Текст книги "Грешница в шампанском"

Глава 7

– Итак, подведем итоги, Наталья Евгеньевна! – Вова Лесовский с воодушевлением и радостью теребил завязки на папке с только что открытым делом.

– А не рано ли? – Наталья поежилась.

Вернулась домой почти в десять утра. Никиты не было. Постель аккуратно заправлена. Кажется, он ее и не разбирал. Значит, ушел, как только она за дверь вышла? Может быть и так. Спрашивать она уж точно не станет. Тем более что Никита ни записки не оставил, не позвонил ей на мобильный. А ведь мог бы! Разве трудно?

Не позвонил. Не написал. Просто ушел, хлопнув дверью. Значит, не судьба?

Она расстроилась, конечно, но не так остро и болезненно, случись это не после бессонной ночи. А сейчас же просто сил не осталось на душевные мытарства. Еле доплелась до ванны. Быстро вымылась, надела халат в ядовито-зеленую больничную полоску. В нем и рухнула на кровать, не разобрав ее. Надо было хотя бы немного поспать. К трем собирались в прокуратуре. Назавтра опрос свидетелей назначен, и уже под протокол. Теперь уж никаких доверительных бесед и никакой снисходительности, тем более что подозреваемый задержан. Правильнее, не подозреваемый, а подозреваемая. И задержана с поличным, что просто наградой явилось за испытания в такую-то ночь! Новый год все же, да…

А Никита ушел, и не позвонил, и не написал ничего. Обиделся? А на что? Разве не знает, какая у них работа? Что праздники с выходными не для них в календаре помечены. Что на личную жизнь ни часа, ни минутки. А он ушел!..

– Наталья, ну почему рано-то?! – Вова сердито засопел, рассматривая в маленьком зеркале, прикрепленном к стене за его спиной, морщины под глазами. – Не выспишься как, ну просто дед дедом. Как ты ухитряешься так выглядеть? Поделись секретом, Наташ? В молоке купаешься, да?

– Это ты к чему? – она рассеянно слушала его, без конца поглядывая на мобильник, лежащий на столе перед ней.

– К тому, что вместе с тобой ночь не спали, а ты свежа и прекрасна, а у меня под глазами что? А мы ведь с тобой почти ровесники! Я даже чуть моложе, между прочим.

– Спасибо, – фыркнула она, решив просмотреть сообщения.

Может, Никита что и присылал, а она просмотрела. Телефон старинный, доставка сообщений высвечивается минут десять, а потом с экрана пропадает. Может, что и есть, а?

– Да нет, ты не обижайся. Я, наоборот, тебе комплимент делаю… – Вова отвернулся наконец от зеркала и слегка пододвинул папку к краю стола. – Так что тебя смущает в нашей подозреваемой, Наталья Евгеньевна?

– Она же не признает своей вины. От всего отказывается. Рыдает, как ненормальная, в грудь себя кулаком бьет.

– А нам надо было, чтобы она на первых минутах признательное нам подписала, так, что ли? – его рот расплылся в широченной улыбке. – Ну ты даешь! Она же прямо мне в руки попалась, когда от пузырька из-под яда собиралась отделаться. Я в холл следом за ней, когда всем было приказано личные вещи предъявить к осмотру, а она по карманам порылась и на цыпочках к выходу. Я ее окликнул, она поворачивается, а в руках-то… Конечно, она сразу его на пол швырнула, головкой замотала. Я, мол, не я и вещица не моя. Но, Наталь, все же ясно! Сама же говорила!

– Что я говорила?

Наталья нахмурилась. Сообщений никаких в телефоне не было. Кроме Светкиного позавчерашнего, насчет торта и мандаринов. Не удосужился, стало быть, наш Добрыня Никитич, как за глаза звали его дамы в их ведомстве, не счел нужным. Ну и пускай!

– Соберитесь, Наталья Евгеньевна, – шутя прикрикнул на нее Лесовский. – Вы сами говорили мне, что подозреваемая и наш вдовец подмигивали друг другу, так?

– Допустим, – она согласно наклонила голову.

– Хозяйка дома утверждает, что видела, как эти двое уединялись под лестницей, так?

– Ну!

– Если хозяйка дома это видела, это мог видеть еще кто угодно. Покойная могла это заметить, к примеру? Могла. Могла девице предъявить? Запросто! А девица ее взяла и…

– Но никто, кроме Кагорова, не знал, что его жена будет на праздновании Нового года, – задумчиво обронила Наталья.

– Если знал Кагоров, могла знать и его любовница. Даже наверняка знала!

– А она его любовница? Я к тому, что она его постоянная любовница? Хозяйка дома утверждает, что Кагоров изначально был уготован для нее. А когда вошел, то…

– Ах, да ладно вам, Наталья Евгеньевна!

Когда Вова Лесовский раздражался и у него что-то не стыковалось, или начальство не желало с ним соглашаться, он всегда начинал ей «выкать» и обращаться по имени-отчеству. Она давно привыкла и не обижалась. Истина, как известно, всегда рождается в таких вот спорах.

– Если эти двое были в сговоре, неужели не попытались обзавестись алиби? Конечно, и изумление разыграли бы, и то, что не знакомы. Он затребовал себе жену хозяина дома.

– Он не требовал ее. Он просто хотел женщину-ровесницу, – перебила его Наталья.

– Вот и я о том же! Он захотел вдруг старушку, а потом переметнулся на молодую.

– Именно!!! – обрадовалась она, поняв, что ее коробит в Вовиных рассуждениях. – Именно! Как ты утверждаешь, они хотели обзавестись алиби и он заказал себе женщину, но потом-то!..

– Что?

– Потом-то какого черта не придерживаться выбранной линии поведения? Какого черта он потащился с ней под лестницу? И вился вокруг нее, и подмигивал! Какой тут сговор?! Не дураки же, в самом деле, чтобы так светиться, так обнародовать свои отношения перед тем, как отправить жену и соперницу на тот свет?!

Наталья покачала головой. Не нравилось ей абсолютно это бытовое преступление. Эти лощеные господа вели себя уж очень глупо.

– А может, они и не так умны, Наташ? – в подтверждение ее мыслей откликнулся Вова, снова развязывая тесемки на папке. – Может, действовали спонтанно? Спонтанно собрались, так же необдуманно решили воспользоваться ситуацией и убрать с дороги человека, который…

– Да! Вова, да!!! – снова подхватила она, ударив кулаками по столу. – Коли уж убирать, то самого Кагорова. Птица такого полета! Он наверняка многим как кость в горле. И насчет спонтанности… Хозяйка дома обмолвилась, что люди собрались малознакомые друг другу. Согласись, странно?

– Почему?

– Да потому, что Новый год! Это такой праздник, который празднуют с самыми близкими, с родными людьми…

Сказала и осеклась тут же. А как же Никита? Он-то ей кем приходится: близким или родным? По сути ни тем ни другим, а она его едва в постель не запустила. И запустила даже, без своего, правда, там присутствия, но запустила. Только он не воспользовался ситуацией. Но это уже другой вопрос.

– Ах, Наталь, неужели ты про этих деловых людей ничего так и не поняла?! – Вова надул щеки и тут же с шумом выдохнул, это он так негодовал по поводу чужого непонимания. – У них что Новый год, что Рождество, что Восьмое марта, что Вознесение! Им же все равно, пойми, по какому поводу собраться, лишь бы возможность была интерес свой поглубже протолкнуть!

– Молодец, Вовчик! – похвалила она с улыбкой. – Просто расцеловать тебя хочется за сообразительность!

– Валяй… – расцвел Лесовский, чуть приподняв зад от стула и вытянув в ее сторону шею. – Только за что?

– Малознакомые люди собрались на празднование традиционно семейного праздника. Люди, чьи коммерческие интересы очевидны. Самой внушительной фигурой является Кагоров, остальные помельче. У хозяина дома, слышала, и вовсе проблемы. Этот глумливый парень под кайфом что-то такое бормотал о долгах Виктора, о том, что вот решил дед прогнуться, и то не получилось. И?

– И?

– И надо выяснять, Вовчик!

– Ну зачем, скажи, если у нас есть подозреваемая, которая попалась с поличным буквально! – вспылил сразу Лесовский.

Он мгновенно с тоской осознал, что Наталья не отступится теперь, и ему придется таскаться по городу, опрашивать, опрашивать, опрашивать.

– Поверь, это не криминальный раздел коммерческих интересов! Это обыкновенная бытовуха! Девица захотела избавить своего любовника от жены, а сама пожелала занять ее место, вот и все! Выждала удобный момент и…

– Почему она тогда сразу от пузырька не избавилась, Володя?! Зачем ждала, когда милиция с прокуратурой приедут, начнут обыск, опрос и все такое?! Времени у нее было навалом и чтобы пальчики свои с мензурки стереть, и чтобы выбросить куда подальше. Доказывай потом ее причастность без единого отпечатка! Кстати, что там еще? Больше ничьих отпечатков нет?

– Наташ, побойся бога! Первое января, кто тебе станет на работу выходить и из-за чего? Девица с пузырьком в руках, что еще-то?!

– А девица утверждает, что пузырек не ее. Что она к нему никакого отношения не имеет.

И Наталья даже ему язык показала, так не хотелось соглашаться. И не из вредности вовсе, и не потому, что Никита не позвонил и от этого подленько ныло в груди, а просто потому, что не нравилась ей эта история. Люди не нравились, отравление это дурацкое не нравилось. А больше всего не нравилось то, что глупая деваха попалась как кур в ощип с этим злополучным пузырьком.

– Нет, она скажет, что ее! – фыркнул раздосадованный Вова и тут же прицепился: – Ты чего вообще злишься-то, Наташ? Не выспалась или по какой другой причине? Что, не позвонил?

– Кто?!

– Тот, кого ты ночью в своей квартире оставила! – Лесовский глумливо погрозил ей пальцем. – Я же видел, что свет в квартире горел, когда ты на улицу вышла, и кто-то у окна в гостиной у тебя маячил.

У, черт глазастый! Все рассмотрит, все поймет. Оттого и любила с ним работать в паре, что по пять раз объяснять ничего не нужно было. Тут вот только что-то стопорит, не иначе прав, а она и правда злится и цепляется непонятно за что. То одно ей не нравится, то другое.

Логики нет, скажите, пожалуйста! А разве есть логика в том, чтобы на глазах у своей жены в укромный угол молодую девчонку тянуть?! А потом над трупом своей жены с ней перемигиваться? Так умные люди себя не ведут. Хотя…

Хотя и преступники не ведут себя так тоже. Это значит сразу навлечь на себя подозрение, и все. Сразу как вывеску на себя повесить: вот, мол, смотрите, как я радуюсь смерти своей жены.

– Ладно, оставим сейчас все как есть. После заключения экспертов по отпечаткам поработаем, а пока…

– Пока что? – Лесовский аж голову в плечи вогнал, ожидая указаний.

– Пока по домам давай отправляться. И, Вова, как бы тебе ни хотелось, все-таки наших коммерсантов-бизнесменов пробить нужно. Непонятно, с какой целью они там собрались. И одна из присутствующих, Надежда, сказала мне, что вообще собирались дома праздновать. Говорит, муж в самый последний момент ее в гости потащил. Что заставило их собраться под одной крышей? Выяснишь, Володь?

– Выясню, – прокряхтел он, выбираясь из-за своего стола. – Подвезти, что ли?

– Да уж подвези. Моя в сервисе. Масло меняют третий день!

– А ты вздумала масло под праздник менять. Ох и женщины! Пусти вас за баранку!..

Они ехали до ее дома, болтая о вещах, ничего не значащих. Что погода молодец, не подкачала, настоящую зиму преподнесла в праздники. Что на лыжах бы неплохо за город выбраться. В лес не в лес, так хоть по полю поскользить бы, похрустеть снежком, припорошившим наезженный лыжный след. А потом можно было бы и на даче у кого-нибудь притормозить, мяса пожарить. Да хоть и у Лесовских, к примеру.

Правда, жена ревнует его к Наташе, хоть плачь. Считает, что раз она не замужем, то Вова непременно должен будет к ней со временем уйти.

Нормально?

И если организовывать выезд к ним на дачу вместе с супругой, то что получится? Нужно будет вести себя, как на очной ставке: ни бровью ни глазом не повести. Чтобы, не дай бог, не заподозрила, не додумалась до того, чего нет.

Нет, к ним не стоит. Вот у Наташки было бы неплохо. Хоть и дом не отремонтирован, и окна по большей части щитами пока закрыты, зато из старых сосен шатер какой! А теперь под заснеженными лапами и вовсе укрытие – лучше не придумать. Хоть спать укладывайся.

– Ну и поехали! – разохотилась Наталья.

– Когда? – с иронией вздохнул Вова, подруливая к ее подъезду. – Работы столько, что… Да и не отпустят тебя теперь с нами наверняка.

– Кто? – не поняла Наталья, ткнув шутливо его в плечо. – Кому я нужна-то, Вова?

– Хм-м… – он кивнул куда-то себе за спину. – Одного вот точно вижу. Никита не тебя дожидается, нет?

Вот курица! За разговорами о несбыточном отдыхе проглядела мужчину своей одинокой маетной мечты. Интересно, давно он ее ждет? Наверное, давно, раз ходит методично от одного подъезда к другому. Замерз, вероятно.

– Так я пошла? – не глядя на Лесовского, негромко проговорила Наталья, дергая ручку двери.

– Иди, матушка, иди. Иди и помни! – Вова поднял указательный палец кверху и потряс им.

– О чем?

– О том, что если у тебя с Никитой ничего не выйдет, то… – глаза у Лесовского сделались ну просто бесовскими. – То должна будешь уйти ко мне.

– Володя!

– И жена моя так говорит, и я опять же не против, – он захихикал, заводя машину. – Иди, а то Добрыня наш молодец окочурится совсем…

Глава 8

Ее задержали по подозрению в убийстве человека! Нет, даже не так все обстоит! А все гораздо хуже и страшнее! Они – эти серые протокольные прокурорские мыши – уверены на все сто, что именно она убила человека! Отравила! Нашли Медичи, придурки! Да она…

Да она аспирин от глюкозы отличить не сможет ни за что, хотя и среди медработников все детство тусовалась. Не интересно ей это просто было всегда, и все! И от дурева проку не видела, и бежала от всего, что было связано со шприцами и зельем этим, как черт от ладана. Другое дело – травки пыхнуть. Тут еще можно было за компанию, но чтобы вены себе дырявить или порошок ноздрей со стола собирать, боже упаси! Ей с таким же успехом можно было дорожку из муки натрусить, она бы втянула и разницы бы не почувствовала.

Да и не стала бы, если честно. Не по принципиальным убеждениям, а потому, что красоту свою берегла и уповала на нее, как на единственный свой божий дар. Ставку, то есть, делала. Больше-то не на что было, только на нее, родимую, от которой мужики млели, как асфальт под солнцем. В такого расплывшегося втыкай каблучок поглубже, и все, он твой. Она, конечно, не злоупотребляла. Все выбирала, перебирала, ждала. Ждала своего звездного часа, когда в такого вот спекшегося можно будет коготки поглубже вонзить, дождаться, пока все схватится, заматереет, а потом уже…

Дождалась, что называется!

Дождалась пригожего, который и спекся, и все с собой делать позволил, и даже наобещал кучу всего. А потом возьми и подставь ее по такому крупняку, что теперь лет через десять минимум ей только и выйти придется.

Хотя его винить тоже сложно. Он и сам знать не знал, что она его спасать бросится. Послал ее в холл, попросил поискать в его карманах визитку. На кой черт, спрашивается, она ему в тот момент была нужна?…

Так, стоп, минуточку!

А ведь действительно?! На кой черт она ему в тот момент вдруг понадобилась?! Жене на грудку остывающую пришпилить? На, мол, дорогая, возьми с собой в мир иной. Может, представишь там меня кому-нибудь. Или у господа прощения за меня попросишь. А он потом пускай позвонит или сообщение по e-mail пошлет, что, мол, за все прощает и в гости пока не ждет…

Попалась, идиотка?! Попалась, как последняя дура!!! Он ведь специально ее туда послал и по карманам попросил пошарить. Знал, иуда, что она на пузырек наткнется. Знал, что все сразу поймет, что за него испугается и прикрыть попытается.

Ну, нет! На костер она ни за кого идти не собирается.

Хотя кто ей теперь поверит? На пузырьке наверняка его отпечатков нет. Только ее. И это ведь просчитал, иуда!

Нет, ну все равно, черт побери!

Она вот возьмет и все сразу завтра расскажет про него этой прокурорской ехидне с потрясающими внешними данными.

И чего было идти туда работать, спрашивается, с такой-то внешностью?! Образование есть, красоты немерено, умная, стерва, аж страшно. Чего туда-то потащилась? Шла бы на подиум или в кино сниматься, взяли бы без вопросов. Там бы и мужика себе нашла, а то все по чужим глазами ерзала всю ночь. Все на себя, небось, примеряла, подойдет ей или нет. Да кто же с ней жить станет, с такой умницей?! От такой, блин, ничего и не скрыть, и не загулять даже. Она же следователь! Она вмиг вранье раскусит и статью припечатает, что не отмыться. А что? У них это запросто! Возьмет и подкинет пакетик порошка неверному в капюшон, а потом сама и позвонит, настучит. Неверный только за порог, а ему руки за спину. Шасть в капюшон, а там в нем шесть лет строгача…

Нет, вот о чем она сейчас думает, а?! Нужна ей эта длинноногая прокурорская стерва? Нужна ей ее холостяцкая озабоченность? Нет, дорогуша, не нужна. Тебе теперь надо о собственных ягодицах печься, на которые ты приключений таких нашла, что в голове пусто и холодно от перспективы ближайшего десятка лет.

– Слышь, курить нету?

Соседка по камере смотрела на нее мутными от алкоголя глазами. Что-то болтала в первый час знакомства, что будто бы ждет суда за непредумышленное убийство собственного ребенка. Что будто бы поставила щи вариться на плиту и ушла в магазин, а ребенка спать в кровати оставила. Пока в очереди простояла, пожар начался, ребенок и сгорел. И ей теперь срок корячиться. Все жалости и понимания к себе просила, проскулив полдня. И не виновата, мол, и дитя ей жалко, и кто ее теперь пожалеет и все такое.

Вот даже смотреть в ее сторону не хотелось, не то что жалеть. И не потому, что неизвестно еще кто здесь в жалости нуждался, а потому что тетка глубоко ею презираема была.

Алкашка, во-первых. Врунья, во-вторых. Кто же ей поверит, что в очереди простояла она, забыв про плиту и малыша? Их, очередей-то, теперь почти нет. Разве что только в пункт приема стеклотары. Да и там, по слухам, все быстро. Пила наверняка где-нибудь в подворотне. Да и щей тоже, небось, не было. Скорее гора бычков незатушенных, из-за которых потом и пожар начался.

– Слышь, курить нету? – уже с каким-то даже вызовом повторила товарка по камере.

– Нет, – головы в ее сторону даже не повернула, отвратно было глядеть на нее. – И отвали, поняла? Не до тебя!

– Ты смотри, шалава, а то я как рассержусь! – тетка начала ругаться матом. – Развесила тут ножищи-то! Как в морду вцеплюсь ваще!

– Слушай, ты, вонючка, – она приподнялась на локте на цветастом матрасе. – Я здесь, между прочим, по подозрению в убийстве.

Та ойкнула и притихла. А ее вот как прорвало.

– И убила я молодую, красивую и богатую, не тебе чета! Так что заткнись и помалкивай, пока я тебя о чем-нибудь не спрошу. Понятно?!

Та кивнула грязной лохматой башкой и затихла. А она подобрала ноги, которыми болтала в воздухе, свесив со второго яруса нар, и едва не заревела.

Нет, ну что вот она сейчас сказала, а?! Из-за нервов своих только что в убийстве, которого не совершала, призналась! И перед кем? Перед пропойцей! А если она ментам стучит? Если ее сюда специально к ней в камеру подсадили, что тогда? Она вот возьмет и за сигарету сдаст ее. Скажет, да, мол, граждане начальники, девка убийца. Сама мне сказала, что убила и все такое. А вы, мол, теперь жмите, раскручивайте ее до конца. Рано или поздно сознается.

Ах, ну как же ты так, Митя! Как же ты так мог поступить, а?! Ведь когда вошел в гостиную, увидел, узнал, то…

Нет, она могла поклясться в тот момент, что у него эрекция. Он даже пиджак принялся запахивать и руки в карманы брюк совать, чтобы скрыть. Так многие на нее реагировали, он не был исключением. Глаза моментально загорелись и жгли ее и жгли все время. А потом и вовсе он ухватился за нее и под лестницу потащил. А там такое говорил и делал, что она и правда поверила: все, готов! Когти она в него все же запустила. И радовалась жутко. Ведь не думала, не гадала, что новогодняя ночь ей такие сюрпризы преподнесет. Принимать приглашение не хотела поначалу. Думала, чего ей среди старперов делать? А когда его увидела и реакцию проследила…

А оно вон как все обернулось! Что теперь будет, что будет? Помощи ждать неоткуда, передачки тоже. Никто корки хлебной не притащит. Мать обомрет, как узнает. С давлением свалится. Где на нее рассчитывать? Там ведь, наверное, не все так просто. Надо с адвокатом что-то будет мутить, деньги платить, разрешения требовать, чтобы к дочери непутевой допустили. Нет, мать – не боец. Она не сможет. И не от нежелания, а просто от немочи своей душевной и телесной. Сестра…

Вот та могла бы. Запросто могла. Да только не будет она пятнать себя и муженька своего. Только войти успели, сразу поймали момент, увлекли в холл, чтобы никто не видел и не слышал. И зашептали, зашептали. И не столько Серега, сколько Надежда. И давай ничего не станем усложнять. И давай сделаем вид, что не знакомы. И потом как-нибудь, если возникнет необходимость.

Нет, Надька точно за нее не вступится и корки не принесет. Сережа у нее! А у Сережи того родня чрезмерно важная. Еле-еле Надьке в семью позволили протиснуться, а тут еще вдруг сестренка. Да с такой вот удивительной биографией. Да они оба отвернулись от нее, когда ее из дома в слезах увозили. Отвернулись, сволочи, и даже попыток о чем-то спросить или переговорить не сделали.

Нет, на Надежду никакой надежды.

Кто тогда?! Кто способен ей помочь, посочувствовать хотя бы или пончик засохший принести?

Никто! Нет таких.

Митька? Нет, этот не станет. Раз он ее подставил, то и помощи от него ждать странно. Не в его это интересах. В его интересах было от супруги избавиться.

Кстати, а почему? Чем она ему мешала? Такая шикарная женщина! Когда она ее увидела рядом с ним, то не хотела, да восхитилась. Дама самого высшего качества, самой высшей пробы, самой чистой слезы! Да с такой каждую ночь в постель ложиться – счастье. Произведение искусства, ёлки! А он взял и отравил ее. Может, из-за денег? Подруга, та, что пригласила на праздник, болтала, что у Кагоровой бизнес модельный, очень раскрученный. Кстати, ее лично вот за тем и пригласили. Подруга говорила, что великолепный шанс на подиум протиснуться. И если не туда, мол, возраст уже нужный рубеж перешагнул, то работой обзавестись престижной вполне можно. Главное – даме приглянуться. У нее, мол, глаз весьма наметанный.

Приглянулась! Только не даме, а ее мужу. И с какой целью!

Козлы все же мужики, как ни крути. Ведь лопотал бог знает что, когда платье ей задирал. Договорился даже до замужества, да! Говорил, скоро буду одиноким.

Так, стоп, снова!

Почему же это она не уточнила у него в тот момент, с какой стати он станет одиноким, а?! Почему не поняла потом, когда жена его уже туфли на ковер отбросила? Все перемигивалась с ним, как дура последняя. Не до того было? Самое главное из ее мозгов кровяной напор вытеснил, вот ведь.

А надо было спросить! Еще как надо! С чего, мол, Митенька, ты одиноким должен стать, а? Развестись собрался? Так браки, замешанные на таких деньгах, редко в загсах расторгаются. Все чаще через кладбище. Дележ проблематичен, все по активам, акциям и прочее.

Значит, все-таки он свою красавицу приложил. Значит, он! И как сумел? Вот если все вспомнить…

Когда все вернулись в гостиную, его жена начала верещать, мол, давайте шампанское пить. Она-то лично еще подивилась тогда: пили кто водку, кто вино, кто коктейли, а теперь снова «шампунь»? Это же бодун стопроцентный на утро обеспечен. Как-то не по протоколу.

А она – Лилия эта – по гостиной скачет с бокалами. Да, именно она и хлопотала. Как Митька изловчился ей в руки втиснуть бокал с ядом? Вот бы вспомнить, кто там как стоял, кто с кем чокался! Все мельтешили, как в муравейнике.

Нет, напрячься все же стоило. Ведь для себя! Следователи, правда, ей ни за что не поверят, но хотя бы для себя!..

Бутылки кто открывал? Правильно, хозяин дома. Лилька покойная, не дав пене опуститься, хватала бокалы и в руки всем лично раздавала. А свой из рук не выпускала, это стопроцентно. Да, точно! Это запомнилось. Она по два бокала таскала, один свой, второй гостю, а потом…

Все мелькает… В какой-то момент Кагорова оба бокала отдала. Кому – не так важно, но оба. Это было…

Да, да, да!!! Она себе налила, потом еще кому-то. Отдала один бокал. Затем еще один, свой из рук при этом не выпускала. Или у нее уже было налито шампанское? Что-то смутно как-то, не запомнилось. Потом какая-то заминка случилась. И ей пришлось бокалы отдать. Это произошло в тот момент, когда почти у всех уже руки были заняты. Она замешкалась. И… и отдала бокал свой. Кому?! Кому-то она отдала его, точно!

Вспоминай, Таисья, вспоминай, умница! Это ведь важно! Кому она отдала его?! Не Митьке, точно! Кому-то еще!

Вспомнила!! Вспомнила, хвала небесам!!

Хозяину дома она его отдала, попросила подержать. «Вы, – говорит, – Виктор, не будете ли столь любезны?» А он был любезен, потому как к тому времени уже все шампанское из бутылок разлил. И бокал ее держал. А потом и еще один у него в руках оказался. И Лилька у него из рук оба бокала взяла. Один оставила себе, а второй мужу отдала. Виктор себе взял со стола. И очень внимательно потом за ними следил.

Да! Молодец! Только не придумай теперь ничего лишнего, а вспоминай все точно. Это же вопрос жизни и смерти! Смерть, правда, уже случилась. И сейчас это вопрос свободы и заключения под стражу.

Итак…

Он оба бокала отдал. И следил за ними, как кот за мышами. Сам он пить не стал, это точно. А за ними наблюдал. И когда Лилия проговорила, что у нее есть важное сообщение, а потом пригубила и буквально через мгновение побелела и упала на ковер, он…

Да! Он очень изумился! Глазками так зырк-зырк: на Митьку, на его упавшую на пол жену, на Митьку, на жену. Такое ощущение, что все не так должно было произойти.

Так, хорош на сегодня. А то точно что-нибудь изобретет нереальное.

Изумлением, допустим, у всех глаза были полны. Даже страха поначалу ни у кого не возникло.

Во-первых, не успели испугаться. Ну упала и упала, может, голова закружилась у великосветской дамы. Они ведь – дамы эти – до обмороков охочи.

А во-вторых, все, кроме Надьки, были уже здорово выпивши. Кстати, она тоже не пила «шампунь» и бокал свой, подержав в руках, на стол поставила. И к слову, почему-то показалось тогда, что ее родная сестра Надежда выдохнула с облегчением, когда великолепные локоны Кагоровой по ковру рассыпались.

Так что же получается? Кто подсыпал яд покойной? Митька не мог! Не он открывал бутылки. Не он разливал. Ему уже готовый бокал с шампанским подали. Он же не мог своей жене в бокал яд ссыпать с ладони, когда с ней чокался, в самом деле?! Рискованно, заметить могут. И самому можно отравиться, яд, говорят, ужасный, быстродействующий.

Кто тогда? Виктор?

А что, почему нет?! Этот лысый боров запросто мог. Он над шампанским вместе с покойной суетился. Он и бокалы потом помогал держать. И он, кстати, последний, кто к бокалам супругов прикасался. В его руках они были. Лилия ему давала подержать. Кстати, давала ему один подержать, а у него из рук уже два приняла. Мог в общей суете как-нибудь незаметно все это дело и обстряпать.

Да, но как потом пузырек из-под яда в кармане у Кагорова оказался, черт побери?! Витек подбросил? Тоже вариант. Времени у него было навалом, чтобы все это дело провернуть. Когда Кагорова на пол упала и когда все присутствующие, включая ее мужа, поняли, что она мертва, тут такое началось!..

Кто в слезы, кто в истерику, кто брови хмурить, кто бледнеть. У всех реакция была, будь здоров, кроме разве что Павлушки. Ну, с ним все понятно, он уже пару раз нюхнуть успел. Ему от всего было весело. А тут чужая тетка на ковре прямо под ногами скончалась. Прикольно…

И Надеждина реакция ее тогда удивила. Потом подзабылось как-то. Не до того. То вопросы, то ответы, затем и вовсе забрали и увезли. А вот теперь под храп убийцы собственного ребенка картинка и складывается.

Надька не охала, не ахала, бровей не хмурила, не плакала. Просто смотрела тупо на тело, пока его не накрыли, и думала о чем-то. Напряженно думала. Уж о том, как родная сестренка может напряженно размышлять, Таисия знала не понаслышке. Вместе росли, вместе жили.

Что-то такое гоняла в голове ее родная сестра – Надежда. Что-то сопоставляла, о чем-то думала. О чем? И о чем она с покойной шепталась до горьких слез, когда все по углам разбрелись, а? Она что, с ней знакома была?

О-о-о, дела-то какие неважные! К Виктору уже и соучастник, правильнее, соучастница, напрашивается.

Надька в какой-то теме была с покойной. В какой именно? Что их связывать могло? Да, и еще вспомнилось! Когда Кагорова сказала, что сейчас сделает важное сообщение, у Надьки аж спина напряглась, аж губы побелели.

Боялась? Чего?

Да и Серж вел себя довольно-таки странно весь вечер. В сторону четы Кагоровых косился едва ли не с ненавистью. Зачем тогда пришли? Мать болтала, что они дома должны были остаться. А ведь пришли, с какой такой целью?!

Уф, нагородила, называется! Сейчас получится, что все по щепотке яда в бокал Кагоровой сыпанули. Что все ее смерти ждали с нетерпением. А сыпанул ведь кто-то один. И этот один потом пузырек в карман Митьке сунул. Или он сам его оттуда не убрал? Спросить бы, но как?…

Ранние зимние сумерки в зарешеченном окне под самым потолком сгустились до чернильной густоты. Может, пять уже, а может, и все восемь вечера. Нет, восемь вряд ли. Ужинать еще не приносили. Ага, кажется, несут, дверь гремит.

Но вместо ужина ее вдруг повели куда-то.

– На допрос? – спросила она, повернувшись по команде лицом к стене.

– Оставить разговоры! – тявкнули сзади.

Да, здесь ее очарованию умиляться было некому. Все расшибается вдрызг о шероховатый бетон гадко выкрашенных стен. И охранники такие же: грубые, серые, с шершавыми казенными душами.

Остановил ее без лишних объяснений возле какой-то двери с глазком и странно тихим голосом пробормотал:

– У вас пятнадцать минут, ни секундой больше!

Ох, неужели?! Неужели Надежда или мать свидание выпросили?! И пожрать ей чего-нибудь вкусненького принесли? Хоть кусок колбаски бы к тем слипшимся макаронам, которые здесь дают. Хоть печенья полпачки к той бурде, которая в этом месте чаем зовется!

Дверь лязгнула. Таисия шагнула через порог и застыла с широко распахнутыми глазами.

В тесной казенной комнате за письменным столом сидел Кагоров Дмитрий и смотрел на нее жадными виноватыми глазами.

– Ты?! – выдохнула она, забыв совсем, что можно подойти к столу поближе и присесть на второй стул, который рядом с ним стоял, так и замерла возле двери, что мгновенно захлопнулась за ее спиной.

– Я, – кивнул он. – Иди сюда, ко мне. Я тут тебе поесть принес. Горячего, Стась! Мяса… Иди скорее, детка.

И она как расплачется. Как бросится к нему на колени, как вопьется в воротник пальто, и реветь, реветь, и шептать сквозь слезы:

– Как ты мог?! Как ты мог меня так подставить?! Я пошла за твоей долбаной визиткой, а там этот гадкий пузырек. И… И они теперь говорят, что это я!

– Тсс-сс, – зашептал он ей в ухо, поглаживая по коленкам. – Тише, Стась, тише… Не кричи, а то время сократят…