Текст книги "Крабы-убийцы"

Гай Н. Смит
Крабы-убийцы

Пролог

С приходом января треска устремилась на нерест в открытый ветрам Вест-фьорд у Лофотенских островов. По ее следу двинулись флотилии рыбацких суденышек, команды которых состояли в основном из нанимающихся на сезон фермеров, наслаждавшихся короткой передышкой от работ на земле.

Так было во времена викингов и будет продолжаться, пока есть рыба. Примерно сто пятьдесят миллионов фунтов рыбы будет поднято на борта этих судов в течение следующих трех месяцев. Однако для рыбаков это была не только возможность заработать, это была их жизнь, их традиция – вот что толкало их в плавание по безжалостному штормовому океану.

Капитан Ол Ларсен стоял на мостике «Суелты» и задумчиво смотрел на серое небо и свинцовые воды океана. Изредка он поглядывал на команду, вытаскивающую на палубу сеть. Это было его последнее плавание, и Ларсену было безразлично, сколько рыбы они привезут в Нарвик.

Уныние капитана не скрылось от глаз матросов, которые проплавали с ним долгие годы и хорошо знали его. Темно-синие глаза потеряли свой блеск и интерес к жизни, он не ходил, как прежде, по палубе, рассматривая улов. Его плечи ссутулились, голова опустилась и густая борода поседела.

Он стоял на мостике, уставившись на серое море, где шныряли его несколько небольших траулеров. Ларсен завидовал их капитанам. Они будут приплывать сюда еще не один раз.

Его руки судорожно сжимали перила, пока костяшки пальцев не побелели. На какое-то мгновение серое небо словно почернело, резкая боль пронзила его грудь, Она прошла так же быстро, как пришла, оставив лишь боязнь очередного такого приступа, которым Создатель предупреждал Ларсена о краткости дарованной ему жизни. Капитан посмотрел вверх, разжал потрескавшиеся губы, но из них не вылетело ни звука. Это была молчаливая молитва, просьба к богу, что если уж ему суждено умереть, так пусть это произойдет здесь, на море, где и началась его жизнь.

Капитан стал медленно спускаться в каюту, которая была расположена на нижней палубе. Он знал все эти признаки, эту резкую боль – так умерли его отец, дед и три брата. Эта болезнь передавалась по наследству во многих семьях. В семье Ларсенов эти симптомы тоже были одинаковы. Боль словно шла из рук и распространялась по всей груди; большее, на что. можно было надеяться, – это три недели жизни.

Ол Ларсен, не снимая своего тяжелого синего морского свитера и непромокаемых штанов, бросился на койку, Его глаза закрылись, и почти сразу же он уснул. Этот приступ ослабил его больше, чем все предыдущие.

Некоторое время спустя Ларсен был. разбужен стуком в дверь каюты. Стук становился все настойчивее, и Ларсену стоило немалых усилий открыть глаза и опустить ноги на пол. Все тело болело. Когда он встал, боль усилилась.

– Что там еще?

Дверь открылась. На фоне сгущающихся сумерек Ларсен увидел силуэт молодого матроса. Этот был фермер, впервые вышедший в море, и Ларсен не мог вспомнить имени этого парня.

– Капитан Ларсен, – сказал матрос, войдя в темную каюту, – вы… вы в порядке?

– Что случилось, парень? – сердито проворчал Ларсен, пытаясь скрыть свое состояние. Он должен оставаться самим собой до конца и не выказывать слабости перед своими подчиненными,

– Краб, сэр, – фермер бросил взгляд назад, на палубу. – Мы… поймали краба.

– И ты разбудил меня, чтобы сказать это?

Парень затаил дыхание. Он слышал от остальных о характере этого старика. Ол Ларсен никогда не позволял себя дурачить.

– В сети часто попадаются крабы, – прорычал Ларсен, продолжая бороться со слабостью. – Тралы частенько вылавливают то, чего ты совсем не хочешь поймать. И чаще всего попадаются крабы. Выбрасывай их в море. Иди и – …

– Но это необычный краб, капитан.

– Необычный краб? – чтобы не упасть, Ларсен прислонился к стене. – Что ты несешь, парень? Крабы есть крабы…

– Он очень большой, сэр. Очень. Наверное, фута четыре в диаметре. Его зацепили на глубине почти триста футов.

– Покажи. – Казалось, к Ларсену вернулись прежние силы, и матросы, выгружавшие улов, не заметили ничего необычного в своем капитане, шедшем за молодым фермером по мокрой палубе.

Ночь быстро опускалась. Керосиновые лампы тускло освещали палубу, где валялись бочки, веревки, снасти и блестела чешуя только что выловленной трески. Ларсен глубоко вдохнул ночной воздух, свежесть которого словно вернула его к жизни, – боль отпустила.

– Он здесь, сэр. Вы только взгляните. Это просто чудовище.

Ларсен подошел к тяжелому тралу, в котором остались мелкие рыбешки и краб. Несколько рыбаков стояли чуть поодаль.

– О боже! – Ларсен вытаращил глаза, на какое-то мгновение ему показалось, что это лишь плод его галлюцинаций, вызванных болезнью. Все было наяву, краб был действительно не меньше четырех футов в диаметре. Но не его огромные размеры и угрожающе клацающие клешни заставили Ларсена схватиться за перила. Причиной тому был взгляд существа, взгляд его оловянных неморгающих глаз, отражающих тусклый свет керосиновых ламп.

Это и еще что-то, чего он не мог объяснить. Что-то дьявольское было в этом крабе. В нем не было ни капли страха. Обычно обитатели морей старались скрыться при приближении человека. Этот же и не двинулся с места. Наоборот, он пытался приблизиться к людям, и только прочные снасти удерживали его. Он злобно шипел.

– Это чудовище, капитан.

Ларсен не ответил. Да и что можно было сказать, стоило лишь посмотреть на это существо.

– Выбросить его, в море, сэр?

Ол Ларсен заколебался с ответом.

– Нет, – он медленно обвел взглядом матросов, – Мы заберем его с собой. Осторожно перенесите его в сеть поменьше и подвесьте за кормой. Завтра к этому времени мы будем в Нарвике.

Ларсен вернулся на свою койку, но теперь не спал. Несмотря на холод, его прошиб пот. Он подумал о том, чтобы связаться по рации с Нарвиком, но едва ли это было необходимо. Рыболовецкие власти увидят все своими глазами через двадцать четыре часа.

Он вспомнил еще одного краба, выловленного в водах Вадсо. Он весил двенадцать с половиной фунтов и был около ярда в поперечнике. Трал зацепил его на глубине двести семьдесят футов. Возможно, сейчас этот краб находится в музее… О том случае быстро забыли.

Ларсен знал, что его краб был больше, но от этого он не испытывал никакой радости. Это существо было не просто многолетним обитателем моря, выросшим в его глубинах до невиданных размеров. Это было настоящее исчадие ада! Это была словно какая-то ужасная ошибка природы.

Неожиданно старый капитан вскрикнул от новой волны острой боли, пронзившей грудь. Его судорожный крик был заглушен ревом волн, бившихся о борт траулера.

Ларсен попытался сесть. Он должен радировать в Нарвик, власти должны знать: его шансы привести судно к пристани очень ничтожны. На команду нельзя положиться, во всяком случае, не в деле такой важности.

Он замер на мгновение, слабо надеясь, что боль отпустит, молясь, чтобы жизнь не угасла хотя бы еще в течение нескольких минут.

Молитвы капитана Ларсена не были услышаны, красная пелена перед его глазами превратилась в мрак, он упал на койку. Его тело дернулось в ужасной конвульсии и замерло.

Был уже рассвет, когда молодой матрос неистово застучал в каюту капитана. Спустя несколько минут, готовый смело встретить ярость старика, он вошел в каюту и увидел мертвого капитана. В панике матрос бросился на палубу, зовя на помощь.

Матросы, собравшиеся на корме, повернулись на крик, их обветренные лица были неестественно бледны. Бормоча что-то про себя, они бросали испуганные взгляды на сеть и искромсанную окровавленную человеческую ногу, лежавшую рядом.

Рыбаки пришли к выводу, что это нога Олсена, матроса, которому было поручено переместить краба в другую сеть. Краба тоже не было.

Неделю спустя капитан Ларсен был похоронен в море по традиции своей семьи. Его тело было навсегда опущено в морскую бездну.

Глава первая

Подводный мир Большого Барьерного Рифа Австралии наполнен жизнью. Темно-синяя вода так чиста, что на стапятидесятифутовой глубине можно разглядеть лес отливающих синевой кораллов, между которыми снуют красные и зеленые рыбешки словно птицы порхают среди веток. И во всем этом кажущемся мирном очаровании постоянно идет борьба за выживание: хищники не перестают охотиться за своей добычей, их, в свою очередь, пожирают более сильные, лишь огромная белая акула плавает с непобедимым видом, ни от кого не таясь.

В восьмидесяти милях от Маккай, возле побережья Куинслэнда, лежит остров Хэймэн, один из маленькой группы островов, включающих Брамтон, Линдеман, Лонг, Саус Моли и Дэйдрим.

Хэймэн покрыт низкими холмами; на нем вдосталь рыжевато-коричневой травы, попадались и эвкалипты, но прекрасных гранитных скал и поросших лесом утесов, вроде тех, что возвышались на соседних островах, здесь не было. Редкие, покрытые расщелинами утесы и поросшие лишайником прибрежные скалы были скрыты непролазной растительностью и зелеными соснами, глядевшими на обширное побережье, коралловые рифы и неожиданные впадины. Прибрежные воды кишели акулами, что требовало постоянного присутствия патрульного вертолета, предупреждавшего наиболее ретивых пловцов и любителей серфинга о возможном нападении этих смертоносных хищников, уже не раз попробовавших человеческую плоть.

Возле залива Барбику, на острове Хэймэн, стоял отель Роял Хэймэн, самый фешенебельный отель из тех, что находились на этой группе островов. Наиболее распространенными развлечениями здесь были водные виды спорта, ныряние и рыбалка. Ночные развлечения тоже были не хуже, чем в Лондоне или Нью-Йорке. Ежедневно самолеты и вертолеты привозили новых туристов из Маккай и Просперин на эту искрящуюся жемчужину посреди океана.

В глубине океана жизнь ненамного изменилась в течение миллионов лет. Человек, царствовавший на поверхности, не завоевал его глубин и даже еще не смог Полностью их исследовать. Большинство из тех, кто отдыхал на острове Хэймэн, не проявляли особого интереса к подводному миру. Они невольно содрогались, слушая рассказы об акулах, и утешали себя тем, что если не заходить в воду, то акулы не смогут причинить им вреда. Того, что было в глубине океана, они не боялись. На земле они чувствовали себя в безопасности.

Никто точно не знал, как давно Клин живет на острове Хэймэн. Туристы, много лет посещающие эти места, не помнят залива Барбику без присутствия высокого мускулистого мужчины. У него была неухоженная копна черных волос и растрепанная борода, но выражение его темных глаз противоречило неряшливому виду и выдавало движение мысли. Возраст этого человека трудно было определить. Гибкое тело цвета красного дерева, прикрытое лишь потрепанными шортами, двигалось с проворством двадцатипятилетнего атлета. Однако черты его лица, особенно глаза, говорили о зрелости человека, чей возраст близок к сорока годам.

Даже местные жители не много знали о происхождении Клина. Один старый рыбак рассказывал, что много лет назад американский лайнер был вынужден зайти в залив для ремонта. Когда он наконец отплыл, на берегу остался долговязый мальчишка, который несколько недель прятался в холмах, пока одна местная семья не сжалилась над ним и не взяла его к себе. Рыбак, рассказывающий эту историю, был известен своими старческими фантазиями, и никто не верил ему. Как бы то ни было, Клин был частицей острова Хэймэн, как и сами коралловые рифы.

Клин был нанят отелем для сопровождения групп туристов через опасные воды. Ему хорошо за это платили, но некоторые туристы были готовы заплатить еще, лишь бы порыбачить вместе с Клином. Все не только возвращались живы и здоровы, но вдобавок редко кто без улова, хотя это было не так просто.

В свободное время Клин брал свою лодку и ловил сетью тунцов и крабов. С финансовой точки зрения последние были предпочтительнее, так как крабы Куинслэнда очень высоко ценились гурманами во всем мире.

Между этими двумя основными занятиями Клин помогал Шаннопу, офицеру прибрежного патруля.

– Я Мог бы взять тебя на постоянную службу, – сказал Шанноп однажды. – У тебя глаза как у ястреба.

– У ваших людей есть бинокли, – ответил Клин, медленно покачав головой. – Вода так прозрачна, что вы можете заметить акулу на глубине двухсот футов.

– Возможно. – Шанноп потер свою квадратную челюсть, что означало поиск весомых доводов. – Но дело не только в зрении, Клин. Ты чувствуешь этих акул за триста футов под водой. Да ты сам, черт возьми, знаешь свои способности.

Клин хорошо знал подводный мир прибрежных вод острова, Бесконечное количество раз он сопровождал под водой фотографов и ныряльщиков за кораллами, и никогда его клиент не становился жертвой акулы или водяной змеи.

Однако больше всего он любил рыбачить в одиночестве при свете луны, медленно тянуть трал, вытаскивать из сети выпачканных в тине крабов и возвращаться на рассвете.

– Ты можешь оставить здесь свою душу, – говорил он Кордеру, австралийскому репортеру, загружая свою лодку за час до заката. – Все здесь создано океаном или его обитателями. Человек может намного лучше познать себя здесь, чем сидя за стойкой бара Хэймэн.

– Я бы хотел выйти с тобой в море как-нибудь ночью, – сказал Кордер, сдвинув свою шляпу с широкими полями на затылок и открыв полное лицо, ярко-красное от палящего солнца.

– Как-нибудь сплаваем, – ответил Клин, сворачивая веревку. – Но только не сегодня. Да, мистер Кордер, в статье об этих проклятых японских браконьерах забыли написать еще кое-что. Там написано, что за неделю ими было выловлено крабов на пятьдесят тысяч долларов. Но ни слова о тунцах. Без крабов и тунцов Хэймэн обезлюдеет меньше, чем за год.

– Правительство Токио запретило лов на глубинах меньше четырехсот морских саженей, – ответил Кордер, очевидно цитируя выдержки из материала, прочитанного им.

– Чушь! – Клин сплюнул в воду. Его глаза сузились, губы сжались, превратившись в тонкую линию, – признак того, что он злился, – Это лишь очередная пропаганда, на самом деле они и пальцем не пошевелят, чтобы соблюдать

этот закон. Австралийское же правительство не хочет в это впутываться. Почему? Я скажу тебе почему, Кордер. Потому, что они по-прежнему берегут свои зады, как делали это во время вонючей войны. Боятся расстроить торговые отношения и втянуться в международный конфликт. Они нажирают задницы за столами и не думают рисковать своими креслами ради каких-то крабов или тунцов. Что им за дело до Хэймэна или любого другого из этих островов? Да никакого. Не думаешь же ты, Кордер, что мы будем молча смотреть, как эти узкоглазые опустошают наши воды?

Кордер попятился. На острове было хорошо известно, что если Клин перестает называть вас «мистер», то самое время ретироваться.

– Я, конечно, постараюсь, чтобы это все. дошло до жителей Куинслэнда, – пообещал Кордер.

– Мы не будем сложа руки ждать, пока они сделают что-нибудь. – Клин потянулся на дно лодки и достал карабин. – Видишь это, Кордер? Эта штука известна как «бур». Два ствола, один 16 другой 7, 3 мм. Сделано в Германии. Мне подарил его один из парней, которых я сопровождал в прошлом месяце, Это ружье может проделать огромную дыру в диком кабане за двести ярдов. Я еще не пробовал его, но держу пари, оно заставит этих сраных японских браконьеров нырнуть надолго. А может, даже выведет из строя их лодку.

Кордер тяжело вздохнул.

– Не стоит убивать кого-то ради нескольких рыбешек, – сказал он неуверенно.

– Ты такой же, как все эти паскудники, – Клин начал толкать лодку, упираясь в мотор. – Если кто-нибудь будет мешать мне. жить, Кордер, он умрет. Многие местные жители поддержат меня, можешь так и написать в своей вонючей газете.

В следующую секунду мотор взревел, заглушая ответ репортера. Он смотрел вслед Клину, пока его лодка не превратилась в маленькую точку посреди залива, затем медленно пошел обратно к отелю.

Клин дрейфовал в сторону заката. Он не спешил и собирался тралить не раньше, чем через два-три часа, точно зная, что делает. Его интуиция стоила совершенного японского снаряжения, которым они вылавливали тунцов и крабов.

Некоторое время спустя его мысли вернулись от Кордера и браконьеров к высокой привлекательной брюнетке, которую Клин встретил во время последнего посещения отеля Роял Хэймэн. Каролина де Бруннер. Он представил ее так реально, словно она сидела в одной лодке с ним. Это была самая восхитительная женщина из тех, которых он когда-либо знал. Упругая грудь, розовые соски, которые темнели, твердея от возбуждения. Восхитительные белые бедра с соблазнительно подстриженной полоской волос между ними. Это необычная женщина, решил он. Она не могла быть ни днем старше тридцати лет, несмотря на то, что пережила Трех мужей. Холодная и бесстрастная во время первой встречи, она, как оказалось, была способна любить так, что становилось жарче, чем среди лета на побережье Бонди. Клин понравился ей, хотя это его удивляло. Насчет ее выбора у него не было ни единого соображения. Каролина ничего не могла знать о его сбережениях в банке Маккай, деньгах, заработанных им за ловлю крабов и так и не потраченных. При первой встрече Клин демонстративно не замечал ее. Возможно, это и задело красотку. Ей наскучили лживые признания в любви. Де Бруннер нуждалась в чем-то более простом, плотском. Она становилась словно пучком энергии, когда дело доходило до секса. До сих пор Клин чувствовал дрожь от прикосновений ее пальцев к плечам и груди во время двух длительных оргазмов, они просили его снова и снова. Ни одна женщина не могла удовлетворить Клина прежде. Он всегда хотел больше, чем они. Бывшая жена Д. С. де Бруннера, техасского нефтяного магната, была ненасытна. В конце концов изнеможденная, она засыпала, а Клин выскальзывал из комнаты.

Вспоминая все это, он тихонько смеялся про себя. Сегодня ночью можно опять пробраться к ней в комнату. Но вместо этого будет рыбалка. Ни одной женщине не удавалось связать Клина. Самец придет к самке – вот и все. Рыбак выругался, почувствовав натяжение в передней части своих шорт, и попытался перенести свои мысли к японским браконьерам. Через пару минут эрекция увяла, и его губы опять плотно сжались, грозя неприятностями любому браконьеру в этих водах.

На небе появилась луна, когда Клин бросил за корму сеть, выключил мотор и медленно задрейфовал. Клин любил ловить рыбу в полной тишине.

Улов в течение следующих двух часов был скудным, несмотря на опыт. Он знал, что выбрал нужное место, но добыча словно разбежалась. Такое могло случиться только после постоянного лова, когда лодки браконьеров закидывают сети ночь за ночью, используя свое совершенное оборудование, чтобы обнаружить косяки рыб.

Незадолго до рассвета, когда луна прошла свой зенит, Клин увидел судно. Оно тихо выплыло из-за кораллового рифа и Клин мог без труда различить четверых человек, бросавших трал. Незнакомое судно было в четыре раза больше его лодки, команда, возможно, состояла из восьми-девяти человек.

Губы Клина растянулись в волчьем оскале. Они пока не заметили его, а если и заметят, едва ли их спугнет маленькая лодка с одним-единственным рыбаком.

Клин не стал заводить мотор. В этом не было нужды. Он продолжал дрейфовать в направлении судна и тихонько вытащил сеть, чтобы она не притормаживала движения. Потом Клин достал ружье и сел на носу лодки.

Расстояние все сокращалось. Триста ярдов… двести… Мотор браконьерского судна затарахтел. Они собирались тралить и могли отдалиться от него в считанные минуты.

Клин перезарядил свое ружье и поднял к плечу. Только теперь он ощутил недостаток лунного света, который мешал как следует прицелиться.

– Твою мать, – пробормотал он и снова попытался прицелиться. Это было не так легко. Лодка постоянно покачивалась на волнах.

На палубе судна виднелись трое, когда Клин наконец нажал курок. Он почувствовал толчок в правое плечо, увидел короткую вспышку пламени, звук выстрела прокатился над водой подобно реву тропического шторма.

Клин целился в человека, стоявшего ближе к носу, но согнулся и упал один из тех, что были у кормы.

– Получите, уроды! – закричал он, инстинктивно заметив, что браконьерское судно двигалось быстрее, чем он думал, что и послужило причиной того, что он попал не в того человека. Но это не имело значения. Они все нарушили морской закон Клина, переполнив его терпение, он готов был пожертвовать даже своей жизнью, лишь бы избавить воды Хэймэна от опустошающих набегов японских браконьеров.

Через какое-то мгновение палубу судна, находившегося теперь всего в сотне ярдов, заполнили суетящиеся люди. Возможно, они даже не слышали выстрела из-за шума своего мотора или не придали значения присутствию Клина.

Он выстрелил снова, в этот раз безрезультатно. Браконьеры бросились в укрытие. Теперь они поняли, откуда стреляли.

Клин зарядил новый патрон, когда пуля ударила в деревянную переборку меньше чем в двух футах над его головой. Инстинктивно он отпрянул назад и растянулся на дне лодки. Секундой спустя целый рой пуль пронесся над тем местом, где он только что был. Теперь Клин мог расслышать треск ружейных выстрелов, пули проносились над ним подобно москитам. Он перекатился за кучу снастей.

Ни на мгновение Клин не почувствовал страха. Должно быть, он был просто сумасшедшим, затеяв перестрелку с большим, переполненным людьми судном без всякой предварительной разведки. Крупнокалиберные пули расщепляли дерево вокруг него. Стреляли не переставая, чтобы наверняка пристрелить дерзкого моряка в маленькой лодке. Подняться и попытаться выстрелить в ответ было бы самоубийством.

Клин продолжал лежать на дне лодки, держа в руках свое бесполезное оружие. Он не читал молитв, он был фаталистом. Если одной из этих пуль суждено решить его судьбу, то пусть так оно и будет. Все было так просто, и он ничем не мог помочь себе.

Его лодка по-прежнему дрейфовала, но ружейные выстрелы стали менее сконцентрированными, они были беспорядочными, пули свистели мимо, даже не попадая в лодку. Моторы браконьерского судна заревели на полную мощь. Браконьеры быстро тралили, двигаясь в другом направлении. До них дошло, что прибыль от ночного улова была важнее мести. Возможно, решил Клин, на судне были уверены, что прикончили его, и не хотели тратить драгоценное время на проверку.

Не слыша больше шума мотора, Клин встал на ноги и осмотрелся. Нигде не было признаков человеческой жизни. Он попытался завести мотор. Тот завелся с полоборота, каким-то образом избежав повреждений от града пуль.

Клин по-прежнему не спешил. Расположение луны подсказало ему, что было около трех часов и о ловле не могло быть и речи. С безразличием он выбросил за борт выловленных крабов; Такой скудный улов едва ли стоил хлопот, связанных с торговлей, лучше их было вернуть в океан.

Клин направил лодку на обратный курс со скоростью трех узлов. Первый, кого он хотел увидеть на берегу, был Кордер, а ему было известно, что репортер редко встает раньше девяти часов, поэтому он не спешил.

Слева от него был коралловый риф, высовывающийся из воды, как некое доисторическое морское чудовище с неуклюжей горбатой спиной. На фоне мерцающей поверхности океана видение было почти реальным.

Сначала Клин едва бросил взгляд на риф. Он знал каждый отросток кораллов в прибрежных водах островов. Иногда днем он бросал якорь возле одного из таких рифов и ловил синюю коралловую форель.

Неожиданно Клин почувствовал тревогу, его левая рука автоматически потянулась вниз и замедлила ход лодки. Рев мотора превратился в ровное гудение, скорость была теперь не больше одного узла. Сначала он никак не мог понять, что привлекло его внимание. Множество раз Клин проплывал мимо этих рифов и при дневном свете и ночью. Но теперь риф выглядел как-то иначе. Он не мог этого объяснить. Кораллы не могут изменить своей формы за несколько дней. Однако…

Потом он понял, почему замедлил движение. И впервые за несколько лет с того дня, когда его преследовала под водой огромная белая акула, Клин ощутил леденящий душу страх. Часть кораллового рифа двигалась!

– О боже! – пробормотал он и замедлил ход так, что мотор чуть не заглох. Клин снова присмотрелся и через несколько секунд понял, что не ошибся. Выступ кораллового рифа слева от него сдвинулся с места, так плавно, что это можно было принять за оптический обман, вызванный движением лодки ил" волн. Но когда он приподнялся и увидел разрыв между этим выступом кораллов и основным рифом, Клин инстинктивно повернул руль в сторону, развернув лодку кормой к этому ужасному и необъяснимому явлению. Любопытство все-таки взяло верх над инстинктом, и он решительно развернул лодку снова.

Прошло несколько секунд прежде чем он понял, что это двигался вовсе не риф, а то, что взгромоздилось на него, что-то так похожее на риф, что казалось частью его.

Лодка продолжала дрейфовать, и, подплыв на расстояние не больше пятидесяти ярдов, Клин наконец смог распознать объект своего любопытства. Это был огромный краб, размером почти с Маленький автомобиль.

Страх снова охватил его. Клин теперь ясно видел чудовище, более того, оно тоже видело его. Вот почему оно изменило позицию и повернулось головой к нему. Два красных глаза сверкнули в лунном свете: краб неподвижно рассматривал человека. Клин с трудом верил тому, что видел. Одно лишь было очевидно: это не был один из обычных крабов Куинслэнда. Это был вид, который ему до сих пор не приходилось встречать и который по всем законам природы просто не мог существовать ни в Тихом, ни в любом другом океане.

Клин подумал о ружье, лежащем рядом с ним, но тут же отбросил эту идею. Чтобы пристрелить существо такого размера, понадобилось бы ружье большего калибра.

Краб по-прежнему сидел на рифе и смотрел на человека. Двигались только его глаза, мерцавшие с явным недоброжелательством.

Клин не знал, сколько времени они пялились друг на друга. Может, десять секунд, может, десять минут. Чем больше Клин смотрел, тем больше он поддавался гипнозу этого существа. Позови его чудовище, и он бы, наверное, соскользнул за борт и поплыл к нему.

Наконец краб сам прервал этот транс. Он двинулся с места и, с громким шорохом соскользнув с рифа, исчез под водой.

Клин неожиданно обнаружил, что вспотел, и его одновременно трясло, словно от холода. Поведение его было близко к панике, он так рванул дроссель мотора, что лодка резко рванулась вперед, и Клин растянулся на палубе.

Последнее, что он запомнил, – это коралловый риф, пронесшийся Под водой, он был отмечен буйком, покачивающимся слева от лодки.

Что-то царапнуло дно лодки. Что это было, коралл или огромная поднятая из воды клешня, готовая сомкнуться в любую секунду?