Текст книги "Время щенков. Хроники земли Фимбульветер"

Время щенков
Хроники земли Фимбульветер
Татьяна Авлошенко

Дизайнер обложки Юрий Сосницкий

© Татьяна Авлошенко, 2017

© Юрий Сосницкий, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-9186-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Так уж получилось, что главным событием начала весны для нашей семьи и еще многих людей, живущих в Ратушном квартале, стало то, что муж моей сестры обрил голову.

Решению этому предшествовала долгая борьба Оле с самим собой. Капитан городской стражи не терпел вольнодумства в прическах и всегда стригся по-военному коротко. Это было его несомненным правом, вот только волосы Свана думали иначе и, словно мстя ему за экзекуцию, скручивались в несерьезные колечки, чем короче, тем плотнее. Ну не может же предводитель городских охранителей ходить с головой как у свудагского барана! Яичный белок и прочие ухищрения не помогали, шевелюра, тщательно распрямленная утром, уже к полудню начинала нахально курчавиться.

Устав от многолетней войны, Оле нанес противнику коварный и решительный удар.

Когда Сван, поблескивая голым черепом, появился утром на кухне, я подавился барком, наша домоправительница Гудрун уронила блинчик на сковородку уже поджаренной стороной, а Вестри, неуверенно гавкнув, подобрался к Оле на полусогнутых и долго его обнюхивал. Потом в недоумении оглянулся на нас: и что прикажете делать с этим дядькой со знакомым запахом и непривычной внешностью? Облаять или облобызать?

– Что? – воинственно поинтересовался Сван, поглаживая голое темя. – Очень плохо?

– Нет. Скорее… Необычно.

Славься, родной язык! Удалось найти слово, не грешащее против истины и при этом устраивающее всех. На самом же деле…

Круглая физиономия ветерана городских улиц и снежных полей была продублена холодными ветрами и прожарена солнцем до цвета корки домашнего хлеба. Светлыми полосками выделялись брови и вислые усы, но на них никто прежде внимания не обращал. Теперь же голова Оле была словно составлена из двух частей – загорелое лицо и белый скальп.

– Колобок с маслом! – обвиняюще произнесла Гудрун. – Вот на кого ты похож.

Точно. Но при этом пусть фунсы утащат в пекло всех цирюльников нашего мира, если Оле не прав. Не смех, а уважение вызывает его новый облик.

– А Хельга что? – грозно вопросила наша домоправительница.

– Мне нравится, – просто ответила вставшая рядом с Оле сестра.

– Ну раз так… – Гудрун сокрушенно махнула полотенцем и вернулась к блинчикам.

Возможно, новая прическа капитана Свана, а вернее, отсутствие таковой, так и осталась бы личным делом нашей семьи, но в гости зашла хесса Кёб. Соседку опять сразили боли в пояснице, и она, горестно охая, кое-как дотащилась до дома Къолей, дабы попросить хоть немного кхарновой шерсти. Гудрун имела неосторожность предложить ей собачью, начесанную с Вестри, и хесса Кёб, удобно устроившись у плиты, впала в философские рассуждения о том, насколько кошки лучше собак и – тонкие намеки – как в сущности плохи все без исключения владельцы псов. Где-то на втором получасе речи в кухню неосторожно заглянул разыскивающий свою каску Оле. Новый облик капитана городской стражи разом победил и недуг, и красноречие соседки. Вспомнив о неких неотложных делах в стенах родного дома, немощная старушка подхватила юбки и исчезла быстрее оставленного без присмотра масла.

Примерно через час на Замковой улице начали происходить странные вещи. Во многих домах вдруг кончились соль, мука, горючие кристаллы и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Самым запасливым и щедрым соседи сочли дом Къолей, и хозяйки, а то и хозяева потянулись к нашим дверям. Получив желаемое и узнав, что Оле уже отбыл на службу, добрые жители Гехта направлялись прямиком к казармам городской стражи. Капрал Освальд Харп позеленел от злости и охрип, объясняя посетителям, что капитан (фунс бы вас всех побрал!) не обязан – слышите, не обязан! – лично выслушивать жалобы на покражу с крыльца старых башмаков (сами небось выкинули!) и ночные шаги под окном (да выдайте вы наконец Фриду замуж!).

Вечером наш дом посещали как заезжий театр в храмовый праздник. Соседи приходили уже целыми семьями. Мужья, подталкиваемые своими благоверными, смущенно чесали затылки и, вызвав Оле, интересовались у него с какого возраста принимают в стражу и насколько пригодна к бою обычная кочерга. Женщины и дети глазели молча. Сапожник Андреас погладил окруженную редкими волосами плешь и уважительно пожал Свану руку.

Народ тянулся до ночи. Не то чтоб в Гехте никогда не видели лысых, но чтобы по своей воле расстаться с волосами… А тут еще такой контраст между лицом и макушкой.

Постепенно звереющий Оле ехидно предложил мне увековечить его новый облик в хронике, красными чернилами. Я в ответ посоветовал ему или вовсе не снимать каску, или пару-тройку дней посидеть без нее на солнышке. Сван гневно вдохнул, дабы высказать все, что думает обо мне и дурацких шутках, но вдруг передумал и значительно поднял указательный палец – мысль была признана здравой и достойной внимания.

Еще несколько дней новый облик Оле обсуждался в домах на нашей улице, казармах городской стражи и в трактире «Три петуха», а Сван шипел на соседей и подчиненных как злющий кот хессы Кёб да подставлял солнцу бритую макушку. Потом страсти улеглись. Событие перестало быть новым и, значит, интересным. Когда сапожник Андреас решился последовать примеру Оле, соседи отнеслись к этому равнодушно – его башка, пусть что хочет, то с ней и делает.

Вот так хорошо, мирно и скучно жили мы в начале весны восьмого года правления короля Хрольва Ясного.

Ненавижу раннее утро, особенно зимой и весной. И не потому, что люблю поспать подольше. С равным удовольствием дрыхну и летом, просто сейчас…

Мрак утром еще чернее и гуще, чем вечером и ночью, и уставшие фонари уже не могут его рассеять. Окна, светившиеся уютным желтым светом, сейчас темны и безжизненны. Ни одного человека на мрачных улицах, а если и попадется кто навстречу, то проскочит мимо торопливо, тревожно. И становится жаль бедолагу, потому что только несчастье может выгнать человека из теплого надежного дома в это мерзкое время.

Темнота, неприветливое поблескивание снега, неуютность. И тишина, такая тишина, будь она трижды проклята!

…Бешеный стук в дверь и грозный лай Вестри.

– Кого Драконы благодатью обделили? – сварливо вопрошает внизу Гудрун. – Чего тебе, окаянный? Сам не спишь и людям не даешь!

– Убили, хесса Къоль, убили!

– Какая я тебе хесса Къоль? Спит она. Ни днем ни ночью бедной покоя не дают!

– Кого убили?

В длинной белой рубашке, с растрепанной косой Хельга, словно привидение, слетает вниз по лестнице. Оле на ночном патрулировании…

– Женщину убили! Я это, метельщик Кори! То есть, я метельщик, а не я убил.

– Впусти его, Гудрун. Я сейчас соберусь.

– Убивец, как есть убивец! – бубнит домоправительница, открывая дверь перепуганному взлохмаченному метельщику и мстительно затыкая переговорную трубу. – Весь дом перебудил. Бежал бы к страже в казармы, мертвой, чай, уже все равно. И тот негодяй, кто дудку эту придумал, ишь, с улицы на весь дом шуму-то.

Мы с Хельгой вышли из комнат одновременно, одетые и собранные.

Сестра посмотрела на часы – до рассвета еще целый час – и многозначительно выгнула бровь. Я с не меньшим намеком поправил на груди хрустального дракончика-чернильницу. Хронист должен знать все, что происходит в городе, и по возможности видеть это собственными глазами. Да и не отпущу я сестру одну никуда в темное время суток.

Гудрун наконец кончила распекать зажатого в угол Кори, посторонилась, и освобожденный метельщик бросился к входной двери так, будто за ней скрывались, по крайней мере, Острова Радости.

Вестри осуждающе взглянул на нас и пошел наверх, досыпать на одной из освободившихся кроватей.

А мы отправились к дому метельщика.

По дороге Кори рассказал, что произошло.

Он пробудился посреди ночи и снова уснуть уже не смог. Кто-то шумел на крыше, топтался, ронял что-то на черепицу. Кори решил, что это молодой кожекрыл прилетел из Замерзшего Леса и ищет себе пристанище. Что ж, завтра можно будет расширить чердачное окошко. Пусть два мусорщика живут в одном доме.

Позабавившись над собственной остротой, Кори решил посмотреть в окно. Сидящего на крыше кожекрыла, конечно же, не увидеть, но, может быть, удастся взглянуть на его тень под фонарем?

Кори уже взялся за раму, примеряясь двинуть ее вверх, но тут что-то большое и тяжелое, промелькнув мимо окна, упало на крыльцо.

Это не был кожекрыл. Значит, уронил добычу? Эх, лапы кривые! Теперь придется спускаться вниз, убирать. А то ведь точно кто-нибудь из соседей проснется ни свет ни заря именно в это утро и выглянет на улицу. А тут на крыльце метельщика мусор валяется. Тьфу, непорядок какой, стыдобища!

Поругивая неуклюжего кожекрыла, Кори открыл дверь. На пороге лежало окровавленное тело женщины.

Я заметил, как нахмурилась Хельга, как ускорились ее шаги. В конце прошлой зимы на нашем крыльце оказался труп убитого вора Рэва Драчуна. Известно, чему началом было это событие. Неужели опять?..

Нет. На трупе Рэва было пять ран, следы когтей горгульи. Тело же этой несчастной… Я не смог смотреть, отвернулся.

– Хлына ее жевала, хесса Къоль, – тихо сказал за спиной Кори. – Точно я говорю, хлына.

– И ты, не побоявшись чудища, побежал звать меня?

– Потому и побежал, что очень страшно было.

Глава 2

Я уверен, что когда моей сестре в преклонных летах настанет срок покинуть этот мир, Хельга сама распорядится сим печальным событием, подробно объяснив явившейся за ней смерти что, как и когда той надлежит делать.

А сейчас…

Раз – на углу улицы остановлен патруль. Два – тело убитой женщины отнесено в дом метельщика. Три – отдан приказ привести сюда доктора Трюга. Где найти? В сей ранний час он несомненно дома. Четыре – приказ дополнен: по пути к доктору и обратно передать через встречные патрули капитану Свану, чтобы тоже поторопился к месту свершенного злодеяния. Пять – сестра заметила меня и прогнала за ненадобностью. Я видел достаточно, чтобы занести событие в хронику, а для того, чтобы суетиться и всем мешать, хватит и одного метельщика Кори.

Спорить со старшей сестрой и главным прознатчиком Гехта непочтительно и бесполезно. Я вышел на улицу.

Хлыны сейчас можно не опасаться. Если она не напала на Кори, то значит наелась. А второго такого чудища в городе быть не может. Эта тварь не желает делить охотничьи угодья с кем бы то ни было и яростно защищает их от себе подобных.

Отойдя на несколько шагов, я оглянулся. В одиноком светящемся окне виден силуэт Хельги. Сестра стоит, повернувшись боком, руки сложила на груди. Не знаю, что она сейчас говорит Кори, но, когда придет капитан Сван, метельщик будет спокоен, а рассказ его о случившемся – подробен и толков. Сестра говорит, что допрашивать свидетеля в истерике или просто в душевном раздрае – пустая трата времени. Он как лежащая на столе смятая вышивка, поди пойми что там. А вот если расправить ее да закрепить в рамке… Хельга умеет вот так расправлять-успокаивать. Каждое слово ее как гвоздик – укрепляет, определяет точное место.

Но что, однако, делать мне? Идти домой досыпать бесполезно, Гудрун не даст, вцепится с расспросами. В ратушу? Как назло вчера я наконец заставил себя навести порядок в кабинете. Все события предыдущих дней записаны в хронику, а новым пока что взяться неоткуда – еще даже не утро, сумерки, и горожане добропорядочно спят в своих домах. Про нападение хлыны можно будет записать только вечером, когда все окончательно выяснится.

Сосульки, что ли, пересчитать?

Я мрачно огляделся. Ноги занесли меня на узкую улочку – двое встречных едва разойдутся, – тянущуюся вдоль задних дворов. Толстая уверенная крыса важно прошествовала от одной дыры в ограде до другой, неся в зубах корку хлеба почти со свою голову величиной. Спрятав добычу, серая высунулась, сердито оглядела меня и снова скрылась. Крыса явно недоумевала, зачем я влез в ее владения и, главное, какого фунса не ухожу.

И вправду, какого? На таких улочках и днем-то ничего не случается, если только бдительный метельщик устроит скандал, выследив неряху, бросающего мусор через ограду. Кори любит такую охоту. Но ему сейчас точно не до этого.

Я решительно повернулся к проходу между домами, ведущему на большую улицу, и…

У Вестри есть привычка – при встрече радостно кидаться ко мне и класть лапы на плечи. Учесть, что песик наш вымахал размером с кхарненка и худобой не отличается. Когда наскакивает с одного шага, еще ничего, но если с разбегу и за спиной нет подходящей стенки… После того, как мой затылок близко познакомился со всей брусчаткой на десять версе от нашего дома во все стороны, я сгибаю колени, подставляю руки и гашу удар прежде, чем успеваю сообразить, что происходит.

Так случилось и на этот раз. Подхватил нечто, налетевшее из-за угла, чуть развернулся, устоял, успел испугаться, вспомнив про хлыну, понял, что никакое это не чудище, посмотрел, кого держу за мягкие бока…

На меня, крепко вцепившись в плечи, снизу вверх таращилась девчонка. В белом чепце и клетчатой шали. Пухленькая, но со странно худым лицом. Подбородок перемазан чем-то белым, не то мелом, не то известкой.

Больше я ничего разглядеть не успел. Девица коротко пискнула, вывернулась и резко развернула меня лицом к проулку, выглядывая из-за плеча, как стрелок меж зубцов крепостной стены.

А меж тем людей на тихой улочке стало больше. На этот раз из-за угла выскочили два мужика. Мой рост, сложение Оле. Громилы. И явно не на рассвет полюбоваться вышли.

Пальцы на моих плечах разжались. Судя по торопливому дробному топоту, девица снова задала стрекача.

Она не просила о помощи, и у меня не было причин вмешиваться. Может быть, девчонка набедокурила, разругалась с семьей, удрала из дома, и братьям пришлось бежать за вздорной пигалицей. Оле ругался, что в нижних кварталах по пять раз за сутки орут «Спасите, убивают!», а когда подоспевшая стража начинает вязать злодея, жертва с еще большим визгом накидывается на служителей закона, защищая мужа и кормильца.

Я мог просто отступить и вжаться в стену, уступая громилам дорогу. Я это не сделал.

Я думал, что они начнут браниться или попробуют с одного пинка забросить меня за ограду. Ошибся.

Громилы довольно переглянулись, будто пришли на дружескую пирушку и увидели щедро накрытый стол.

– На радость Драконам.

– Для встречи с ними.

И втащили ножи. Ничего себе братцы!

Вот ведь нажил беду. Говорят, что если подснежникам сразу и без сопротивления отдать все ценное, то останешься жив. Кодекс чести у них такой. А если чем-то понравишься бандитам, сумеешь их уболтать или развеселить, то и вовсе отпустят с наградой. Но этим двоим недосуг было разговаривать со мной. Они готовились к убийству. Почему?!

Я медленно отступал перед надвигающимися злодеями. Это ж надо, ни оружия, ни надежды на помощь. Ни одно окно не выходит на задние дворы. Бежать можно только тогда, когда имеешь солидную фору, иначе настигнут и ударят в спину. Остается только защищаться, надеясь на то, что, услышав шум, в проулок все-таки заглянет патруль.

Я потянул с шеи шарф.

После того, как мы побывали в подземелье Драконов, Оле как с цепи сорвался. Сколько раз меня видел, столько гонял. У него-то всегда было оружие, а мне приходилось защищаться тем, что под руку попадалось. Обороне служили ведро, метла, даже плотные обшлага с медными пуговицами – если правильно подставить, смягчают и отводят слабый удар клинка. Сделанная из толстой кожи сумка хрониста может послужить хорошим ручным щитом, а если раскрутить ее на ремне и треснуть врага по башке… Вот только времени на такой маневр мне сейчас никто не даст.

Один конец шарфа я плотно намотал на руку, другой едва прихватил пальцами. Никаких фокусов. Это клинком, просто умело вертя его перед собой, можно создать непробиваемую защиту. Ткань, чтобы обмануть сталь, должна висеть как можно свободнее.

Нападающие действовали слаженно и умело. Не стали лезть разом, мешая друг другу. Один встал чуть позади другого, перекидывая нож из ладони в ладонь. Мне придется следить и за этим мельтешением. Убийца будто играет, дразнится, но в нужный момент нож окажется в той руке, которой удобно будет нанести удар.

Сейчас полагалось бы орать благим матом, призывая патруль, но крик всегда сбивает мне дыхание, а бандиты, тоже понимая что к чему, орудовали молча, без воплей и ругани.

Первый выпад я почти пропустил, пришлось отпихивать нож обмотанной вязанкой ладонью. Соратник нападающего тут же сунулся вперед, я уклонился, хлестнув его по роже отпущенным концом шерстяной полоски.

Сделав шаг в сторону, я снова ухватил шарф, чуть растянув, поймал на него лезвие и увел в сторону. И едва не получил в глаз два пальца отточенной стали со стороны, с которой не ждал. Второй злодей не только перекидывал нож из руки в руку, но и сам перемещался за спиной приятеля. Неудобно бить из-за плеча, а то наши танцы сейчас бы и закончились. Скоро злодеи поймают ритм и просто загонят меня на подставленный нож.

А первый убийца опять замахивался, метя ударить под ключицу.

Выставив вперед правую ногу, я согнул колено, и как мог глубоко нырнул под нож. Набросил шарф на руку врага и, скрестив запястья, откинулся, почти упал назад. Неуклюжая петля могла застрять или соскользнуть, но верный мой шарфик зацепил нож и выдернул его из ладони убийцы. Нож упал в снег, но некогда было смотреть куда – потеряв равновесие, враг валился на меня. Толкнув его ладонями в грудь, я отскочил, распрямился и тут снова увидел ее.

Девчонка, недавно удиравшая от громил, стояла, раскрасневшаяся и гневная, вздымая снятый с ноги башмак. Рядом стража вязала второго убивца.

– Помоги-ка! – уцепившись за мой локоть спасенная-спасительница принялась обуваться. Вязаный башмак на толстой кожаной подошве. Гудрун носит такие и топает как упряжка кхарнов. Да, невелико удовольствие получить этой обувкой по кумполу.

Подошел вразвалочку Оле. Выудил нож из сугроба и, распрямляясь, свободной рукой быстро отвесил мне подзатыльник.

– Без оружия сам не лезь! Вот она, – указал на девчонку, – все правильно сделала: побежала и позвала. Как и пристало мирному горожанину. Горожанке. Так, ребята, этих, – показал на увязанных как колбасы убивцев, – в каталажку. Я скоро от метельщика вернусь, разберемся. Ларс и вы, хесса, – у девчонки глаза как кхарновы подковы, – тоже приходите. Все, тронулись.

Девица наконец обулась и отпустила мой локоть.

– Родитель твой? – спросила она, кивнув вслед удаляющемуся Оле.

– Нет. Сват… Шурин… В общем, муж сестры.

– Значит, зять. Сестре кланяйся.

И пошла по проулку не оглядываясь, только рыжая юбка лисьим хвостом заметала следы.

В караулку я заявился раньше назначенного срока. Очень уж хотелось поскорее окончательно разобраться с событиями сегодняшнего дня, записать что-то, достойное внимания, в хронику и не думать, не вспоминать больше об этом.

Хельга и Оле пришли еще раньше меня. Сестра сидела на стуле в любимой позе: левая нога на скамеечке, локти уперты в поднятое колено, подбородок на сцепленных пальцах. Сван расхаживал из угла в угол, посещения капитана удостаивались все четыре.

– Напились в кабаке до потери облика, – вещал Оле, – выползли на улицу, там к девчонке пристали, ублажить решили без ее согласия.

– Так, а где эти паскудники теперь?

– В укупорке сидят. Тебе-то они зачем?

– Сама хочу пообщаться.

– Хельга, Хельга, какая же ты, однако, мстительная. Капрал Михель Мерк тоже жаждет крови этих фунсов, у него дочка на выданье. Да влепят им за поножовщину по полной, никуда не денутся. А если эта девица появится хотя бы на суде, так им еще за покушение на честь добавят.

– Все кабаки на Пятке, так? Сколько оттуда до Верхнего Города?

– Час с лишним. Пьяному дольше.

– Именно что пьяному. Который то шагу ровно ступить не может, то гонится за молодой шустрой девушкой. И на всем пути от Пятки до Верхнего Города не встречает ни одного патруля. Оле, мне не нравится, что произошло, и я хочу…

– А еще ты не доверяешь дознанию, проведенному по пути от места преступления до каталажки. Ох, ох, на ком я женился.

– К преступлениям и их раскрытию это не имеет никакого отношения. Но я тоже тебя люблю.

Вот так. На службе сестра со своим благоверным могут лаяться как угодно, но на отношение их друг к другу это нисколько не влияет.

– Оле, приведешь?

– Ну не Михелю же поручать.

Когда Оле проходил мимо Хельги, она не глядя протянула руку. А Сван уже делал навстречу тот же жест. Зацепились согнутыми указательными пальцами, подержались и отпустили. Такая привычка появилась у них прошлой зимой, когда Оле стал наконец женихом Хельги. И я ни разу не видел, чтобы их руки не встретились.

Хельга двумя перстами приподняла за рукоять один из лежащих на столе знакомых ножей. Хоп! – и удерживает его уже за лезвие. Раз! Рукоять легла в ладонь обратным хватом.

– Ларс, ты давно знаком с этой девушкой?

– Спрашиваешь как сестра или как прознатчик?

– Ты знаешь.

– Сегодня утром впервые увидел. У дома Кори действительно была хлына?

– Доктор Трюг говорит, что обычным оружием таких ран не нанести.

Теперь и я вслед за сестрой могу сказать «Мне это не нравится».

– Хельга, а хлына на людей часто нападает? Не то, что «берегись ночью один ходить», а чтобы точно говорили, где, кого схватила, ну, понимаешь, имена… Торгрим при мне ни разу ничего подобного не записывал. Может, раньше было, тебе ничего не рассказывал?

Сестра нахмурилась.

– Имена… Не помню. Я сегодня в первый раз увидела, что она может натворить. В Университете младших стращали, но никогда не говорили ничего конкретного. Но про хлыну все знают, рассказывают.

– Про Догадливого Нильса и его ответы королевской дочери тоже все знают. Только нет у Хрольва Ясного ни предка такого, ни родича.

– Ларс, раны от когтей горгульи я теперь узнаю безошибочно.

– Да я не о том! Хотя и об этом тоже. Все думали, что они не принадлежат нашему миру…

– А про хлыну думают, что она есть, а на самом деле нет?

– Слушай, Хельга, а может она один раз наедается, а потом на двадцать лет в спячку впадает?

– Фунс ее знает. Ларс, ты ж наверняка хроники смотреть будешь. Скажешь, если найдешь чего-нибудь. Или не найдешь.

– Надо еще старого Пера спросить. Он же дольше всех в городе живет, должен знать. Я пойду?

– Иди, хронист, иди.