Текст книги "Революция.com: Основы протестной инженерии"

Коммуникативная модель революции

НОВЫЕ ТИПЫ бархатных революций отличаются своим подчеркнутым коммуникативным характером, что естественно для информационного века. Если вчера участником революции всегда был ее непосредственный участник, то сегодня в этой же роли может выступить и наблюдатель – человек у телевизора, поскольку эмоциональные выступления, демонстрация толпы, прямой эфир создают иллюзию присутствия. Международные медиа разносят эту картинку туда, где до этого даже не слышали о существовании такой страны. Это все новый тип давления – информационный, создающий информационно-организационный тип революции, которого никогда не было ранее.

Это проектная модель, где резко возрастает роль проектировщиков и проектантов, которые планируют движение с учетом имеющихся ресурсных возможностей. В этом плане есть страны с разным уровнем проектной культуры. Сергей Переслегин считает, что развитие России происходит спонтанно, лишь постфактум оформляясь в тот или иной проект [1]. Российские проекты заимствованы у Европы, у Византии, у других государств, по этой причине они неадекватны русскому мышлению. Развитие происходит не в рамках проектности, а само по себе, лишь потом принимая формы, свойственные западной системе.

Новый тип революции позволяет реально опираться на меньшее количество людей, поскольку их всегда транслируют как множество. Телевизионная картинка всегда оказывается ярче и зрелищнее реальности. Массовость на экране не всегда отражает массовость в действительности. На Майдане было, естественно, много людей, но не то число, которое заявлялось с трибуны. Телевидение не столько описывает подлинную реальность, сколько само создает символическую реальность, которая лучше удовлетворяет условиям функционирования виртуального пространства.

Телевизионная картинка как бы преувеличивает реальность, часто заменяя ее саму. В качестве примера можно вспомнить свержение статуи Саддама Хусейна, обошедшее все телеэкраны. Но, как оказалось, и это есть пример эксплуатации возможностей именно телевидения. 9 апреля 2003 года американские морские пехотинцы решили сбросить статую. После отбора объекта через громкоговорители команда по психологическим операциям пригласила иракцев на помощь. Сначала вокруг лица Саддама был американский флаг, потом его заменили на иракский, чтобы не выглядеть оккупантами. Статую привязали к машине, которую скрыли за кричащими иракскими ребятишками. В результате образовалась постановочная ситуация, которая потом транслировалась в качестве реальных новостей [2]. Можно увидеть несовпадение характеристик, что реконструируется, по нашему мнению, следующим образом (см. табл. 9).

Таблица 9

Реальная ситуация и телевизионная картинка свержения статуи Саддама Хусейна

То есть постановочное событие не совпадает с реальным по ключевым характеристикам, носящим символический характер. Произошли следующие виды замен:

• флаг американский – на иракский;

• американские пехотинцы – на иракских граждан;

• сбрасывает статую машина, а не толпа.

В одной из других статей по поводу свержения статуи сообщалось также о резко меньшем количестве иракцев, число которых на экране было увеличено с помощью компьютера, чем и была достигнута нужная символизация.

Новости всеми признаются как максимально достоверный факт, из которого вычеркнута интерпретационная составляющая. В подобного рода новостях, наоборот, самым главным является спрятанная в них интерпретационная составляющая. Именно она порождает и делает новость, без нее и новость была бы другой. При этом следует подчеркнуть, что лица, принимающие решения, не ходят по улицам: они видят документы и телекартинки (ср., например, роль CNN в функционировании Ситуационной комнаты Белого дома [3]).

Вариант так долго обсуждаемых украинских «темников» можно увидеть в меморандумах телекомпании Fox News, принадлежащих Руперту Мердоку. В фильме, посвященном исследованию подобных механизмов, приводятся следующие примеры [4]:

• по поводу увеличивающегося числа американских потерь в Ираке: «Не попадите в ловушку оплакивания американских жизней»;

• по поводу осады Фаллуджи: «В очень скором времени некоторые люди будут порицать использование излишней силы. Нас не будет в подобной группе»;

• по поводу комиссии конгресса по 11 сентября: «Тот факт, что сотрудники бывшей администрации Билла Клинтона и бывшей и нынешней администраций Джорджа Буша выступают в роли свидетелей, создает определенное напряжение, но это не вариант «что он знал и когда он узнал». Не превращайте все это в Уотергейт».

Здесь очень четко заявлен метауровень, с позиции которого будут выстраиваться факты. По сути метауровень способен уничтожить факты, не признавая их системности. Главным на этом уровне становится, например, ослабление или усиление позиции Буша-президента, поскольку все эти факты могут выстроиться так или иначе.

В этом плане оранжевая революция и Пятый телевизионный канал анонсировали победу задолго до того, как она осуществилась. Приметой этой победы стало число людей, вышедших на улицы в качестве протестующих. Аргументация (явная и неявная) строилась следующим образом:

• народ вышел на улицы;

• народ требует Ющенко;

• Ющенко – народный президент.

Предложенная модель в определенной степени противоречит заявленной Сергеем Доренко схеме, что если в оранжевой революции негативные цели были заявлены, то с позитивными идеалами украинцы не определились [5]. Дело в том, что в революционной ситуации негативные цели всегда будут выражены ярче и сильнее, поскольку они должны мотивировать людей на протестные действия.

Анонимный специалист по психологическим войнам в интервью в статье в газете «2000», возражая против заявленного числа протестующих во время оранжевой революции, заявил, что если бы на улицы Киева вышло 350 тысяч митингующих, то им необходимо было бы выпекать 340 тысяч тонн хлеба, что составляет как раз то количество, которые производят хлебозаводы столицы ежесуточно [6]. Даже незначительное сокращение продажи сразу же вызывает хлебный ажиотаж, чего не было. Этим рассуждениям можно не поверить, поскольку они принадлежат оппонентам, но Роман Бессмертный, возглавлявший палаточный городок, назвал количество съедаемой там ежедневно провизии: 15–20 тыс. буханок хлеба и 5,5 тонны каши [7]. Это вновь могут быть цифры на завершающем этапе, а не на пике, но разрыв все равно не может быть таким большим.

Будущее создается всегда, однако создание его в интенсивном режиме представляет особые трудности, поскольку требуется не только удержать новые параметры, но и ограничить действие старых. Суммарное действие позволяет создать контекст для расширения возможностей нового варианта будущего. Событие начинается заранее. Оранжевая революция также готовилась в тренингах и семинарах за два года до самих событий ноября – декабря 2004-го. Активные действия организации «Пора» начались в марте, в сентябре уже насчитывалось около 300 задержанных правоохранительными органами. При этом «Пора» обучалась дифференцированно: и отражению атаки со стороны милиции, и отражению атаки со стороны криминалитета.

Анализируя прохождение бархатных революций, включая перестройку и оранжевую революцию в Украине 2004 года, наглядно видно, что главным процессом становится потеря контроля со стороны власти. Находясь на распутье между действием и бездействием в плане реагирования на отклонения, власть каждый раз избирает бездействие, но поскольку это не одноразовый, а многоразовый процесс выбора, ситуация постепенно переходит в новое состояние.

Когда пассионарии вступают в действие, старый инструментарий уже не помогает, поскольку необходимо принимать решения в новых условиях, к которым государственная система оказывается не готовой. И тренировка, которую проходили сотрудники правоохранительных органов, которую демонстрировали время от времени то провластные, то оппозиционные каналы, в результате не имела значения. Поскольку тренировались на рассеивание толпы, а не на отдачу приказов.

Информационное пространство «прорвало» первым: никакие фильтры и редактура не выдержали. Произошло выравнивание информационного пространства, в котором стали неразличимы бывшие провластные и бывшие оппозиционные каналы. Это выравнивание говорит о переходе на другие позиции именно провластных каналов, а не каналов оппозиционных.

Майдан стал более достоверным интерпретатором событий, чем профессиональные специалисты в этой области. Именно он также демонстрировал постепенную сдачу «побежденных» людей в погонах. На нем выступили отдельные офицеры милиции, курсанты Академии внутренних дел и даже генералы службы безопасности Украины.

Майдан стал единственным источником информации, поскольку на нем не было разрыва между событием и рассказом о нем. Все происходило на глазах. Стандартные телевизионные новости рассказывают о событии по прошествии некоего времени, здесь же разрыв между событием и его освещением сводился к нулю. Более того, Майдан выступал в роли источника событий, то есть предшествовал им таким образом: Майдан – событие – новость. Именно за счет этого возникало ощущение принадлежности к истории, творимой на глазах.

Шло постепенное разрушение той структурности, которая была свойственна предыдущему режиму. Каждый режим всегда обеспечивает определенные модели правильного поведения и пытается (с разной степень жесткости и даже жестокости) наказывать за отклонение от этих моделей. Проблема состоит в формах этого контроля и того, как далеко он может простираться. Например, даже Советский Союз при его мошной системе как цензуры, так и пропаганды и агитации не мог контролировать все, за пределами этого контроля, например, находилось то, что именовалось кухонными разговорами, то есть приватные беседы людей.

Таким образом, функции Майдана могут быть выписаны следующим образом:

• информирующая;

• интерпретирующая;

• моделирующая протест для других.

Возникла новая аксиома поведения: тот, кто разговаривает с Майданом, тот и прав. Власть априори была лишена такой возможности, тем самым она, выйдя из коммуникативного поля, автоматически вышла и из властного.

В этом плане мы видим определенную коммуникативную модель революции: переход от захвата одних коммуникативных потоков и сфер к другим (см. рис. 1).

Рис. 1. Коммуникативная модель революции

Следует подчеркнуть, что ни одна революция не может обойтись без интенсификации информационных потоков, поскольку революция по определению отличается от путча именно включением больших масс людей. Информация должна выполнить следующие функции:

• активировать массовое сознание;

• удерживать своих сторонников в активном состоянии все время до победы;

• легитимизировать революционные действия для внутренней и внешней аудитории;

• устрашать оппонентов для недопущения применения ответных активных действий;

• легитимизировать новых лиц в качестве руководителей.

Более того, в этот период именно информационный инструментарий является наиважнейшим, поскольку любой другой не является адекватным возможностям оппонента. Именно информационный инструментарий позволяет разрушать армию и полицию, не имея равной с ними военной силы, заставляя их переходить на другую сторону. Например, оранжевая революция в Киеве в 2004 году в течение двух недель демонстрировала, как заявляли о своей иной позиции отдельные офицеры милиции, два генерала службы безопасности, курсанты Академии внутренних дел. Это была модель перехода на сторону революции основных сил опоры режима. Это было пока только моделью, но на этом уровне этого было достаточно.

Наблюдалось интересное сопоставление уровней доверия, вытекающее из разных моделей выступлений: руководители милиции, выступавшие официально с экрана телевизора, могли составить слабую конкуренцию реальным людям, выступавшим лично, от себя. Причем это были люди, несущие новую модель поведения, в отличие от официальных лиц, поэтому уровень эмоциональной включенности повышался еще больше.

При этом следует помнить, что до того, как захватить информационный поток, следует точно так же начать управлять процессами принятия решений в этой сфере. Если вернуться в советское время, то именно наличие иных коммуникаций и иных процессов решений в сфере неофициальной, которая в то же время удерживалась и поддерживалась диссидентским потоком, индустриально ретранслируемых «голосами». То есть «ячейка» такого захвата состоит из трех компонентов:

• процессы принятия решений,

• межличностные информационные потоки;

• индустриальные информационные потоки.

Оранжевая революция также захватила интеллигенцию и малый бизнес как сферу общества, обладающую другими представлениями о демократии. Индустриальный информационный поток, как, кстати, и в Грузии 2003-го, создавала частная телекомпания «Пятый канал». То есть процесс разрушения старой структурности и вхождения новой проходил по следующим уровням:

• информационному;

• психологическому;

• социальному.

Это уровень человека, уровень же всего общества шел по пути разрушения структурности следующего вида:

• политической;

• экономической;

• юридической.

На каждом из уровней старая структурность заменялась новой.

Если рассматривать прохождение революционных изменений в рамках трех пространств (физического, информационного и когнитивного), то революция предстает как захват только одного из пространств, в то время как эволюция работает сразу на всех трех, являясь естественным развитием ситуации.

Рассмотрим наиболее интересные виды сочетаний победы / поражения во всех трех пространствах (физическом – Ф, информационном – И, когнитивном – К), где победа будет обозначаться как 1, нейтральная позиция или поражение как 0.

 ФИК-100. Это путч, когда успех в физическом пространстве одной группы лиц ничем не подкреплен ни в массовом сознании, ни в массовых коммуникациях. Это чисто физическое действие, к которому впоследствии «приклеится» та или иная идеология, пытающаяся его обосновать.

 ФИК-010. Это агитация, усиленная информационная активность, после которой должна последовать когнитивная и физическая активность.

 ФИК-001. Это брожение в умах, нечто вроде кухонных разговоров в советское время.

 ФИК-111. Это эволюция, если мы имеем дело с естественно созданной, а не стимулируемой извне ситуацией. Или революция, если массы были подняты искусственно.

При этом играет роль и направление захвата, то есть его «синтаксис». Движение от когнитивной сферы является нормальной эволюцией, движение от информационной сферы сначала к когнитивной, а затем физической представляется типичной революционной агитацией.

Другие варианты сочетаний таковы.

 ФИК-110, то есть изменения в области физического, а также информационного пространства, не дающие таких изменений в рамках когнитивного пространства: определенное непризнание происшедшего. Это можно трактовать как оккупацию или строительство нации извне, то есть нечто похожее на сегодняшний Ирак.

 ФИК-101. Это физические и когнитивные изменения, не отражаемые почему-то в рамках информационного пространства. Вероятно, перед нами вариант цензуры, которая не допускает в публичное обсуждение то реальное, что происходит. Но в рамках информационного пространства это не обсуждается. Причем поскольку это существенные трансформации, то они должны были бы быть отражены.

 ФИК-001. Это накопление определенного напряжения, которое не находит выхода. Назовем это революционной ситуацией, которая рано или поздно должна взорваться в информационном и физическом пространствах.

Рассмотрим некоторые известные варианты революционных процессов в рамках предложенных разграничений.

Джин Шарп предлагал разрушать столпы (опоры) поддержки режима (pillars of support), что дает выход на его точки уязвимости [8]. Захват физического пространства часто связан с жертвами. Теория этого исследователя является вариантом гражданской обороны, направленной против военных, то есть в рамках физического пространства возможны разного уровня ответные действия.

Революция 1905 года представляется вариантом информационной активности, на которую последовал ответ в рамках физического пространства в виде стрельбы. Отсюда возникает правило эквивалентности: ответ должен следовать в рамках того же пространства или быть менее сильным. То есть на физические действия более предпочтителен информационный ответ, менее – физический, на информационные – предпочтителен информационный ответ, реально даже запрещен ответ физический.

Августовский путч 1991 года проходил в рамках физического пространства с соответствующей информационной активностью, но он не привел к планируемым когнитивным изменениям. Было реализовано сочетание ФИК-110 вместо планируемого ФИК-111.

В случае путча при преобладании зашиты над нападением имеет место инфильтрация в структуры управления одного сегмента, в случае революции – нападение явно больше зашиты из-за массовости протестующих. Псевдопутч будет иметь значения Ф – 0, И – 1, как было в случае путча в Алжире и августовского путча 1991 года в России. Это моделируемое событие, которое более сильно в информационном плане, чем в плане реальности.

Обладая подобным представлением, можно определять, что является критической точкой. В качестве такой точки напряжения, по нашему мнению, можно рассматривать ситуации неэквивалентности, когда оказывается заблокированным одно из пространств. В наших формулах это будут наборы с двумя единичками и одним нулем.

 ФИК-110: физические и информационные сдвиги, не получающие отражения в когнитивной сфере. Это непонимание происходящего или зашита от него, непризнание его настоящим.

 ФИК-101: физический и когнитивный сдвиг, не подкрепляемый информационным. Это перекрытие информационных каналов, которое всегда будет снято: закрытые официальные каналы компенсируются открытием неофициальных.

 ФИК-011: информационные и когнитивные действия, не имеющие физических последствий. Это наиболее взрывоопасная ситуация, которая обязательно должна вести к трансформации в физическом пространстве.

Это все неустойчивые ситуации, которые должны стремиться к выравниванию как более естественному состоянию. Выравнивание может носить естественный и искусственный характер, оно может стать ускоренным процессом или подвергнуться замедлению. Но в любом случае напряжение должно в результате разрядиться.

Есть также возможность создания искусственных ситуаций, которые мы можем обозначить как три вида ловушек:

• когнитивная;

• информационная;

• физическая.

В первом случае, например, речь может идти о ситуации, когда враг и герой меняются местами. Во втором случае проявятся фиктивные обвинения в коррупции, например, сегодня активно появляются сведения, что информация о богатствах и неадекватном поведении членов Политбюро советского времени была сознательно преувеличена. Физическая ловушка – это просто стандартный элемент военной тактики. Все это определенные «ускорители», которые приближают наступление следующей ситуации.

Существенным компонентом оранжевой революции была «атака» на процессы принятия решений властью. Если опираться на цикл Джона Бойда НОРД (наблюдение – ориентация – решение – действие), то существует два типа когнитивной военной стратегии [9]:

• стратегия анти-скорость, которая замедляет принятие решений оппонентом, что в результате приводит к тому, что решения принимаются в уже трансформированной ситуации, которая не соответствует действительности;

• стратегия анти-ориентация, когда акцент делается на неадекватности понимания ситуации оппонентом, степени точности восприятия им ситуации.

В результате использования этих двух стратегий оппонент теряет как скорость решений, так и их точность. Все его действия становятся чисто реактивными, вся инициатива уходит к нападающей стороне, а власть, как показала оранжевая революция, движется в хвосте чужой стратегии.

Революция в любом случае характеризуется превышением скорости восстающих против скорости власти. В стандартной ситуации продвижение по всем трем пространствам возможно только на параллельной основе: надо находиться на одном уровне сразу в трех пространствах, что является нормой (см. табл. 10).

Таблица 10

Революция в физическом, информационном и когнитивном пространствах

В революционной ситуации происходит ускоренное развитие ситуации, можно двигаться сквозь разные пространства, как бы «подтягивая» их за собой. На первом этапе захватить только физическое пространство, на втором – только информационное и т. д. (см. табл. 11).

Таблица 11

Революционная ситуация в физическом, информационном и когнитивном пространствах

Этот «перескок» между пространствами поддерживается также разрушением механизмов структурности и синхронности, свойственной данному государству.

Инструментарий каждого из трех пространств позволяет свой собственный вариант блокировки другого пространства. Рассмотрим эти варианты подробнее.

Физическая блокировка когнитивного пространства. Примером этого типа может быть блокировка административных зданий (кабинета министров и администрации президента) периода оранжевой революции, чем затрудняется принятие решений. Другой пример – цветы, которые вставлялись в шиты ОМОНа демонстрантами.

Физическая блокировка информационного пространства. В американских уставных документах любая физическая атака на информационный объект, например, бомбардировка телецентра, уже трактуется как информационная атака.

Когнитивная блокировка физического пространства. Это обман противника, когда его вынуждают действовать в рамках неадекватных представлений о театре военных действий.

Когнитивная блокировка информационного пространства. Это война интерпретаций, когда информационное пространство сознательно искривляется в пользу той или иной точки зрения.

Информационная блокировка физического пространства. Это могут быть неверные указатели, например, сообщение о минировании моста, чего не было в действительности. Это информационный захват физического пространства, например, оранжевым цветом, не дающим войти в эту же среду альтернативам, или просто делающим нейтральную среду символической.

Информационная блокировка когнитивного пространства. Это роль агитаторов, которые не дают милиции выполнять свою роль, например, подчеркивая в период оранжевой революции, что народ и милиция едины.

В принципе коммуникативная модель революции с учетом действий во всех трех пространствах выглядит следующим образом (см. рис. 2).

Рис. 2. Коммуникативная модель революции с учетом действий в физическом, информационном и когнитивном пространствах

Когда Элвин Тоффлер говорит о войнах в трех типах цивилизации – аграрной, индустриальной и информационной – как о разнонаправленных войнах (за землю, за средства производства, за знания), то революции каждый раз направлены на одно и то же – центры управления: то ли это дворцовый переворот в царской России, то ли мятеж в Древнем Риме, то ли бархатная революция в Восточной Европе.

Войны захватывают центры производства, революции – центры управления. В этом плане революции являются более современным инструментарием, чем войны, причем применяемым достаточно давно.

Сообщение с информацией по разрушению режима направляется дифференцированно по трем плоскостям. Например, в случае оранжевой революции:

• пространство: блокировка административных зданий, палатки на улицах;

• информационное пространство: активизация сторонников, легитимизация своих действий (слоган «бандитская власть»), блокировка альтернативных источников информации (кампания по дискредитации других телеканалов, проведенная «Порой»);

• когнитивное пространство (речевки на Майдане, объявление о победе до оглашения официальных результатов).

Это способы усиления дестабилизирующей коммуникации. Каким мог бы быть инструментарий по ослаблению действия проводимой дестабилизации?

• Физическое пространство: очищение от физических преград.

• Информационное пространство: введение альтернативных источников информирования.

• Когнитивное пространство: введение альтернативных говорящих и ослабляющих монополизм тем (типа «как быть другим»).

Коммуникативная модель революции должна проявить новизну и в реализуемых процессах коммуникации, поскольку борьба в информационном пространстве является основной. Можно сформулировать следующий набор новых характеристик:

• увеличение числа слушающих свою информацию, поскольку революция базируется на массовости слушающих;

• расширение списка говорящих, поскольку информационная активность порождается новыми лицами;

• постоянное пополнение списка врагов, в результате чего не только герои, но и враги становятся все более известными;

• наказание получателей альтернативной информации, что удается делать путем выявления читателей «неправильных» газет или книг, слушания «неправильных» телеканалов и телепередач;

• блокировка альтернативных источников, вплоть до создания чисто физических затруднений в их работе.

В случае оранжевой революции произошел даже захват физического пространства коммуникативным методом – это сам оранжевый цвет, который в виде ленточек, шарфиков, флагов реально заполонил весь Киев. Точно так же было захвачено звуковое пространство: клаксонами автомобилей (три сигнала за Ю-щен-ко, четыре – за Я-ну-ко-ви-ча), выкриками, битьем в барабаны. То есть политический символизм был внесен в нейтральные до этого пространства.

Особенно это отразилось на тех, кто находился в самом эпицентре события. Вот наблюдения психолога: «Позже появились обращения от оранжевых по поводу перевозбуждения, беспокойства, обострения тревожности, стойкой бессонницы, когда очень хочется переключиться, отдохнуть, но внутри все звучат и звучат скандирования, призывы, музыка, сигналы машин. Подобных жалоб было немало и в последние дни, так как большинство участников акции не прислушивались к рекомендациям относительно обязательного чередования пребывания в толпе и прогулок в тишине и одиночестве. Молодежь не рассчитывает свои силы и «фестивалит» до полного истощения» [10].

Дополнительно к этому зимнее время года располагало к болезням. Вот данные за 6 декабря: в медицинские пункты обратилось 4 тысячи человек, у 3 тысяч – ОРЗ, у 10 – пневмония, 57 получили помощь в связи с травмами [11].

Современные варианты коммуникаций позволяют еще глубже проникать туда, куда ранее нельзя было попасть. Рядовые сотрудники правоохранительных органов находятся в том же объеме коммуникаций, что и простые граждане. Единственным отличием в случае оранжевой революции стало прозвучавшее сообщение о том, что милиции демонстрировали отдельный фильм о столкновении перед Центральной избирательной комиссией, акцентирующий негатив оппозиции.

В целом задачей является расширение своего пространства и сужение чужого во всех трех областях: физическое, информационное и когнитивное пространство. При этом «чужое» переводится из доминантных на маргинальные позиции, чем достигается новая устойчивость системы. Если до оранжевой революции оппозиция частично контролировала когнитивное пространство, частично информационное и имела минимум контроля физического пространства, то после оранжевой революции оппозиция уже контролировала полностью когнитивное пространство, полностью информационное и частично физическое.

При этих переходах происходит компенсация одного пространства другим. Например, физическое может компенсировать информационное: в период оранжевой революции состоялся захват физического пространства (блокировка зданий, преобладание в городе оранжевого цвета), что служило одновременно в роли определенных сообщений, направленных массовому сознанию и демонстрирующих неспособность власти отстаивать свои собственные права.

Физическое пространство может влиять на когнитивное. Например, захват пространства перед верховным судом осуществлял естественное давление на его решения. В рамках оранжевой революции был также эпизод, когда депутаты от оппозиции открыли двери верховного совета, впустив туда протестующих, чтобы не допустить неправильного, с их точки зрения, голосования.

Эта та же модель воздействия, которую психологи разрабатывали в период Второй мировой войны, когда считалось, что разбомбив, например, 60 % жилого фонда, можно будет создать давление, которое приведет к отставке Гитлера. То есть давление в физическом пространстве передается в пространство когнитивное.

Информационное пространство также передает давление в область когнитивного пространства, например, с помощью демонстрации поддержки оранжевой революции разными людьми создается расширяющаяся база этой поддержки. Содержательно противник также демонизировался, чтобы создать базу для легитимности своих собственных действий.

Революция может использовать весь арсенал современных маркетинговых коммуникаций, направленный на донесение своего типа сообщения целевой аудитории. И в этом отличие именно современного типа революции от революций прошлых веков, когда многие процессы протекали на интуитивной основе.

Оранжевая революция имела еще одно отличие от всех прочих

– время от времени она принимала формы рок-конце ртов, которые до этого часто проходили на этой площади. То есть перед нами развертывалась молодежная тусовка, но она при этом почему-то имела протестные цели. Это введение определенного метауровня, задающего свой вариант интерпретации происходящего. Понятие метакоммуникации в свое время было введено Грегори Бейтсоном в процессе изучения игры у животных, поскольку животные должны различать, когда укус сигнализирует войну, а когда это просто игра [12]. В принципе и вся ненасильственная методология Джина Шарпа строится на том, что в определенной степени «безвредные» действия на метауровне несут в себе сообщения протеста. Относительно стандартная форма несет абсолютно нестандартное сообщение. Именно это затрудняет борьбу с ненасильственными методами протеста, поскольку государство может реагировать только на внешнюю, формальную сторону, которая может даже оставаться в пределах нормы. Однако на метауровне перед нами активный вариант протеста.

Коммуникативно можно объяснить и ключевое свойство толпы – ее черно-белый вариант построения мира. Толпа воспринимает мир и реагирует на него исключительно в двоичной системе – или «ура!», или «долой!». Тот же Грегори Бейтсон увидел особенность шизофрении в том, что шизофреник не различает метауровня и плохо работает с множественностью интерпретаций [1 3]. Подобные выводы можно сделать и в отношении толпы, которая «переводит» сложные высказывания в простые.