлены, чтобы защитить себя от чумы, но соблазн со стороны церкви и государства еще больше склонить чашу весов в свою пользу обычно встречал сопротивление. Действительно, в целом гражданские власти и национальные правительства, видимо, приняли на себя ответственность в отношении более бедных слоев своего населения и делали все, что в их силах, чтобы защитить их от катастрофы.

С ответственным поведением властей Пистойи резко контрастирует очевидная апатия правящих кругов Орвието. В своем блестящем и глубоком исследовании Орвието во время эпидемии Черной смерти доктор Элизабет Карпентер проанализировала влияние болезни и реакцию ее жертв в условиях, которые mutatis mutandis[41]41
  С необходимыми поправками (лат.).


[Закрыть] применимы к любому городу Италии среднего размера.

В середине XIV века Орвието был маленьким, но преуспевающим городком, где проживало около 12 000 жителей. Во время войны между гвельфами и гибеллинами он потерял даже больше, чем его соседи, и его виноградники и пшеничные поля постоянно разоряли пришлые мародеры и недовольные горожане. Незащищенность, от которой страдал весь регион, нанесла серьезный урон его роли как торгового центра и свела практически к нулю прибыль, которую он получал от транзитной торговли. Голод 1346 и 1347 годов нанес Орвието сильный удар, хотя тяготы его обитателей были небольшими по сравнению с другими, не так хорошо обеспеченными регионами. К осени 1347 года казалось, что худшее позади. Крестьяне собрали хороший урожай, политическая ситуация обещала достаточно стабильный мир. Однако она все еще оставалась ненадежной, а жизненные силы среднего жителя Орвието были заметно истощены.

Затем весной 1348 года пришла Черная смерть. Предыдущие несколько месяцев совет наверняка знал, что грядет катастрофа, но никаких официальных обсуждений не проводилось, и никакие превентивные меры не были согласованы. Когда совет собрался 12 марта 1348 года, чума уже достигла Флоренции, расположенной в 80 милях от Орвието. Но власти по-прежнему хранили молчание. Возможно, советники считали – и не без основания, – что они не в силах отвести катастрофу, и потому, чем меньше они будут говорить, тем лучше. Но было в этом что-то от молчания ребенка, видящего, что на него движется грозовая туча, которая испортит его игру, и ничего не говорящего в надежде, что, если он притворится, будто не замечает ее, она каким-то чудесным образом уйдет сама.

На самом деле у совета была весомая причина думать, что сделать можно мало или совсем ничего. В Орвието был один доктор и один хирург, которым платил город, чтобы они лечили бедных и учили студентов. Были еще семь частных докторов, значившихся в списках землевладельцев, и еще два или три помимо них. Для городка среднего размера это было не так уж и плохо. Но с больницами дело обстояло не столь впечатляюще. Только одна из них финансировалась сравнительно хорошо, в других было мало места и мало возможностей. Вместе с тем состояние общественной гигиены оставляло желать лучшего. Постоянно принимаемые законы против выпаса свиней и коз на улицах, против дубления шкур посреди города и выбрасывания помоев из окон говорят о том, что совет был озабочен ситуацией, но что он был бессилен ее исправить. Грязь и недоедание, как во многих других городах, стали в Орвието двумя главными союзниками чумы.

Вероятно, Черную смерть завезла в Орвието свита посла, приехавшего из Перуджи в конце апреля 1348 года. Она свирепствовала в течение четырех месяцев и достигла пика в июле. По-видимому, наиболее распространенной была септическая форма болезни, поскольку существует множество свидетельств о людях, умиравших в течение 24 часов после появления первых симптомов. Согласно тогдашнему хронисту, в самый страшный период эпидемии ежедневно умирало более 100 человек, а в общем списке жертв значилось более 90 % населения. Обе цифры нереально большие. Особенно это касается первой, поскольку если смертность действительно была бы такой, то за одну неделю умерло бы более четверти населения. Доктор Карпентер, работая с очень скудным, по общему признанию, материалом, склонна считать, что смертность составила около 50 %.

По сравнению с 90 % такая цифра может показаться терпимой, но все же трудно представить себе катастрофу, которая за 4–5 месяцев унесла каждого второго члена маленького сплоченного сообщества. Согласно этой статистике в среднем в каждой семье Орвието из четырех человек умер один из родителей и один ребенок. Удивительно не то, что город охватили паника и отчаяние, а то, что ткань социальной жизни города сохранилась более-менее неповрежденной.

До конца июня в официальных городских записях нет упоминаний о чуме. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Затем напряжение стало слишком велико. Из Совета семерых, избранного в конце июня, двое были мертвы уже к 23 июля, а еще трое – к 7 августа. К 10-му заболел еще один член совета, и, хотя он, похоже, в конце концов выздоровел, к 21 августа появилась запись еще об одной смерти. С начала июля все регулярные заседания совета прекратились, и в городском регистре появились белые страницы. В середине августа самое главное в Орвието церковное событие – процессия по случаю Успения Богородицы – была отменена по приказу властей. Тем не менее к концу месяца совет возобновил свои регулярные встречи, лавки были открыты, назначение получили три новых нотариуса и два привратника, и множество проблем, возникающих из-за завещаний или их отсутствия, были решены. Что же касается докторов, то по меньшей мере для них блеснул луч надежды. До прихода Черной смерти врач, нанятый городом, получал жалованье 25 фунтов в год (это, если ему удавалось его получить). После чумы Маттео фу Анжело было предложено 200 фунтов в год и освобождение от всех гражданских налогов.

Орвието выжил. Во всяком случае, для стороннего взгляда самое важное в нем сохранилось. Сиена сохранила на будущее видимое напоминание о чуме, достойное удивления. В 1347 году шла работа над сооружением, которому предстояло стать самой большой церковью христианского мира. Был возведен трансепт кафедрального собора, заложен фундамент хоров и нефа. Потом пришла Черная смерть. Рабочие умерли, деньги были потрачены на более неотложные цели. Когда эпидемия закончилась, потрясенный город не смог найти ни денег, ни сил, чтобы завершить проект. Недостроенный собор залатали, и постепенно он стал такой привычной частью ландшафта, что сегодня трудно поверить, что когда-то он должен был принять другой вид.

«Отец бросал ребенка, – писал Аньоло ди Тура[42]42
  Ди Тура Аньоло, известен также как Анджело иль Грассо, или Дородный – итальянский хронист, летописец XIV в. из Сиены.


[Закрыть] о чуме в Сиене, – жена – мужа, брат – брата, потому что эта болезнь, кажется, могла поразить через дыхание и через взгляд. И так они умирали. И невозможно было найти того, кто похоронил бы умерших по дружбе или за деньги… И во многих местах Сиены были вырыты огромные ямы, на большую глубину заполненные мертвыми… И я, Аньоло ди Тура, прозванный Дородным, собственными руками похоронил своих пятерых детей, и так же поступали многие другие. И еще по всему городу лежало много мертвых, едва присыпанных землей, так что собаки таскали их туда-сюда и пожирали их тела».

Согласно Аньоло ди Тура, если его запутанные вычисления интерпретировать корректно, в городе умерло 50 000 человек, включая 36 000 стариков. Намного больше бежало из города, и, когда Черная смерть ушла, там осталось только 10 000 жителей. Поскольку население Сиены к 1348 году в лучшем случае достигло 50 000 человек, оценка, данная современником, снова не только маловероятна, но и совершенно нереальна. Однако есть множество свидетельств, что этому городу был нанесен необычайно тяжелый удар. Производство шерсти прекратилось, импорт масла был приостановлен. 2 июня 1348 года городской совет закрыл все гражданские суды, и открылись они только через три месяца. На чрезвычайной сессии совета легальные азартные игры были запрещены «навсегда», однако оказалось, что это ведет к существенному сокращению доходов, и еще до конца года все вернулось на круги своя. Численность городского совета сократилась на треть, а обязательный кворум уменьшился вдвое. Церковь так хорошо нагуляла жирок за счет наследств и подарков от перепуганных горожан, что в октябре все ежегодные ассигнования в пользу религиозных институтов и их служителей были приостановлены на два года.

Сиена – это пример города, который внешне быстро оправился от Черной смерти, но в действительности так сильно пострадал экономически и политически, что жизнь там уже никогда не могла бы стать прежней. Активная кампания по привлечению иммигрантов за счет предоставления им налоговых и других льгот заполнила многие пустоты, оставленные чумой. Чрезвычайно высокий процент смертей среди духовенства до определенной степени преодолели, позволив мирянам занимать посты, на которые раньше назначались только монахи или священники. Многие земельные владения, оставшиеся без наследников, были переданы городскому совету. К 1353 году удалось получить почти сбалансированный бюджет. Те из старой олигархии, кто остался в живых, невероятно разбогатели за счет наследств от своих умерших родственников и сосредоточения власти в руках немногих. Казалось, статус-кво восстановлен и даже стал еще прочнее, чем до чумы.

Но этот лоск нормальности быстро померк. Уцелевшие представители старой олигархии были не единственной группой, получившей финансовый выигрыш от эпидемии. Возникший класс новых богатых тоже хотел играть роль в управлении городом, считая, что толщина кошелька дает им на это право. Однако их претензии встретили холодом. Они не получили никаких привилегий, а жесткие законы о роскоши были призваны держать в узде амбиции тех, кто хотел занять более высокое положение, чем ему полагалось на основании происхождения и образования. Тем временем бедные, среди которых болезнь свирепствовала сильнее всего, часто обнаруживали, что лишились даже того малого, чем владели. Разрыв, отделявший их от более удачливых соседей, сделался еще больше.

До начала эпидемии Сиеной около 70 лет без серьезных проблем управлял Совет девяти. Спустя несколько лет после нее он, казалось, благополучно пережив грозу, направлял Сиену к новой эпохе процветания. Однако в 1354 году он пал. Можно говорить, это не было прямым следствием чумы, но не менее справедливо, что она определенно, выражаясь словами доктора Боуски[43]43
  Боуски Вильям Марвин (1930–2013) – американский профессор-медиевист, специалист по истории Италии.


[Закрыть], «сыграла важную роль в создании демографических, социальных и экономических условий, которые существенно усилили оппозицию правящей олигархии». Без появления подобных обстоятельств трудно понять, откуда могла взяться необходимая сила и воля, чтобы свергнуть олигархию. На данном этапе повествования не хотелось бы уделять слишком много внимания долговременному влиянию Черной смерти на разоренное ею общество. Но важно иметь в виду урок Сиены, заключающийся в том, что заживление самых заметных ран пациента еще не означает его выздоровления.

К зиме 1348 года, почти через год после появления Черной смерти на Сицилии, в Италии настали самые тяжелые дни. Следующие год-два охарактеризовались небольшими вспышками, но было еще далеко до того, чтобы человек, выйдя на улицу, чувствовал себя в полной безопасности. В действительности он едва успел начать это делать, когда в 1360-х оказался перед лицом следующей эпидемии. Но период острого кризиса закончился. Папа Клемент VI угрожал, что опасность может вернуться, когда под давлением со стороны многих стран объявил 1350-й Святым годом. Первый Святой год отмечали в 1300-м, и поначалу предполагалось, что его будут праздновать не раньше чем через 100 лет, но в сложившихся обстоятельствах папа согласился приблизить дату и даровать специальные индульгенции всем, кто совершит паломничество в Рим. Наводнить дороги Европы странствующими пилигримами и собрать их в сердце одной из областей, сильнее всего затронутых чумой, было наивернейшим способом возобновить эпидемию в полную силу. Маттео Виллани[44]44
  Виллани Маттео (1283–1363) – итальянский историк.


[Закрыть], один из наиболее здравомыслящих хронистов, когда дело касается статистики, писал, что на Пасху – хотя паломников было слишком много, чтобы их можно было сосчитать, – Рим, должно быть, посетили около миллиона человек. Цифра наверняка слишком большая, но наплыв паломников со всей Европы определенно был огромен.

Одной из посетительниц была святая Бригитта Шведская, прибывшая в начале 1349 года, когда Черная смерть представляла еще вполне реальную угрозу. У нее был свой четкий взгляд на то, как справиться с эпидемией: «Отказаться от мирской суеты в виде экстравагантных одежд, раздавать милостыню нуждающимся и приказать всем приходским священникам раз в месяц служить мессу в честь Святой Троицы». Эти довольно банальные меры, по-видимому, не произвели большого впечатления на римлян, тем не менее сама Бригитта добилась определенного успеха. Есть записи, что некий Орсини заразился чумой и совсем отчаялся получить помощь от врачей. «Если бы только госпожа Бригитта была здесь! – вздыхала его мать. – Ее прикосновение вылечило бы моего сына». В этот момент святая вошла в их дом. Она помолилась у постели больного, положила руку ему на лоб и ушла. Через несколько часов мужчина полностью выздоровел.

В заботе святой Бригитты не было особой нужды. Вопреки необдуманному решению папы Святой год не принес большого числа новых вспышек. Но урон и без того был достаточно большим. Италия обезлюдела. Но стоит попытаться описать эту драматическую ситуацию несколько более точно математически, начинаются трудности. На основании современных знаний совершенно невозможно привести даже самую приблизительную цифру и с уверенностью заявить, что такая-то часть людей в Италии должна умереть. Даже в Англии, с ее богатством церковных и гражданских записей и с целой армией усердных ученых, можно строить лишь более-менее обоснованные догадки. Что уж говорить об Италии, где во многих регионах не проводилось почти никаких исследований, и даже если материалы для таких исследований действительно существуют, то общая оценка не имеет большой ценности. Иногда можно зафиксировать перемещение населения в течение какого-то длительного периода. Например, достаточно достоверно установлено, что в 1404 году население в окрестностях Пистойи составляло всего 30 % от населения на 1244 год. Но не существует данных, которые позволили бы установить, какая часть этой убыли приходится на 1348 год.

Однако то, что общая оценка по всей Италии непременно будет умозрительной, не мешает строить догадки. Дорен[45]45
  Дорен Альфред (1869–1934) – немецкий историк-медиевист.


[Закрыть] в своей «Economic History» оценил количество умерших среди жителей городов в 40–60 %. В сельской местности этот процент должен быть значительно ниже. Цифры, подобные этим, можно квалифицировать по-разному. Например, в Тоскане, где чума бушевала с особой свирепостью, крестьян умерло больше, чем в некоторых городах, которые, как Милан или Парма, отделались достаточно легко. Для некоторых других территорий, где не велась никакая статистика, единственный выход – это применять пропорции, установленные для схожих с ними частей страны, и надеяться на удачу. Выстрел в темноте или как минимум в сумерках хотя и рискован, но все же лучше, чем ничего. Если кто-то считает, что в целом в Италии умерла треть населения или немного больше, маловероятно, что он сильно ошибается, и в любом случае доказать это никто не сможет.