Текст книги "Вне времени. Стихи, избранные читателями"

Генриетта Ляховицкая
Вне времени. Стихи, избранные читателями

© Г. Ляховицкая, 2020

© Genrietta Liakhovitskaia, 2020

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2020

Поэтическое мироздание Генриетты Ляховицкой

«Вне времени» – так называется эта необычная книга стихов, автором которых является Генриетта Ляховицкая. Уникальность книги, не имеющей аналога в мировой литературе, заключается в том, что в неё вошли стихи, избранные читателями, и сама книга посвящена им. Эти поэтические тексты, как и всё творчество поэтессы, отражают масштабы её личности и представлений об общих человеческих ценностях во все времена.

Уже в самом названии сборника выражена суть его содержания, обозначенная высокой духовной направленностью поэтических произведений, пытающихся найти ответы на «вечные вопросы». В наши дни миром правит конъюнктура, проникшая и в литературу. Но всё сиюминутное приходит и уходит, а истинно ценное, классическое остаётся – оно актуально всегда. Отточенный стих Генриетты Ляховицкой определяет форму своим содержанием, духовной наполненностью, совершенством русского языка, афористичностью строк, изысканным образным рядом:

 
«Молчанье – золото,
а слово – серебро»,
но часто золотом
мы платим за добро,
«серебряными»
приносимое словами —
за слово дорого
мы платим с вами.
 

Поэзию Генриетты Ляховицкой, без сомненья, можно отнести к разделу русской классики, ибо её творчество отвечает всем канонам лучших образцов классического русского стихосложения. Стихи поэтессы обладают стройной, самодостаточной формой, многоплановостью тем и ритмической многогранностью:

 
Заглянуть за предел, что очерчен
наплывающим краем Земным,
и понять, чьею силой заверчен
этот мир, несравнимый с иным…
 

В её стихах россыпи поэтических находок, например, в стихотворении «Лилии»:

 
Тончайшего фарфора изваянья
хранят они бесстрастно облик свой.
Лишь запах сладковатого дыханья
тому свидетель, что фарфор живой.
 

Генриетта Ляховицкая родилась в 1938 году в Ленинграде. С молоком матери, урождённой петербурженки, впитала не только литературный русский язык во всём его совершенстве и многогранности, но и культуру бывшей петровской столицы России. Поэтесса легко и разносторонне общается с читателем, привлекая его философской глубиной размышлений, гармонией языка и напряжённостью чувств. Эти качества, характерные для русской поэзии, являются основными средствами выражения не только в русской классической, но и в лучших образцах современной русской литературы. Это именно ту, что во все времена нравится читателю и привлекает его. Таким образом, поэтесса продолжает традиции русской изящной словесности:

 
Прислушиваюсь слухом внутренним
и взвешиваю строго «contra – pro»…
скрипит по клавишам компьютерным,
как издавна, старинное перо.
 

Генриетта Ляховицкая не зря относит себя к физикам, лирикам и философам. В её стихотворениях даны чёткие формулировки устройства мира, размышления о его обитателях, ищущих ответы на «вечные вопросы».

Наряду с десятью книгами стихов и прозы, многочисленными публикациями в различных журналах и антологиях, она, очарованная философией и одним из её аспектов – космизмом, опубликовала в 2008 году научно-популярную философскую книгу «Генер. Модель мироздания». Отсюда философский взгляд на Вселенную, на мир, на жизнь, на человека с его внутренним мироощущением:

 
Дерзнуть найти ответ на «вечные вопросы»?
Возможно, смерть, жизнь вечную спасая,
щадя росток зелёный, старость косит,
чтоб молодая жизнь цвела, не угасая?
 

Книга «Вне времени», превосходно структурированная, состоит из 14-ти разделов. Вот названия лишь некоторых из них, говорящие сами за себя: «Алхимия природы», «Лики любви», «Загадка карт влечёт», «Философский взгляд», «Петербургские строки», «Волны музыки», «Чудесята, чудо-время и другие чудеса» (стихи для детей), «О Войне и войнах», «Еврейские мотивы», показывающие библейскую мудрость и трагедию несгибаемого народа… В каждом разделе читатели разных возрастов непременно найдут для себя и замечательные стихотворные произведения, и немало прекрасных строк.

Если вначале говорилось о том, что в творческом мышлении физика пробудился лирик и философ, то, после прочтения этой удивительной книги можно с уверенностью сказать, что в лирике пробудился физик, создавший особое поэтическое мироздание, построивший свой неповторимый по духу, размаху идей и тем уникальный мир поэтических образов, вдохновений и фантазий.

 
Фантазия – плод дерзких вдохновений,
фантазия – стремленье за предел,
фантазия – предтеча откровений,
фантазия – лишь мыслящих удел.
 

Необычно для современной книги и оформление, блестяще выполненное художником-дизайнером Иваном Граве. Небольшого формата книга в винтажной обложке напоминает старинные томики стихов, изданные в прошлых веках… Вместо привычной фотографии автора – его скульптурный портрет, созданный в 1985 году известным ленинградским скульптором Петром Криворуцким. Достаточно редкое, оригинальное, возможно, уникальное решение изображения автора на обложке его книги, которая и завершается стихотворением «Старинный томик»:

 
Вот небольшая книга. Пожелтели,
как старый жемчуг, хрупкие страницы.
Пусть потускнело золото обреза —
богатство Духа выше злата Креза.
. . . . . . . . . . .
…мы в жизни современной непростой
храним духовности обрез златой,
лишь затвердела кожа переплёта.
 

Татьяна Ивлева

Посвящается читателям

Пришествие стихов

 
Стихи приходят,
будто бы извне…
 

* * *

 
Прислушиваюсь
слухом внутренним
и взвешиваю строго
«contra – pro»…
Скрипит по клавишам
компьютерным,
как издавна,
старинное перо.
 

Цена слова

 
«Молчанье – золото,
а слово серебро»,
но часто золотом
мы платим за добро,
«серебряными»
приносимое словами —
за слово дорого
мы платим с вами.
 
 
Мы мудрость жизни
в слове постигаем,
со словом мы встаём,
со словом мы шагаем,
и падаем с последним
словом вместе —
со словом боли,
или словом мести…
 

Кинжальное слово

 
Немало мир знавал
       умевших
   разить наветом
       ножевым,
притворно плакать
     об умерших
  и близить смерть
     ещё живым.
 

Соблазн слов

 
Я много лет в плену томила
свои сомненья, мысли, строки,
но всё же подоспели сроки
и буйно выплеснулась сила
        сокрытых слов.
 
 
Я удержать слова спешила —
списать нездешние уроки,
но лучшие терялись строки
и я, томясь, произносила
         обрывки снов.
 

Пришествие стихов

 
И вдруг отступит всё и, словно в пустоте
и в строгой тишине, где нежный звон один,
 
 
            в прозрачной чистоте
            с прохладой белых льдин
 
 
плывёшь так невесомо и воздушно,
и чудится, что звонкая кукушка
незримо далеко кукует свежий час:
«Сейчас придут стихи, сей-час,
            сей-час, сей-час…»
 

Как издавна…

 
Рассвет встаёт внутри оконных рам —
тысячелетья нового начало,
но время, просыпаясь по утрам,
в часах стучит, как издавна стучало.
 
 
Бесстрастный телевизора экран
показывает свежие событья,
но стонет сердце, как от прежних ран,
и не даёт, как издавна, забыться.
 
 
Стихи приходят, будто бы извне,
но бьются, словно в каменные рифы,
в «кровь и любовь, век – человек» во мне,
как издавна, в изношенные рифмы.
 
 
Прислушиваюсь слухом внутренним
и взвешиваю строго «contra – pro»…
Скрипит по клавишам компьютерным,
как издавна, старинное перо.
 

Века поэзии

 
Век Золотой в поэзии ушёл.
Серебряно затем звучала лира.
На грубый холст сменился неба шёлк,
и смяты войнами основы мира —
 
 
век Бронзовый в поэзии настал:
всё меньше в ней гармонии высокой,
вопящим ртом заменены уста,
и вместо роз – чертополох с осотом…
 
 
Что далее? Ужель замкнётся круг
и Каменный возникнет на пороге —
оскал звериный, хватка цепких рук,
нет колеса и даже нет дороги?
 
 
Но в первый раз в неведомом «тогда»
дикарь косматый вздрогнет и проснётся.
Увидит он, как падает звезда,
но не оскалится, а улыбнётся.
 

Проба подлинности

 
Не только «короля играет свита» —
законом иерархии любой
становится имён случайный свиток,
составленный несведущей толпой.
 
 
Не коронуйте загодя поэта
среди текущей суеты сует!
Легко смывает позолоту Лета,
лишь время ставит мету: «Се поэт».
 

Закат и поэт

триптих

1

 
Ранний вечер – собранье последствий,
длинный день отшумел и погас.
Притомилось, набегавшись, детство —
засыпает под плавный рассказ.
 
 
Небывалое в нём достоверней,
чем на камне впечатанный след.
Может быть, этой сказкой вечерней
начинается в детстве поэт?
 

2

 
Заглянуть за предел, что очерчен
наплывающим краем Земным,
и понять, чьею силой заверчен
этот Мир, несравнимый с иным —
 
 
проникать за пределы способен
лишь стремительный солнечный свет,
или разум, что богоподобен,
или, интуитивно, поэт.
 

3

 
Стихает дневное волнение,
звучанью – молчанье в ответ,
стекает тенйй удлинением
на Западе гаснущий свет.
 
 
Игра лучезарной беспечности —
померк света с тенью дуэт…
Всего за мгновенье до вечности
уходит из жизни поэт.
 

По образу и подобию

«И сотворил Бог человека по образу Своему…

И был вечер, и было утро: день шестой».

Ветхий Завет. Бытие

 
Итак, «сотворены по образу» Творца —
подобием Его на свет мы рождены.
Каков же образ тот – без тела, без лица?
Так в чём же можем быть Ему подобны мы —
песчинки перед Вечным и Безмерным?
Ужели могут быть недостоверны
слова из древних свитков мудрых:
«И вечер был, и было утро…»?
 
 
Ошибка наша – в Божьих дней счисленье:
когда творишь, впадаешь в упоенье,
которое не знает слова «время» —
там нет его, где муки и боренье
сопутствуют рождению творенья.
 
 
Не может человек по Божьи дни считать,
но в творчестве он может испытать
и вдохновение, и напряжённость,
и даже Вечности непротяжённость —
подобно Богу он на то способен
и только в этом он богоподобен.
 

Алхимия природы

 
Спокойно,
     средь свободы
вершится
     вечная алхимия
          природы.
 

* * *

 
…И ясный,
          как кристалл,
в оправе радуги
          омытый мир
                      блистал.
 

Ручей

 
Упруго струясь и играючи прыгая,
журча и внезапными каплями брызгая,
среди неподвижных суровых камней
течёт неуёмный весёлый ручей.
 
 
И столько в нём детского,
                     столько беспечного —
от солнца, от ломкого льда,
                     от извечного!
 

Молния

 
Ты за зигзагом – зигзаг
в тучи вонзаешь как стяг.
Что ты такое? Скажи!
Кто в тебя силу вложил?
Как ты находишь пути
с неба на землю сойти?
 
 
Жженьем бичующих розг,
вспышкой, пронзающей мозг
светом над формул скопленьем —
в муках рождённым решеньем,
вскриком сквозь гнёт немоты,
блеском среди черноты,
диким сверкающим взглядом,
мощных борений разрядом —
     в жути своей красоты
     миру дарована ты!
 

Жизнь дня

 
День, молодой с утра,
весел, не знает утрат.
 
 
В зените он горд, калён,
светел, упорен, силён.
 
 
К вечеру горбится день,
косую бросает тень
 
 
и, солнечный слиток истратив,
       тает в закате…
 

Прощальный аромат

 
   Три розы на резном столе
в изысканно-простом бокале —
          ручной работы
              хрустале,
          от зла срезанья
              отдыхали
                   и,
      позабыв об этом зле,
 в последний раз благоухали.
 

Ранняя осень

 
Молодая осень
на исходе лета
заплетает косы
золотого цвета,
весело рядится
в яркие обновы —
сарафаны-ситцы
из листов кленовых,
бусы ягод нижет,
губы красит соком,
наклонясь пониже
к зеркалам глубоким…
Но узнав, что птицы
собрались в дорогу,
осень огорчится
и всплакнёт немного.
 

Дождь осенью

 
О чём, природа,
            слёзы льёшь?
 
 
Что плачешь
            днём осенним ты?
 
 
Весной ведь
            снова обретёшь
 
 
свои желанья
            и мечты.
 

Алхимия природы

 
Склоняясь над ретортами, веками
алхимики шептали заклинанья —
они искали философский камень,
который бы исполнил их желанье
и в золото бы вещи превращал —
желанен людям дорогой металл.
 
 
А каждой осенью, спокойно,
         средь свободы,
         вершится вечная
         алхимия природы —
                  она,
         неисчерпаемо богата,
         деревьев листья
         превращает в злато.
 

Дыханье холода

 
Под вечер небо на закате
                           стало ало —
предвестием
               идущих холодов,
 
 
и невесомыми
               монетами опало
к утру всё золото
               с простуженных кустов.
 

Ладонь осени

 
    Лист кленовый —
       пятипалый,
 как распятая ладонь…
 
 
    Влажной осенью
          усталой
сохраняет лист опалый
 солнца летнего огонь.
 

Плач осени

 
    Заламывая ветви,
       стонет осень,
     срывая с головы
цветистый свой платок,
 
 
   и пальцами дождя
 стучит в окно и просит
   спокойствия, тепла
   и тишины глоток…
 

Желанный отдых

 
Вот осень дунула,
срывая прочь с полей
и вянущих садов
цветную простыню
трав, листьев и плодов.
 
 
И графика ветвей
прозрачна и ясна,
и вся природа ждёт
целительного сна
в объятиях зимы.
 
 
Так ночи ждём и мы…
 

Неувядание

 
          Уже начало ноября,
       но листья, золотом горя,
родных ветвей почти не покидают,
  как будто возвращенья ожидают
         тепла ушедших дней.
 
 
         Так и с душой моей —
      она горит, она не увядает,
 от жизненных ветвей не отпадает,
хоть, голову мою обильно серебря,
     уже пришло начало ноября.
 

Внезапный снег

 
  На траву зелёную
       снег упал,
 
 
словно обнажённую
      душу сжал,
 
 
 и застыла, ломкая,
       полегла…
 
 
Заклубилась колкая
      злая мгла.
 

Зимнее небо севера

 
Как чёрная ворона ночь темна
и держит в клюве сыр луны дырявой.
 
 
Снег падает неслышной тенью сна
на ветви старые сосны корявой.
 
 
Лисою рыжей в небе промелькнёт
в венце морозном солнечное блюдце,
 
 
и сыр из клюва с неба упадёт,
чтоб часом позже вновь назад вернуться.
 

Стужа

 
Белей стволов вершины у берёз,
  над солнцем – льдистый круг
          короной царской,
 
 
              и цепенеет
          сладостно мороз,
            сжимая землю
         ласкою январской.
 

Утро после вьюги

 
     Метались мысли. Голова
моталась в пролежне подушьем,
     всю ночь бредовые слова
   давили тягостным удушьем.
 
 
     Крутило, вьюжило, мело
               всю ночь.
     А утром – всё нормально.
              Улёгся снег.
        Кругом крахмально,
    и в мыслях чисто и светло.
 

Графика зимнего утра

 
Февраля чёрно-белое чудо
завиднелось картиной в окне.
Безупречная графика всюду,
неподвижны деревья во сне.
 
 
Только крупная тёмная птица
нарушает картины покой —
на графитные ветви садится,
снег ссыпается лёгкой мукой.
 
 
Наконец-то она улетела,
неуклюже махая крылом —
унеслось чужеродное тело.
Спят деревья предутренним сном,
 
 
и застыли в недвижности ветви,
тени снежные нежно лежат…
Создаёт эту графику светлый
Божий гений все зимы подряд.
 

Предвесеннее

 
Холод и снег
           истомили людей,
 
 
льдины плывут
           стаей белых ладей,
 
 
солнце, заковано
           туч пеленой,
 
 
робко, стыдливо светит…
 
 
Но всё-таки остро пахнет Весной,
       и звонче смеются дети.
 

Апрель

 
Весна настала. Вновь апрель
сияет солнцем, хмурит тучи,
 
 
и зелень пробивает прель,
и предвкушенье лета мучит
 
 
непредсказуемостью сроков
желанного тепла прихода,
 
 
    и своевольная погода
даёт нам множество уроков
         для усмиренья
          нетерпенья…
 

Азартные игры весны

 
Подули ветры вешние,
весёлые, беспутные.
 
 
Все карты нынче спутаны —
чины и масти смешаны,
 
 
и врут часы и сонники,
и в полдень совы ухнули,
 
 
и предсказанья рухнули,
как карточные домики.
 

Северное лето

 
Несмелое солнце июня
едва пригревает сирень,
 
 
дождя штрих-пунктирные
              струи
наносят графитную тень…
 
 
А где-то – кораллы, лагуны,
дремотная знойная лень,
 
 
томятся гитарные струны
весь долгий пылающий день.
 

Монолог дерева

(Молодость и Старость)

 
  Упругий прутик я, пропитан соком.
Чуть прислоняясь тонкокожим боком
 к соседской, в тёмных трещинах, коре,
        мечтаю я о будущей поре,
   когда окрепну и оденусь в ветви.
 
 
  Расту… Летают птицы в небе светлом.
  Всё крепче ствол, и ветви всё пышней,
  и пенье птиц всё ближе и слышней.
  Достиг их высоты, и снова – ввысь,
  с чужими ветви нижние сплелись,
  а верхние ветвятся на просторе!
 
 
  Познал я страсть, и радости, и горе,
        и вот пришла последняя пора —
  вся в тёмных трещинах усталая кора,
  на смертной плахе падает корона —
  моих ветвей могущественных крона…
 
 
Остались корни, словно щупальца, у пня —
    меня питают… Но ведь нет меня!
Лишь прислонился тонкокожим боком
к моей коре, насквозь пропитан соком,
    упругий прутик жизни молодой.
 

Лилии

 
         Математическая строгость
                плавных линий,
    немного золота, изгибы лепестков
  изысканных, чуть вычурных цветков
надменно-неприступных белых лилий…
 
 
      Тончайшего фарфора изваянья
           хранят они бесстрастно
                   облик свой.
 
 
    Лишь запах сладковатого дыханья
   тому свидетель, что фарфор живой.
 

Сиреневое снадобье

 
К утомлённому лбу
            приложи эту ветку сирени —
неуёмное множество
            маленьких чётких цветков.
Их прохладная плоть
приглушит неизбывность мигрени
поцелуями быстрыми
            твёрдых своих лепестков.
 
 
И вдохни аромат
            этой пены лилово-весенней —
аромат, что настоян
            на прошлом садов и веков,
и глаза успокой
            этим ритмом живых повторений…
И уйдёт непроглядная
            боль из усталых висков.
 

К незабудке

 
Незабудка, ты – маленький
                   скромный цветок,
незабудка, ты – памяти
                   верной примета.
Незабудка – воды
                   родниковой глоток,
россиянка с глазами
                   небесного цвета.
 
 
Ты напомнила мне дни давно
                   улетевшего детства,
босоногую радость
                   неярких лугов,
и просторы полей, и уютность
                   родных перелесков,
и дурманящий запах
                   высоких стогов…
 

Симфония

 
 Мгновенными ветвями
     мощных молний
покров из туч гремящих
         прорастал,
кипящий ливень звуков
      воздух полнил!
 
 
Вдруг прекратилось всё,
 и ясный, как кристалл,
      в оправе радуги
  омытый мир блистал.
 

Лесное озеро

 
По спокойной воде
тихо лодка плывёт, отражаясь
в обрамленье зелёном
из дремлющих ближних ветвей.
 
 
Так неспешно плывёт,
незаметно, легко приближаясь
к не намеченной ранее
цели случайной своей.
 
 
Ветра нет, и ничто,
и никто не нарушит покоя,
и на глади озёрной
ни ряби, ни плеска волны.
 
 
Только мягко шуршит,
опадая, уставшая хвоя,
и с весла осыпаются
капли лесной тишины.
 

Гордячка

 
Немного хищной красотой
так неожиданно красива
 
 
трава задворная – крапива
с её душою непростой.
 
 
И много поцелуев жгучих
таит, чертовски горделива,
 
 
трава задорная – крапива
для детских ног босых, бегучих.
 

Тополиный пух

 
Пух! Лёгкий, мягкий пух
из нитей снежно-белых.
Окутал он любовно семена
нежнейшим облаком
         пушистым, невесомым
и, дуновеньем
         ветерка несомый,
когда тому настанут времена,
он плавно повлечёт
         в уютной колыбели
зародыши зелёной жизни новой,
         и будет им земля пуховой.
 

Янтарь

 
Песком шуршали дюн откосы,
    я вдоль залива шла одна,
    и смоляные слёзы сосен
    на берег бросила волна.
 
 
      Здесь, за тысячи лет,
   насекомыми лето звенело
         и оставило след —
       плавно соки ствола
   покидали сосновое тело…
 
 
          Загустела смола
  или Время само загустело?
 

Отблески, отсветы, блики

 
           Мне талисман
     стал приносить удачу,
              но иногда,
        при взгляде на него
                я плачу,
         не знаю отчего…
 

* * *

 
Что отошло – не вернётся
в образах всей полноты…
Пусть этот мир улыбнётся
блеску своей красоты!
 

Радостный день

 
    Это только в детстве облака – конями,
        белыми конями в небе голубом.
 
 
   Это только в детстве годы длятся днями,
   ветром гладя пряди над упрямым лбом,
 
 
 и прозрачный воздух вкусно пахнет сеном,
          и течёт куда-то чистая река…
 
 
Это только в детстве, в детстве незабвенном,
    в радостном мгновенье замкнуты века.
 

Купальщица

 
      Ух, какая!
На высоких ногах,
   почти нагая…
    Смеётся, ах!
 
 
    Запыхалась
  от бега и смеха.
     Ей смешно,
     ей потеха —
 
 
   снова в воду —
  пенить брызги,
 плыть, сверкая…
      Ух, какая!
 

Весна зимой

 
     Январский день,
      мороз ядрёный
         и яблока —
над снежным молоком —
весенний цвет зелёный.
 
 
      Совсем пустяк,
      такая малость —
       шла девушка
       и ела яблоко,
 и просто так смеялась.
 

Новогоднее

 
Предновогодние
               преддверья,
надежды, хлопоты,
               поверья,
зимы неполной
               свет туманный
и украшений
               блеск обманный,
застолий грустное
               томленье,
сдвоенье стрелок,
               утомленье,
обрывки лёгкой
               мишуры
и мандаринной
               кожуры…
 

Пасьянс – «терпение»

 
Шелковистая кожа запястья,
веер карт в утончённой руке,
вьётся прядка на нежном виске…
 
 
Ты раскинула карты на счастье?
Или в юном лукавом смиренье
заменила гадальный сеанс
на попытку унять нетерпенье,
разложив немудрёный пасьянс?
 

Девушка на качелях

 
Она не ведает сомненья,
не знает будничных забот,
в груди – весеннее томленье,
в мечтах – стремление вперёд.
 
 
И лёгким изгибом
упругого стана
качает качели
она неустанно,
на взлёте размаха —
без всякого страха,
лишь песенок трели,
и смех, и каприз.
Взлетают качели
и падают вниз…
 
 
Но непременно срок придёт —
она узнает силу страсти,
и горечь горя, сладость счастья,
паденье вниз и ввысь полёт —
Качелей Жизни вкус поймёт.