Текст книги "Ведьма. Истоки"

Галина Чередий
Ведьма. Истоки

Глава 1

– Прос-с-сти-и-и, хос-с-сяйка-а-а! – виновато прошипел Фанирс, склоняя к моим ногам свою увенчанную небольшими рожками голову и покорно распластываясь на полу так, будто желал обратиться в плоскую кляксу, а лучше и вовсе просочиться сквозь камни в свой уютный сырой подвал. – Не наш-ш-шел я и отз-с-свука ее з-с-сапаха, ни намека на с-с-след.

– Жаль, – вздохнула я сокрушенно и поежилась, представляя, как должна буду опять сказать маме, что Лену найти так еще и не вышло, и понятия не имею, где она и что с ней.

В груди пронзительно защемило, что стало почти привычным ощущением в последние две недели после эпичного происшествия у реки. Шли дни, а мало что менялось. Сестра словно сквозь землю провалилась, объявившись кратко, буквально на несколько минут в апартаментах уже почившего совсем не с миром к тому моменту Петши, весть о чем, однако, еще широкой огласки не получила. Говоря прямо, Лена ворвалась в дом бывшего любовника, пока весь движняк на берегу еще был в активной фазе, и не имела возможности, значит, знать об исходе, но не особенно им интересовалась, что не могло не радовать меня. Она создала в личном сейфе глав-вампа внушительное пустое пространство, прихватив порядочно наличности, и так же стремительно исчезла, чему немногочисленные рядовые вампы и рабы никак не препятствовали, памятуя о крутом нраве владыки и о том, что в данный отрезок времени именно Мируна являлась его любимой игрушкой, а значит, лезть с вопросами – себе дороже.

Но после этого никаких сведений о ее действиях или перемещениях у меня не появилось, а вот это уже огорчало и беспокоило. Потому как я-то уже прекрасно понимаю, что мир подлунных хоть местами и страна чудес, вот только в большинстве своем они отнюдь не добрые. Оказаться в гуще всего этого дерьма девчонке, что недавно дар речи теряла от необходимости заговорить с посторонним, это же трындец как сложно. И тот малюсенький налет уверенности, что привнесен недолгим существованием в качестве любовницы могущественного вампира, мало мог ей помочь, как по мне. Ведь, очутившись в клане, окруженная чарами Петши, она пребывала в той же, по сути, изоляции, что в своей прежней жизни.

Но вот поделать ничего с этим я не могла. Ни с помощью Лукина, ни с помощью поискового артефакта. И великий шпион сумеречный амфиптер тоже оказался бесполезным. Потому как, по его словам, после воздействия Чаши первого девушка, прежде известная как моя сестра Лена, а позже – вампирша Мируна, и той, и этой быть вроде как перестала. По крайней мере, ни ее запах, ни аура не опознавались и не находились. И все, что мне оставалось – вздыхать, выслушивая однообразные донесения Фанирса, ждать и раз за разом повторять маме осточертевшее “новостей нет”.

– Воз-с-свращ-ш-шатьс-с-ся к поис-с-ску, хос-с-сяйка? – шевельнуло покаянно распахнутыми крыльями пятно в форме амфиптера на полу, отрывая меня от бездумного созерцания падающего за окном снега.

Декабрь и так-то в наших краях на него щедр, но в этом году прям разошелся не на шутку. Валил четыре дня уже, то мелкий и частый, то громадными неровными хлопьями, похожими больше на перья, заставляя зашиваться коммунальные службы и превращая дороги и тротуары в полосы препятствий для водителей, пешеходов и совсем недобровольных ежеутренних бегунов, коей я была понуканиями беспощадного ведьмака. Один плюс – снег скрывал извечную грязь и серость города, смягчал режущее глаза искусственное освещение, превращая его в нагоняющее загадочности сияние и привнося некое предвкушение скорого праздника родом из детства. А еще снег и окрепший мороз совместными усилиями накрыли совсем недавно беспокойно текучую реку толстым слоем, принуждающим впасть в сон и надежно замыкая под собой агрессивную к любым живым зимнюю нечисть.

– А? Нет, не думаю, что есть смысл и дальше тебе рыскать без отдыха, Фанирс. Отправляйся подкрепись и отлежись. Попробуешь снова завтра.

Сумеречный исчез, прошипев благодарность, зато вернулась та самая прилипчивая тягучая тоска. Или даже черт знает, как и назвать это чувство или состояние, что наползало на меня все плотнее. Наверное, нечто вроде отката после сильного напряжения и шквала одномоментно бухнувших на голову событий. Казалось бы – только что было столько всего и всех сразу, и вот ты одна. Стоишь у окна, пялишься на снег, который крутит ветер снаружи, и внутри нечто такое же творится. Медленное вращение по кругу одних и тех же мыслей и эмоций, из которых не в состоянии полностью выдернуть ни тренировки, ни обучение. Сила со мной “не разговаривает”, судя по всему, до сих пор обижаясь за отнятого Волхова. Сам Егор тоже не объявлялся за это время, а я и не лезу. Черт его знает, как он относится ко мне теперь, и не нарвусь ли на репрессии на общих для всех подлунных основаниях, если сунусь выяснять.

А может все дело в этом дремотном состоянии воды, передавшемся и моей силе, а майор ни при чем. Занят своими делами и думать обо мне забыл, чего собственно, я и добивалась. Сестру спасла, но не факт, что она мне за это благодарна, и не стало ли все только хуже. Но ведь и не ради благодарности я все делала, а потому что хотела лучшего для Ленки, так что отчего же тут печалиться?

Лукин тоже “откатился к базовым настройкам”. После известия о том, что я сделала Чашу недоступной и бесполезной стало быть, Данила даже не орал на меня. Не упрекал, не тыкал долго и со вкусом в то, какая же я дура и никакой ему от меня в жизни пользы, а одни заботы. Нет, он вообще на эту тему больше не заговаривал, и у нас таки была совместная ночь, что восстановила обоих, но на этом и все. В смысле поутру и сама ночь ощущалась исключительно необходимым взаимным обменом энергией без намека на душевную близость, и вести себя Лукин стал как раньше. То бишь, учитель и опекун, и ничего сверх этого. Ну или я сама себе все придумываю, а он ждет той самой инициативы с моей стороны, а я не готова ее проявить, и это тяготит и порождает такое ноющее не пойми что внутри. Какой-то магически-физический затянувшийся ПМС, видать, когда все вокруг уныло и не радует. Еще и дело к Новому году идет. Семейный праздник, блин. А семья, считай, развалилась.

– Эх, мало было к нашему дому одного шинору бесоромного привадить, так он с собой еще и этого маракушу суемудрого притащил, – пробухтел тихо, так чтобы было слышно только мне, Алька за спиной.

– Угомонись. Подай нам лучше чаю, – велела я, отходя все же от окна с вгоняющим в унылое отупение видом.

– Ох, хозяйка-хозяйка, тати эти беззаконные обирать нас пришли, добро из дому тащить собрались, а ты их еще кормить-поить велишь. Где же оно такое видано, чтобы в кладовую с казной кого ни попадя пускать, ручищами загребущими лапать злато-серебро-каменья самоцветные, зыркалами беззаконными шарить по…

– Алька, кончай это! – строго глянула на него.

Блин, это мелкий зануда склочный еще не в курсе, что я ремонт большой запланировала с обустройством нормальной современной кухни в здоровенной и, как по мне, абсолютно бесполезной столовой. Может, Рогнеде она и нужна была, и у нее пищеварение не стабильно работало, если пища не подавалась в помещении размером с пол-актового зала в моей поселковой школе, но я-то прекрасно без этого обойдусь. А вот необходимость постоянно обращаться к помощи слуги для того, чтобы хоть кофею себе по-быстрому наколотить или бутер сварганить потихоньку, стало раздражать, с эффектом накопления, причем.

Слуга утопал, продолжая ворчать неразборчиво, а я пошла на голоса “беззаконных татей”, они же ведьмак Лукин и приглашенный им известный среди подлунных оценщик и скупщик ценностей, то бишь так слезно-занудно оплакиваемого Алькой добра.

– Зээв Ааронович Захельмахер! – шагнул мне навстречу с протянутой узкой ладонью невысокий мужчина в строгом костюме, не дожидаясь, когда его представит приведший Лукин. – Без бесполезной скромности скажу: я – лучший диспашер, которого вы могли бы поиметь счастье заполучить для ведения дел среди подлунных в нашем городе, да и во всей стране, пожалуй.

Я бросила вопросительный взгляд на Данилу.

– Ты же просила помочь реализовать ту ювелирку, оставшуюся от Рогнеды, – пояснил ведьмак. – Вот я и нашел тебе оценщика. Не то, чтобы прям лучшего из возможных, но без склонности облапошивать внаглую.

Я вздохнула и наградила его еще одним выразительным взглядом, что должен был донести до нахального Лукина необходимость хотя бы звонить и предупреждать об организованных им визитах посторонних. Но, само собой, не донес. Лукин такой Лукин.

– Ой, дайте мне посмотреть на вас, Людочка! – продолжил тарахтеть Зээв Ааронович, пропустив мимо ушей поправку ведьмака, и окидывая меня, одетую в домашнюю застиранную футболку, лосины и толстые полосатые связанные бабулей носки, пристальным взглядом. – Ну надо же, своими глазами вижу ту самую юную ведьмочку, за которую ходит столько разговоров среди подлунных! Рад, очень рад с вами познакомиться, госпожа Казанцева, и надеюсь на долгое и взаимовыгодное сотрудничество, невзирая на слухи за ваши странности!

Однако наше сотрудничество не заладилось с самого начала. Едва только Захельмахер перестал охать и прищелкивать языком от первичного поверхностного осмотра доставшихся мне ценностей, то сразу же перешел к делу. Цапнул с полки небольшую шкатулку, вырезанную из камня, открыл и извлек на свет массивное ожерелье, подмигнувшее множеством густо-зеленых камней в золотой оправе. Нацепил на голову сильно вытянутый смешной окуляр на ремешке и рассматривал украшение сквозь него несколько минут.

– Замечательное колье, хотя не все камни идеальной чистоты, но по нынешним временам это не беда. Шо там сейчас понимают за настоящую чистоту, – наконец изрек он. – Как вы смотрите, Людочка, если я вам предложу за эту красоту триста тысяч.

– Эм… хорошо, – замялась я.

– Зээв Ааронович, ай-яй! – мигом оттеснил меня Лукин и живо выхватил из рук диспашера колье. – Я вас своей подопечной привел как честного дельца, а вы вознамерились оставить ее голой и босой и это в такие-то морозы? Ну и где ваша совесть? Это изумрудное сокровище по самой скромной цене тянет на пятьсот!

– Ой, да шо вам за мою совесть переживать, господин Лукин, когда надо рыдать за вашу! – прижал ладонь в район желудка, как обычно это делают над сердцем, визитер. – За безделушку пятьсот тысяч! Да если я стану закупать их по таким бешеным ценам, то моему бизнесу конец, а мои жены и дети станут плакать ночами от голода! Четыреста, и ни копейкой больше, иначе моя голодная смерть будет вам вечным укором, господин Лукин, и я стану-таки вам являться каждую ночь призраком и лишать сна бурчанием пустого живота.

– Ой, я вас умоляю, Зээв Ааронович, вы еще нас с Людой переживете, а современные олигархи позеленели бы от зависти и потеряли сон и аппетит, если бы узнали о ваших скромных капиталах. Четыреста пятьдесят!

– Да зачем им иметь интерес за мои копейки на слезы и старость? Пусть бы они лучше думали о ваших грабительских расценках за услуги. Четыреста пятьдесят! Ведь натуральный же грабеж! – диспашер адресовал последнее ко мне, потянув однако ожерелье обратно, но Лукин шагнул вбок, перекрывая ему обзор, и демонстративно исключая тем меня из процесса торга. – Ну да ничего не поделаешь, ваша взяла, господин Лукин. Не зря, ой не зря вас Черным Лисом кличут.

Они перешли к препирательствам насчет следующей вещицы, а я поняла, что не нужна им по сути. Данила явно получал удовольствие от процесса, а торчать там для мебели и типа контроля, ни черта не понимая в расценках, как-то глупо, тем более на голодный желудок.

Поэтому я ускользнула, не обращая внимания на мрачный взгляд Никифора и бесконечное бухтение Альки. Спокойно умылась, переоделась поприличнее, поела, приняла отчет у Фанирса и только после этого пошла обратно к комнате с ценностями, потому как еще немного, и у меня появится дыра в черепе от причитаний слуги.

– …Сто тысяч? – донесся до меня возмущенный возглас Лукина на подходе. – За мужской перстень с таким замечательным проклятьем гнева, и это уже не говоря о сапфире такой величины? Скажите мне, где вы сегодня позабыли ваш стыд, и я за ним сгоняю по-быстрому, потому как дела с вами вести нет никакой возможности без этого.

– Я свой стыд ношу с собой с того дня, как моя обожаемая мама родила меня на свет. А вот ваш точно увяз в сугробе на подъезде, господин Лукин! Я вам честнее некуда предлагаю сто тысяч за то самое проклятье, а сам перстень без него и даром не нужен. Кустарная грубая работа, к тому же новодел всего-то прошлого века, да такого добра вокруг тьма. Если бы не проклятье на нем, я бы в его сторону и не глянул.

Я вошла в помещение и застала обоих мужчин склонившимися как раз над той кучей украшений в отдельном сундуке, что и вызывали у меня самые неприятные ощущения при приближении к ним. Я до сих пор так и не смогла себя заставить и тронуть хоть что-то оттуда, хотя некоторые вещи были потрясающе красивыми. Несколько украшений уже перекочевали на довольно задрипанного вида холщовую тряпку, расстеленную на крышке соседнего сундука, а торг шел вокруг массивного перстня с большим синим камнем.

– Погодите, о каком проклятии идет речь? – вмешалась я в спор.

– Василек, а пойди ты потренируйся зелье против Черной духоты варить. А то вчера у тебя совсем оно жидкое и хреновенькое вышло, – оскалился в непроницаемой улыбке Лукин.

– Черта с два! Я хочу знать, о чем тут шла речь только что. На этих вещах какие-то проклятья? Они способны навредить кому-то?

– Ой, да шо вам за интерес за эти проклятья-шмаклятья, Людочка, и за вред ни разу не знакомым вам людям, когда я даю за эти побрякушки такие приличные, а точнее – безобразно неприличные деньги! – зачастил снова Зээв Ааронович, явно пытаясь заговорить мне зубы. – Я же тут весь употел, шоб только сделать вам хорошо и богато, а самому наскрести хоть на простенький саван, в котором меня и похоронят! Дайте нам с господином Лукиным потрудиться, шоб вы могли ходить потом и тратить деньги на все те женские глупости, от которых такая красавица станет еще краше в сто тысяч и еще десять раз, и это моя последняя цена!

– Лукин?! – нахмурилась я, игнорируя болтуна.

– Люсь, ты хотела же избавиться от них.

– Я задала тебе вопрос!

– Ну да, так и есть, – нехотя и нисколько не скрывая недовольства, ответил ведьмак. – На каждой из этих цацок есть магическое обременение. Именно это и составляет их настоящую стоимость, и как раз перепродажей подобных вещей зарабатывает наш гость. Довольна?

– То есть, вы покупаете вещи с прицепившимися к ним проклятиями и прочими гадостями и делаете что? – обратилась я к Захельмахеру. – Перепродаете людям или подлунным, которые хотят навредить кому-то?

– Людочка, да зачем вы берете в вашу красивую головку беспокойство за мой скромный бизнес! Он же как и любой другой такой же. Есть спрос, будет и предложение.

– Ясно, – кивнула я и нахмурилась. – Мы не будем продавать вещи, способные нанести кому-то вред. Зээв Ааронович, простите, если потратили зря ваше время, и договоритесь с господином Лукиным о его достойной оплате. Всего хорошего.

Ведьмак промолчал, но закатил глаза, и я почти услышала его обычное “Да, Люська, же!”

Диспашер же уставился на меня пристально и даже как-то тяжело, и пялился около минуты, а потом кивнул, похоже, каким-то своим мыслям.

– Ну надо же, а я уж подумал, шо сплетни среди подлунных за ваши странности – пустая болтовня, а они прямо-таки подарок под елку для психологов, и никак иначе. Доброта и бескорыстие в наше время уже не добродетели, а признак слабоумия или повод для подозрения, знаете ли. А заботой о благополучии ближних можно нажить себе только грыжу, нищету и геморрой, в лучшем случае, и словить нож в спину – в худшем. Однако, я внезапно для себя проникся и имею до вас, госпожа Казанцева, новое бизнес-предложение. Прибыли оно, конечно, принесет одни слезы, но огрызок от бублика лучше, чем дырка от него и потраченное совсем за просто так время.

Глава 2

– Надеюсь, ты четко себе представляешь объем упущенной прибыли? – почти безразлично осведомился Лукин, как только Зээв Ааронович покинул мой дом, и не пытаясь скрыть самодовольной улыбки.

– Довольно смутно, – пожала я плечами. – Но это был принципиальный вопрос, и, в конце концов, я не нуждаюсь.

– Не нуждается она. Смотри, миллионерка какая, – сорвался-таки на ворчание Данила. – Между прочим, не давать облапошить тебя, а через это и твоего опекуна – это принципиальный вопрос уже для меня.

– Никто нас не облапошил.

– Ха! Еще как!

– Данила, ну неужели тебя совсем не смущает то, что с помощью этих вещей кому-то нанесли бы вред?

– В моем возрасте смущаться уже какая-то нездоровая фигня, василек. И с какой стати меня, как и тебя, должно колыхать, кто и кому чего-то там нанесет? Разве это сделали бы мы сами? Нет. Разве Захельмахер продавал бы эти цацки ничего не подозревающим лохам? Опять же нет. Люди, покупающие у него “заряженные” бирюльки, прекрасно знают, за что отваливают такие деньги. Знают и берут их осознанно, значит, и все грехи на них. Не на тебе. Я не против поглазеть на тебя в каком-нибудь супер-геройском обтягивающем костюмчике, но дурацкий развевающийся кусок тряпки все бы испортил. Хорош тянуть на себя одеяло ответственности за все про все. Пупок надорвешь, поняла?

– Не-а, не поняла. Если я могу, не напрягаясь причем, сделать так, что вреда не будет причинено вообще, то почему же не добиться этого?

– Отдав барыге ценности в три раза дешевле, да еще и за вычетом стоимости за их магическую чистку? – пренебрежительно скривился ведьмак, как от кислятины в рот попавшей.

– И что? Лукин, сумма-то в итоге все равно вышла по моим меркам заоблачная, – начала уже потихоньку раздражаться я. – Столько и за две жизни нормальному человеку не потратить.

– Да-а-а, видать, не изгоняется из тебя так запросто провинциальная нищебродина, василек, – вздохнул ведьмак сокрушенно, глянув как на убогую. А вот это уже обидно, пусть и заслуженно, наверное. Смотри, аристократия столичная выискалась. – И ты не человек, уясни уже. Затраты у тебя, знаешь ли, другие. И спрос с тебя другой. Я тебе сколько толочь буду, что надо учиться деньги любить и охотно брать, потому как иначе сила и магия чем другим брать и с тебя, и с тех, с кем дела ведешь, станет. Да еще болтать больше станут о том, что ты у меня на всю голову странная для подлунной.

– Черный лис боится слухов?

– Балда! Эти самые слухи могут кого-нибудь навести на мысль о твоей не только странности, но и слабости, тогда как я в поте лица создаю для всех твой образ, как адски сильной и коварной ведьмы, к которой соваться – суицидником надо быть.

– Ну, вообще-то Зээв Ааронович сказал, что доброта нынче повод для подозрения. Так что я, можно сказать, тоже работаю на создаваемый тобой имидж. Вдруг я то самое адское коварство благими порывами маскирую.

– Бестолочизм твой чем бы замаскировать, – отмахнулся Лукин сокрушенно. – Ладно, может, ты и права, и вряд ли настолько прожженный делец поверил в твою настоящую мотивацию до конца. Он же не знает тебя так, как не свезло узнать уже мне. Небось все ногти до локтей себе сгрызет, гадая, в чем же состоит твой истинный умысел и реальный выхлоп.

– Если не поверил, то почему просто не отказался?

– Из любопытства, василек.

– Странно для меня это. Сомневаться и не доверять, но ввязываться. Глупо же.

– Эх, нет в тебе духа авантюризма, Люська! Ты как будто сразу бабулькой на свет уродилась. Вот тебе разве не мечталось никогда о приключениях, расследовании страшных преступлений у соседей или раскрытии жутких интриг?

– Нет, не мечтала.

– Что, и о дальних странствиях, кладах и подвигах? Особенно летом, когда по утрам было время поваляться подольше и в школу бежать не надо?

– Летом мы с Ленкой вставали еще раньше, чтобы маме до пекла успеть в теплицах и на грядках помочь. А потом на рынок местный перли на продажу обычно. И подвиг, о котором мне мечталось – это взять и заработать столько денег, чтобы не нужно было так горбатиться, долгов вечных не стало, вещей всем новых купить, чтобы не чьи-то недоноски. Особенно перед первым сентября, чтобы одноклассницы не стремали. И блины хотела попробовать с икрой. Красной. И креветок огромных на гриле, как по телеку. Вот, кстати, именно эту мечту я так до сих пор и не исполнила. И насмехайся сколько влезет.

Данила смотрел на меня с полминуты как-то нечитаемо, но очень пристально. Небось думает, что я предприняла попытку жалость в нем пробудить. И правда, чего понесло-то? Нормальное у меня детство было, страдалицей себя ни тогда, ни сейчас не ощущаю, и хуже люди жили. У нас хотя бы дружно все всегда, и не спился в семье никто. А икра и креветки эти… фигня. Вот прямо сегодня на ужин и закажу. Наверняка можно доставку из какого-нибудь ресторана устроить. Дело-то всего лишь в деньгах.

– Намекаешь на то, что я тебя давно никуда не выводил? – Ну вот, так и знала!

– Да ты меня каждое утро выводишь, блин. И все больше из себя, – огрызнулась я. – Нельзя разве купить беговую дорожку и хотя бы в такую погодную жопу по этим сугробам не бегать?

– О, кстати! – встрепенулся Данила. – О беге и жопах. Василек, ты что о лошадях знаешь?

– В смысле?

Что-то мне ни сам вопрос, ни оживление в его лукавых зенках не нравятся.

– В смысле опыт общения имеешь?

– Ну… видела. Через забор. Мужик у нас один в конце улицы держал. У него еще жеребец придурошный был, вечно бросался как собака и зубами страшно лязгал.

– И это девочка из сельского Кукуево! – наигранно возмутился ведьмак.

– Из поселка городского типа, умник, – возразила, но он забил на мое уточнение, пренебрежительно отмахнувшись.

– Я что-то такое и предполагал, так что, молодец такой, организовал для нас посещение частной конюшни дважды в неделю. Будем учить тебя верховой езде и общему обращению со скотинкой этой. А! И еще два дня в неделю будем брать уроки скалолазания.

– Чего?!

От необходимости аргументированно (судя по его довольной физиономии и предвкушающему мое еще большее офигение блеску в лукавых глазах) ответить мне Лукина избавило басовитое “Хозяйка, к тебе пришлец!” Никифора, который появился по своему обыкновению внезапно из пустого угла. Данила запретил мне вести какой-либо прием пока, так что домовика я попросила не обращать внимания на визитеров и не докладывать о них. За исключением, конечно, знакомых, скажем, того же майора или каких-нибудь подозрительных личностей. И если Никифор решил-таки доложить, то, видать, посетитель не простой желающий облегчить жизнь себе или испортить ее же кому-то с помощью ведьмовской силы.

– Кто там? – потребовал ответа Данила, но, само собой, домовой глядел исключительно на меня, давая понять, что хоть Лукин и частый тут гость и входить может без стука, но ответ держать домашняя нечисть готова только передо мной.

– Кто это? – продублировала я вопрос ведьмака.

– По чести он не представился, прежде к нам не захаживал, но не впустить никак не можно, хозяйка, – прогудел Никифор вроде чуток виновато. – Знак он к двери прикладывал особый, жандармский, значится, и что ты дома обретаешься вызнал и кликать без промедления велел.

– Полицейский значок? – удивилась я, пытаясь припомнить, носят ли наши полицейские такое или это мое сознание из иностранных сериалов почерпнуло.

– Не-а, василек, жандармский знак – это штучка из времен задолго до полицейских значков, – ответил мне Лукин, немного изумленно приподняв брови. – А ну, пошли глянем, кто это у нас таким раритетом размахивает.

– А что это за знак-то такой? – пошла я вслед за ведьмаком к лестнице.

– О, очень интересная и наделенная определенной силой штуковина, Люся. И опасная для нас, потому как обладает способностью вскрывать жилища и укрытия подлунных даже против нашего желания. А еще временно отнимает у домашней нашей нечисти дар скрываться от чужих глаз и лгать, да и нам в ее присутствии соврать дискомфортно. Короче, та еще пакость, благо до сих пор я о таком только по слухам и знаю. Думал, все они еще в тридцатых, где-то во время тех жестких чисток и столкновений подлунных с властью, канули в неизвестность.

– Слушай, а если этот знак такой могучий, то, может, ну его? В смысле, не очень-то я хочу выходить общаться к его обладателю.

– Василек, тогда он может войти сам, причем, взломав магическую защиту твоего дома, и кто его знает, сколько это будет залечиваться. Тебе оно надо?

– Нет, – со вздохом ответила я. Калечить мой дом я провоцировать никого не стану.

За дверью, к моему большому удивлению, обнаружился совсем молодой парень, мой ровесник где-то. Высокий и крепкий, правда, но чертами лица еще совсем мальчишка. Да уж, привыкла я уже к окружению мужчин постарше и на ровесников свысока поглядываю. При виде открывшего дверь ведьмака незнакомец строго нахмурился, но когда из-за плеча Данилы выглянула я, он внезапно так сильно смутился, что в пару секунд стал буквально пунцовым.

– Вам кого? – недружелюбно поинтересовался ведьмак.

– Людмилу Казанцеву, – хрипнул парень и резко сунул руку за полу расстегнутой наполовину кожаной куртки на меху, отчего Лукин передо мной мигом напрягся весь. Но вместо оружия представитель закона (предположительно) выдернул из внутреннего кармана нечто вроде серебряного медальона на короткой толстой цепочке. Вещица зацепилась за одежду от порывистого движения, вылетая из его пальцев, и звонко упала на каменный пол. Визитер кинулся ее подхватить и наконец выпрямился и продемонстрировал нам. – Вот!

Я успела рассмотреть искусно отлитого двуглавого орла и нечто вроде виноградной лозы, оплетающей артефакт по окружности, но потом мое внимание странным образом рассредоточилось, мысли опустели, принося непонятное расслабление и даже безразличие. Почему-то вспомнилось то самое состояние апатии, вызванное ментальным воздействием чудей тогда в тоннелях. И как только я смогла осознать, что это и есть воздействие, о котором говорил только что Лукин, то сразу полегчало. А ведьмаку, очевидно, гораздо быстрее меня.

– С кем имеем необходимость общаться? С какой целью соизволите нанести визит данной особе? – спросил он тоном насмерть стоящего на страже хозяйского покоя дворецкого.

– Я… кхм… – пришлец таки прочистил горло, чуть приосанился и сказал уже твердо: – Лейтенант Вяхирев. Людмиле Казанцевой предписано явиться в обязательном порядке к подполковнику Александрову, новому руководителю спецотдела для опроса, а я должен проследить за этим и доставить.

Опа! Ну не сказать, чтобы прямо сюрприз. Я чего-то подобного все же ждала. Вот только… Что, Люся, надеялась, Волхов будет тобой сам заниматься и вообще все замнет? А зачем бы ему это делать, если теперь никак в тебе не заинтересован? Написал официальные отчеты, дал всему ход, как полагается, и все, устранился. Ведь у нас с ним, как это там называется? – конфликт личных интересов или типа того что-то. Короче, ему заниматься мною вроде как не полагается, а мешать делать это другим причин больше не имеется. Хотя и раньше-то их, может, не было.

– Э-э-эм… Нужно ехать прямо сейчас? – уточнила я.

– Да, предписано явиться к тринадцати ноль-ноль, – уже окончательно вошел в роль строгого полицейского лейтенант и светанул массивными часами. – Сейчас двенадцать десять. Попрошу вас не затягивать со сборами.

На языке так и завертелось “сухари, мыло, зубную щетку и спортивный костюмчик брать?”, но я промолчала.

– Госпожа Казанцева передвигается везде исключительно в моем сопровождении, – заявил Лукин. – Так как является моей подопечной и подзащитной в одном лице, а также объектом нездорового интереса некоторых могущественных подлунных.

– У меня нет никаких распоряжений на этот счет, – пожал плечами лейтенант. – Доставить нужно одну Казанцеву, вам придется прибыть к отделу своим ходом и дожидаться ее снаружи.

– А вы уверены, что в состоянии обеспечить ее безопасность в пути и во время пребывания у вас? – попытался надавить Данила, но внезапно юноша, алеющий щеками и ушами, продемонстрировал иную свою сторону, и была она откровенно враждебной.

– Я уверен, что получил четкий приказ, в котором нет ни слова ни о тебе, ни о обеспечении какой-то там безопасности для ведьмы, и намерен его выполнить не взирая ни на что, – процедил он с нескрываемой злостью. – Будешь пытаться воспрепятствовать мне, ведьмак?

Ого, а не такой уж он и мальчишка, каким мне показался сразу. Вот взглядом каким уничтожающим сверлит Лукина и тоже весь напружинился, будто готов идти в атаку или отражать нападение. Ну а с другой стороны, в этот отдел по борьбе с нами, подлунными, брать слабаков и трусов никто не стал бы.

– Никто ничему не будет препятствовать! Мы законопослушные подлунные и готовы идти навстречу представителям власти, – примирительно встряла я между ними, незаметно пихая напрягшегося Лукина локтем в живот. – Простите, как вас по имени-отчеству?

– Для вас я – лейтенант Вяхирев и больше никак, – практически огрызнулся вестник неприятностей, переводя теперь тяжелый взгляд и на меня.

– Ладно, лейтенант, – продолжила я прикидываться покладистой зайкой, – хотите чаю, пока я буду переодеваться?

– Нет, – процедил он сквозь зубы с явным посылом “не считай меня лохом”. – Через пятнадцать минут вы должны быть у моей машины.

– Василек, только не мандражируй, поняла? – пошел за мной по пятам Лукин. – Сейчас просто спускаемся в подвал к алтарнику, ты мне дашь право от него запитаться, как хозяйка местная, и я нас быстренько перекину сначала ко мне в дом, а потом и свалим по-быстрому из страны.

– Зачем? – изумилась я.

– Че за дурацкий вопрос? Не чуешь запах неприятностей что ли? У отдельских новый шеф, гребаная новая метла, что сейчас поначалу начнет мести всех подряд и до чистого, выслуживаясь. Я такое уже пару раз пережил, и лучше в подобные моменты быть где подальше. Через годик-другой оптимизм угаснет, и можно будет вернуться.

– Слушай, ну если бы мне грозили реальные какие-то неприятности или было что, как говорится, предъявить по факту, то разве они не приперлись бы ломать двери со спецназом, вместо того, чтобы прислать этого нервного летеху в одном лице?

– А ты хочешь рискнуть своей задницей и проверить, есть или нет? Не беси меня, василек!

– Я думаю, что если сейчас убегу, то дам им понять, что совесть моя нечиста, и мотивирую действительно копать глубже.

– Люсь, ты совсем наивная? Ты не знаешь основной принцип наших органов “был бы человек, статья найдется”?

Я заколебалась. А что, если Лукин прав? Вот поеду я добровольно, и все, с концами. Но не поеду, и что? Автоматом зачислю себя в, как минимум, подозреваемые в чем хошь, и вынуждена буду несколько лет скитаться по заграницам. А мама, Ленка, бабуля, Алька с Никифором и Фанирсом? Ну, на кой черт этому новому шефу отдела меня арестовывать? За что? Нашли какие-то мои следы на трупе Филимонова? Или следы моей крови там, где Гарпия меня избивала? Но Волхов сказал – забудь. Значило ли это, что он обо всем позаботился? Обо всем ли? Он ведь опытен в этом, должен был все предусмотреть, ведь сам, выходит, замешан в сокрытии моего участия. В любом случае, я ничего не смогу по этому эпизоду рассказать, даже будь такое желание. А если станут требовать, то тут мне и конец.