Текст книги "В кривом зеркале"

Наброски. Константин

– Идиотский поселок! Никто ничего не видит, никто ничего не слышит, никто ничего не знает. Тишь и божья благодать, если не считать исчезнувших трупов и пальбы по оперуполномоченным. Средь бела дня, между прочим, пальбы! А кто-то утверждал, что здесь места девственно чистые от уголовщины.

– Ладно вам, Константин Алексеевич! Место как место! – конопатый нос Ярослава нервно двигался навстречу доносящимся из кухни запахам.

– Сядь на место! – рявкнул Константин Алексеевич. – Не то дверь вышибешь! Поимел бы совесть!

– А я что? Я ничего, – Ярослав вернулся в свое кресло и обиженно всхлипнул. – Сами знаете, что в этом доме готовят божественно. М-м-м-м, наверное, голубцы…

– Голубцы, – согласился шеф. – Но не про тебя.

– Вот так всегда! Кому-то домашние изыски, а кому-то колбаса из сельского продмага.

– А че ж ты у бабы Клавы яишенки не выпросишь? – язвительно поинтересовался Константин Алекссевич, неловко приподнимаясь с постели.

– У нее выпросишь… как же… Только платить придется по иному тарифу. Бабка жадна до денег – впору в следственный изолятор садить для профилактики – того и гляди, убьет за миллион. И почему вы мне у этой девушки на окраине поселиться не позволили? Я бы мог поднажать…

Константин Алексеевич нахмурился:

– Девушка эта не про тебя. К тому же по делу проходит непонятно кем. Сиди уж, охмуряй свою бабку.

– Охмуришь ее, как же, – горестно вздохнул Ярослав. – А что, если она нашего пропавшего сама и того, за миллион-то? А что, могла бы…

– Иди уж, Шерлок Холмс, и не вздумай там пургу гнать. Завяжи свою фантазию в узелок до поры до времени. Учти: на тебе только сбор информации. Имеющей отношение к делу. Никаких оргвыводов. Два дня продержись, браток, а там и я встану.

– Да не волнуйтесь вы, Константин Алексеевич. Указания получил, намек понял. На указания вы мастер, тут никаких поползновений в стороны быть не может. Просто гуляю, просто интересуюсь. На абсолютных добровольных началах.

– Вот именно, что на абсолютно. Ты уж, браток, полегче на поворотах – все-таки люди здесь непростые проживают. С деньгами и связями. Ежели что…

– Обижаете, Константин Алексеевич! Я ваши указания выполняю от точки до точки, – пукелевские веснушки утонули в ярком, на все лицо, румянце – признаке чрезвычайного смущения, волнения либо служебного рвения. – В общем, болейте на здоровье! А я – служу Радзіме!

– Служи, – проворчал майор, склоняясь к последней причине покраснения помощника, – только не перестарайся…

Он не стал заканчивать, поскольку лейтенант уже захлопнул калитку в конце двора. К радости, к беде ли, но на этот раз майору попался чересчур ретивый напарник. И чересчур молодой. Ни первое, ни, тем более, второе, не радовало. Выбирать не приходилось – вынужденный перерыв в расследовании не предусмотрен. Отгулов в отделе дали всего ничего. А начальник категорически настаивал на автономности процесса:

– Пойми, Робкий, я слово дал. Важной персоне. Там и так шухеру навели – туши свет. Продержись на тет-а-тете. Будь другом, возьми на себя дело.

И Костя взял бы, если бы не досадный случай на задворках Престижного, выбивший его из седла на несколько дней.

– Жив? Руки-ноги и прочие жизненноважные целы? – заботливо уточнил полковник при экстренном телефонном вызове.

– Да вроде того, пуля прошла через отдельные мягкие ткани. Навылет, – скрипел зубами раненный в мягкое место майор. – Смену пришлете?

– Какую еще смену? – зашикал на подчиненного полковник. – Я человеку слово дал! Сейчас Ровбу пришлю, заштопает твой кардан. Отлежишься пару деньков. И никому ни слова!

– А как же расследование? – прикусил губу Константин – отдельные мягкие ткани возмущались столь небрежному к себе отношению.

– А ты там с кем? С Пукелем? Пускай он и побегает пока. По задворкам. И никакой самодеятельности! Ежели невмоготу будет, участкового приобщите. На общественных началах. Но это в крайнем случае! Постарайтесь своими силами обойтись.

– Да вы что, Петрович, в своем уме? Пукель еще пороху не нюхал! Неделя как из ИДН…

– Вот и хорошо, что не нюхал. Два раненых из двух в данной ситуации слишком большая роскошь. Все! Давай сопляку указания и лечись. Как устроился, есть кому выхаживать?

– Как вам сказать… – смутился неожиданному повороту диалога Константин.

– Чую, тамошний твой комфорт на пять звезд тянет, – хмыкнул прозорливый шеф. – Значит, дня за три на ноги поднимем. И учти: на все про все у вас десять дней. А лучше – неделя. Мне в отпуск идти, а на зама никакой надежды, не то, что сор из избы – саму избу вынесет. До связи.

Несчастный мобильник, обиженно звякнув, улетел в глубины хозяйских перин. А Константин откинулся на подушки с безнадежным стоном. Вот так всегда! Стоило лишь закусить удила, как все летит под откос. И планы, и профессиональные амбиции, и даже личная жизнь!

Через три часа, осмотренный и обласканный всевозможными процедурами милицейского доктора, он смог прийти в себя и подвести итоги первого дня в Престижном. А заодно и причин, приведших его сюда. Вернее, одной единственной причины. Начинать-то с чего-то надо.

Отдел, в который ему довелось попасть, в прошлый понедельник подвергся тщательной внутренней проверке. В результате часть работников перевели куда подальше. А часть отправили в отпуск.

Полковник, получивший по чужим заслугам и лишившийся заветной мечты о генеральских звездочках, лично пригласил Константина Робкого в сослуживцы. Они были знакомы по ряду межведомственных операций.

– Ты меня по всем параметрам устраиваешь. Обещаю перспективную должность и интересную работу. Думаю, предложение взаимовыгодное. Чего тебе на районе прозябать? Согласен?

– А то. У меня мать в городе одна. Ждать устала. К себе звал – отказывается. Говорит: «Стара уже привычки менять. Лучше ты возвращайся». Так что насчет взаимовыгодности – вы в самое яблочко. С моей стороны. Так я собираю вещички?

Рано радовался майор. Всякая палка о двух концах. Если не о трех.

В отделе остались лишь два молоденьких лейтенанта и старый прапорщик. Остальной личный состав прибыл одновременно с Робким и теперь осваивался в условиях незнакомого района. Особенно трудно приходилось участковым, сбившимся с ног от прогулок по вверенной территории.

Неудивительно, что Константину полковник доверял – все равно доверять больше было некому.

– Не обижайся, ежели что. Будешь тылы прикрывать. Если подвернется скользкое дельце, кину тебя на амбразуру, уж извиняй, – расшаркивался шеф. – Времена пошли смутные. Лавируем между преступностью и законом, голова кругом. Крышу капитально сносит, а никуда не денешься.

Робкий в подробности вдаваться не стал – начальству виднее. И потом как-то неприлично сразу на рожон лезть. Надо бы осмотреться.

Осмотреться не получилось. Полковник вызвал его среди ночи к себе домой. Извинился. Напустил тумана:

– Завтра выезжаешь в командировку. Времени в обрез. Максимум десять дней. Наворочал там один частник. Детективом себя возомнил! А нам расхлебывать. Тебе, то есть. Все более чем конфиденциально – народ там серьезный – шуму не любит.

– Свой среди чужих, чужой среди своих? – уточнил Константин.

– В корень зришь, молоток, – одобрил начальник. – Но ты меня за сволочь последнюю не держи: даю паренька в помощь. Не Шерлок Холмс, но в поле сгодится.

– И на том спасибо.

– Будь здоров! Ежели что – звони на мобильный. Давай-ка номерок в память забей…

Так Константин с напарником попали в Престижное. Разгуляться не успели: при первой же вылазке в тощий майорский зад влетела шальная пуля.

Обидно. И больно. Ведь только-только начали входить в суть. Нет, не дела пока – жизни местной. А жизнь в Престижном существенно отличалась от городской. И тем более сельской.

Дома в Престижном строили приметные. В два-три этажа. С балконами, лоджиями, эркерами, колоннами и прочими архитектурными изысками. Участки, окружавшие особняки, измерялись не скромными сотками – гектарами. За высокими затейливой ковки, а то и литья заборами красовались заросли вечнозеленых кустарников, фруктовых и декоративных деревьев, ухоженные газоны. Между стволами и ветками то там, то сям проблескивали воды бассейнов и фонтанов, стекла веранд и беседок. Красиво жили люди. И дорого.

В списке, выданном Робкому шефом, значились именитые политики, солидные бизнесмены и прочий, вполне уважаемый люд. Пропавший Франк Собесский никаким боком к местным нуворишам не относился. Разве что со стороны батюшки, известного деятеля искусств, почившего заслуженным художником страны лет десять назад.

По оперативным данным, за это время сынок успел не только промотать батюшкино состояние, но и довести мамашу до дома престарелых. День и ночь пропадал в мастерской, где ваял странные металлические конструкции, заявленные в газетных объявлениях произведениями искусства в стиле «техно». Дипломированный художник и скульптор зарабатывал на жизнь стрижкой соседских кустов и газонов, ремонтом сантехники и мелким шантажом.

Похоже, с последнего все и началось. Или закончилось.

И вообще, дело о пропаже поселкового шантажиста и пьяницы Робкому не нравилось: слишком много было в нем начал и концов. А также странных сочетаний в личных данных возможных фигурантов и закрытости вопроса, о которой трижды предупредил полковник.

– О имена, о нравы! – прогнул Робкий под ситуацию известную цитату. – А тут еще и несанкционированный отстрел милиционеров…

– Вы позволите? – в комнату вкатился хромированный столик на колесиках, за которым вплыла разодетая в японские шелка хозяйка.

– Люсьен? Рад вас видеть!

– Правда? – лучистые женские глазки загорелись торжествующим светом.

Определиться с «повезло не повезло» в отношении хозяйки Константин не успел. Потому и вел себя осторожно: поди разберись в чувствах и желаниях опасного бальзаковского возраста скучающей красавицы. В принципе, он не напрашивался. Скорее, наоборот. Планировал пожить у миловидной скромницы на окраине поселка. Но та дала категорический от ворот поворот. Пришлось хвататься за соломинку, назойливо тыкающую в бок прямо среди улицы.

– Ой, надо же! – ворковала «соломинка», не давая майору прохода. – Какие люди в здешней глуши появились, с ума сойти! Это что же должно было произойти, что бы такого мужчину в наши края прислали? И без охраны.

Покашливания несправедливо оставшегося без внимания лейтенанта Пукеля так и не были услышаны синеокой красавицей, назвавшейся, не откладывая знакомства в долгий ящик:

– Люсьен. Прошу жаловать и немножко любить.

– Константин. Без претензий.

Робкий не успел сообразить, что к чему, когда оказался в роскошном плетеном кресле у выложенного стильной фиолетово-серой плиткой бассейна.

– Поживете у меня, – заявила Люсьен, выставляя напоказ квартиранту содержимое смелого декольте. – Денег за простой не возьму. А по поводу дополнительных услуг договоримся. Вы не против? Значит, комната для гостей за вами. А этот милый мальчик, – хозяйка небрежно кивнула в сторону маявшегося на солнцепеке Ярослава, – пусть поищет себе жилье самостоятельно. Не обессудьте, не терплю сутолоки. Пойдемте покажу вам комнату.

Решив для себя сбежать, как только попадется альтернатива – не ночевать же на улице, Константин бросил сумку с вещами в пустой шифоньер. Отметил заоблачную стоимость мебели и текстиля в помещении. И извинился перед хозяйкой:

– Дела. Встретимся вечером.

Совершенно уверенный, что вечером он устроится в более безопасном месте. Вместе с Пукелем, которого оставлять одного чревато серьезными, если не сказать больше, последствиями.

Вышли на берег.

– Опаньки! – в некотором отдалении обозначился импозантного вида гражданин в темных очках. – Ты че ж сегодня не на работе? А сам вчера от рыбалки отнекивался. Мол, занят по самое не могу. Филонишь? Так бы и сказал… Мы люди понимающие…

– Что за фигня? – Константин переглянулся с подчиненным. – Первый раз мужика вижу.

– Обознался дяденька, – пожал плечами Пукель. – Сейчас извиняться начнет.

И правда. Гражданин остановился на полпути. Шлепнул себя по плотно обтянутым серым льном ляжкам:

– Пардоньте, мил человек. Осечка вышла…

Но приближаться не стал. Повернулся к лодке, оттолкнул ее от берега. Неловко заскочил. По ходу дела развел руками – ну, обознался и обознался – велика беда.

Константин махнул в ответ, мол, не грузитесь. Бывает. И пошел своей дорогой. С недоумением чувствуя неприятный холодок под ложечкой. Можно подумать, что в этой глуши под каждым кустом двухметровые богатыри валяются. Стала бы тогда его хозяйка так привечать, держи карман шире! Хотя? Мало ли чего в жизни не бывает. Поживем – увидим.

Они обошли поселок по периметру часа за два.

– Красивые места, – определился с оценкой Ярослав, – красивые люди.

Он вздохнул, почесал макушку и присел на услужливо поставленную в тени старого каштана скамейку.

– Особенно женщины, – подмигнул подопечному Робкий, устроившись рядом.

– Конечно, – лейтенант соорудил из губ некое подобие вулкана, выражая протест против засилья старших офицеров, – кому-то все, а кому-то – баба Клава.

– Не грузись, – хмыкнул старший офицер, – я при исполнении. И обязан беречь нравственные устои. Тебя ж на мякине любая курица проведет.

– Можно подумать… – позволил себе не согласиться лейтенант.

– А чего тут думать? Мадам Люси – та еще акула, моментом в фарш превратит, не дай тебе Бог испытать это приятное чувство. А первая попавшаяся на твоем пути девица, милая и наивная на первый же взгляд, вполне может оказаться подозреваемой номер один: живет на окраине, ни с кем из поселковых дружеских связей не поддерживает. Одно слово – вещь в себе. Два, вернее. Но суть не меняется: с такой нужно ухо востро держать.

– Потому-то вы сразу к ней и нагрянули, – глубокомысленно отметил лейтенант, оставаясь на своей волне. – И на постой напрашивались. Так, на всякий случай. Чтобы подозреваемую потенциальную на глазах держать.

– Кхм, – чем-то поперхнулся майор (теперь уже Пукель хмыкнул в ответ – понятно, чем, не ожидал начальник отпора), – можно и так сказать. Однако сам видел, сумела девчонка улизнуть. Оборотистая нынче молодежь пошла.

– Предприимчивая, – важно кивнул Ярослав, обобщая характеристики. – Да, мы такие.

Майор вздохнул о своем и перешел к делу:

– Давай подобьем дебет с кредитом. Что мы имеем?

– Несколько дней назад в поселке обнаружили пропажу человека, – продемонстрировал осведомленность Пукель. – Собесский Франц Ипполитович, тридцати девяти лет от роду, разведен. Постоянных занятий не имеет. Дом, приличная усадьба в два этажа с большим садом и теннисным кортом перешли к нему в наследство от отца, известного деятеля культуры.

Пропавший жил на случайные заработки – поденничал по соседям, ваял нелепости какие-то, писал акварельки на заказ…

– Шантажировал близких по мелочам, – добавил Робкий, – вел нездоровый образ жизни. Случалось, уходил на неделю в запой. По непроверенным данным, баловался наркотиками, когда деньги были. В общем, не вписывался в общую радужную картину. Совсем не вписывался.

– И увлечение у этого Собесского странное, – продолжил лейтенант. – Вы в мастерской были?

– Нет, на вечер оставил. Ты имеешь в виду металлолом в стиле «техно»? Чем бы дите не тешилось, все лучше, чем наркотики.

– Хороши потешки – трехметровые чудища. Я как увидел, обомлел. Это ж сколько времени нужно, чтобы соорудить такого монстрика? А на участке таких штук семь, если не больше. Из-за каждого, почитай, куста выглядывают – б-р-р…

– Непризнанный гений. Но нам его заморочки до лампочки. Найти бы. Хотя бы тело. А то странная получается картина – соседи волнуются, мужик куда-то подевался. И главное – наказ сверху: чтобы ничего наружу не просочилось. До выяснения обстоятельств. Не дай Бог, проспится этот Собесский на стороне, явится, как ни в чем не бывало, а тут шухер великий. Полковнику шухера не простят.

– И нам тоже.

– Вот именно. А посему для начала мы должны аккуратненько все изучить и потянуть время. Денька три, не больше – вдруг вернется. А тогда уже и пыль поднимать. Усек, лейтенант?

– Усек. Но чует мое сердце: допрыгался мужик. Дошантажировался. Тут людишки собрались серьезные, за такими не один скелет в шкафу значится. Ну и надоело кому-то идиоту отстегивать. Замочили паразита, как и положено – естественный отбор, привет, товарищу Дарвину!

– Ладно, философ. Дуй-ка к бабенции своей на постой. Прощупай бабку на предмет двухместного номера, что-то мне с Люсьен один на один оставаться боязно. А потом прошерсти переулок, что от деревни к реке ведет. Может, видели чего местные. Или слышали. А я по виллам пройдусь. Знакомиться пора.

– Может, я с вами? Для подстраховки, – в глазах Ярослава плескалась гремучая смесь жгучего любопытства и обиды.

– Нет уж, тяжелую артиллерию мы оставим для экстренных случаев. Но привет от тебя обязательно передам. Встречаемся в семь на этом же месте. Первый пошел!

Константин проводил глазами удаляющегося помощника и занялся планированием собственной деятельности. Для начала следовало навестить ближайших соседей пропавшего – чету Сидоровых и семейство Николая Семашко. А дальше…

Дальше хотелось бы побродить по участку Собесского, а там уж действовать по обстановке. В принципе, участка мне до конца дня за глаза хватит, так что не будем форсировать события. Да, заварил сыщик кашу. Сам смылся, а нам – расхлебывай. И ведь не денешься никуда – первый, так сказать, мой блин на новом месте. Не хочется полковника подводить. Да и себя тоже.

Увы. Планы так и остались планами. На повороте, в уютном уголке, наполненном цветом и запахом буйно разросшегося жасмина, Робкого настигла та самая пуля. Он только и успел оглянуться, а потом яркий летний день застила пелена острой боли. Константин застонал и опустился на четвереньки: коварная железина угодила в левую ягодицу. Брючина намокла от крови, нога онемела, а в замутненном отчаянием сознании фонтанировали весьма противоречивые чувства.

– Не иначе, как вступили вы, Константин Алексеевич, в опасную зону, – пыхтел примчавшийся на звук выстрела Ярослав, транспортируя потерпевшего на виллу гостеприимной Люсьен. – Это ж надо, стоило шаг шагнуть не в ту сторону. Ну, я им покажу!

– Эй-эй, полегче! Сейчас шефу отзвонимся, тогда и показывать будешь, – сдерживал юные порывы страдающий от стыда и боли Константин. – Знаешь ведь, операция носит сугубо конфиденциальный характер.

– Значит, нас будут отстреливать, а мы в ответ шефу отзваниваться? – горячился Пукель.

– Ну, во-первых, не насмерть. А во-вторых, т-ссс… пришли уже. Не хотелось бы тревожить хозяйку. Давай к задней двери.

– Особенно мне нравится ваше «пришли», – отплевывался от тополиного пуха и собственного пота «брат милосердия». – Еще немножко, и меня не хватит.

– Потерпи, зачтется на небесах. А то и быстрее, – обещал раненый. – И чтоб насчет места попадания особо не распространялся. Навылет. Мягкие ткани. Вполне достаточно.

– Понял, шеф, – Ярослав приоткрыл дверь и втащил в коридор начальника. – По крайней мере, всегда будет, чем вас шантажнуть. А че: всяким Собесским можно, а нам… Так что готовьтесь.

После оказания первой доврачебной помощи и кратковременного визита знакомого доктора Ярослав отпросился на «пленэр»:

– Пока мы слабеем, наш враг становится сильнее, шеф. Не стоит упускать шанс взять его за неокрепшие жабры. Так, говорите, с Сидоровых начинать? Не вопрос. Супругу их я хорошо знаю еще по комиссии – питомцев своих выгораживала иногда. Женщина, скажу я вам…

И тут майор понял, что наломает помощник дров за три дня вынужденного покоя. Несмотря на четкие указания и вызывающие ужас предостережения.

– Надо же пацану с чего-то начинать. А с меня теперь все взятки гладки, – тонко намекнул он начальству на создавшееся положение. – Может, подкрепление пришлете?

– Фигушки, – пробасил полковник в шипящую космическими помехами трубку, – у меня надежных орлов – раз, два и обчелся. Что же я, по-вашему, район без присмотра оставлю? Как будет, так будет. Пущай мое начальство само выезжает, раз так волнуется. И потом: вскроете преступление, все одно этим толстосумам отвечать. А не вскроете – побушуют малость и стухнут. Не первый раз.

Лежи, поправляйся. Кушай хорошо и вкусно. Слыхал, симпомпонистая хозяйка тебе досталась. Везет некоторым… Вот и пользуйся, пока я добрый. Но чуть что – звони.

– Куда ж я денусь? – простился Константин, с тоской предчувствуя сложности с конкретно озабоченной хозяйкой.

По оперативным данным, Люсьен Лопатко полтора года жила неподалеку от Престижного без мужа. Тот отбыл по служебным делам в далекие американские штаты. И был таков. Высылал супруге прожиточный минимум. Сравнимый с прожиточным максимумом милицейского отдела. Переписывался, перезванивался, засыпал благоверную цветами по календарным и личным праздникам. Но носу не казал – то ли долг служебный не позволял, то ли наши законы, то ли имел под боком приятную во всех отношениях покладистую американскую леди и не морочился отсутствием под тем же боком законной половинки.

К слову сказать, та и сама не слишком морочилась. Время от времени в усадьбе появлялся новый садовник. Или сантехник. Особые приметы рекрутов ничем не отличались друг от друга – соломенная вдова предпочитала выбирать работников мускулистых, стройных. И молодых. Остальное – значения не имело. Работники задерживались в ее владениях недели на три, а затем тихо исчезали, выполнив все мыслимые и немыслимые служебные обязанности, круг которых очерчивала возбужденная фантазия работодательницы.

Константин вздохнул, соотнеся параметры наемных работников с личными, смахнул со лба капельки пота. И приготовился к затяжной осаде. В его теперешнем положении выполнять капризы скучающей дамочки было, мягко говоря, весьма проблематично.

– Что мы будем пить? – салфетка мягко слетела с сервировочного столика на оголенную коленку Люсьен, явив миру батарею бутылок и несколько пиалушек с закусками: чипсы, орешки, свернутая кулечками семужка, икорка. Все, как в лучших домах. Но Робкому отчаянно хотелось наваристого домашнего борща. Или куриного бульона с плавающими на поверхности кляксами жирка, укропными штрихами и морковными полумесяцами…

– Доктор советовал на первое налегать, крови я много потерял, – жалобно протянул раненый. – Если не трудно…

Люсьен потребовалась лишь секунда, чтобы справиться с разочарованием.

– Как же я сама не догадалась? – вылупилась из оболочки коварной соблазнительницы заботливая мамочка. – Я мигом. Только Констанцию предупрежу.

Полы кокетливого халатика распахнулись, обнажив то, что скрывалось в его недрах. Робкий вздохнул, взывая к собственному благоразумию. Дверь хлопнула. Где-то внизу послышался пронзительный крик:

– Констанция! Катька, чтоб тебя! А ну марш на кухню!

Хлопнула еще одна дверь. Уже не так громко. И стало совершенно тихо.

– Констанция, значит. Ну-ну… И как же мы сразу не догадались?

Майор вытянул из-под подушки телефон и набрал номер:

– Ярик, ты для начала прислугу здешнюю опроси. Хозяевам поспокойнее будет, если мы с прислуги начнем… Вот и я о том же. Давай действуй.

Снова вздохнул:

– Уже легче. Пара дней относительного покоя обеспечена. Еще бы хозяйку куда-нибудь сплавить. А на досуге заняться материалами, конфискованными у частника. Надо же было ему вляпаться в эту фигню, да еще по самые уши.

Робкий вспомнил физиономию шефа, живописующего реакцию престижненских землевладельцев на служебное рвение некоего Ковальчука. А ведь сами нарвались! И парень как лучше хотел. Ну, потянул не за ту веревочку…

Но чтобы такой резонанс! Да эти «святоши» чуть не поубивали друг друга. А ведь казалось – тишь, гладь и все остальные компоненты райской жизни. Ан нет же – у кого хвостик прорезался, у кого копытца, у кого… Хотя, нет, с рожками в таких местах проблем не возникает. Вернее, даже с рогами. Одна моя Люсьен чего стоит! Моя… хорошо сказано и недалеко от истины. Тьфу-тьфу-тьфу… чур, меня!