Текст книги "Пути Господни неисповедимы…"

Ты – белый голубь, птица Рая

 
1. Соседка с дачи мне кричит:
«Ты, Гена, глянь на крышу,
Там голубь полчаса сидит!»
Да, я взглянул… и вижу.
 
 
2. «Сегодня праздник… и большой
Казанской Божьей матери.
К вам – Божья милость, да какой,
Вы ждите вести добрые», —
 
 
3. То мне соседка говорит
(Чтоб я поверил… в чудо).
Здесь голубь в первый раз сидит
За столько лет… не чудо?
 
 
4. Я хлеба быстро покрошил,
Воды налил я в банку.
Присев на корточки… позвал
Гостью я… райску птицу:
 
 
5. «Если ты уж неспроста
Сюда явилась, птица,
Спустись сюда… Вот тут еда
И вот тебе водица».
 
 
6. И так красиво на «тормозах»
Спустилась сверху птица,
Попив воды и поклевав,
В глаза мне смотрит птица.
 
 
7. «О, Бог ты мой, хвала тебе,
Спасибо за подарок!» —
Осенив себя крестом,
Сказал я тут вдобавок.
 
 
8. «Ты, белый голубь, птица Рая,
Посланец Бога, да… небес,
Вот крошка хлеба на ладони», —
Я близко руку к ней поднёс.
 
 
9. …Поела птица хлеб с ладони,
Пила водички дождевой,
Ходила птица по ступени
Крылечка дома. О, Боже мой.
 
 
10. И слёзы капали обильно,
И было радостно в душе.
Такое было умиленье,
Не знаю, как сказать вообще.
 
 
11. Не отрывая взгляда с птицы,
Молил я Бога от души,
И чтоб жена и дочки, внуки
Прониклись лёгкостью души.
 

21/9—96 г.

За 10 с лишним лет я не видел, чтобы туда садились голуби. Сороки, вороны – да, но, чтобы в такой день – и белый голубь, чтобы ел с руки хлеб и пил воду…

Ничего не бывает без причины.

Да и фактов, связанных с именем Пресвятой Богородицы, ниже увидим ещё много.

Я сам родился в Праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы (4/12—1934 г.), в этот же день (4/12—2001 г.) родился 2-й сын Гали, наш внук Александр.

Замуж (2-м браком) Галя вышла опять 21/9—2001 – в Праздник Рождества Пресвятой Богородицы и обвенчалась в этот же день в Храме Христа Спасителя.

Перед свадьбой и Галя, и я были в церкви Рождества Богородицы (церковь-то не выбрали, а она оказалась вблизи дома, где их квартира теперь).

В этом месяце у нас с Ниной юбилей Золотая свадьба (Это 27/7—1963 г. – 27/7—2013 г.)

Собираемся обвенчаться в Чебоксарской церкви Введения 28/7—2013 г.

Вот какие предопределения.

Очень мне запомнился день свадьбы (второе замужество дочери Гали).

Первый брак у Гали был через ЗАГС., в 2-й брак – бракосочетание (венчание) в Храме Христа Спасителя в Москве.

И подумать только!!!

Не сразу Серёжа (муж Гали) и Галя оформили этот брак, с опозданием на несколько месяцев, и сын Александр оказался «свидетелем» всех мероприятий этого дня (дня свадьбы и бракосочетания своих родителей). Он «ставил» свою подпись на документе, удостоверяющем о бракосочетании, подтвердил слова папы и мамы о супружеской верности, любви перед Богом и обществом и в Храме Христа Спасителя, на Красной Площади и Поклонной горе.

Серёжа и Галя! Может ли быть что-либо большее, чем осознанная радость от этого события, этого дня? Это представить трудно! А ведь что происходило в этот день и что говорилось – есть такой «свидетель Саша», вас трое – главных участников этого события.

Дай Бог, чтобы у Саши была счастливая судьба, чтобы он был хорошим человеком, добился многого и был с Богом.

Давайте поговорим о моей семье, вернее, о моих родителях, братьях и сестре.

Мои родители оба с Кугеева, женились в 1930 году. Начало коллективизации.

Дед – Борцов Александр Михайлович, 1888 г.р., участник Первой Мировой и Гражданской войн, был полковым писарем. В общем, грамотный был мужчина. С началом коллективизации его выбрали секретарём правления колхоза. У деда был ещё сын – 1918 г. р. Так что отец отделился и построил дом, где все годы мы и жили.

Мать – Гаврилова Анастасия Николаевна (1908 г.р., а отец 1909 г.р.).

Дед по материнской линии – Гаврилов Николай Гаврилович, имел 6 детей (и все дочери, а единственный сын в малолетстве помер).

А земельные наделы на девочек не полагались, и вот дед, чтобы прокормить семью, держал с 1914 года небольшой магазин. А брат деда Трофим был помощником его в работе в магазине. Он был женат, а жена – Татьяна. Вот они обратились к моим родителям (отцу и матери), чтобы они построились в их подворье с условием, чтобы в старости ухаживать за ними. Дом наш был построен в 1936 году (помню на матице дома чернильным карандашом был написан год постройки).

Они были очень богомольные. Дядя Трофим даже ездил на богомолье в Иерусалим.

Это обстоятельство имело большое значение (об этом потом).

За дядей Трофимом не пришлось ухаживать. Он, как говорится, умер, двигаясь на своих двух, примерно в 1939 году. А за тётей Татьяной ухаживали, в старости её скрутило так, что колени чуть не касались подбородка. Умерла она в 1943 году.

До войны у нас в семье родились 3 ребёнка. Лида, сестра – с 1931 г., я – с 1934 г., Анатолий – с 1938 г. Через несколько месяцев как отца призвали в армию, родился сын Николай, четвёртый.

Умер он через месяц.

Ещё двое сыновей у родителей родились уже после войны: Анатолий – с 1947 г. И Виталий – с 1950 г.

С 1954 года мы с сестрой уже уехали из Чувашии. О себе и моей семье я уже написал, а пути-дорожки у сестры были такие: работа (Удмуртия), вышла замуж и жили с мужем в городе Нижний Тагил Свердловской области. Потом они переехали в Новочебоксарск как специалисты-химики. Родились у них двое детей – Вячеслав (1957 г.р.) и Галина (1961 г.р.).

Когда в 1971 г. мы приехали в Чувашию, братьев дома уже не было. Витя, уже женатый, с женой Ниной работал в городе Тольятти на автозаводе, а Анатолий служил в армии. Через год Витя с Ниной переехали в Чувашию, а Анатолий вернулся из армии и поступил в Чебоксарский университет, закончил его в 1976 году врачом-хирургом.

Витя поступил в Чебоксарский химтехникум (в Новочебоксарске) и закончил его. Работал долгие голы на Химпроме, потом на Агрегатном заводе, там же работала Нина Касьяновна.

А Толик работал в Новочебоксарске. Женился на девушке Люде из Нижнего Новгорода, познакомился в санатории.

За эти годы у Вити с Ниной родились Геннадий (6/11—74) и Людмила (10/2—1972). У Анатолия – сын Сергей (15/5—1977 г.). Потом Толик с семьёй переехал в Великий Новгород.

Теперь все дети наших родителей и мы постоянно встречались у родителей – в праздники, дни рождения, юбилеи.

Нам было радостно, что мы вместе, что мы любим родителей, и было и грустно, что они одни, что они стареют. И душу не покидала постоянно терзающая мысль: «О Боже, сделай так, чтобы окна дома как можно дольше светили огнём».

Как было не любить наших стариков? Это же были кристальной чистоты души люди. Отец работал и зав. фермой, начальником пожарной команды в деревне, рядовым колхозником – у него были одни думы, как честно выполнить дело. За честность его всегда выбирали председателем ревизионной комиссии, и даже на старости, когда распределяли корм скоту, он сделал это.

Мать никогда нас не ругала, а всегда находила, как научить нас, чтобы мы задумывались.

Примерно так: если не чисто пол подметаешь, то жена или муж будут рябыми; если стул после еды не подвинешь к столу, то жена попадётся старая.

Видимо, я слишком старался, что жена мне попалась такая молодая.

Листая тетрадь со стихами моими, попалась запись с 1975 года под названием «Дума о матери».

Дума о матери

Мать! С годами, с возрастом всё новые и новые понятия, крупицы нежности, человеческой ценности вкладываются в это слово. С годами ты становишься всё дороже и дороже. И часто среди других дум о тебе ловишь себя на мысли – всё бы отдал, лишь бы ты жила вечно, была здорова и чуточку оставалась бы такою, какою тебя помнишь, какою ты запечатлелась в сознании.

…Невозможно, а думается…

Да, многое думается, мать!

…Весна. Утро. Первое утро весёлых школьных каникул – поэтому я только встал. По школьной привычке смотрю на часы – время 8 часов утра.

…Мать возится около печки – что-то варит, жарит, печёт.

Смотрю в окно – там столько света, как может быть только весной, когда лежит снег и когда наступают такие тёплые дни, славно это уже лето. Снег тает буквально на глазах, потоки воды журчат на улице, в воздухе – марево.

Я сходу раскрываю окно и останавливаюсь, поражённый тем, что услышал. За окном, под карнизом в углу дома, у нас всегда висел скворечник. И сейчас два скворца, самец и самка, сидя друг против друга на электрических проводах напротив раскрытого окна, заливаются, прихлопывая крылышками…

…Нет! Это не пение, это что-то из ряда вон выходящее, это гимн всему живому, такому чудесному дню…

Сколько продолжалось это, не знаю, опомнился лишь тогда, когда скворцы, видимо заметив меня в открытом окне, перестали петь.

…Я поворачиваюсь… и вижу мать. Облокотившись одной рукой о печку, мать ушла в себя, губы чуть-чуть сжаты, глаза такие задумчивые. Я подхожу к ней: «Что, мама?» «Ничего, сынок! – и лишь спустя, как мне показалось, полчаса, выговорила. – Улетите! Птицы всегда улетают!»

После этого дня я эти слова слышал не раз, но истинный смысл этих слов, мне сейчас кажется, понял лишь потом, когда после окончания 8-летки поступил учиться в Марпосад и уезжал из дома. Это – 1950 год!

Да, мама! Своим материнским чутьём ты поняла, что мы, твои дети, улетим, улетим без возврата назад.

Хотя, в отличие от птиц, не все дети уезжают из родных пенатов, а являются опорой своим родителям, живя вместе с ними, деля с ними радость и горе.

А вот мы улетели. Улетели сначала мы – 1-е поколение (довоенного выводка). Думали, младшие братья, быть может, останутся, если не оба, хотя бы один из них.

Братья подросли, их также потянул город (сначала учёба, затем работа).

Бывая по разным причинам в деревнях (не только в Чувашии), замечаешь – мало молодёжи в деревнях, а много старых, как вы, отец и мать, живут одни дома при наличии многих детей… Становится просто не по себе…

Да, город изменяет, предрешает жизнь деревень.

Придёт, конечно, время, положение стабилизируется более-менее. Видимо, это ещё не скоро. Города пока требуют всё новых и новых пополнений из деревень.

Такова логика процесса развития, роста промышленности, науки, прогресса стран.

А пока что остаётся грусть, грусть, постоянно преследующая. Видимо, даёт себя знать связь времён.

1975 г.

P.S. Нет! Ожидаемого прогресса в этом вопросе в последние годы не случилось.

Новый режим уничтожил все иллюзии. Промышленность, сельское хозяйство просто умышленно развалили. Деревня мертва. Если раньше страна восстанавливалась за счёт душевного и финансового состояния деревни, то сейчас оттуда нечего брать.

2008 г.

Не могу я и это не написать.

1998 г.

Прости… о, мама!

 
1.Три раза мне кресты дарила,
Прости уж, мама, не сберёг…
Уж восемь лет как на погосте…
Какой же я? Ну как я мог?
 
 
2.Себя корю… Я вспоминаю
Так судьбоносный каждый крест.
Учёба, армия, женитьба,
На счастье ты дарила крест.
 
 
3.«Ты помни Бога – он поможет,
А мы желаем от души,
Здоровья, да удачи в жизни,
Но крест, он, Гена, для души».
 
 
4.Я помнил, мама, да вот к Богу
Пришёл довольно поздно я.
Хотя поступки, размышленья
Всю жизнь вели меня туда.
 
 
5.И был бы я каким счастливым,
Имей в руках один хоть крест…
…Тогда, потом, мы горько плачем,
Тогда «дойдёт», вот твой тут крест.
 
 
6. И так всегда мы сожалеем,
Чего вернуть уже нельзя.
Умом мы задним так богаты:
«Не так прошла моя стезя».
 
 
Стою у образа я Бога,
Молю прощения себе…
 

1998 г.

Много у меня стишков про отца и мать.

Все эти слова, написанные о маме, они также относятся к отцу.

Вы оба – дорогие, очень дорогие нам люди. Были бы рядом сейчас братья и сёстры, они бы сказали: «Так, именно так, Гена».

Мы всё помним, отец!

 
1. Сегодня уж праздник – день славной Победы.
Отец за столом, в окруженьи семьи,
И как же, родные, не праздновать ныне,
Отцу принесли мы поклон от семьи.
 
 
2. Мы помним, отец, как тебя провожали,
Как ждали оттуда… хоть малых вестей.
И помним солдатские почтовые ящики,
А где ты служил-то… узнали потом.
 
 
3. Дважды ты ранен, солдат наш пехоты,
Дважды за Власовым брешь закрывал,
Та часть – как затычка (срочность какая!!),
Кому приказали, и ты прикрывал.
 
 
4. Первым раненьем – ноги переломом —
Там же лечился, домой не попал.
Вторым же раненьем, покрепче чем первым,
На несколько дней ты домой приезжал.
 
 
5. И помню рассказ твой, и как ты поник,
Видимо, трудно – ведь ты… человек:
«Немецкий стервятник на марше настиг,
Осталось от роты лишь семь человек.
 
 
6. Уж немцам, наверно, на белом снегу
Солдаты казались глухарями в лесу.
Они потешались, я думаю, всласть,
Почувствовав… над нами безмерную власть.
 
 
7. Морозы стояли под сорок тогда,
Вот в этот-то день случилась беда,
Немецкою пулей – навылет нога,
Осколок немецкий – в спине навсегда».
 
 
8. «Отец мой, отец мой, терпел ты уж как?»
Молчит, и лишь губы так мелко дрожат:
«Скажу я, сыночек, не всё может так:
Ударило в спину, подбросило так.
 
 
9. С другого захода, наверно, – нога.
Не чувствовал это… то было во сне,
Проснулся… горю я, как будто в огне,
Позёмка, как в сказке, катится по мне.
 
 
10. Хотел повернуться… Удар… Я во мрак.
Проснулся в санбате… остался, и как?
Знаю одно – из двухсот человек
Осталось в живых нас – лишь семь человек.
 
 
11. По сказу врача… разрезали сапог
(Замёрзшей-то крови было… целый сапог),
Обморожены ноги… в сапогах человек,
Да и руки. Слава Богу, ещё жив… человек.
 
 
12. Про осколок сказал: «Близко к сердцу проник,
И не может его и извлечь-то мой друг»».
И таскает у сердца тот вражий металл,
Ведь его же в войну… в «лотерею» достал.
 
 
***
1. Был сентябрь тогда. Убирали мы хмель
На колхозной плантации у реки Аниша.
Появился отец – он на двух костылях,
Улыбаясь, сказал: «Я на месяц в гостях».
 
 
2. Каждый день перевязку меняла тут мать.
Дроблённая кость выходила опять.
На третий же день уж повестка опять,
Видимо, срочно… призывается в часть.
 
 
3. Помню. В хмельник побежал я тогда,
И криком всех женщин я поднял тогда,
И выдохнул: «Мать, быстрее домой!
Отца забирают… на войну… Поскорей!»
 
 
4. Подали лошадь. Через час с небольшим
На двух костылях мой отец уезжал.
И стоит на глазах этот миг до сих пор.
…В английской шинели он нас обнимал.
***
5. Отец, отец! Сегодня праздник твой,
И помолчим над солдатскою судьбой,
И молча выпьем за миллионы тех солдат,
Их могилам пол-Европы занимать.
 

И про отца у меня много стихотворений.

В последние годы жизни родителей мы, дети, установили такой порядок: будем жить и ухаживать за родителями в деревне по одному месяцу. И вот, в 1996 году 4 декабря отметили мой день рождения, а 8 декабря помер отец.