Текст книги "Призрачные дороги"

– Дело ваше, Андру.

Мы с Лаланном встали позади вампиров, а сирин остался с женщинами и Моррой за «барьером» из стреноженных лошадей. На подготовку к бою магу требовалось время. Да и нужен он был сейчас как… пусть лучше женщин прикрывает. По большому счету мы с Рисом тоже оказались лишними. При встрече десятка кровососов с пятью людьми исход известен заранее. Но Рис не привык отсиживаться за чужими спинами, а я… я хотел проверить реакцию дикарей на демоническую ипостась.

Вскоре кони кочевников начали беспокойно фыркать, прядать ушами и тревожно грызть удила. И вовсе не из-за заклинания, что использовал Агаи для отпугивания волков, лис и наглых степных котов. На этот раз дело было в нашем запахе. Мы упустили из вида эту сторону защиты.

Всадники, чувствуя беспокойство животных, заозирались в поиске опасности. Передовой даже потянулся к ножнам. Его движение послужило сигналом для вампиров – нежить бросилась в атаку. Стоило этернус пересечь черту, как мы оказались перед изумленными взглядами кочевников.

Впервые мне выпала роль стороннего наблюдателя. И впервые я выступал на стороне нежити. Одно дело сражаться плечом к плечу с кровососами против зубастых монстров, другое – смотреть, как упыри убивают людей.

Мускулы напряглись: тело само просилось в бой.

Вампиры, работая парами, действовали очень слаженно. Пожалуй, я единственный, кто успевал рассмотреть их стремительные движения.

Вот Андру в длинном прыжке смел на землю переднего всадника, не дав ему даже схватиться за меч. Напарник князя докончил дело, обездвижив жертву сильным ударом кулака по голове. Еще два вампира, синхронно взвившись в воздух, буквально выдернули воина из седла. А потом, в одно движение, сломали курута хребет. Как вывели из строя еще трех кочевников, я не успел заметить. Воинов обездвижили за считаные секунды, и теперь я любовался на результат «охоты». Хотя какое уж тут любование…

Андру быстро вытащил вперед одного из пленников со словами:

– Он ваш.

Я посмотрел на воина. Его лицо закрывала полоска ткани, оставлявшая на виду только глаза. В них горела лютая ненависть. Даже мой «демонический» вид ее не погасил.

Я наклонился, сдернул с курута маску и пристально посмотрел ему в лицо. Рядом переступил с ноги на ногу Андру. Его беспокойство было объяснимо – неизвестно, какую жизнь прожил этот человек: вдруг не особо праведную?

Пленник дернулся и побледнел… У меня даже закрались сомнения, правильный ли Андру сделал выбор: уж больно вялая реакция у жертвы. Я повернулся к сирин. Он по цвету не сильно отличался от пленника. Кажется, до мага только сейчас дошло, что грозит дикарям. Неудивительно, если бы он кинулся к этернус с воплем «не убивайте!», но Агаи смолчал. Только лицо стало пепельным, когда я ему приказал:

– Обездвижь их.

Маг послушно выплел узор, и степняки застыли. А мне предстояло хорошенько обдумать, как сломить сопротивление пленника. Пугать смертью было бы глупо: он с радостью примет ее. Так что же заставит курута развязать язык, если не страх перед смертью? Боязнь стать рабом? Нет, вряд ли. Пока есть надежда сбежать или погибнуть, утащив в преисподнюю хоть одного врага, воин не сдастся. Так что же правитель этернус имел в виду, когда говорил о желании жить?

Внезапно меня словно под бок толкнули – знаю!

– Андру, переводите.

До наступления темноты оставалось не больше трех часов, как раз хватало, чтобы и разговорить, и выслушать. Тем более что вампиры уже успели собрать разбежавшихся лошадей. Осталось решить, что с ними делать. Подножного корма пока было достаточно, но все могло измениться в один день. Когда выпадал снег в этих местах, я понятия не имел.

Мне пришлось мысленно проговорить каждую фразу, прежде чем начать допрос.

– Не стану предлагать тебе жизнь в обмен на предательство. Ты ее не получишь.

Как только Андру выполнил обязанность толмача, в глазах воина мелькнуло облегчение, а следом – снова тревога.

Я широко улыбнулся, так чтобы были видны клыки.

– Но и смерти тебе не видать! Она для тебя станет наградой, если ответишь на наши вопросы. Иначе я сделаю тебя палачом своего рода, а заодно его, – я кивнул в сторону князя, – личным рабом. Вампиром. Нежитью. Упырем, способным убить кого угодно ради крови.

Андру перевел, как выплюнул: отрывисто и зло. Немного помолчал и что-то добавил от себя. Пленник вытаращил на вампира глаза, но отвечать все равно не стал.

– Забирай свой «ужин», – кивнул я князю.

У правителя нежити заблестели глаза. Он выглядел так, словно исполнилась его заветная мечта. Вампир поставил пленника на ноги, провел рукой по крепкой шее, прощупывая пульс, что-то прошипел и легко толкнул дикаря. Тот шлепнулся на землю тяжелым кулем и громко задышал, словно его охватило удушье. Андру рассмеялся, насмешливо поднял бровь и добавил еще несколько слов, а затем, покопавшись в трофейном оружии, выбрал один из ножей и передал мне. Я подкинул его в ладони и взялся пальцами за лезвие, выгибая дугой ритуальный клинок.

Железо поддалось не сразу. Жалко было ломать хорошую вещь, но по другому никак… Требовалось вывернуть душу жертвы наизнанку, выпотрошить ее, оставив только чувства отчаяния и безнадежности. И страх. А эти клинки, похожие формой на острое птичье крыло, кочевники, судя по всему, считали частью своей сущности. Я не ошибся – когда преломился клинок, дикарь застонал, как от боли. Андру, зло и холодно улыбнувшись, потянулся к его шее. Вот тогда пленник наконец-то выдавил из себя первые три слова.

– Что хочешь знать? – перевел вампир.

Вовремя дикарь сломался. Я больше не знал, на что давить, оставались только пытки, а от них меня воротило. Не то чтобы я не мог… Мог, при необходимости, но чувствовал себя так, словно в корыте с помоями искупался. К тому же проще было разузнать о курута через росм, раз межплеменные браки не редкость.

– Расскажи о своих богах и о вашем правителе, – задал я первый вопрос.

* * *

Я сидел рядом с вампиром и внимательно вслушивался в отрывистую, словно лай, речь. Андру добросовестно переводил каждое слово, иногда по нескольку раз переспрашивая, уточняя его смысл. Получалось, верили степняки в силу небесных богов, в Великую Юссу. Именно она когда-то погасила крыльями Большой огонь, пожравший полмира, и укротила чудовищ, что лезли из преисподней через дыру. Юсса дала народу курута новое имя. А еще она сотворила посланников неба. Тех, кто умел разговаривать с богиней и творить чудеса, но был одной крови с курута (как я понял – полукровок-жрецов). Крылатые боги до сих пор иногда приходили в шатры к самым красивым женщинам рода…

На этом месте я не удержался от хмыканья – хорошо устроились, твари крылатые.

– … и те рожали детей, способных к «песне неба».

Добиться точного перевода «песни неба» вампиру не удалось. После некоторых раздумий мы решили, что так степняки называют обычный полет.

В итоге получалось сирин долго «прикармливали» степняков, используя дар своих предсказательниц и магию. Именно с их помощью курута одолели соседей, а совсем недавно обрели великого вождя, объединившего все роды. Великого вождя звали Афиз, что означало – кто мог бы подумать! – сын неба. И он должен был, ни много ни мало, завоевать целых полмира. Завоевание оставшейся половины перекладывалось на плечи его детей и внуков.

На этом разговор можно было закончить – все, что требовалось, я узнал. Андру оказался более любознательным: он расспрашивал пленника до самых сумерек.

Во время допроса я заметил ненавидящий взгляд пленника и ехидную улыбку, скользнувшую по губам упыря, но влезать за объяснением не стал – не время.

С приходом темноты вампиры закинули пленников на лошадей. Этернус решили спрятать трупы в ближайшей балке, оставив там заодно лишних коней. Они принесли бы больше хлопот, чем пользы. Один разросшийся купол чего стоил. Агаи сразу признался – каждый день тратить столько сил на маскировку хоть и возможно, но тяжело. Упыри в скакунах не нуждались, так что я оставил только одну кобылу – для себя.

После стычки с кочевниками настроение моих спутников сильно сдало: женщины теперь глядели испуганно, а Рис и Агаи – мрачно. Хорошо хоть молчали. Мне, признаться, тоже стало не по себе. Дело было не в мгновенной расправе нежити над опытными воинами и не в смерти кочевников – враг есть враг, с нами бы церемониться тоже не стали – сам способ убийства оказался невыносимо отвратительным. Когда упыри уходили на «охоту», их сущность не сильно колола глаза, а теперь… теперь нас попросту ткнули в нее носом.

Однако это ничего не меняло! Наш путь лежал по-прежнему в сердце Пустоши. А в остальном… меньше повода для лицемерия и обмана самих себя. Да, у нас в союзниках нежить, которая жрет людей! И кривиться в гримасе отвращении поздно – мы уже сделали выбор. Вот только что же он поганый такой?!

– Мо шизане… – прошипел я сквозь зубы. Все эти рассуждения меня совсем не успокоили: наоборот, в результате захотелось в голос завыть. Как брошенной собаке.

Я повернулся, намереваясь окликнуть Риса, и наткнулся на взгляд Эрхены.

С тех пор как Агаи снял с моего тела иллюзию, я старался к девушке не подходить. Избегал ее всеми доступными способами, даже нечастые просьбы и поручения передавал через Риса. Безразличие давалось мне нелегко. Девчонка, поняв, что происходит, плакала, когда никто не видел. А вот страшный облик «принца подземного мира» ее по-прежнему не пугал, и я не знал, что с этим делать.

Девушка держала в руках миску с едой и не сводила с меня взгляда.

Я снова выругался:

– Эдхед то…

Мне как никогда требовался ясный ум, а вместо этого в мыслях и душе царил страшный хаос. Никогда не надеялся, что найду себе женщину по сердцу – и вот… нашел! Более того – чудо или невероятное везение? – чувство оказалось взаимным. И что? Я вынужден гнать любимую прочь. Мы встретились слишком рано, или слишком поздно, или попросту зря.

Я вздохнул и отвернулся. Обмен взглядами стал ежедневным ритуалом, повторявшимся несколько раз за сутки. Сегодня я собирался его прекратить: отпугнуть девушку раз и навсегда. А для этого мне придется на время влезть в шкуру жестокого чудовища.

Я привязывал тюки с одеялами на одну из лошадей, когда меня нашел Рис. Он остановился рядом, долгое время молчал, наблюдая за моей возней, но все-таки не выдержал и спросил:

– Мы завершим поход до первого снега?

Я хмыкнул – в гробу видал такую деликатность – и ответил вопросом на вопрос:

– Тебя точно именно это интересует?

Лаланн усмехнулся:

– Нет.

Перехватил кобылу под уздцы, погладил ее бархатистую морду и тихо сказал:

– Дюс, ты уверен, что мы поступаем правильно?

Сторукий Мо… Конечно нет! Я что, провидец или пророк?

Вслух сказал другое:

– Да. Насколько это вообще возможно в нашей ситуации. Но ты по-прежнему волен уйти. Если захочешь.

– Они отвратительны, Дюс. Я чувствую себя предателем людей, когда думаю, что придется сражаться на стороне кровососов!

Я покачал головой:

– Ты неправильно оцениваешь ситуацию, Рис. Это они готовы сражаться на нашей стороне. Или тебя именно это пугает?

– Наверное, да, – признался Лаланн, нахмурился и задумчиво произнес: – Все время думаю, что у меня общего с нежитью. Насколько я сам еще человек.

Веселенькое дело! Ну и каша у него в голове.

– Зеркало дать? – поинтересовался я вместо ответа и, разозлившись, позвал:

– Агаи, иди сюда!

Сирин встал рядом с Лаланном, изобразив предельное почтение и внимание. Я мысленно скривился – парень откровенно юродствовал, изображая покорного слугу.

– Посмотри ауру Лаланна и скажи, что ты видишь! – приказал я магу.

На его подвижном лице мелькнуло удивление, тут же переросшее в серьезную сосредоточенность: маг решил, что у милитес какие-то проблемы. Взгляд Агаи на некоторое время стал невидящим, сосредоточенным на незримой картине.

Наконец сирин сказал:

– Края истончились, плотность неровная, кое-где прорехи. Ты перенервничал, Рис, и сильно устал. Я сварю тебе укрепляющего отвара, а заодно сонного. Мне кажется, ты плохо спишь.

– Сонное зелье сейчас не для нас, – с ходу запретил я опасные для жизни эксперименты и уточнил: – Кроме расшатанных нервов и усталости, ничего не видишь?

Агаи снова уставился на милитес, обошел его и нервно замотал головой:

– Нет, не вижу. Да что случилось-то?

Не получив от меня ответа, сирин пристал к Лаланну:

– Ты плохо себя чувствуешь? В чем дело?

Рис попробовал отделаться от врачевателя:

– Все хорошо! Дюс пошутил.

Я оскалил зубы в широкой улыбке:

– Нисколько. Какие тут шутки, когда есть подозрение, что простое соседство с нежитью заразно. Вдруг в один прекрасный день мы проснемся и обнаружим – ты вампир!

Агаи принял мое ехидство за чистую монету и снова встал перед Лаланном с воздетыми руками. Рис раздраженно отмахнулся и выругался сквозь зубы.

Однако мага это не смутило:

– Нет. Никаких изменений. Ты самый обычный человек. Без малейших примесей.

Что и требовалось уточнить.

– Спасибо Агаи, можешь идти. – Я отправил мальчишку прочь и снова повернулся к другу: – Успокоился? Вот что тебе скажу… Даже если ты изменишься, отрастишь рога, хвост или даже крылья… мне будет все равно. Для меня ты останешься прежним, пока не докажешь поступками, что это не так. Хотя…

Я покосился на напряженного друга и ухмыльнулся:

– Вот за клыки и руны в глазах я тебя точно убью!

Мой товарищ шутку не принял и совершенно серьезно спросил:

– Обещаешь?

Вот оно что…

Я стер с лица улыбку.

– Можешь не сомневаться. – А затем снова ухмыльнулся: – Не переживай, Андру сам не рискнет. Из тебя получился бы самый докучливый упырь из всех существующих. Бывшее высочество себе не враг, скорее он меня укусит.

– Даже страшно подумать, кто из тебя получится, – пробормотал Рис.

А у меня мелькнула мысль – задавался ли подобным вопросом Андру? С его-то страстью к экспериментам. Наверняка задавался, но не думаю, что рискнет – слишком умен. Хотя, если верить байкам про мышей, он все же склонен увлекаться.

– Дюс, я вот еще о чем хотел спросить… Какая блоха тебя укусила? Долго ты намерен мучить Эрхену своим безразличием?

Эдхед Мо шизане! Как же люди любят лезть в душу, когда их не просят!

Я резко повернулся и отрубил:

– Мне нет до Эрхены дела, и я хочу лишь одного – чтобы она это поняла.

У Риса вытянулось лицо, словно речь шла о его дочери.

А я выплевывал слово за словом:

– Как возлюбленная она меня не интересует. Как женщина – слабо, и лишь потому, что рядом нет других! Как человека, мне ее слишком жаль, чтобы ради развлечения водить несчастную за нос.

В этот момент я не видел другого пути. Все, все должны были мне поверить! И друзья, и враги, и… просто случайные попутчики.

В темноте раздался жалкий всхлип. Я вздрогнул: Эрхена! Она все слышала.

– Можешь себя поздравить, – с горькой иронией сказал Лаланн. – Теперь она точно поняла.

На мгновение я почувствовал на плечах всю тяжесть мира.

– Найди и успокой, – пришел мой черед просить Риса об одолжении, – не хочу, чтобы девочка что-нибудь над собой учинила.

Рис недобро улыбнулся:

– Может, мне ее заодно приласкать?

Я еле сдержался, чтобы не врезать милитес по физиономии, но справился с собой:

– Твое дело. Мне все равно.

Лаланн холодно кивнул и растворился в темноте.

Ревность вцепилась в душу ядовитыми клыками, но я справился и с ней, а через мгновение понял, что благодарен Лаланну за этот разговор. Не пристань ко мне земляк с бесцеремонным вопросом, пришлось бы самому объясняться с девушкой. Нет, я повторил бы все сказанное слово в слово: слишком много значила для меня ее жизнь, и не то бы сказал. И все-таки я был благодарен. Случайно подслушанный разговор «разбавлял» мою вину и ответственность за чужие страдания. Хотя… похоже, я просто себя утешал, раз утешить Эрхену был не в состоянии.

Остаток времени мы провели в полнейшей тишине. Не знаю, что милитес сказал Эрхене, но вернулась она спокойной и полной такой мрачной решительности, что я мысленно обругал себя всеми известными словами. Размышляя о том, как отразится на жизни девушки некстати проснувшаяся взаимная любовь, я совсем не подумал о том, что с Эрхеной сделает неразделенное чувство. Не заставит ли намеренно смерти искать?

Ничего… говорят, девичьи слезы, что весенний дождь – быстро высыхают. Осталось только проследить, чтобы девочка не наделала глупостей.

Успокоив совесть немудреной поговоркой, я вернулся мыслями к курута.

Похоже, сирин подготовили себе армию, способную сражаться на земле, готовую идти за богами хоть на край света, жаждущую за них умереть.

Мудро, не спорю, только слишком паршиво для людей и для нас.

У меня появилось чувство, словно я стою прикованным к столбу, а лучник уже, вложив стрелу, медленно натягивает тетиву. И уйти от этого выстрела некуда. Остается только принять удар, подставив… наименее полезную часть тела.

И эта пророчица… снова пророчица! Вечная она у них, что ли?! Или племя сирин богато на предсказательниц, способных разыграть интриги на много веков вперед?! Неужели одна столько дел наворотила?! Не верю! И все-таки…

Я пришпорил коня, подъехал к сирин и спросил:

– Агаи, скажи, если бы ты придумывал девиз на герб для своего племени, что бы ты написал?

Маг удивленно похлопал ресницами:

– Ты хочешь услышать девиз моего народа?

Я даже опешил: не ожидал, что в яблочко попаду, не думал, что девиз уже есть.

– Хочу!

Сирин вздохнул:

– Время не имеет значения, важен лишь результат, важна лишь судьба детей Сирин.

Ну и ну… Не удивлюсь, если этот девиз тоже придумала пророчица. Чтоб ее праху в могиле покоя не было! Чтоб им даже шушваль побрезговала!

Глава 2

Взмах за взмахом унесло Эли прочь от Гилы, прочь от Иски, прочь от прошлой жизни. Грудь юноши крест-накрест пересекла перевязь из мягкой кожи. К ней прикрепили ножны с мечом и щит. Одежда и нехитрый походный скарб уместились в мешок, который приходилось тащить в лапах. Маги хорошо поработали: когда Эли преображался, перевязь плотно ложилась и на его вторую ипостась. Жалко, с одеждой и кольчугой так не получалось: на штурм вражеских городов драконы пойдут, прикрывшись лишь иллюзиями. За время тренировок воины привыкли и к холоду и к наготе.

Восточный Зиф был самым древним рубежом Юндвари, возведенным сразу после Исхода. Он больше походил на замки людей, чем на города сирин: крепость выстроили в форме квадрата с высокими башнями по углам. Их соединяли толстые каменные стены высотой восемь-девять ростов взрослого мужчины. С внутренней стороны стены имели три яруса. Самый нижний был полностью сделан из камня, самый верхний – из дерева.

Сначала в арках нижнего яруса устроили кельи для служителей Юссы. Позже, когда сирин ушли выше в горы, жрецов заменили солдаты, а башни приспособили под святилище, трапезную, покои для важных гостей и оружейную.

Крепость надежно перегораживала узкую долину, закрывая проход нежеланным гостям. Справа от нее высились неприступные скалы, слева бешено билась о стены глубокого ущелья река. Перед каменным рубежом на добрых две сотни шагов не росло и травинки: магия охраняла подступы к Юндвари, делая их непроходимыми для живых и неживых существ. До недавнего времени.

Первому айе потребовалось четыре дня, чтобы добраться до Восточного Зифа. На ночевку устраивались в деревнях, чтобы хоть часть «клина» разместить под крышей: ночью уже подмораживало. С наступлением темноты к разведенным кострам собирались деревенские. Парни с завистью поглядывали на татуировки воинов и на оружие, мужчины постарше важно рассуждали о грядущей войне и о вероломности боулу.

Эли не нравились взгляды сельчан. Нет, на воинов смотрели с уважением, но в то же время настороженно, как будто плащи с эмблемой драконов превращали сирин в опасных чужаков. Но еще больше не нравилась парню собственная тревога, из-за которой он толком не спал. В последнюю ночевку его одолел кошмар, полный быстрых, как ветер, и опасных, как смерть, теней. Из-за него Эли перебрался ближе к костру: всем известно, что огонь – это оброненные перья Хегази, которые прогоняют демонов ночи прочь. Глядя на языки желтого пламени, юноша невольно вспомнил рассказы матери о волшебных ящерках, которые жили в огне очага и приносили удачу. Заодно Эли вспомнил о том, сколько раз пытался их разглядеть и криво усмехнулся: он и сейчас не отказался бы от такой ящерицы. Жалко, сказки все врут.

– Не спится? – неожиданно раздалось над ухом у Эли.

Он повернулся на голос. В паре шагов застыл, зябко кутаясь в плащ, один из соколов: белобрысый колдун лет пятнадцати, конопатый, большеротый и лопоухий.

Эли дернул плечом вместо ответа и снова уставился на огонь.

– Вот и мне тоже муторно, – словно не заметив отчужденности дракона, поежился маг и без перехода добродушно поинтересовался: – Ты во сне говорил и стонал. Что снилось-то?

Эли недовольно поморщился, но все же ответил:

– Какие-то твари в темноте.

Маг нахмурил белесые брови:

– Вот и мне – каменные стены и твари.

А затем огорошил:

– И ты снился, так что вот… лови. Другу один отдашь. Ему тоже надо. Только сейчас не надевай, нельзя. Утра дождись.

Мальчишка кинул Эли два серебряных медальона на цепочках. Тот с интересом повертел одно из украшений в руках. На черненом металле сияла белым зигзагом молния бога Борра.

Когда Эли снова повернулся к мальчишке, желая расспросить, что за медальон и для чего он служит, мага уже след простыл. Юноша хорошо рассмотрел тонкий узор заклинаний, а вот понять, от чего оберегает амулет, не смог – не хватило знаний. Но какой бы ни была его сила, Эли решил от нее не отказываться: маги на пустом месте подарки не делают, магам без причины простые воины не снятся; если велел надеть, значит, так надо. Грэзу намотал обе цепочки на запястье, подложил под голову поленце и, пока рассматривал звездное небо, сам не заметил, как уснул.

Родную деревню Эли облетели стороной. Он этому только порадовался: юноша не желал оглядываться назад. Судьба сирин по кличке Грэзу в другом: Айелет видела его воином, значит, так суждено! Иначе как объяснить, что тело буквально горит от нетерпения ввязаться в схватку, а страх и сомнения, преследовавшие Эли последнее время, куда-то ушли?

Над Восточным Зифом айе разделилось: девять майджев остались кружить в воздухе, и лишь драконы и соколы мягко опустились на стены.

Восточный Зиф встретил воинов вонью и разжиревшими падальщиками, неохотно слетевшими с мертвецов. Обклеванные черепа с остатками волос, оголенные ребра, раздувшиеся трупы, растасканные птицами черные внутренности… Хорошо хоть из-за холодной погоды обошлось без роя мух.

И все-таки тел оказалось намного меньше, чем ожидали: в крепости постоянно дежурило не меньше двух майджев, а останков на первый взгляд всего с пять десятков набиралось.

Эли преобразился еще в воздухе, выхватив меч прежде, чем приземлился на ноги, сдернул щит и настороженно огляделся. Он думал увидеть следы отчаянного боя, развороченные ворота, опаленные заклинаниями стены, но вместо этого попал на скотобойню. Воинов, сложив в ровный ряд, перерезали, как баранов! И даже успели проварить кости: юноша увидел, как вывернуло одного из магов, когда он заглянул в котел, предназначенный для смолы. Сами же стены выглядели ничуть не хуже, чем в день, когда Эли приносил сюда тушу козы. Нет! Даже лучше: в привычную вязь заклинаний вплели новые руны, особенно ярко светившиеся на закрытых дверях. И хотя маг из Эли Ни был очень слабенький, он узнал эти руны – они защищали от нежити.

Майдж привычно разделился на стило – десятки. Каждое взяло под контроль свой участок двора. В закрытые двери башен и казарм ломиться не стали – ждали команды магов. Стило Эли поставили рядом с колодцем. Его закрывала решетка, наспех сбитая из осиновых кольев, украшенная сложной вязью заклятий, как и двери. Из колодца веяло холодной липкой угрозой, которая заставила сердце юноши чаще забиться от предвкушения битвы. Во рту у Эли стало солоно, душа наполнилась нетерпеливым ожиданием схватки, в сердце проснулась неведомая ранее жажда убивать. Она за одно мгновение превратила кровь в расплавленную лаву, вызвала желание рвать голыми руками любого, кто встанет у Эли на пути. Отвечая на этот призыв, Грэзу зарычал: страшно, по-звериному. Его рык подхватил Вэлвиль, на губах у которого тоже пузырилась кровавая пена.

Стоявшие рядом драконы попятились и прикрылись щитами: то ли от того, что пряталось в каменной утробе колодца, то ли – от утративших разум товарищей.

И лишь белобрысый маг невозмутимо бросил:

– Всем отойти на десять шагов!

Эти слова вызвали протест у Эли: он не собирался никому уступать! Слово «страх» перестало существовать, растворилось в веселящем безумии.

Юноша обменялся взглядом с Вэлвилем и встал рядом с колдуном. Но прежде чем остальные воины успели выполнить приказ, а маг – решить, что делать с колодцем, свечение заклинаний изменилось: дерево, вспыхнув, рассыпалось в пепел, из колодца выскочил сирин в форме защитника гарнизона. Вот только аура у него клубилась черным туманом не-жизни!

В один прыжок он оказался рядом с драконами, и командир стило рухнул с раскроенным черепом, добавив свежую кровь к бурым пятнам на камнях. Не-мертвый по-собачьи ловко поймал ртом брызнувшую кровь, встретился взглядом с Эли и осклабился в клыкастой усмешке. Юноша, расплывшись в ответном оскале, плохо осознавая, что делает, полоснул себя клинком по груди. Боль встряхнула Эли, обострила зрение и чувства, вызвала приступ ярости. Юноша с воем рванулся к оторопевшему вампиру, уклонился от удара мечом и одним махом снес нежити голову. Тело кулем рухнуло на землю, вызвав новый приступ бешенства у Эли – враг слишком быстро сдох!

В ответ на досаду парня из черной дыры колодца выбрались еще два упыря. Один из них обратился в огромную полуящерицу, покрытую перьями, и попытался удрать, но рухнул, объятый магическим огнем: мальчишка-сокол постарался. А второй по-звериному припал к земле и, не моргая, уставился на Эли. Он в ответ расхохотался, подхватил отрубленную голову и метко швырнул не-мертвому в лицо, попав прямо по горбатому носу. Вампир громко клацнул зубами, выхватил меч и уже через мгновение оказался рядом с Эли. Блокировав удар, юноша врезал щитом по морде не-мертвого с такой силой, что тот рухнул на землю. Грэзу тут же пронзил грудь монстра, метя в сердце. Тот вяло дернул ногами и застыл. Уже навсегда.

Смерть врага, запах его и собственной крови принесли Эли настоящее удовольствие, пронзившее до самых кончиков пальцев. Он даже чуть не погиб от меча монстра, возникшего словно из ниоткуда. Выручил Вэлвиль: заслонил, принял удар на щит и пнул вампира в живот. Упырь, зарычав от злости, увернулся от ответного выпада, выбил меч из рук Вэлвиля и располосовал когтями его лицо. Вскрик друга заставил Эли очнуться и броситься ему на помощь. Вампир, почуяв опасность за спиной, в последний момент отскочил, злобно ощерился и кинулся на нового противника. Грэзу щитом отшвырнул его прочь, прямо под меч напарнику. Тот ловко снес вампиру голову, грязно выругался и вытер окровавленное лицо. А в следующее мгновение за спиной Эли раздался грохот: рухнули двери одной из башен. Во двор хлынула целая орда упырей. Они легко смяли ближайшие три стило, остальных спасло лишь то, что большая часть нежити тут же присосалась к своим жертвам. Затуманенный разум вампиров подарил драконам спасительные секунды, позволив ответить ударом на удар: в тварей полетели огненные шары.

Дальнейший бой для Эли прошел как в горячем тумане: вспышки огня, крики раненых, вой разъяренной нежити пьянили юношу сильнее самого крепкого вина. Он словно потерял часть себя, отдал ее кому-то другому, тому самому Грэзу. Все потеряло смысл, кроме черной ауры нежити, кроме желания убивать, кроме ликования безумца, получившего то, о чем мечталось. Магия амулета превратила вчерашнего новобранца в настоящего духа войны, неистовство которого пугало даже товарищей по майджу. В одно из столкновений щит Эли, не выдержав напора нежити, треснул, и в ход пошли кулаки. Кажется, в какой-то момент Грэзу пустил в дело даже зубы.

Когда все закончилось, очнулся Эли не сразу, а только после того, как маг, невнятно пробормотав: «Перестарался», сдернул кулон и строго приказал:

– Выплюнь это немедленно!

Эли послушно выполнил требование сокола, с отвращением обнаружив, что «это» оказалось откушенным ухом вампира. Юноша огляделся, разглядывая распластанные, порубленные тела, и почувствовал невероятную усталость, а еще – пустоту, словно из души выжали все чувства. Это оказалось к лучшему: схватка с нежитью стала не единственным испытанием в тот день… Настоящий ужас начался после боя, когда пришлось добивать раненых товарищей: тех, кого покусали упыри. Павшим сирин сразу отрубили головы, на раненых поставили светящиеся метки. Они показывали, кому жить, а кому умереть. Тех, кого взялись лечить, оказалось намного меньше обреченных на погребальный костер. Об этом объявил колдун, чья татуировка блестела золотыми крыльями стимфы – небесного воина, птицы-духа Верховной богини. Такие метки делали самым сильным магам, приближенным к пророчице.

Услышав приговор раненым драконам, Рои стал сумрачней тучи, но скидывать на плечи чужих магов тяжкое бремя не стал: выстроил выживших, зло выругался и крикнул:

– Мои парни достойны уважения! Они хорошо сражались… Как герои! Наш долг отдать им последнюю честь! Подарить своими руками покой товарищам, пока ублюдок Ансуре не превратил их в ходячие трупы!

Сотник медленно подошел к одному из обреченных, рухнул на колени и стукнул кулаком по левой стороне груди:

– Я отомщу за тебя, брат!

Затем Рои вогнал в его сердце меч, дождался, пока тело перестало биться в агонии, снес голову и тяжело обронил:

– Начинайте…

Ноги Эли словно к земле примерзли. Он не верил, что придется убить тех, кто вчера летел рядом с ним крыло в крыло, с кем хлебал из одного котла. Юноше пришлось напомнить себе, что вампиры, вылезшие из колодца, всего десять дней тому назад тоже были сирин. И что настоящие убийцы сейчас уходят горными тропами, унося за спиной мешки, полные костей.

Грэзу подошел к ближайшему раненому и по примеру командира опустился на колени. Словно в наказание за неизвестные грехи, первым попался парень из стило Эли. Обреченный с ужасом взирал на вчерашнего кумира. Грудь раненого резко вздымалась от частого дыхания, по бледному лбу струился пот, а синеющие губы все повторяли и повторяли: «не надо!»

В этот момент Грэзу возненавидел весь мир, себя самого, а больше всего тех, кто превратил его в убийцу.

– Прости… – прохрипел юноша. – Я отомщу за тебя, брат!

И сделал то, что должно.

«Я отомщу за тебя, брат!» – эхом прокатилось по крепости.

Когда вопли и стоны затихли, Грэзу не выдержал черноты и закричал… Обещая небу, судьбе, демонам и богам, выкрикнул единственное, на что был способен: