Текст книги "Искусство бега под дождем"

Гонщики утверждают, что машина идет туда, куда смотрят глаза. Если гонщик, когда его машину начинает разворачивать и она уходит из-под его контроля, не оторвет взгляд от стены, он непременно с ней встретится; гонщик, который, почувствовав, что с колеса слетела покрышка, тем не менее продолжает смотреть на трассу, – справится с ситуацией.

Ваш автомобиль едет туда, куда вы смотрите. Второй вариант фразы: загляни вперед, и получится.

Это правда, я знаю. Гонки никогда не врут.

Глава 15

На следующей неделе после отъезда Дэнни мы отправились к родителям Евы, чтобы те позаботились о нас. Рука Евы была перевязана до локтя, из чего я сделал вывод, что порез не такой пустячный, как она представляла. Правда, он ее особенно не расстраивал.

«Близнецы», Максвелл и Триш, жили в миленьком домике, в глубине поросшего лесом острова Мерсер, откуда открывался бесподобный вид на Вашингтон и Сиэтл. Только, несмотря на прелесть этого места, они мне показались самыми несчастными людьми из всех, с кем мне доводилось сталкиваться. Все им виделось плохим. Они постоянно жаловались, говорили, что жизнь не сложилась и что она могла быть намного лучше. Не успели мы войти в дом, как они сразу завели свою обычную волынку: «Дэнни проводит слишком мало времени с Зоей. Он сторонится Евы. Собаку нужно помыть». Как будто от моей гигиены что-либо зависело.

– И что ты собираешься делать? – Максвелл уставился на Еву.

Они стояли на кухне, где Триш готовила ужин – стряпала свою обычную муру, которую Зоя обязательно возненавидит. Был теплый весенний вечер, и «близнецы» были одеты в клетчатые рубашки навыпуск и слаксы. Они пили ликер с вишенками, а Еве предложили бокал вина. От болеутоляющих таблеток, оставшихся с прошлого года, когда Максвеллу делали операцию по удалению грыжи, она отказалась.

– Я собираюсь прийти в форму, – ответила она.

– Какая форма? Ты вся высохла.

– Можно чувствовать себя толстой, оставаясь худой. Мне нужно потренироваться.

– О господи.

– Я про Дэнни говорю, – вставил Максвелл.

– А что я должна делать с ним? – спросила Ева.

– Хоть что-нибудь. Он ничего не приносит в семью. Вы живете на твои деньги.

– Он мой муж и отец Зои, и я люблю его. Что еще он должен приносить в нашу семью?

Максвелл, фыркнув, хлопнул ладонью по кухонному столу. Я вздрогнул.

– Тише! Собаку напугаешь, – одернула его Триш.

Она редко называла меня по имени. Слышал, так поступают в тюрьмах и лагерях для перемещенных лиц. Называется деперсонализацией.

– Я просто недоволен, – сказал Максвелл. – Мне хочется видеть наших девочек счастливыми. Они приезжают к нам, только когда он отправляется на гонки. Так не поступают, видеться нужно не по необходимости.

– Этот сезон действительно важен для его карьеры. – Ева старалась сохранять спокойствие. – Я делаю все, что от меня зависит, и он это ценит. Хватит на меня набрасываться.

– Прости. – Максвелл поднял руки, словно сдающийся солдат. – Прости. Я всего лишь хочу тебе счастья.

– Я знаю, папа. – Ева, перегнувшись через столик, поцеловала его в щеку. – Мы все хотим быть счастливыми.

С бокалом в руке она вышла во двор, а я остался на кухне. Максвелл открыл холодильник и вытащил из него банку маринованного перца. Он обожал маринованный горький перец. Открыв банку, он запустил в нее три пальца, вытянул длинный кусок перца и с хрустом впился в него зубами.

– Ты видел, во что она превратилась? – спросила Триш. – Высохла, как ветка, а считает себя толстой.

Максвелл кивнул:

– Ума не приложу, как такое могло случиться. Моя дочь вышла замуж за автослесаря. За техника по обслуживанию автомобилей. Кошмар. Где мы с тобой ошиблись?

– Она всегда была своевольной, – отозвалась Триш.

– До замужества она, по крайней мере, выбирала разумно. Закончила колледж, получила степень по истории искусств. И чем все закончилось? Машинным маслом и бензином?

– Собака на тебя смотрит, – отозвалась Триш не сразу. – Может, перца захотелось?

Максвелл удивленно посмотрел на жену, потом на меня.

– Хочешь перчику, приятель? – спросил он, протягивая мне недоеденный кусок.

Я-то знаю, почему во все глаза смотрел на него. Хотел получше вникнуть в смысл его слов. Однако поскольку я к тому времени успел проголодаться, то перец понюхал.

– Очень вкусный. Из Италии приехал. Кушай, милок, – уговаривал меня Максвелл.

Я взял из его рук кусок перца и сразу почувствовал легкое покалывание на языке. Как только я надкусил его, пасть мою наполнила обжигающая жидкость. Я немедленно выплюнул кусок и подумал, что сейчас все пройдет, кислота, выработанная моим желудком, подавит кислоту перца, но не тут-то было. Самое страшное только начиналось. Горло у меня драло так, словно я расцарапал его острыми рыбьими костями. Желудок горел. Я бросился из дома на задний двор, где стояла моя миска с водой. Я принялся лакать воду, но это мало помогло. Тогда я просто добрел до ближайшего куста и упал под ним дожидаться, пока жжение пройдет само.

Поздним вечером, когда Ева и Зоя уже крепко спали, Триш и Максвелл вывели меня на двор. Стоя на крыльце, они несколько раз повторили свою дурацкую мантру: «Давай, собачка. Давай быстрее». В желудке у меня бурлило. Я отошел от дома дальше обычного, принял нужную стойку и с шумом низвергнул. Опорожнившись, я оглядел свой жидкий водянистый стул и понюхал его. Вонял он отвратительно. Я понял, что теперь в полной безопасности и страдания мои закончились, только с тех пор перестал брать подозрительную пищу, тем более из рук людей, которым не мог доверять полностью.

Глава 16

Недели стремительно летели, приближая осень, самое важное для нас время года. Дэнни не останавливался на достигнутом: в раннем июне он завоевал свою первую победу, на автогонках в Лагуне, потом занял третье место в Атланте, пришел восьмым в Денвере. Неделя, проведенная в Сономе, не прошла даром – он научил команду действовать слаженно. Практически все победы стали его личной заслугой. Вся работа лежала на его плечах, а плечи у него были широкие.

Тем летом, когда мы собрались все вместе за обеденным столом, у нас было о чем поговорить. О трофеях. Мы разглядывали фотографии. Смотрели повторы телепередач. К нам стали захаживать гости, да не просто коллеги Дэнни по работе, где были счастливы иметь в штате заслуженного автогонщика и охотно соглашались с его условиями, а признанные мастера автоспорта. Приходил Деррик Коуп, ветеран гонок «НАСКАР». Заглядывал Чип Ханауэр, чей портрет украшает Зал славы мотоспорта. С нами даже познакомился Лука Пантони, очень влиятельный человек из штаб-квартиры «Феррари» в Маранелло, это в Италии, приехавший в Сиэтл к нашему самому знаменитому тренеру Дону Китчу-младшему. Своих жестких правил относительно гостиной я не изменил, собачью честь блюду строго. Уверяю вас, я туда не заходил, а усаживался на пороге. Ну разве что когти передних лап чуть выступали за него, хоть на сантиметр приближая меня к славе. В те недели об автогонках я узнал больше, чем за все предыдущие годы просмотров видеозаписей и повторов телетрансляций. Сами посудите: разве это не счастье – услышать рассуждения великого Росса Бентли, тренера чемпионов, о дыхании. О дыхании!

Зоя щебетала без умолку, старалась вставить в разговор свое словечко, блеснуть познаниями перед мастерами. Она усаживалась к Дэнни на колени и будто впитывала своими большими глазами все, о чем говорилось, и иной раз удачно выпаливала какую-нибудь прописную истину, услышанную от отца, вроде: «Не крути руль на скорости, а крути его, когда едешь медленно». После чего именитые гонщики, впечатленные ее заявлениями, очень серьезно кивали. В такие моменты я очень ею гордился, потому что сам не мог никого впечатлить, хотя и многое знал. За меня это делала Зоя.

Ева снова была счастлива. Она походила на тренировки, которые называла «циновочными», подкачала мышцы и стала чаще и настоятельнее сообщать Дэнни о плодородном поле. Неожиданно Ева почувствовала себя намного лучше, у нее исчезли головные боли и тошнота. Рана на руке еще беспокоила, что казалось мне странным. Иногда, чтобы приготовить обед, Ева даже прибинтовывала к ней лангету. Правда, по доносящимся до меня ночами звукам из спальни, по возбужденным голосам ее и Дэнни я догадался, что руки Евы сохранили гибкость и цепкость, требуемые для полного обоюдного счастья.

Но как известно, за каждой горой скрывается долина. Следующие гонки для Дэнни были поворотными, хороший финиш упрочивал его положение лучшего новичка года в профессиональном автоспорте. Гонки проводились в Фениксе, на международной трассе, и Дэнни их проиграл. Его зажали на первом же повороте.

Все автогонщики знают золотое правило: на первом повороте гонки не выигрывают, а вот проиграть их там можно.

Его перехитрили, поймали в неудобном месте. Заставили поднажать на газ на повороте, а потом перекрыли путь. Дэнни резко затормозил, а как известно, покрышки работают хорошо, только когда они вращаются. В результате шедший за ним тяжелый автомобиль на полной скорости врезался в левое переднее колесо. Машину Дэнни сильно отбросило в сторону, да так, что она едва не встала поперек трассы, и пока он выравнивал ее, драгоценные секунды ушли. Он потерял почти целый круг.

Слова, включая специфические термины, используются для объяснения окружающих нас явлений. Важно, насколько точно мы описываем события. Само же событие состояло в следующем: машина Дэнни на время вышла из строя. Он закончил гонку, но проиграл ее. «03», – как сказал мне Дэнни, то есть очутился в заднице. Я обратил внимание на доселе мне неизвестную формулировку. «Эн Эс» – не стартовал и «Эн Эф» – не пришел к финишу я уже знал, но с понятием «03» еще не был знаком.

– Так нечестно, – заметила Ева. – Во всем виноват другой водитель.

– Нет я, – возразил Дэнни. – Это я оказался там, где не должен был оказываться.

Я уже слышал от Дэнни подобные заявления, суть которых сводится к тому, что бессмысленно винить других за то, что произошло с тобой. Нужно смотреть по сторонам, видеть гонщиков, оценивать их целеустремленность, мастерство, агрессивность и вести машину в соответствии со сделанными выводами. И прежде всего нужно хорошо знать тех, кто едет за тобой, потому что возникнут у них проблемы или нет, зависит только от того, как идет головная машина и какие действия принимает гонщик-лидер.

Виновный или невиновный, но Дэнни пал духом. Зоя пала духом. Ева тоже пала духом. Я же был просто раздавлен. Мы никогда еще не подходили так близко к славе. Мы чуяли ее запах, и пахла она жареным поросенком. Всем нравится запах жареного поросенка. И что может быть печальнее – чувствовать этот запах, а поросенка так и не попробовать. Уж лучше бы запаха вовсе не было.

Август выдался сухим и жарким. Дэнни проводил время в математических вычислениях. По его расчетам получалось, что сезон он сможет закончить в первой десятке и, скорее всего, сохранит за собой титул лучшего новичка. В противном случае в будущем году все придется начинать сначала.

Ранним вечером мы сидели на заднем крыльце, наслаждаясь теплом заходящего солнца. С кухни доносился аромат свежеиспеченного Евой овсяного печенья. Зоя бегала во дворе возле разбрызгивателя. Дэнни легонько массажировал руку Евы, возвращая ее к жизни. Я распластался на ступеньке и воображал себя игуаной: старался, как она, пропитаться теплом, дабы согреть свою кровь. Я надеялся, что если вберу в себя много тепла, то легко переживу предстоящую зиму, обещавшую быть суровой, морозной, темной и затяжной. В Сиэтле всегда так – если лето выдается необычайно жаркое, то зима будет лютой.

– Может быть, не судьба? – спросила Ева.

– При чем тут судьба? Сами позаботимся, и будь что будет.

– Но тебя всегда нет дома, когда у меня овуляция.

– Поедем со мной на будущей неделе. Зое там понравится. Остановимся у маленького озерка. Девочка любит плескаться. Потом вместе отправимся на гонки.

– На гонки? Нет. Очень хотелось бы, поверь, но я боюсь. В последнее время я очень хорошо себя чувствую, ты, наверное, заметил. А на гонках очень шумно и жарко, да еще эта вонь бензина, резины и масла. Радио орет беспрерывно, все орут, будто их кто-то слышит. Нет, нет, еще неизвестно, как все это отразится на моем здоровье.

Дэнни усмехнулся и тихо вздохнул. Ева выдавила из себя улыбку.

– Понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, – ответил Дэнни.

Я тоже ее понимал. Звуки и запахи. Ощущение напряжения конюшен и их энергетики, жар моторов из боксов. Ожидание зрителей. Их словно током пробивает, когда диктор объявляет очередной старт. Один вид машин на старте взвинчивает зрителей, а когда машины исчезают за первым поворотом, включается воображение, и люди додумывают происходящее на трассе, пока машины снова не окажутся на линии старта/финиша, но уже совсем в другом порядке. Они спешат обогнать друг друга, рвутся вперед, а потом опять скрываются за поворотом, где все может вновь измениться. Мы с Дэнни восторгались гонками, они наполняли нас энергией, но для Евы та же энергия могла оказаться губительной.

– Может, воспользоваться скороваркой? Закрывается она плотно, – предложил Дэнни, и Ева громко рассмеялась. Просто заржала. Я никогда не слышал, чтобы она так хохотала. – Оставлю тебе пару чашек потенциальных малышей. Скороварку засунешь в холодильник, – закончил Дэнни под неумолкающий смех Евы. Смысла шутки я не понял, но Ева, видимо, сочла ее очень остроумной.

Она поднялась и ушла в дом, а через минуту вернулась со скороваркой. Тонко улыбаясь, Ева внимательно осмотрела ее, смерила глазами диаметр и длину трубки для выпуска воздуха, провела по ней рукой.

– Хм… думаю, подойдет, – произнесла она.

Теперь они смеялись оба, разглядывая лужайку, и я во все глаза пялился на нее вместе с ними. Мы наблюдали за Зоей. Мокрая с головы до пят, с блестящими от воды и налипшими на плечи кудрями, она продолжала скакать возле разбрызгивателя. В детском бикини, загорелая, она бегала вокруг разбрызгивателя, визжала от радости, смеялась от счастья, и голос ее разносился по улицам Центрального района.

Глава 17

Машина едет туда, куда ты смотришь.

Мы отправились в Дэнни-Крик не потому, что курорт назвали в честь Дэнни, а потому, что там можно много гулять. Зоя лазила везде в своих первых кедах, а меня отстегивали от поводка. Лето на Каскадах всегда очаровательное. Под навесом из кедра и ольхи прохладно, протоптанные дорожки сухие, по ним мы совершали длительные экскурсии. Рядом с дорожками – а собаки любят бегать именно в таких местах – земля была покрыта мягким пушистым одеялом из иголок, которые гнили и тем обеспечивали деревьям бесперебойное питание. А какой там аромат!

Будь у меня яички, я бы почувствовал эрекцию. Там пахло богатством и плодородием. Рождением и смертью, хорошей пищей и разложением. Ожиданием. Просто ожиданием кого-нибудь, кто бы вдохнул этот аромат, пригнулся к земле и ощутил благоухание каждого слоя, ведь все они имели свой собственный дух. Хороший нос вроде моего легко различит их. Я редко даю волю чувствам, предпочитая, как свойственно людям, оставаться невозмутимым, но тем летом, учитывая охватившую нас всех радость, успех Дэнни, счастье Зои и даже Евы, чувствовавшей себя легко и свободно, я не мог сдержаться и целыми днями как угорелый носился по лесу, нырял в кусты, перепрыгивал через поваленные деревья, бегал за бурундуками и лаял на соек, катался в траве и чесал спину о стволы деревьев, стряхивая с нее листья, иголки и комья земли.

По твердым тропинкам мы ходили вверх-вниз по холмам, переступая через корни деревьев и обходя камни, и в конце концов добрались до Скользких Плит – ряда отшлифованных ветром и водой почти плоских камней, между которыми стремительно тек ручей, образующий местами небольшие водоемы. Дети обожали плескаться у Скользких Плит, спускались по ним в ручей, как по водяным горкам, плавали, лавируя между ними. В общем, мы подошли туда, и я напился свежей воды, холодной и чистой, испробовал последний подарок тающих снегов. Зоя, Дэнни и Ева разделись и в купальных костюмах полезли в воду плескаться. Зоя, уже большая, умела плавать. Дэнни ушел чуть выше по ручью, Ева спустилась метров на десять вниз. Сначала Дэнни толкал Зою, и она плыла к Еве, затем та толкала дочь, и она плыла к отцу. Камни соблюдали законы трения, оставаясь только сухими, когда же возле них кто-то купался, их заливало водой, на них образовывалась тонкая пленка, и они становились довольно скользкими. Зоя, визжа и хохоча в прохладной воде, доплывала до Дэнни, а тот подхватывал ее и толкал назад, к Еве. Так продолжалось довольно долго.

Людям, как и собакам, нравится все повторять. Гоняют ли они мяч, едут ли в гоночном автомобиле, купаются ли в ручье – они постоянно воспроизводят собственные действия. Поэтому насколько все несчастья похожи друг на друга, настолько же и отличны. Дэнни вскочил на плиту, легонько толкнул Зою в воду, а потом вошел в нее сам. Ева тоже поднялась на плиту. Дочка доплыла до нее, Ева подхватила ее и, немного подержав над водой, опустила в ручей. До этого момента Зоя входила в воду спокойно, но сейчас, коснувшись ее, вдруг поджала ноги, нарушив равновесие Евы. Та, правда, смогла опустить девочку на сухую плиту, попыталась было удержаться на ногах, но двигалась слишком резко. Выражаясь гоночной терминологией Дэнни, сверхисправила положение. И не учла, что плиты очень скользкие, как стекло.

Ноги ее поехали вперед. Ева замахала руками, но возле них был только воздух, и кулаки ее сжали пустоту. А потом она упала навзничь на плиту, очень сильно ударившись головой. Раздался треск, словно рядом разорвался резиновый мяч.

Мне показалось, мы слишком долго стояли, будто ожидая, что дальше. Ева недвижимо лежала на плите, рядом с ней находилась Зоя, второй раз уже ставшая причиной ее несчастья. Не зная, как поступить, она ошеломленно посмотрела на отца. Тот быстро подбежал к ним.

– С тобой все в порядке? – спросил он у Евы.

Ева заморгала трудно, мучительно. Во рту у нее была кровь.

– Кажется, язык прикусила.

– Как голова?

– Болит очень.

– До машины сможешь добраться?

Я пошел впереди, за мной следовали Зоя и Дэнни с Евой. Он поддерживал жену под руку. Ева шла твердо, но словно в забытьи, так что неизвестно, как бы все для нее закончилось, не будь нас рядом. В больницу мы приехали под вечер.

– Возможно, у тебя всего лишь незначительное сотрясение, – сказал Дэнни, – но провериться нужно.

– Я в полном порядке, – снова и снова повторяла Ева. На самом деле она чувствовала себя неважно. Голова явно кружилась, речь была невнятной, она все время норовила заснуть, и Дэнни приходилось будить ее и уговаривать не спать. Он постоянно говорил, что после сотрясения сразу спать нельзя.

Они вошли внутрь, оставив меня в машине Дэнни, чуть-чуть приоткрыв окна. Я устроился в похожем на карман пассажирском кресле и заставил себя поспать, потому что, когда я сплю, писать я хочу много меньше, чем когда бодрствую.

Глава 18

В Монголии умершую собаку хоронят высоко в горах, чтобы люди не могли ступать на ее могилу. Хозяин собаки шепчет ей в ухо свои пожелания вернуться в следующей жизни в образе человека. Затем собаке отрезают хвост и кладут под голову, в рот вкладывают кусок жирного мяса, чтобы душа ее смогла насытиться во время долгого путешествия; перед реинкарнацией душа собаки странствует по земле сколько хочет, летает над высокогорными равнинами.

Я об этом узнал по каналу «Нэшнл джиографик», и полагаю, ему можно верить. Там еще сказали, что не все собаки возвращаются на землю людьми, а только те, кто к этому готов.

Я готов.

Глава 19

Прошло несколько часов, прежде чем Дэнни вернулся, и вернулся он один. Выпустил меня из машины. Я еле-еле сполз с кресла на асфальт, кое-как добрел до фонарного столба и тут же наделал лужу.

– Я не забыл о тебе, – сказал Дэнни. – Просто задержался. Прости, друг.

Когда я закончил, он открыл пачку слоеных крекеров с арахисовым маслом, которые купил, вероятно, в автомате. Они мне нравятся больше других. Люблю арахисовое масло с сольцой. Я попытался есть медленно, смакуя каждый кусочек, но был слишком голоден и проглотил все в один присест, даже не разобрав вкуса. Какой позор – транжирить подобную вкуснятину на псину. Знаете, иногда я сам себя ненавижу за то, что уродился собакой.

Мы долго сидели на невысоком уступе, ни о чем не разговаривая и не шевелясь. Дэнни казался расстроенным, а я знал, что в таких случаях мне нужно просто быть рядом. Поэтому я улегся возле него и стал ждать.

Автостоянка – место таинственное и немного жутковатое. Человек души не чает в своей машине, но только когда та двигается, а стоит ей остановиться, как он сразу бежит от нее прочь. Никому не нравится долго сидеть в стоящем автомобиле. Думаю, люди просто боятся, что кто-то их осудит за это. Только полицейские и жулики могут подолгу находиться в машине. Да еще таксисты, и то лишь когда хотят перекусить. Я же могу сидеть в стоящем автомобиле часами, и никто ничего плохого не подумает. Интересно, а будь я собакой-жуликом, что тогда? На автостоянке возле больницы с очень черным щебеночно-асфальтовым покрытием, где тепло, как в только что снятом свитере, и с белыми-белыми, с хирургической точностью прочерченными разделительными линиями люди, припарковав машины, просто убегали от них. Стремительно рвались ко входу в здание. Или неслись из здания к своим авто и стремительно уезжали с автостоянки, не поправив зеркала, не посмотрев на датчики масла и бензина. Словно машины их были все ворованные.

Дэнни и я все сидели и смотрели на них, приезжающих и отъезжающих. Мы ничего не делали, только дышали. Мы не разговаривали, потому что наше общение слов не требовало.

Примерно через полчаса на автостоянку въехал шикарный, зеленого цвета «альфа-ромео» 1974 года, с тонированной полупрозрачной крышей, установленной на заводе. Из него медленно вылез Майк и направился к нам.

Я поприветствовал его, он в ответ, как обычно, небрежно потрепал меня по голове. Он подошел к Дэнни и уселся на мое место. Я попытался было выразить радость от его появления, ткнулся в его руку мордой, но он отмахнулся от меня.

– Спасибо, Майк, – сказал Дэнни.

– Да ладно, какие проблемы. Где Зоя?

– Отец Евы увез ее к себе и уложил спать.

Майк кивнул. Сверчки старались заглушить шум машин, доносившийся с трассы 405. Мы слушали их концерт, к нему примешивался шорох ветра и листьев, автомобильных покрышек и вытяжных вентиляторов на крыше больницы.

Вот почему я стану хорошим человеком. Потому что умею слушать. Я никогда никого не прерываю, не увожу разговор в сторону. Если вы обратите внимание на людей, то заметите, что они постоянно меняют линию беседы. Их поведение сродни действиям пассажира в вашей машине, который постоянно хватается за руль. Представьте: мы с вами встретились на вечеринке, и я решил рассказать вам о том, как полез в соседский двор за футбольным мячом, но тамошняя собака погналась за мной, и мне пришлось сигануть в бассейн, чтобы спастись от нее. Я начинаю свой рассказ, но, как только дохожу до слов «соседский» и «футбольный мяч», вы вдруг перебиваете меня и сообщаете, что в детстве жили на одной улице с Пеле, великим футболистом, и даже ваши дома находились рядом. Я, как человек вежливый, проявлю интерес и спрошу: «Не тот ли самый это Пеле, который в прошлом году играл за нью-йоркский „Космос“? Так, значит, вы росли в Нью-Йорке?» Вы, возможно, ответите, что нет, вы родились и жили в Бразилии, на улицах Тре-Корасойнса. В ответ я удивлюсь: «А я думал, вы из Теннесси», на что вы возразите: «Нет, мы переехали туда позже» – и приметесь очень подробно знакомить меня со своей родословной. Таким образом, мой словесный гамбит, попытка рассказать вам смешную историю рухнет только потому, что вам вздумалось рассказать мне о Пеле. Люди, я умоляю вас: учитесь слушать! Представьте себя собакой вроде меня, слушайте других людей и давайте им возможность выговориться.

В ту ночь я слушал и услышал.

– Долго она здесь пробудет? – спросил Майк.

– Ей даже биопсию не смогли сделать, чтобы определить опасность источника. Злокачественный или нет, он мешает ей жить. У нее постоянные головные боли, тошнота, перепады настроения.

– Понятно. Перепады настроения, говоришь? Тогда у моей жены тоже опухоль.

Он попытался пошутить, правда слишком прямолинейно, но Дэнни в тот вечер было не до шуток.

– Нет у нее опухоли, – резко произнес он. – У нее в голове какая-то масса. Просто масса, которую еще нужно протестировать.

– Извини, – отозвался Майк. – Пошутил неудачно. Грубо получилось. Извини. Окажись я на твоем месте, я бы с ума сходил. – Майк взял меня за загривок и легонько потряс.

Дэнни поднялся во весь рост. Свой рост. Он был невысоким, но накачанным, хорошо сложенным и мощным. Такие парни и участвуют в «Формуле-1». Боксеры наилегчайшего веса.

– А я и схожу с ума.

Майк задумчиво кивнул:

– Выглядишь спокойным. Наверное, потому ты хороший гонщик.

Я мельком взглянул на него: он угадал мои мысли.

– Тебе не трудно заехать ко мне и забрать его вещи? – Дэнни вытащил из кармана связку ключей, нашел нужный и стал снимать. – Еда лежит в кладовке. Дай ему сегодня полторы чашки. На ночь он любит есть печенье, три штучки скорми ему. Коврик его захвати, он в спальне, у кровати. Еще ему потребуется игрушечная собачка. Просто спроси его: «А где наша собачка?», и он сам ее найдет. Он иногда ее прячет.

Дэнни вручил Майку ключ от дома, остальные с мягким звоном опустил в карман.

– Этот к обоим замкам подходит, – прибавил он.

– Все будет нормально, не волнуйся, – ответил Майк. – Тебе одежду какую-нибудь сюда завезти?

– Нет. Я приеду домой утром и, если потребуется, возьму все необходимое.

– А ключ?

– У Евы есть ключ. Возьму ее.

Они замолчали. Снова послышалось пение сверчков, шум ветра и машин, свист вентиляторов на крыше, далекие звуки сирен.

– Не держи в себе. Выругайся, что ли. Нас все равно никто не видит и не слышит.

Дэнни посмотрел на свои ботинки, высокие, на толстой подошве, в которых он так любил ходить по лесам. Они уже здорово пообносились. Ему нужны были новые, он сам мне об этом говорил, но не покупал, денег жалел. Я думаю, он очень хотел, чтобы их ему подарили на день рождения, Рождество или на какой-нибудь другой праздник. Не дарили, никто не догадывался. Вот перчатки водительские дарили, у него их собралось пар, наверное, сто, ну а туристических ботинок никто ему так и не купил. Я слушал.

Он посмотрел на Майка:

– Вот почему она в последнее время не обращалась в больницу.

– Не понял? – переспросил Майк.

– Она все чувствовала и очень боялась.

Майк кивнул, но явно ничего не понял.

– Как насчет гонок на будущей неделе? – спросил он.

– Завтра позвоню Джонни и скажу, что выбываю до конца нынешнего сезона. Я должен оставаться здесь.

Мы с Майком приехали к нам домой забрать мои вещи. Я едва не сгорел со стыда, когда он сказал: «А где наша собачка?» Я никому не признавался, что сплю с игрушкой. Но что поделать? Нравится мне она. Дэнни оказался прав: я спрятал собачку от Зои, чтобы она не взяла ее, а еще потому, что как только кто-нибудь ее увидит, то сразу начинает обнимать. Такая она вся красивая и мягонькая. А я не желаю, чтобы кто-нибудь лапал мою собачку. Кто их всех знает, занесут еще в нее вирус от зебры. Он ведь никуда не исчез, тут все гуляет.

Короче говоря, вытащил я свою собачку из-под дивана, потом мы снова уселись в «альфа-ромео» Майка и поехали к нему. «Жена» Майка, которая, в общем-то, совсем и не жена, а женоподобный мужчина, спросил нас, как дела, но Майк отмахнулся и налил себе виски.

– Прилично скрутило парня, – ответил Майк. – Того и гляди, аневризма появится или еще что-нибудь.

«Жена» Майка поднял мою собачку, которую я положил перед собой на пол.

– Эта дрянь тоже у нас тут будет?

– Послушай, – вздохнул Майк, – всем нам порой требуется страховка. Что тебе не нравится?

– Но она же воняет, – отозвался «жена» Майка. – Я постираю ее.

И он бросил ее в стиральную машину! Мою собачку! Первую игрушку, которую мне купил Дэнни, он швырнул в стиральную машину… прямо в мыло! Я не верил своим глазам. Ни один человек еще не обращался так с моей собачкой!

Через стекло я посмотрел внутрь стиральной машины и увидел, как барабан швыряет мою собачку и как она бьется о его стены. Я глядел, а они смеялись. Беззлобно, правда. Они ведь думали, что я тупой, так все люди думают о собаках. Они хохотали, а я глаз не мог оторвать от своей собачки. А потом они вытащили ее и сунули в сушилку, вместе с полотенцем, и мне пришлось еще ждать. Когда же она высохла, они вытащили ее. Тони, «жена» Майка, сунул ее мне, сказав: «Так будет лучше, правда?» И собачка была еще теплая.

Мне захотелось возненавидеть и его, и весь мир, даже свою собачку – глупую мягкую игрушку, которую мне подарил Дэнни, когда я был еще щенком. Я разозлился, что наша семья вдруг распалась: Зою утащили «близнецы», Еву упрятали в больницу, а меня, словно беспризорника, передавали из рук в руки. Да еще собачку мою взяли да и выстирали. Я хотел убежать, бросить всех и начать жить один, с моими предками, хоть в Монголии, сторожить овец, охранять их от волков.

Когда Тони отдал мне мою собачку, я только из уважения взял ее и понес к себе на коврик, потому что делал так всегда ради Дэнни. Положил ее и сам лег возле.

И вот вам ирония судьбы – мне понравился запах моей собачки. Он был прекрасен. Вы не поверите, но я никогда и не мечтал о таком. Он дал мне нечто, что укрепило меня. Веру в целостность нашей семьи. Я понял: ничто, никакая серьезная неприятность вроде нелепой стирки моей собачки или внезапной болезни не способна разрушить ядро нашей семьи. Потому что в самом центре его, в его глубинах, есть невидимая, но прочная связь между Дэнни, Зоей, Евой, мной и даже моей мягкой собачкой. И как бы ни менялся мир вокруг нас, мы всегда будем вместе.