Текст книги "Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942"

Лучшие из имевшихся определенно не очень хороших автодорог были предназначены для передвижения наших моторизованных дивизий и артиллерийских дивизионов. Пехотные подразделения, имевшие в своем распоряжении в основном гужевой транспорт, были вынуждены обходиться проходившими параллельно им проселочными и объездными дорогами. Однако стремительное наступление на восток должно было продолжаться! Оно ни в коем случае не должно было застопориться!

Два из трех взводов каждой роты отряжались для того, чтобы сопровождать тяжело нагруженные повозки и в случае необходимости подталкивать их в труднопроходимых местах в качестве своеобразной «команды толкачей». Как только какая-нибудь повозка замедляла ход, солдаты тотчас бросались к ней. Они хватались за спицы колес и налегали на них всем телом, чтобы заставить колеса вращаться. Встало солнце, а наш изматывающий марш все продолжался и продолжался. Действуя согласованно, лошади и люди выбивались из последних сил, чтобы заставить тяжелые повозки двигаться вперед. Солдаты сняли мундиры и нательные рубахи, пот струился ручьями по их натруженным спинам, бурая дорожная пыль оседала на них и быстро затвердевала под палящими лучами солнца, превращаясь в корку. Проходил час за часом. Время от времени один из взводов, используемый в качестве «команды толкачей», заменялся третьим, и тогда взмокшие солдаты этого взвода воспринимали изматывающее, монотонное движение в походном строю как долгожданное облегчение.

Солнце зашло и наступила ночь, но мы продолжали тащиться вперед, проклиная нашу песчаную дорогу, усеянную камнями. В половине третьего ночи мы наконец добрались до места отдыха. Этот бесконечный переход продолжался ровно двадцать четыре часа, и за это время у нас было только два коротких привала. Всего лишь несколько часов спустя мы снова были на ногах и продолжили путь по холмам, лесам и полям, углубляясь все дальше в бескрайние просторы этой огромной страны. Даже до конца не осознавая этого, мы день за днем преодолевали огромные расстояния.

30 июня, на девятый день войны, к нам поступило первое официальное сообщение о положении дел на других участках фронта нашей армии. Это была выдержка из приказа генерала Штрауса, командующего 9-й армией, в состав которой входили и мы. Нойхофф передал это сообщение Ламмердингу, который громко зачитал его вслух продолжавшему походное движение батальону.

«9-й армии во взаимодействии с 4-й армией и двумя танковыми группами (3-й ТГр Гота и 2-й ТГр Гудериана. – Ред.) удалось окружить и уничтожить под Белостоком крупные силы русских войск. Противник потерял около 100 тысяч пленными, его потери убитыми и ранеными были еще больше. В качестве трофеев мы захватили 1400 танков и 550 орудий. Разгромленные вражеские армии оставили в лесах огромное количество военного имущества и боевой техники. Закончившееся сражение в котле под Белостоком явилось лишь началом планомерного уничтожения частей Красной армии в районе между Белостоком и Минском».

Слушая эти победные реляции, мы, не прерывая движения, жадно хватали ртом раскаленный воздух. «Эти цифры заставят весь мир в изумлении затаить дыхание!» – заметил Нойхофф, не скрывая своего ликования.

* * *

И в последующие дни продолжался этот бесконечный переход. В такую же летнюю удушливую жару, по таким же ужасным дорогам. Правда, теперь уже не было русских стрелков, притаившихся где-нибудь в засаде, и нам не нужно было совершать внезапные вылазки для прочесывания окрестных полей. Части Красной армии обратились в паническое бегство. Согласно всем поступавшим к нам сообщениям, мы так неотступно преследовали разгромленного противника, что даже трудно было себе представить, как он сможет остановиться и оказать нам сопротивление, пока мы не постучимся во врата Москвы.

2 июля Кагенек где-то раздобыл номер солдатской газеты от 30 июня 1941 года. Газета называлась «Прорыв» и была издана одним из подразделений военных корреспондентов. Поскольку, постоянно находясь на марше, мы не могли слушать последние известия, в этой газете нам удалось прочесть первое подробное сообщение о событиях на всем Восточном фронте. Уже на следующем привале Кагенек зачитал нам это сообщение вслух, но сначала только набранные крупным шрифтом заголовки.

«ПОБЕДОНОСНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ – КОНТРУДАР В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ – УДАР В МОМЕНТ СТРАТЕГИЧЕСКОГО СОСРЕДОТОЧЕНИЯ И РАЗВЕРТЫВАНИЯ РУССКИХ ВОЙСК – МОЩНЫЕ ПОГРАНИЧНЫЕ УКРЕПЛЕНИЯ ПРОРВАНЫ УЖЕ В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ – СИЛЬНЫЕ РУССКИЕ АРМИИ ОКРУЖЕНЫ – ПОПЫТКИ ПРОРЫВА РУССКИХ ВОЙСК ИЗ ОКРУЖЕНИЯ СОРВАНЫ – УНИЧТОЖЕНО БОЛЕЕ 4100 ВРАЖЕСКИХ САМОЛЕТОВ И ТАНКОВ – БРЕСТ-ЛИТОВСК[17]17
  Брест-Литовск – Брест.


[Закрыть] ПАЛ – ВИЛЬНО[18]18
  Вильно – Вильнюс.


[Закрыть] И КОВНО[19]19
  Ковно – Каунас.


[Закрыть] В НАШИХ РУКАХ!»

Все наши солдаты с огромным вниманием слушали отчеты о боях первых восьми дней, которые читал Кагенек. Эти новости поступили как раз вовремя. Некоторые из наших бойцов, измученных постоянными переходами, уже начали сомневаться в том, было ли оправданным нападение на Россию. Теперь все сомнения были развеяны. Теперь каждому из нас стало совершенно ясно, что Германия была вынуждена нанести упреждающий удар в момент стратегического сосредоточения и развертывания советских войск. Подобная концентрация войск под командованием такого человека, как Сталин, была слишком опасна для нашей родины.[20]20
  Автор повторяет аргументы Геббельса, Риббентропа и др., пытавшихся оправдать вероломное нападение Германии на СССР перед лицом мирового сообщества. На самом деле СССР, несмотря на невероятные усилия, к войне готов не был.


[Закрыть]

Кагенек зачитал последние строчки сообщения: «Целые эскадрильи советских самолетов были уничтожены на земле, на их же собственных аэродромах. Огромное число орудий, танков и прочей военной техники, уничтоженных или захваченных в качестве трофеев в результате образцового взаимодействия германских армий, убедительно свидетельствует о степени грозившей нам опасности. Об этом же говорит и просто гигантское количество пленных. Очевидно, в самую последнюю минуту нам удалось спасти Центральную Европу от вторжения русских войск, последствия которого были бы самыми серьезными. Весь германский народ очень обязан своим храбрым солдатам и выражает им свою глубочайшую благодарность».

Поскольку лейтенант Больски, который уже с первых дней придерживался довольно радикальных взглядов, отсутствовал, я обратился к Кагенеку:

– Что ты думаешь об этом, Франц?

– Ты имеешь в виду, кто является агрессором?

– Да!

Кагенек открыто высказал мне свое мнение:

– Ты же знаешь, я не являюсь национал-социалистом! Но коммунизм не смог бы на длительный срок ужиться ни с национал-социализмом, ни с реформаторским социализмом или капитализмом. Это вне всякого сомнения! Никто и не отрицает, что первый выстрел сделали мы. Вопрос заключается лишь в том: было ли это так необходимо именно в этот момент? Возможно, мы смогли бы в настоящий момент избежать войны с Россией, если бы поддержали агрессивные аппетиты коммунистов в каком-нибудь другом районе мира: в Турции, Персии или в Индии… Но разве позволительно так думать? И как бы это выглядело в долгосрочной перспективе? Все-таки со временем нам, возможно, удалось бы убедить Англию в необходимости прийти к разумному соглашению с Германией. И вполне возможно, что позднее мы смогли бы вместе с Англией бороться против коммунизма!

Он на минуту задумался.

– И не так уж важно, кто сделал первый выстрел! Советский Союз вооружался слишком быстрыми темпами! Тоталитарные государства могут нападать на другие страны, не считаясь ни с кем. Ведь русские ввели свои войска в Прибалтику и Финляндию без всякого предупреждения![21]21
  В 1939 г. на договорной основе был осуществлен ввод советских войск в Прибалтику. Враждебных действий при вводе войск не отмечалось (прибалты тогда больше боялись немцев – пример Польши был перед глазами), начало ввода войск 3 ноября 1939 г. Позже, в 1940 г., после победы на всеобщих демократических выборах Народных фронтов во всех трех Прибалтийских республиках (до этого, надо сказать. в них пахло не демократией, а местечковым фашизмом), эти республики по их просьбе (?) были приняты в состав СССР (совершенно очевидно, что здесь первоочередную роль играл страх перед нацистской Германией). Вот такая «оккупация». По поводу советско-финской войны (30.11.1939–13.03.1940) написано предостаточно.


[Закрыть] Как и итальянцы в Албанию! А таким демократическим странам, как Англия и Франция, правительства которых несут ответственность перед своими избирателями, требуется определенное время на подготовку! Вступлением наших войск в Польшу мы избавили английское правительство от обременительной необходимости с помощью пропаганды готовить своих избирателей к войне с нами. Затем русские, точно так же как и немцы, ввели свои войска в Польшу[22]22
  СССР начал ввод войск в восточные земли Польши (оккупированные поляками в 1919–1920 гг. Западную Белоруссию и Западную Украину) совсем не так, как немцы, внезапно напавшие 1 сентября на Польское государство. Советские войска начали 17 сентября освободительный поход после того, как польское правительство бежало из своей страны в Румынию, бросив на произвол судьбы свой народ и еще сражавшиеся с немцами остатки армии, когда исход германо-польской войны был ясен, а Польского государства фактически уже не существовало.


[Закрыть] – но британское правительство прекраснодушно закрывает на это глаза, и в конце концов оно еще обделывает с Россией совместные делишки!

– Кто был агрессором, решит позднее победитель! – заявил Ламмердинг.

– Да поможет нам Бог, Франц, если мы не победим в этой войне! – сказал я.

– Да, помоги нам Боже! – охотно согласился со мной Кагенек. – Но даже если мы и победим, нам еще предстоит разобраться со многими безобразиями у себя на родине!

* * *

И на следующий день нас ожидала та же самая история – шагать, шагать и шагать… Штольце даже пошутил по этому поводу, заявив, что, наверное, мы никогда так и не увидим ни одного русского солдата.

Стало ясно, что нам еще крупно повезло. Наша дивизия без соприкосновения с противником прикрыла правый фланг немецких сил, замкнувших кольцо окружения под Белостоком. Наше счастье, что битва в кольце закончилась успешно. Если бы русским удалось прорвать кольцо, наверняка мы попали бы в трудное положение.[23]23
  Большая часть советских войск вырвалась из котла под Белостоком, но попала в окружение западнее Минска.


[Закрыть]

До нас дошли слухи, что в настоящее время соединения группы армий «Центр» ведут тяжелые бои под Минском. Группа армий «Север» взяла Динабург (Даугавпилс) и продвигалась в направлении Ленинграда, в то время как группа армий «Юг» после падения Лемберга (Львова) продолжала свой победный марш по Украине.

Кагенек, Больски и я скакали рядом друг с другом, когда до нас дошла весть о зверствах, устроенных русскими в Лемберге (Львове). Перед своим отступлением они устроили в городе ужасную резню. Сотни «политически ненадежных» поляков были расстреляны, многие из них только потому, что имели родственные или деловые связи с немцами или подозревались в том, что являются польскими националистами. Даже женщины, дети и старики были убиты или угнаны на восток.

– Тем не менее! – заметил Больски. – Колокола Вестминстерского аббатства звонят, и архиепископ Кентерберийский и другие набожные англичане молятся Богу, чтобы Он даровал победу их безбожным большевистским братьям!

Он смачно сплюнул на землю, чтобы тем самым выразить отвращение, которое питал к своей английской бабушке, случайно затесавшейся в их родню.

Наш переход все еще продолжался по бывшей польской территории в направлении городка Ошмяны. Обе лошади, запряженные в мою санитарную повозку, были заменены новыми. Старый конь Западный Вал упал замертво прямо во время марша, и другая лошадь была на грани полного истощения. И теперь впервые с начала Русской кампании мы решили использовать трофейных лошадей. В дополнение к нашей большой повозке Мюллер и я достали небольшую четырехколесную телегу, одну из тех, что используются в России при полевых работах. В эту телегу мы запрягли двух низкорослых русских лошадок. На эту телегу мы погрузили медицинскую аппаратуру, перевязочные материалы и прочее санитарное имущество. Ответственным за эту телегу был назначен Мюллер.

Обеим лошаденкам мы дали клички Макс и Мориц. Макс был черным, а Мориц – гнедым. Эти лошадки оказались просто чудесными, превосходными в работе и словно специально выращенными для страны, по которой мы двигались. Они никогда не увязали в песке или грязи и, казалось, могли без устали семенить своими крепкими ножками час за часом, неделя за неделей. Они легко тянули нашу маленькую телегу по любому бездорожью вплоть до высот под Москвой. А потом во время тяжелых арьергардных боев, по глубокому снегу во время зимних буранов назад до политых кровью окопов под Ржевом. Вскоре мы начали целиком и полностью полагаться только на Макса и Морица. Нашей большой санитарной повозке теперь придавалось лишь второстепенное значение – иногда она добиралась до нас через одну или две недели, когда наша походная колонна где-нибудь надолго застревала. Но мы почти не замечали ее отсутствия.

Уже первые двенадцать дней кампании показали, как же плохо наши транспортные средства подходили для такой местности. Повозки оказались слишком тяжелыми, и на просто ужасных песчаных, проселочных и лесных дорогах лошади тянули их лишь с огромным трудом. В то время как наши крупные немецкие лошади нуждались в частых остановках для отдыха и им требовался хороший корм – а его было почти невозможно достать, – русские лошадки сами находили себе пропитание, пощипывая траву на обочинах дорог или в придорожном лесу. Они оставались крепкими и работоспособными даже зимой, когда не находили ничего, кроме соломы, коры деревьев, мха или лишайников. Когда у них была пища, они с аппетитом поглощали ее, но создавалось такое впечатление, что они могли целыми днями легко обходиться и без нее. Они одинаково легко переносили как летний зной, так и зимнюю стужу. И когда зимой колодца замерзали и не было воды, чтобы напоить их, они с довольным видом поедали снег.

Они обладали удивительным инстинктом выживаемости. Зимой во время буранов они тесно прижимались друг к другу боками и так защищались от пронизывающего ветра. Их густой, мохнатый, как у медведей, подшерсток хорошо сохранял тепло. Они безошибочно распознавали глубокие ямы и колдобины под снегом и никогда не сбивались с узких, накатанных дорог. У них была такая уверенная поступь, словно у серны или лани, и они бодро продолжали трусить на восток, в то время как наши тяжеловесы утопали по самое брюхо в снегу. Многие из наших солдат были обязаны жизнью этим смелым, боевым четвероногим товарищам. Нередко, когда наши солдаты, заблудившись в дремучем лесу или на бескрайних снежных просторах, уже теряли надежду на спасение, эти лошади сами безошибочно находили дорогу домой. Когда мы бывали отрезаны от наших служб снабжения, безотказные лошадки привозили нам продукты питания и боеприпасы и спасали нас от голода и смерти. А когда положение становилось безвыходным, они жертвовали собой, отдавая нам свое мясо. Правда, при этом возникало такое чувство, что ты поедаешь собственного близкого друга.

Мы уже подошли к старой русско-польской границе, а наши «команды толкачей» все так же потели, мучаясь с тяжелыми повозками. Они идеально подходили для передвижения по дорогам Франции, но совершенно не годились для российского бездорожья. Нойхофф доложил в штаб дивизии об измучивших нас трудностях с транспортом. Без сомнения, такие донесения поступали и от многих других подразделений, а затем составленные на их основании доклады передавались в вышестоящие инстанции. Однако, насколько мы могли судить, никакой особой реакции на это не последовало. Победные реляции затмевали все слабые места.

Глава 5
По стопам Наполеона

Неожиданно ужасная польская дорога стала очень хорошей. Здешнее местное население называло ее Наполеоновским трактом. Теперь наши походные колонны маршировали буквально по стопам наполеоновской «Великой армии» 129-летней давности. И двигаться по этому тракту было гораздо легче, чем мучиться на плохих песчаных проселочных дорогах, которые привели нас в Ошмяны.

Две трети широкой, прямой дороги представляли собой прочную, старомодную булыжную мостовую, а одна треть, которую занимали обочины, – плотно утрамбованные песчаные дорожки. Все наши колонны двигались теперь по этому прекрасному тракту: тяжелые грузовики и прочая военная техника по булыжной мостовой, а остальные транспортные средства, включая и гужевой транспорт, по песчаным обочинам. По обе стороны от этого тракта росли столетние деревья, в основном толстые березы, которые окаймляли эту дорогу, как бойцы наполеоновской гвардии.

По Наполеоновскому тракту в 1812 году, должно быть, двигался необычайно красочный людской поток, который Наполеон привел тогда с собой в Россию. Из 600 тысяч солдат его «Великой армии» до предместий Москвы добрались в ту страшную зиму только 90 тысяч, и лишь нескольким сотням из них удалось доковылять обратно до своей родины.[24]24
  12 (24) июня 1812 г. в пределы Российской империи вторглось 444 тыс. солдат и офицеров первого эшелона «Великой армии» Наполеона (в дальнейшем количество введенных в Россию наполеоновских войск превысило 600 тыс.). Им противостояли у западных границ империи около 240 тыс. русских воинов. В ходе отступления русской армии происходило много боев и сражений, которые дорого обошлись французам – крупнейшие из них при Мире, под Салтановкой, при Островно, при Клястицах, у Кобрина, Городечно, под Красным, Смоленское сражение, бой у Валутиной горы и, наконец, грандиозное Бородинское сражение 26 августа (7 сентября), Однако из-за сохранявшегося у Наполеона превосходства сил Москва была оставлена русскими 2 (4) сентября (а не зимой, согласно автору). Наполеон оставил сожженную и разграбленную Москву 7 (19) октября, золотой осенью. После сражения при Малоярославце Наполеону пришлось отступать по разоренной им же еще летом Старой Смоленской дороге и после серии катастрофических поражений (при Вязьме 22 октября (3 ноября), под Красным 4–6 (16–18) ноября, при Березине 14–17 (26–29) ноября) французская «Великая армия» перестала существовать как организованная сила. 24 ноября (6 декабря) Наполеон, оставив армию, отбыл в Париж. В конце декабря 1812 г. территорию России сумели покинуть 9–10 тыс. чел. из центральной группировки Наполеона, а также уцелевшие фланговые корпуса Макдональда (в основном пруссаки) и Шварценберга (в основном австрийцы), с ними русское командование в конечном счете договорилось. Всего в России Наполеон потерял 570 тыс. чел. (в том числе 150 тыс. пленными).


[Закрыть] И вот теперь одетые в форму защитного цвета дивизии, словно последователи той пестрой Французской кампании, снова маршировали по Наполеоновскому тракту по направлению к Москве. Естественно, что при этом почти каждый мысленно обращался к маленькому корсиканцу, и некоторых из нас бросало в дрожь при одной только мысли о тех страшных картинах отступления 1812 года, которые они видели в школьных учебниках.

– За исключением нескольких мелких стычек с арьергардами русских у армии Наполеона не было соприкосновения с противником, пока под Бородином она не натолкнулась на защитников Москвы! – многозначительно заметил Кагенек.[25]25
  Снабжение было вполне достаточным. Помимо грабежа населения, французам удалось в начале кампании 1812 г. захватить значительные запасы всего необходимого в западных губерниях империи.


[Закрыть]

– Как тогда объяснить большие потери французов во время этого марша? – спросил Якоби, один из офицеров Кагенека.

– Расстояния оказались слишком большими для него! Наполеон не сумел обеспечить бесперебойное снабжение своей огромной армии всем необходимым! – пояснил Кагенек.

– Не забывайте эпидемии! – вставил я. – Знаете ли вы, что в войне 1870–1871 годов от болезней умерло в четыре раза больше солдат, чем пало в бою?[26]26
  На самом деле в ходе Франко-прусской войны 1870–1871 гг. было убито и умерло от ран 32,3 тыс. солдат и офицеров прусской армии, а от болезней умерло в действующей армии 14,9 тыс., в тылу 2,2 тыс. Общее число погибших в прусской армии 49,4 тыс. Во французской армии было убито и умерло от ран 57 тыс., умерло от болезней 63 тыс. в действующей армии, 17 тыс. в плену, 2 тыс. во время интернирования в Швейцарии и Бельгии. Всего во французской армии погибло 139 тыс.


[Закрыть] Насколько же больше должны были быть потери Наполеона! Особенно из-за дизентерии, холеры и тифа летом и сыпного тифа зимой. Как раз сыпной тиф представлял наибольшую опасность для армии Наполеона, из-за него в ней были огромные потери. Даже в настоящее время только у двадцати– и тридцатилетних, возможно, есть еще шанс справиться с этой болезнью. А сорокалетние и пятидесятилетние практически обречены, если им не были своевременно сделаны прививки от этой болезни!

– А что именно является причиной сыпного тифа? – поинтересовался Якоби.

– Вши. Но только инфицированные вши являются переносчиками сыпного тифа. И поверьте мне, нам тоже придется бороться с ними, в противном случае нам не поздоровится! – пояснил я.

– А как же предохранительные прививки?

– Слишком мало вакцин! По-видимому, имеющихся у нас вакцин хватит только на то, чтобы привить не более пяти процентов личного состава батальона. Возможно, этого как раз хватит, чтобы защитить тех, кто наиболее предрасположен к этому заболеванию!

– А тебе сделали прививку от сыпного тифа, Хайнц? – спросил Кагенек у Якоби.

– Нет! Собственно говоря, я не считаю, что это необходимо в обществе, где соблюдаются правила личной гигиены. Тем не менее я надеюсь, что Больски вскоре прекратит так яростно чесать голову!

От этого замечания настроение Больски не очень-то поднялось.

– А какое значение имеют большие расстояния для нас сегодня? – немного помолчав, спросил он Кагенека.

– Огромное! – ответил тот. – Точно такое же, как и в свое время для Наполеона!

– Ерунда! – возразил Больски. – Мы живем в двадцатом столетии! Наш фюрер – Адольф Гитлер, а не Наполеон!

– Ну и что? – спросил Якоби.

– А то, что у нас есть величайший вермахт и во главе его стоит величайший полководец всех времен! Для наших самолетов, танков и моторизованных соединений расстояния не имеют больше никакого значения!

Больски распалялся все сильнее, словно стремился достичь вершин своего красноречия:

– Давайте не забывать: мы не копье, брошенное в пустоту, которое неизвестно, попадет или не попадет в цель! Мы разящий меч новой Германии! Направляемый искусной рукой и готовый к нанесению все новых и новых ударов вплоть до окончательного уничтожения всех наших врагов!

– Хорошо сказано! Очень красиво! Просто великолепно! – Якоби насмешливо зааплодировал. – Доктор Геббельс должен быть начеку, иначе однажды наш Больски займет его место!

– Мой дорогой Больски, – с подчеркнутой вежливостью сказал Кагенек, – вот вы и решили все наши проблемы! Поэтому я могу, наконец, со спокойной душой сходить по нужде, собственно говоря, я уже с самого утра хочу сделать это!

С этими словами он пришпорил своего коня и галопом умчался прочь.

* * *

Наша радость от возможности идти походным маршем по булыжному покрытию Наполеоновского тракта оказалась, увы, недолгой. Мы получили приказ свернуть с него и двигаться на северо-восток, к лежащему на линии Сталина Полоцку. До этого приказа наша дивизия двигалась форсированным маршем к Минску, продемонстрировав при этом свои великолепные строевые возможности. Однако битва в котле под Минском была закончена,[27]27
  Окруженные здесь советские войска отчаянно сражались до 8 июля, приковав к себе до 25 дивизий немцев.


[Закрыть] и мы были там больше не нужны. Воздушная разведка донесла, что через Смоленск и Витебск противник подтягивал к линии фронта крупные резервы. Вероятно, он намеревался остановить стремительное продвижение немецких войск между Полоцком и Оршей. Надо было обязательно сорвать планы русских, так как в противном случае они преградили бы нашим войскам путь к автодороге, по которой наши танки должны были двигаться на Москву.

И вот опять хорошо знакомые нам старые мучения: ужасающие дороги, «команды толкачей», пыль, жара, постоянная жажда и нехватка питьевой воды. Так обстояло дело сегодня, такой же будет обстановка завтра и послезавтра… Километр за километром невероятного напряжения и убийственной монотонности.

Совершенно неожиданно окружающий ландшафт меняется, и мы маршируем уже не по безлюдным полям, поросшим густой жесткой травой, а по плодородной местности с сочной растительностью. Извилистая линия деревьев вдали отмечает русло реки. Это Березина. Видимо, для измученных долгим переходом солдат она казалась райской рекой, так как прозвучал приказ на привал, как только мы подошли к воде. На другом берегу до самого горизонта раскинулись дремучие леса.

Я невольно вспомнил о том, что последние 10 тысяч оставшихся в живых солдат «Великой армии» Наполеона были наголову разбиты на берегах именно этой реки. Только нескольким сотням гвардейцев императора удалось добраться до западного берега Березины.[28]28
  К Березине, отступая после разгрома под Красным 4–6 (16–18) ноября 1812 г., где французы потеряли 32 тыс. чел., в том числе 26 тыс. пленными, и практически всю артиллерию (потери русских 2 тыс. чел.), Наполеон привел 75 тыс. (к нему присоединились корпуса Виктора и Сен-Сира). В ходе боев 14–17 (26–29) ноября ему удалось, введя в заблуждение русское командование по поводу места переправы, перейти на западный берег реки вместе с 25 тыс. солдат своей армии. 150 тыс. солдат Наполеона были здесь убиты, утонули или попали в плен. Русские потеряли в этом сражении 4 тыс. чел.


[Закрыть] И далеко не всем из них посчастливилось вернуться во Францию, чтобы там поведать о случившемся. Остатки шестисоттысячной императорской французской армии сражались в последней битве на Березине одни. Их император уже был в Париже.[29]29
  Наполеон на Березине был со своей армией. Он покинул своих воинов 24 ноября (6 декабря), добравшись до Сморгони на пути из Минска в Вильно.


[Закрыть]

И для оставшихся в живых солдат 6-й пехотной дивизии на Березине суждено было приобрести судьбоносное значение тремя годами позже. Правда, это был уже другой участок Березины, примерно в 240 километрах южнее, в Припятских болотах.[30]30
  Точнее, ближе к Припятским болотам.


[Закрыть] Но мы еще ничего не знали об этом, когда отдыхали на ее берегу. И когда один из наших бойцов нашел военный знак сухопутных войск Великой армии Наполеона, все посчитали это добрым предзнаменованием. Это оказался полузасыпанный речным песком бронзовый орел внушительных размеров, блестевший на солнце у кромки воды недалеко от дороги.

Весть об этой удивительной находке дошла до одного из подразделений наших военных корреспондентов. Это их очень обрадовало, и вскоре в одной из фронтовых газет появилась довольно забавная заметка на эту тему: «Точно так же, как нашему фюреру удалось гениальным образом претворить в жизнь план Шлиффена (стратегический план военного командования Германской империи, который был разработан в начале XX века начальником немецкого Генерального штаба (в 1891–1905) фон Шлиффеном, чтобы одержать быструю победу в Первой мировой войне на Западном фронте. – Пер.) и привести немецкие дивизии к великой победе во Франции, на этот раз он подхватит военный знак армии Наполеона и приведет германский вермахт к решающей победе над Советским Союзом. Мы стоим накануне великой эры – эры создания могучей, объединенной Европы! Эта прекрасная идея, которую не смог осуществить Наполеон, должна быть претворена в жизнь нашим фюрером!»

Около двух часов мы наслаждались отдыхом на берегу Березины. Солдаты смыли затвердевшую корку пыли, покрывавшую их лица и обнаженные торсы. Прохладная речная вода остудила наши воспаленные глаза и освежила пересохшие, потрескавшиеся губы. Потом мы снова двинулись в путь. Мы шли и шли, но на этот раз уже по территории самой России.

12 июля, на двадцатый день войны, мы получили несколько солдатских газет с подробностями об успешной битве под Минском.

«Битва с применением охвата вражеских войск под Минском завершена. Четыре русские армии противостояли нашей группе армий «Центр». Все они разгромлены. В плен взято более 300 тысяч солдат и офицеров противника, уничтожено или захвачено в качестве трофеев более 2600 танков и 1500 орудий. Противник понес огромные потери убитыми и ранеными».[31]31
  Безвозвратные потери советского Западного фронта (пленные, убитые, пропавшие без вести) с 22 июня по 9 июля составили 341 012 чел. (плюс 61 чел. из Пинской военной флотилии), всего 341 073 чел. из боевого состава 627 300 (включая 2300 чел. Пинской флотилии) на 22 июня. Санитарные потери 76 717 чел. Таким образом, после потери 417 790 чел. на этом направлении осталось всего около 210 тыс. чел. из первоначального состава войск. К 22 июня на Западном фронте было 10 296 орудий и минометов, 2189 исправных танков, 1539 боеготовых самолетов. В течение 22 июня – 9 июля было потеряно (вместе с брошенными неисправными танками и самолетами) 4799 танков и САУ, 1777 боевых самолетов, 9427 орудий и минометов, 521 200 единиц стрелкового оружия.


[Закрыть]

Однако на нашем участке фронта русские продолжали отступать на восток. Складывалось такое впечатление, что нам никогда не удастся догнать их. Словно вся война представляла собой не что иное, как непрерывный марафонский забег… Возможно, до Урала или еще дальше?

Поэтому как избавление от мучительных переходов мы восприняли сообщение начальника разведки нашей дивизии о том, что противник концентрирует свои войска на рубеже Полоцк – Орша – Витебск. Многочисленные реки, озера и густые леса образовали там естественные препятствия. Бетонированные бункеры, доты и дзоты, а также противотанковые заграждения превращали их в глубокоэшелонированную, чрезвычайно мощную систему укреплений: линию Сталина. Наша походная колонна сразу же зашагала веселее по дороге. Солдаты уже со смехом относились к надоедливой пыли, к удушливой жаре и мучившей всех жажде. Так как сегодня им предстояло пройти всего лишь каких-то тридцать километров, а совсем скоро дальние переходы совсем прекратятся! Наша следующая цель уже находилась в непосредственной близости от нас.

Начали появляться самые невероятные слухи. Якобы с каждым часом вражеское сопротивление на восточном берегу Десны усиливалось, а наши танковые соединения и передовые отряды вели тяжелые бои. Как бы там ни было, но наши танковые и моторизованные части получили приказ прекратить наступление и перейти к обороне своих позиций, пока не подойдут идущие за ними пехотные дивизии. Теперь перед нами была поставлена действительно боевая задача!

На следующий день после переправы через Березину поступил приказ остановиться и разбить лагерь позади холма, поросшего лишь высокой травой. С вершины холма была видна лежавшая перед нами маленькая деревушка Гомели. Справа и слева от нее находилось два озера, протянувшихся до самого горизонта. Между этими озерами имелся узкий перешеек, на котором и лежала деревня Гомели. Находившийся позади деревни узкий, заполненный водой ров, через который был переброшен мост, соединял оба озера. За этим каналом виднелись глубокоэшелонированные противотанковые препятствия, заграждения из колючей проволоки и бетонированные доты линии Сталина, которую мы должны были прорвать. На этот раз наш батальон уже не был в резерве. Мы входили в первый эшелон наступающих войск и должны были штурмовать перешеек!

На следующий день наши разведывательные группы выяснили, что выполнить это задание будет нелегко. Войска противника заняли деревню Гомели, а мост через ров с водой был взорван. Из показаний пленных, захваченных разведчиками, следовало, что на другой стороне рва, вблизи взорванного моста, находились два хорошо замаскированных бетонных дота, которые контролировали все подходы. Пять мощных дотов держали под обстрелом самое узкое место канала, где можно было бы организовать переправу. Еще больше дотов, ДЗОТов находилось в глубине обороны русских.

Таким образом, мы должны были сначала взять деревню Гомели и выбить оттуда противника. После этого нам предстояло под обстрелом переправиться через ров с водой (канал), вывести из строя доты вблизи рва и наконец подавить полевые укрепления и захватить огневые точки, лежавшие в глубине линии советской обороны, если, конечно, наша артиллерия их до того не разрушит.

Через санитаров всех рот я оповестил личный состав нашего батальона о том, что за шесть часов до атаки нельзя ничего есть. Тем самым значительно повышались шансы выжить при ранениях в брюшную полость. Я указал на то, что даже один ломоть хлеба, съеденный перед боем, вызывает такой прилив крови в сосудах желудка и кишечника, что значительно увеличивается опасность внутреннего кровотечения при ранениях в живот.

Для проведения совещания с Нойхоффом, Хиллеманнсом и Кагенеком на командный пункт батальона прибыли командир полка полковник Беккер и полковой адъютант фон Калькройт. Во время совещания санитары раздали офицерам зеленые противомоскитные сетки. Это стало необходимо, так как летом в этой болотистой местности буквально не было спасения от комаров и других кровососов и особенно от огромных бурых слепней, которых мы прозвали «пикирующими бомбардировщиками». В сумерках и ночью остервенело набрасывались на свои жертвы миллионы комаров.

Накануне атаки, в 20:00, Нойхофф собрал офицеров своего батальона на еще одно совещание. Еще ярко светило солнце, но жара уже спала. Где-то какой-то солдат исполнял любимую мелодию на губной гармошке, его товарищи подхватывали хором припев песенки. Теплый ветерок разносил от полевой кухни аппетитный запах неизменного гуляша. А всего лишь в полутора километрах от нас русские напряженно ожидали нашей атаки…

На офицерском совещании присутствовали также капитан Ноак из 14-й противотанковой роты, обер-фельдфебель Шайтер из 13-й роты пехотных орудий, передовой артиллерийский наблюдатель и обер-лейтенант из саперной роты. Вместе с другими офицерами батальона они внимательно слушали Кагенека, который излагал разработанный им совместно с Нойхоффом и Хиллеманнсом план предстоящей атаки.

Сразу после артиллерийской подготовки надо было стремительным броском овладеть деревней Гомели и прочесать ее в поисках притаившихся красноармейцев. Капитан Ноак и обер-фельдфебель Шайтер со своими противотанковыми и пехотными орудиями должны были как можно быстрее занять позицию на только что захваченной территории и с близкого расстояния открыть огонь прямой наводкой по действующим вражеским дотам. Под прикрытием этого огня штурмовые группы гренадеров при активной поддержке саперов, подразделений огнеметчиков и подрывников должны использовать любую возможность для переправы на другой берег. Как только они перейдут вброд ров с водой или переправятся в надувных лодках через озеро, лежащее справа от деревни, они должны атаковать находящиеся на берегу вражеские позиции и огневые точки и уничтожить их. Тем временем все остальные саперы, не принимающие участие в атаке, должны как можно быстрее с помощью подручных средств восстановить разрушенный мост. По мосту будут переброшены находящиеся в резерве роты, которые расширят плацдарм и окопаются. После того как мост будет достаточно укреплен, по нему на другой берег переправятся и остальные подразделения батальона вместе с тяжелой техникой, которые сразу же продолжат атаку на лежащий в трех километрах мост у деревни Далецкое. А уже оттуда будет предпринята новая атака. Нашей задачей дня была точка 62 на карте.

На основе этого плана атаки нашего батальона я составил свой план наиболее эффективного использования медицинского персонала. Унтер-офицер Вегенер и Петерман должны были в ходе всей атаки оставаться при штабе батальона. Обер-ефрейтор Мюллер должен был, соблюдая все меры предосторожности, следовать за атакующими подразделениями на своей телеге, запряженной трофейными лошадками. При этом он должен был избегать излишнего риска. Кроме того, Мюллер должен был указывать путь санитарным машинам, курсирующим между расположенным близко к линии фронта батальонным перевязочным пунктом и дивизионным медицинским пунктом. Ему было разрешено присоединиться к штабу только тогда, когда все боевые действия закончатся. Оберштабсарцт Шульц предоставил в мое распоряжение вторую санитарную машину, водитель которой должен был поддерживать постоянную связь с Мюллером. Дехорн и я должны были оставаться вместе с атакующими подразделениями, чтобы иметь возможность как можно быстрее оказать помощь раненым.