Текст книги "Врата. За синим горизонтом событий"

Стоя перед какой-нибудь витриной, мы с Кларой не смотрели друг на друга, но я чувствовал, как она сжимает мою руку.

Определение «успешный» несколько условно. Оно лишь означает, что корабль добрался до Врат, но ничего не говорит о том, вернулся ли экипаж и в каком состоянии.

После этого мы ушли из музея и на обратном пути почти не разговаривали. Я думал о том, что Эмма Фотер сказала мне правду: человечество действительно нуждается в находках старателей. Очень нуждается. Слишком многие на Земле голодают, и, возможно, технология хичи сделает их жизнь более терпимой. Если, конечно, старатели отыщут образцы этой технологии. И это стоит того, чтобы рискнуть жизнью. Даже если это жизнь Клары и моя собственная. «Хочу ли я, – задал я себе вопрос, – чтобы мой сын, если у меня когда-нибудь будет сын, провел детство, как я?»

Мы вышли на уровне «Бейб» и услышали голоса. Я не обратил на них внимания, потому что был слишком увлечен своими размышлениями.

– Клара, – сказал я, – Клара, послушай. Давай… – Но Клара смотрела мимо меня.

– Боже! – удивленно воскликнула она. – Посмотри, кто это!

Я повернулся и увидел висящего в воздухе Шики. Он разговаривал с девушкой, и я с изумлением понял, что это Вилла Форхенд. Она поздоровалась с нами. Выглядела Вилла одновременно смущенной и довольной.

– Что случилось? – спросил я. – Разве ты не вылетела только что? Около восьми часов назад?

– Десять часов, – ответила она.

– Что-то случилось с кораблем и вам удалось вернуться? – предположила Клара.

Вилла растерянно улыбнулась.

– Ничего подобного. Я вылетела и вернулась. Это оказался самый короткий рейс из всех. Я побывала на Луне.

– На земной Луне?

– Да. – Казалось, она с трудом сдерживает смех. Или слезы.

– Тебе обязательно дадут премию, Вилла, – уверенно проговорил Шикетей. – Один корабль полетел на Ганимед, и Корпорация разделила между членами экипажа полмиллиона долларов.

Она покачала головой.

– Даже я все понимаю, Шики, дорогой, – ответила Вилла. – Конечно, нам дадут премию. Но слишком маленькую, так что никакой разницы. Нам нужно больше.

Вот что удивительно в этих Форхендах, они всегда говорят «мы». Очень дружная семья, хотя с посторонними Форхенды о таких вещах никогда не скажут ни слова.

Стараясь выразить сочувствие, я дотронулся до Виллы и ласково спросил:

– Что ты собираешься делать дальше?

Она удивленно посмотрела на меня, будто я сморозил невообразимую глупость, и спокойно ответила:

– Я уже записалась на старт. Послезавтра.

– Что ж, – сказала Клара, – значит, у нас будут две вечеринки! Надо позаботиться… – А несколько часов спустя, когда мы ложились с Кларой спать, она как бы невзначай спросила: – Ты что-то хотел сказать, когда мы увидели Виллу?

– Забыл, – сонно ответил я. На самом деле это была неправда. Я прекрасно все помнил, но говорить об этом уже не захотел.

Случалось, что я почти решался снова попросить Клару лететь со мной. Но бывали и такие дни, когда возвращался корабль с изголодавшимися, иссохшими от жажды, но выжившими людьми или судно, на котором находили одни трупы. Нередко в списке просто отмечалось, что все сроки прошли и корабль считается погибшим. После таких сообщений я убеждал себя вообще покинуть Врата.

Но чаще всего мы с Кларой уклонялись от всякого решения. Нам приятно было исследовать Врата и друг друга. Клара наняла прислугу, симпатичную низкорослую молодую женщину с пищевых шахт Кармартена по имени Хайва. Если не считать того, что источником выращивания одноклеточных пищевых водорослей в Уэльсе служил уголь, а не нефтяной сланец, оставленный ею мир был почти таким же, как и мой. Разве что вырвалась она оттуда не благодаря выигрышу в лотерее, а отслужив два года на коммерческом космическом корабле. Правда, Хайва не могла даже вернуться домой. Она высадилась с корабля на Вратах, лишившись всех заработанных денег. Не могла она и отправиться старателем, поскольку страдала сердечной аритмией. Иногда ее состояние улучшалось, но бывало и так, что ей приходилось неделями лежать в Терминальной больнице.

Хайва довольно вкусно готовила и исправно прибиралась у Клары и у меня. Нередко она сидела с маленькой девочкой, Кэти Френсис, особенно когда ее отец был занят, а Клара не хотела, чтобы ее беспокоили. Клара же много проигрывала в казино, поэтому она, в сущности, не имела возможности иметь прислугу, но она не могла себе позволить и меня.

Друг перед другом, а иногда и перед собой мы делали вид, что готовимся, тщательно готовимся к тому знаменательному дню, когда подвернется Подходящий Рейс. Делать это было совсем нетрудно. Многие настоящие старатели поступают так же между рейсами. Существовала группа, называвшая себя «Искатели хичи», основанная старателем по имени Сэм Кахане. Так вот, пока основоположник группы находился в рейсе, его заменяли члены экипажа. Когда же он вернулся, ему пришлось довольно долго ждать, пока остальные два члена его команды достаточно оправятся, чтобы вновь пуститься в полет. Между прочим, среди других болезней, которые они приобрели во время полетов, была цинга – из-за отказа холодильника в корабле.

Сэм и его друзья слыли отличными парнями. Очевидно, у них присутствовала устойчивая трехчленная связь, но это не мешало Сэму интересоваться хичи. У него были записи нескольких курсов лекций профессора Хеграмета, наиболее известного специалиста в исследованиях хичи. Я узнал многое не известное мне раньше, хотя основной факт заключался в следующем: о хичи существует гораздо больше вопросов, чем ответов. И это было всем хорошо известно.

Мы посещали тренировочные группы, где учат таким упражнениям, которые позволяют разминать каждую мышцу в ограниченном пространстве – своеобразный массаж для развлечения в полете и, конечно же, для пользы. Разумеется, это благотворно сказывается на здоровье пилота, но еще более забавно, интересно и особенно сексуально. Мы с Кларой научились делать с телами друг друга поразительные вещи. Заодно мы посещали кулинарные курсы, где постигали несложную науку, что можно сделать со стандартным рационом, если добавить немного пряностей и трав.

Мы прослушали лингвистические курсы на случай, если придется вылетать не с англоязычным экипажем, и тренировались друг с другом в итальянском и греческом. Мы даже присоединились к группе любителей астрономии. У них был доступ к телескопу Врат, и мы много времени проводили, глядя на Землю и Венеру не с плоскости эклиптики. Френси Эрейра, когда ему удавалось уйти со своего корабля, присоединялся к этой группе. Кларе он нравился, мне тоже, и у нас выработалась привычка выпивать втроем в нашей квартире – вернее, в Клариной квартире, но я в ней проводил почти все время – после занятий. Френси глубоко интересовался, что происходит Там, Снаружи. Он все знал о квазарах, и черных дырах, и галактиках Сейферта, не говоря уже о двойных звездах и новых. Мы часто рассуждали, каково это – окончить полет в окрестностях Сверхновой. Такое может случиться.

ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ

Корабль 3–31, рейс 08В27. Экипаж

К. Питрин, Н. Гинза, Дж. Краббе.

Время до цели 19 суток и 4 часа. Конечный пункт не определен, в окрестностях (плюс-минус два световых года) Зеты Тельца.

Резюме. Вышли на трансполярной орбите, планета с радиусом 88 земного, на расстоянии в две астрономические единицы от центральной звезды. У планеты три небольших спутника. Компьютер установил наличие еще шести планет. Центральная звезда К7.

Совершили посадку. Планета, очевидно, переживает теплый период. Ледниковых шапок нет, и современные береговые линии кажутся недавнего происхождения. Никаких признаков обитания.

Нет разумной жизни.

Сканирование обнаружило вероятную станцию хичи на орбите.

Мы подлетели к ней. Она оказалась нетронутой. Когда мы попытались войти в нее, она взорвалась, при этом был убит Н. Гинза. Наш корабль был поврежден, и мы вернулись. На обратном пути умер Дж. Краббе. Никаких артефактов не было сохранено.

Биообразцы с планеты погибли при взрыве.

ОБЪЯВЛЕНИЯ

Прислуга, повариха или компаньон. Плата

10 долларов в день. Филлис. 88–423.

Пища для гурманов, труднодоставляемые земные продукты.

Воспользуйтесь преимуществами массовой

доставки, не заказывайте дорогостоящую

индивидуальную доставку. Предлагаем каталоги.

Сиер, Бредли. 87–747.

Новичок из Австралии, хорошая внешность,

ищет интимного знакомства с женщиной

француженкой. 65–182.

От Шикетея Бакина Арисуне,

его достойному внуку

Я полон радости от полученной новости о рождении твоего первого ребенка. Не отчаивайся. Следующий, вероятно, будет мальчик.

Покорно извиняюсь за то, что не написал раньше, но писать не о чем. Я работаю и пытаюсь, как могу, создавать красоту. Может, когда-нибудь я снова улечу. Без ног это нелегко.

Разумеется, Арисуне, я мог бы купить себе новые ноги. Всего несколько месяцев назад были подходящие по составу ткани. Но цена! Все равно что купить Полную медицину. Ты любящий внук и советуешь мне употребить на это мой капитал, но я должен решить. Я высылаю тебе половину своего состояния, чтобы ты мог справиться с расходами на мою правнучку. Если я умру здесь, ты получишь все остальное, для тебя и для твоих детей, которых родит твоя достойная супруга. Я так хочу. Не спорь со мной.

Шлю свою искреннюю любовь всем вам троим. Если сможешь, пришли мне голо цветущей вишни – она ведь скоро расцветет, верно? Здесь утрачиваешь представление о времени дома.

Твой любящий дедушка.

ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ

Корабль 5–2, рейс 08В33. Экипаж

Л. Конечны, Э. Конечны, Ф. Ито,

Ф. Лансбери, А. Акага.

Время до цели 27 суток 16 часов. Центральное светило не установлено, но высока вероятность, что это звезда в скоплении 47 в созвездии Тукана.

Резюме. Вышли в свободном полете. Поблизости никаких планет. Центральная звезда А6, очень яркая и горячая, приблизительное расстояние 3,3 астрономической единицы.

Затемнив центральную звезду, мы увидели великолепное зрелище: две-три сотни очень ярких звезд, видимой светимости от 2 до –7. Однако никаких артефактов, сигналов, планет или пригодных для высадки астероидов не обнаружено. Мы оставались там всего три часа из-за интенсивной радиации звезды А6. Ларри и Эвелин Конечны серьезно болели на обратном пути, вероятно, из-за облучения, но поправились. Никаких образцов или артефактов.

ОБЪЯВЛЕНИЯ

Органы на продажу. Любые парные

органы, лучшего качества.

Нуждающимся предлагаем левое предсердие,

левый и правый желудочки и прилегающие

органы. Для проверки совместимости тканей

телефон: 88–703.

Игра в хнефаталь, шведский и московский

стили. Большой турнир Врат. Научим. 88–122.

Приятель из Торонто хотел бы послушать,

каково там, вне.

Адрес Тони: 995 Бей Торонто

Канада V5S2F3.

Помогаю выплакаться. Я помогу вам

понять вашу боль. 88–622.

Относительно зада хичи

Профессор Хеграмет: Мы понятия не имеем, как выглядели хичи, судить можем только по косвенным данным. Вероятно, они были двуногими. Их инструменты неплохо подходят к человеческим рукам, значит, у них, вероятно, были руки. Или что-то подобное.

Они как будто видели в том же спектре, что и мы. Они меньше нас, примерно сто тридцать сантиметров или чуть меньше. И у них были очень своеобразные задницы.

Вопрос: Что это значит – своеобразные задницы?

Профессор Хеграмет: Вам приходилось когда-нибудь видеть сиденье пилота на корабле хичи? Это две пластины, соединенные в форме буквы «V». На них невозможно усидеть и десяти минут. Нам приходится закрывать их специальной сеткой. Но это человеческое приспособление. У хичи ничего подобного не было.

Их тела, должно быть, напоминали тело осы, с большим свисающим животом, который опускается ниже колен и висит меж ног.

Вопрос: Вы хотите сказать, что они жалили, как осы?

Профессор Хеграмет: Жалили? Нет. Не думаю. Но возможно.

А может, это место для половых органов.

Известно было, что хичи в первую очередь интересовались астрофизическими явлениями. Курсы некоторых их кораблей проложены так, чтобы привести корабль в окрестности интересного явления, а будущая Сверхновая, несомненно, интересное явление.

Но ведь это было очень давно, и теперь Сверхновая вполне может не быть «будущей».

– Интересно, – говорила Клара, показывая, что это всего лишь академический интерес, – не это ли случилось с некоторыми невернувшимися кораблями?

– Статистически это вполне вероятно, – отвечал Эрейра, улыбаясь и показывая, что принимает правила игры. Он много практиковался в английском, которым с самого начала владел неплохо, и теперь говорил почти без акцента. Он также владел немецким, русским и большинством романских языков, мы обнаружили это, когда попытались поучить португальский, и он понимал нас лучше, чем мы сами. – Тем не менее летают.

Мы с Кларой помолчали, затем она рассмеялась.

– Некоторые, – согласилась она.

Я быстро вмешался:

– Похоже, вы сами хотите полететь, Френси.

– А вы в этом сомневались?

– Ну, вообще-то сомневался. Я хочу сказать, что вы ведь служите в бразильском флоте. Вы не можете просто так взять и улететь.

Он поправил меня:

– Улететь я могу. Просто потом не смогу вернуться в Бразилию.

– И вам кажется это стоящим.

– Это стоит всего.

– Даже, – настаивал я, – с риском не вернуться или вернуться так, как сегодня. Вернулся пятиместный, они высаживались на планете с ядовитыми растениями. Мы слышали, вернулись они в ужасном состоянии.

– Да, конечно, – сказал он.

Клара начала ерзать.

– Я думаю, – сказала она наконец, – что пора спать.

В ее голосе было что-то недосказанное. Я посмотрел на нее и сказал:

– Отведу тебя к тебе в комнату.

– Не нужно, Боб.

– Но я все равно провожу, – сказал я, не обращая внимания. – Спокойной ночи, Френси. Увидимся на следующей неделе.

Клара уже шла к стволу, и мне пришлось поторопиться, чтобы догнать ее. Я ухватился за кабель и крикнул ей:

– Если хочешь, я пойду к себе.

Она не подняла голову, но и не сказала, чего хочет, поэтому я сошел на ее уровне и пошел за ней к ее квартире. Кэти спала во внешней комнате, Хайва дремала над голодиском в нашей спальне.

Клара отослала прислугу домой и пошла посмотреть, удобно ли ребенку. Я сидел на краю кровати, дожидаясь ее.

– Может, у меня начинается менструация, – сказала Клара, вернувшись. – Прости. Я раздражительна.

– Я уйду, если хочешь.

– Боже, Боб, перестань повторять это! – Она села рядом и прислонилась ко мне, и я обнял ее. – Кэти такая хорошая, – сказала она немного погодя, почти печально.

– Тебе бы хотелось иметь своего ребенка?

– У меня будет свой ребенок. – Она откинулась назад, потащив меня за собой. – Только хочу знать когда, вот и все. Нужно гораздо больше денег, чтобы у ребенка была приличная жизнь. А я не становлюсь моложе.

Мы лежали так какое-то время, потом я сказал ей в волосы:

– Я тоже хочу этого, Клара.

Она вздохнула.

– Ты думаешь, я не знаю? – Потом напряглась и спросила: – Что это?

Кто-то поскребся в дверь. Она не была закрыта, мы никогда не закрываемся. Но никто и не входит без приглашения, а на этот раз кто-то вошел.

– Стерлинг! – удивленно сказала Клара. Она вспомнила о приличиях. – Боб, это Стерлинг Френсис, отец Кэти. Боб Броудхед.

– Привет, – сказал он. Он гораздо старше, чем я бы представил себе отца такой маленькой девочки, лет пятидесяти, и очень устало выглядит. – Клара, – сказал он, – на следующем корабле я увожу Кэти домой. Заберу ее у тебя сегодня. Не хочу, чтобы она от кого-нибудь узнала.

Клара, не глядя, взяла меня за руку.

– Что узнала?

– О своей матери. – Френсис потер глаза и сказал: – Вы не знаете? Джен мертва. Ее корабль вернулся несколько часов назад. Все спускавшиеся в шлюпке подхватили какой-то грибок. Они раздулись и умерли. Я видел ее тело. Оно похоже… – Он смолк. – Кого мне действительно жаль, это Аннели. Она оставалась на орбите, пока остальные высаживались, и привезла тело Джен. Она как будто спятила. Почему? Джен уже было все равно… Ну ладно. Она могла привезти только два тела, больше не помещалось в холодильник. Там и ее пища… – Он снова смолк и на этот раз не стал продолжать.

Я сидел на кровати, пока Клара помогала ему поднимать ребенка и укутывала девочку. Когда она ушли, я запросил информацию на экран и внимательно изучил ее. К тому времени, как Клара вернулась, я уже выключил экран и сидел на кровати, скрестив ноги и глубоко задумавшись.

– Боже, – мрачно сказала она. – Какая ночь! – Она села на дальний угол кровати. – Совсем не хочется спать. Может, схожу выиграю несколько баксов за столом рулетки.

– Не нужно, – сказал я. Накануне я просидел три часа рядом с ней, она вначале выиграла десять тысяч, потом проиграла двадцать. – У меня есть лучшая идея. Давай запишемся на вылет.

Она повернулась ко мне так быстро, что даже немного всплыла над кроватью.

– Что?

– Запишемся на вылет.

Она закрыла глаза и, не открывая их, спросила:

– Когда?

– Рейс 29–40. Пятиместный, и хороший экипаж – Сэм Кахане и его приятели. Они выписались, и им нужно два человека.

Она кончиками пальцев погладила веки, потом открыла глаза и посмотрела на меня.

– Что ж, Боб, – сказала она, – интересное предложение.

На стенах из металла хичи были занавеси, которые уменьшали свечение, и я их задернул на ночь, но даже в полутьме я видел, как она выглядит. Испуганно. Но она ответила:

– Они неплохие парни. Как ты с парнями?

– Оставлю их в покое, и они оставят меня. Особенно если у меня будешь ты.

– Гм, – сказала она, потом вползла на меня, обняла и уткнулась лицом мне в шею. – Почему бы и нет? – сказала она так негромко, что я не был уверен, что услышал верно.

И тут меня охватил страх. Всегда сохранялась возможность, что она скажет «нет». И я был бы снят с крючка. Весь дрожа, я услышал свои слова:

– Значит, записываемся утром?

– Нет. – Она покачала головой. Голос ее звучал приглушенно. Я чувствовал, что она тоже дрожит. – Звони сейчас, Боб. Запишемся немедленно. Прежде чем передумаем.

На следующее утро я ушел с работы, упаковал свои пожитки в чемоданы и отдал на сохранение Шики. Тот смотрел на меня печально. Клара оставила свои занятия и уволила прислугу – та очень встревожилась, – но не побеспокоилась паковаться. У Клары оставалось немало денег. Она заплатила за свои две комнаты и оставила все в них, как обычно.

Конечно, у нас была прощальная вечеринка. Не помню ни одного человека из тех, кто там был.

И вот, кажется, совершенно неожиданно, мы втискиваемся в шлюпку, спускаемся в капсулу, пока Сэм Кахане методично проверяет имущество. Мы закрылись и начали автоматический отсчет.

Потом толчок и падение, ощущения плавания. Двигатели включились, и мы были в полете.

13

– Доброе утро, Боб, – приветствует меня Зигфрид, и я останавливаюсь на пороге кабинета, подсознательно чем-то обеспокоенный.

– В чем дело?

– Ни в чем, Боб. Входите.

– Ты тут все изменил, – осуждающе произношу я.

– Верно, Робби. Вам нравится, как теперь выглядит кабинет?

Я долго и внимательно изучаю его. Толстый мат с пола исчез, как и абстрактные картины, которые украшали стены кабинета. Их место заняли серии голографических космических сцен, гор и моря. Самое странное во всем этом – сам Зигфрид. Он говорит со мной через манекен, сидящий в углу комнаты с карандашом в руке. Причем манекен смотрит на меня сквозь темные очки.

– Ты тут все перевернул, – говорю я. – Зачем?

Голос его звучит так, будто он благосклонно улыбается, хотя выражение лица манекена не меняется.

– Я решил, что вам понравится некоторое разнообразие, Боб.

Я делаю несколько шагов в глубину комнаты и снова останавливаюсь.

– Ты убрал мат!

– Он больше не нужен, Боб. Видите, новая кушетка? Весьма традиционная, не правда ли?

– Гм.

Зигфрид начинает улещать меня:

– Почему бы вам не лечь на нее? Попробуйте, как она вам.

– Гм. – Но я осторожно вытягиваюсь на кушетке. Чувствую я себя необычно, и мне это не нравится, может, потому, что эта комната для меня представляет нечто очень серьезное и изменения в ней заставляют меня нервничать. – На матраце были ремни, – жалуюсь я.

– У кушетки они тоже есть, Боб. Можете достать их с боков. Потрогайте… вот так. Разве это не лучше?

– Нет.

– Мне кажется, – негромко говорит он, – вы должны позволить мне решать, нужны ли какие-нибудь изменения в терапевтических методах, Роб.

– Кстати, Зигфрид! – усаживаясь, говорю я. – Прими наконец решение своими проклятыми мозгами, как ты меня будешь звать. Меня зовут не Роб, не Робби и не Боб. Я Робинетт.

– Я это знаю, Робби…

– Ты опять!

Зигфрид выдержал небольшую паузу, а затем вкрадчиво проговорил:

– Мне кажется, вы должны дать мне возможность выбирать, как обращаться к вам, Робби.

– Гм.

В моем словарном арсенале бесконечное количество подобных бессодержательных междометий. В сущности, я предпочел бы провести весь сеанс, не произнося больше ничего. Я желаю, чтобы говорил только Зигфрид. Хочу, чтобы он объяснил, почему в разное время называет меня разными именами. Хочу знать, что он находит значительного в моих словах. Желаю услышать, что он на самом деле обо мне думает… если вообще этот тарахтящий набор металлических и пластиковых деталей может думать.

Конечно, я знаю, а Зигфрид даже не догадывается, что моя добрая подруга С.Я. пообещала помочь мне сыграть с ним шутку.

– Хотите что-нибудь сказать мне, Боб?

– Нет.

Он ждет, а я чувствую себя враждебным по отношению к нему и необщительным. Вероятно, отчасти потому, что с нетерпением дожидаюсь, когда можно будет сыграть эту маленькую шутку с Зигфридом, но еще из-за того, что он все тут поменял. Так поступали со мной, когда в Вайоминге у меня произошел тот психотический случай. Иногда я приходил на сеанс и видел голограмму своей матери. Очень похоже, но ею и не пахло, я совершенно не ощущал ее присутствия, потому что сознавал, что это только свет. А иногда я оказывался в темноте, и что-то теплое нежно прижималось ко мне и обнимало. Мне это совсем не нравилось. Я, конечно, спятил, но не настолько.

Зигфрид ждет, но я уверен, что он не будет ждать вечно и скоро начнет задавать вопросы, скорее всего о моих снах.

– Видели что-нибудь во сне после нашего последнего сеанса, Боб?

Я зеваю. Мне ужасно скучно.

– Не помню. Во всяком случае, ничего важного мне так и не приснилось.

– Я хотел бы послушать. Даже обрывки.

– Ты паразит, Зигфрид, знаешь?

– Мне жаль, что вы считаете меня паразитом, Роб.

– Ну… мне кажется, я даже обрывков не смогу вспомнить.

– Попытайтесь, пожалуйста.

– Черт возьми! – Я устраиваюсь поудобнее на кушетке.

Все, что я могу вспомнить, абсолютно тривиально и, я уверен, не имеет отношения к чему-либо травматическому или важному. Но если я скажу ему об этом, он рассердится. Поэтому я послушно отвечаю:

– Я куда-то ехал в вагоне поезда. Бесчисленное число вагонов были сцеплены вместе, так, что можно переходить из одного в другой. В них находилось полно знакомых. Женщина, такого материнского вида, она часто кашляла, и еще одна женщина, которая… ну, выглядела несколько странно. Вначале я подумал, что это мужчина. На ней был какой-то комбинезон, так что трудно было с уверенностью сказать, мужчина это или женщина. У нее были мужские, очень густые брови. Но я был уверен, что это женщина.

– Вы говорили с какой-нибудь из этих женщин, Боб?

– Пожалуйста, не прерывай, Зигфрид, я из-за тебя теряю нить мысли.

– Простите, Боб.

– Сколько угодно раз, – отвечаю я и возвращаюсь к своему сну: – Я ушел от них. Нет, я не разговаривал ни с кем из них. Перешел в следующий вагон. Это был последний вагон в поезде. К остальным он был присоединен чем-то вроде… дай-ка подумать… не могу сразу это описать. Как растягивающаяся металлическая гармошка, знаешь? И она растянулась. – Я останавливаюсь, главным образом от скуки. Мне хочется извиниться за такой скучный неуместный сон.

– Вы говорите, металлическое соединение растянулось, Боб? – подталкивает меня Зигфрид.

– Да, верно, растянулось. И, конечно, вагон, в котором я находился, начал все больше и больше отставать от других. Я видел только хвостовой огонь, который чем-то напоминал мне ее лицо. Она… – Тут я утрачиваю последовательность и пытаюсь вернуться к поезду. – Как будто мне трудно к ней вернуться, словно она… прости, Зигфрид, не помню точно, что там случилось. А потом я проснулся и записал все, как только смог, как ты и велишь мне, – виртуозно завершил я свой рассказ.

– Я высоко ценю это, Боб, – серьезно говорит Зигфрид. Он ждет продолжения, а я начинаю беспокойно ерзать.

– Кушетка совсем не такая удобная, как матрац, – жалуюсь я.

– Простите, Боб. Вы говорите, что узнали их?

– Кого? – прикидываясь непонимающим, спросил я.

– Двух женщин в поезде, от которых вы уходите все дальше и дальше.

– О! Нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я узнал их во сне. Наяву я понятия не имею, кто они.

– Они похожи на кого-нибудь из ваших знакомых?

– Нисколько. Я сам этому удивился.

Зигфрид снова делает большую паузу, и я знаю, что таким образом он дает мне возможность изменить ответ, который ему не нравится.

– Вы упомянули, что одна из женщин, та, что кашляла, материнского типа…

– Да. Но я ее не узнал. Мне показалось, что она на кого-то похожа, но ты же знаешь, как это бывает во сне.

– И все-таки не могли бы вы припомнить, на кого похожа женщина материнского типа, которая много кашляла? – упорно продолжает Зигфрид.

Его глупая настойчивость вызывает у меня громкий смех.

– Дорогой друг Зигфрид. Уверяю тебя, мои знакомые женщины не относятся к материнскому типу! И у всех у них по крайней мере Малая медицина. Они вряд ли будут кашлять.

– Понятно. Вы уверены, Робби?

– Не приставай, Зигфрид, – сердито отвечаю я, потому что на этой паршивой кушетке трудно удобно устроиться. К тому же мне нужно в ванную, а разговор бесконечно затягивается.

– Понятно. – Немного погодя он берется за что-то другое, как я заранее и предвидел. Голубок Зигфрид клюет понемногу все, что я ему бросаю. – А как насчет другой женщины, той, с густыми бровями?

– Что, как насчет нее?

– Вы когда-нибудь знали девушку с густыми бровями?

– Боже, Зигфрид, я переспал с пятью сотнями девушек! У них самые разные брови, какие только можно себе представить.

– Но это ведь особенные брови.

– Ничего не могу вспомнить экспромтом.

– Не экспромтом, Боб. Пожалуйста, напрягитесь и вспомните.

Я давно понял, что легче выполнить просьбу Зигфрида, чем спорить, и я делаю усилие.

– Ну хорошо, попробуем. Ида Май? Нет. Сью Энн? Нет. С.Я.? Нет. Гретхен? Нет… ну, по правде говоря, у Гретхен такие светлые волосы, что иногда мне казалось, будто у нее вообще нет бровей.

– Это девушки, с которыми вы познакомились недавно, Боб. Может, вспомните кого-нибудь из более ранних?

– Ты имеешь в виду из прошлого? – Я начинаю вспоминать прошлое, вплоть до пищевых шахт и Сильвии, и это начинает меня смешить. – Знаешь что, Зигфрид, забавно, но я не могу припомнить, как выглядела Сильвия… Ох, подожди минутку. Нет. Теперь я вспомнил. Она обычно выдергивала брови по волоску, а потом рисовала их карандашом. Я знаю об этом, потому что однажды мы лежали в постели и рисовали друг на друге картинки ее карандашом для бровей.

Я почти слышу, как Зигфрид вздыхает.

– Вагоны, – произносит он, подбирая еще одну крошку. – Как вы их опишете?

– Как обыкновенные вагоны поезда. Длинные. Узкие. Быстро движутся по туннелю.

– Длинные и узкие и движутся по туннелю, Боб?

На этом мое терпение лопается. Ход электронной мысли Зигфрида прозрачен до отвращения.

– Кончай, Зигфрид! Никаких символов пениса ты от меня не получишь!

– Я ничего не стараюсь получить от вас, Боб.

– Ну, ты мне надоел со всем этим идиотским сном. Клянусь, надоел. В нем нет ничего особенного. Поезд – это поезд. Я никогда не видел этих женщин. И послушай, пока мы еще говорим, мне ужасно не нравится эта проклятая кушетка. За те деньги, что я плачу, можно получить антикварный диван из спальни английской королевы.