Текст книги "Фабрика поломанных игрушек"

Увидел, как большая чёрная кошка шмыгнула под рыбацкий барак. Сплюнул три раза через плечо, но чувствовал, что не поможет. Уж больно тяжёлую ношу тащил на плечах – трудного разговора ожидал.

Да всё случилось наоборот.

Эстя уже не одна жила, а с бригадиром. Тот на промысле был, а она хозяйством занималась, люльку качала с двойняшками. Пригласила, чаем напоила. Сама светилась, точно и не муж её законный пришёл, а родственник дальний. Рот не закрывался: о детях болтала – не остановить. Как забеременела, да вертолётом в больницу летала, как всей бригадой крестины справляли. Смущения никакого. Даже каша убежала из кастрюльки – детям готовила.

Не понял Щербаков таких перемен, толком сказать ничего не мог, за чай поблагодарил и в обратный путь.

Кто здесь виноват, он и не знал. Может, чёрная кошка беду накликала или убежавшая каша? Все приметы – к одному! Хотя и до них уже всё было решено – только предупреждали. А в чём беда-то, если в доме все счастливы?

Понимал в душе – не его это женщина, и чего тогда обижаться? И чем дольше бы он жил с ней, тем глубже опускался в трясину собственных сомнений. Смог ли выдержать такую ответственность?

Рад был – может, нашла Эстя своё настоящее североморское счастье, раз детишками разродилась. Видать, Господь не позволил кровь поморскую пустить по ветру.

Глава 7. Разоблачение

Червонцев распахнул дверь своего кабинета, приглашая вперёд графиню. Успел заметить за столом второго заместителя – Башмакова. Тот, как обычно, разглядывал на свет свою авторучку, недавно подаренную знакомым бизнесменом. Поднимал её на свет к окну и переворачивал. Изображение обнажённой девушки заполнялось чернилами – надевало купальник. Затем снова переворачивал ручку, и одежда исчезала.

Красная физиономия заместителя похотливо улыбалась, узкие татарские глазки блестели, левой рукой приглаживал свои чапаевские усы, подкручивал кончики. Увидев входящих, смутился, убрал авторучку, молча поднялся из-за стола и вышел. Червонцев не успел его представить, облегчённо вздохнул, – может, это и к лучшему, пусть лезет под свою корягу.

Кабинет был небольшой. Из мебели только длинный стол для совещаний да шкаф для одежды, в углу – металлический сейф. Занавески на окнах копили пыль, залетавшую с улицы, – трогать их было небезопасно. Через постоянно открытую форточку доносился стук трамвайных колёс по рельсам, нетерпеливые сигналы машин, стоящих в пробке на Лиговском проспекте.

Мария Ивановна скромно села на стул сбоку, стала крутить головой, с удивлением разглядывая потрескавшийся потолок помещения, вздутые от протечек выцветшие обои, замазанную толстым слоем краски изящную старинную лепнину резного карниза.

Виктор Иванович поморщился:

– Извините, обстановка не царская, всё же госучреждение! – потрогал чайник и, убедившись, что тот горячий, начал разливать кипяток. Поставил на стол тарелку с печеньем, достал из шкафчика две разнокалиберные цветные чашки и сахарницу с единственной ложкой.

Вошёл Щербаков, сделал озабоченное лицо:

– Товарищ подполковник, разрешите паспорт у графини Апраксиной взять. Начну протокол составлять, чтобы не задерживать – небось, родные заждались!

– Молодец, – похвалил шеф, но затем, поморщившись от недавно пережитых волнений, смущённо добавил: – И… рапорт напиши мне… что с предложенной должностью Старшего оперуполномоченного по особо важным делам согласен.

Червонцев подумал, что опять Вене повезло – сидит себе в отделе серой мышкой, в засадах не парится, в командировки не ездит, а скоро подполковника получит. Так может и в начальники выбиться!

– Есть, Виктор Иванович! – Щербаков вытянулся по стойке «смирно», засиял.

Девушка откуда-то из складок одежды достала документ и передала Вениамину.

Тот убрал в карман:

– Может, родителям позвонить обрадовать, или сами? – слегка нагнувшись, услужливо спросил он.

Гостья неожиданно потупилась, осунулась плечами, съежившись – ещё уменьшилась в размерах. С тяжёлым вздохом, не торопясь опустила платок с лица вниз к подбородку и стала походить на обыкновенную русскую девушку из глубинки.

Сотрудники впервые увидели её узкое бледное личико, маленький носик, тонкие сомкнутые губы, края которых слегка вздёргивались вверх, придавая лицу выражение лисьего ехидства. Но небесная синь распахнутых глаз, грустные опущенные брови обескураживали выражением беспомощности и безмерного доверия.

Косметики на лице практически не было, и от этого оно выглядело свежим и даже девственно нежным, точно у подростка.

Светленькие ресницы часто-часто заморгали, в глазах появился блеск, подбородок покрылся мелкими вертикальными морщинками, стал подрагивать:

– Я ещё не знаю… Как… Адрес не помню, может, пока в гостиницу? – теперь она казалась совсем ребёнком с тонким плаксивым голоском.

Мужчины недоумённо переглянулись, затем нахмурились и вопросительно воззрились на подопечную.

Девушка всхлипнула:

– С памятью что-то… – Свела брови. – В Тель-Авиве даже лежала в больнице… но так и ничего…

– Не помните родных и адреса проживания? – с недоверием поинтересовался Червонцев, покачал головой.

– Помню, что Ленинград… Петербург, а родителей – только в лицо! Мамочка перед глазами стоит… ну прямо вот так, моя милая, круглолицая, как луна, щёки её в румянах, взгляд ласковый, я так её люблю… – Она шмыгнула носиком и стала поочерёдно прикладывать ушко платка к глазам, затараторила: – Зрительно вот помню, а как зовут – нет, и папу тоже… постоянно об этом думаю, вспоминаю, вся извожусь, дёргаюсь. Но доктора советовали так делать. Стараюсь представить, как это было: то в нашей квартире, то в саду, где мы гуляли, или в парке на аттракционах. Кажется, вот каждую морщинку на лице помню, все-все родинки наперечёт, имя – на языке… и нет, никак…

Виктор Иванович откинулся на спинку кресла, во рту запершило, жалость заполнила душу. Сглотнул несколько раз. Как чувствовал – бедная девочка! Вот тебе опять бедолага – разбирайся. Ну и времена: кто-то детей теряет, кто-то родителей. Прямо как пятьдесят лет назад. Ну, так это ж война была, отечественная… А здесь что? Бомбы не падают, блокады нет. А всё стреляют, похищают, сволочи…

Сердце предательски забилось с перебоями. В душе снова поднялась ненависть к маньяку – убийце девочек в лесопарке. Как же это возможно? О чём он думает, что в душе у него, когда ножом по беленькому детскому тельцу? Ох уж эта Фабрика поломанных игрушек – никого не жалеет, свалка нескончаема… Внутри закололо. Он кулаком потер левую сторону груди – вроде отпустило. Осторожно дотронулся до платка на голове девушки, погладить не решился, расправил складку:

– Не расстраивайся, дочка. Что-нибудь придумаем. Найдём мы твоих родителей, вот увидишь – найдём!

Подумал, что вот его девочки-двойняшки тоже могли бы быть такими же милыми. Да уже, поди, и мамами. Какая благодать окружала бы его на пенсии! Сидел бы у камина, ноги на табурет. А внучки: «Дедушка, дедушка, что тебе принести? Подушечку под голову… пивка из холодильника?…»

Горечь проникла в душу – сами всё творим, а когда приходит время расплачиваться – удивляемся!

Душу заполнила сладкая истома, снова вспомнил, как жена при встрече обнимала его, окунала в пьянящий аромат ландышей, целовала в губы, в глазах зайчики прыгали, с усмешкой спрашивала:

– Ну шо, сысчик, сыскал ли ты сегодня своё счастье, аль нет?

Червонцев прижимал к себе супругу, улыбался:

– Ты моё счастье, родная…

Супруга делала огорчённый вид:

– Опять не нашёл… иди тогда ужинать…

Теперь уже за шестьдесят, и никого родного. Только служба эта треклятая – точно полюбовница тайная женила на себе незаметно, отбила своей ревностью всех друзей и подруг, жену в могилу свела, родственников отвадила. Куда же теперь от неё, сварливой, денешься. Всегда со мной!

Щербаков увидел, как нахмурилось лицо начальника, непривычно болезненно заблестели глаза, решил срочно ретироваться на всякий случай:

– Ничего, ничего, сейчас по паспорту что-нибудь узнаю, – обнадёжил он девушку. Постарался, чтобы слова звучали с оптимизмом. Вышел из кабинета. Пожал плечами – что это шеф так расстроился? Привычное дело. В милицию на радостях не идут, только с бедой. Чего переживать – не первая девчонка и не последняя. Сколько их ещё будет – бестолковых, брошенных, загубленных! Эта хоть цела осталась, а вон тех, что в лесу находят, – уже никто не приголубит, по головке не погладит.

Сев за свой рабочий стол, Щербаков наклонился, чтобы посмотреть за сейф. Но паука там уже не было. Паспорт оказался заграничный, убедился, что фамилия действительно графская.

Подошли коллеги, с интересом стали расспрашивать:

– Ну что… встретили?

– Успели?

– Кого?

Щербаков важничал:

– Успели, да, девчонку одну… – отвечал с деланным разочарованием.

– А чего генерал-то её сопровождал?

Вениамин стал рыться в столе, доставая бумагу и ручку, отвечал показушно безразлично:

– Вроде графиня… похищена была.

Сотрудники заинтересованно не унимались:

– Ничего себе, везёт тебе, Веня!

– Теперь точно подполковника получишь!

Щербаков небрежно усмехнулся:

– Уже!

– Что уже? Присвоили?

– Не… Рапорт пишу, что согласен, – генерал дать приказал. Вот только не знаю, как похитителей искать – не помнит она ничего, даже своих родителей только в лицо, и что сама из Питера… То ли по голове получила от бандитов, то ли от стресса…

– Вот так да… дела! – посочувствовал кто-то из коллег. Стали расходиться по своим местам.

Вениамин открыл паспорт девушки, пролистал – день рождения в начале ноября семьдесят шестого года, совершеннолетняя, по знаку – «скорпион». Как там, в брачном гороскопе, он со мной сочетается? Решил посмотреть позже.

Позвонил в информационный отдел и сообщил данные девушки. Обещали поискать сведения по всем базам.

Неожиданно зашёл Червонцев – привёл подопечную:

– Давай разбирайся с девушкой, прими заявление, объяснение – что помнит, и гостиницу закажи нашу. Пока родственников не найдём и не решим, что делать дальше.

Графиня села напротив, окончательно стянула с головы платок и, скрутив в руках, сунула в складки платья на боку, с интересом посмотрела вокруг. Жиденькие светлые волосы скользнули на плечи.

Сотрудники сделали вид, что углубились в свои дела. Стали греметь ящиками, перекладывать папки, шуршать документами.

Когда начальник вышел, Вениамин достал справочник и стал звонить в гостиницу ГУВД. Администратор сообщила, что свободные номера имеются, а когда услышала фамилию и титул поселяемой, обещала выбрать самый лучший. Напомнила о ходатайстве от начальника управления и гарантийном письме об оплате.

Вениамин тут же оформил необходимые документы и отнёс начальству на подпись.

Вернувшись, достал бланк заявления и заполнил данными из паспорта Марии. Начал записывать объяснение от имени потерпевшей, произнося вслух:

– Прошу принять меры к неизвестным лицам, которые похитили меня… – вскинул на графиню глаза: – Когда?

Мария нахмурилась:

– Я не помню… года два, а может, три назад… – промямлила еле слышно.

Глаза её снова налились слезами. Оглянулась на сидящих за столами сотрудников и опустила голову. Достала платок и начала усердно накручивать его на ладонь.

Оперативники решили, что девушка стесняется. Переглянувшись, стали по очереди выходить из кабинета.

Щербаков продолжил писать, повторяя:

– …около трёх лет назад… – Неожиданно встрепенулся от пришедшей в голову мысли: – Ты же несовершеннолетняя была! Пятнадцать лет? Вот гады! Получат по полной! Откуда?

– Что откуда?

– Похитили откуда?

– Я не помню… – Мария пригладила волосы руками. А затем, раскинув их на две стороны головы, разделила на пряди. Быстро перебирая пальцами, стала плести коротенькие тощие косички, плаксиво кривя рот, поджимая и покусывая губы. Начала осторожно укорять Вениамина. – Вот вы, наверно, не представляете даже, как мне тяжело. Быть может, мама с папой ещё надеются меня найти, да. Потратили все свои деньги на поиски. Каждый вечер бегают по городу, ищут дочку, пишут объявления, клеят на столбы, заглядывают в грязные притоны… Как представлю – так их жалко становится, слёзы подкатывают…

Коллеги Щербакова вышли.

Вениамин прикинул, что охмурить такую наивную простушку труда не составит, хорошо, что невзрачная – в глаза не будет бросаться! Задумался – как это графья объявления приклеивают на столбы? Откуда такие навыки? Может, успели освоиться в СССР – забыли о благородных корнях? Или у девочки что-то переклинило в мозгах?

Неожиданно умная мысль пришла Щербакову в голову. Он неторопливо пролистал паспорт, внимательно изучая страницы, но штамп пересечения границы был только один, на сегодняшний въезд в Россию – странно!

– Интересно, – задумчиво произнёс он, – видимо, похищали тебя по другому документу… Ничего, сделаем запрос на границу и там выясним, когда и откуда тебя вывозили за рубеж.

– Не выясните… – замотала головой девушка – кривенькие косички задрожали. В глазах снова навернулись слёзы, стали капать, исчезая в черноте материи. – Мне имя дали в российском консульстве Израиля… точнее, я сама выбрала, когда паспорт оформляли, и… фамилию… придумала…

Она опустила повинную голову.

Щербаков несколько секунд в тупом недоумении смотрел на затылок девочки, молча соображал. Затем его прорвало:

– Как? Так ты… не графиня? – воскликнул Вениамин, не сдержался, захлебнувшись от благородного негодования, почувствовал, как мир переворачивается, все мечты летят прахом. – Как же так? Не Апраксина?…

– Нет… просто на ум пришла первая попавшаяся… – слёзы девушки полились ручьём.

Гневное возмущение клокотало внутри Щербакова. Он не мог найти нужных слов и только учащённо дышал, бросив ручку, обхватив голову, уперев локти в стол. Его будущее рушилось на глазах. И кто в этом виноват?

Задница в галифе и пустое ведро внезапно одержали окончательную бесповоротную победу.

Вениамин вспомнил, как лебезил перед «графиней» в аэропорту и мечтал жениться, пока ехали в машине, мысленно разбрасывал у ЗАГСа цветы и денежную мелочь. Стриптиз откладывался на неизвестный срок. Что же теперь, получается – зря старался, ручку целовал, французский язык вспоминал: «Же ву при де сартир… же ву при де сартир!..» Вот тебе и сортир…

Немного успокоившись, Вениамин потёр немеющую правую ладонь.

Появилась злость на эту наглую пигалицу, задурившую мозги не только ему с начальником, но и московскому министру. Захотелось обидеть:

– Петрова или Сидорова тебе на ум не пришли? Графиней стать решила? – с явной издёвкой подначил он. – А генерал что, тоже не знал? Исто-ри-че-ска-я ли-чность! Бе-ре-ги-те е-ё!

Мария вскинула голову и смахнула последние слёзы, стала оправдываться:

– Я и не хотела графиней становиться, это вы сами так решили, придумали. Я и генералу говорила, но ему всё некогда было, – девушка достала платок, стала снова прикладывать к глазам, – он каждое утро на Мёртвое море ездил, твердил, что военные раны лечит, а по вечерам трезвым не бывал… Так что?… – Голос её неожиданно окреп: – Раз я теперь не графиня, вы мне и помогать не будете? На улицу выгоните из гостиницы? Давайте, давайте, пойду милостыню просить или в проститутки…

Вениамин растерялся – в голосе подопечной к концу речи зазвучали стальные нотки. Это было так неожиданно, что пришла мысль – не затягивают ли его в какую хитрую игру? С опаской посмотрел на дверь, точно кто-то мог подслушать. Появилась настороженность – вдруг она с генералом успела сдружиться, и это – элементарная провокация, проверка? Хотят посмотреть на профессионализм питерских сотрудников? Он вспомнил свою третью жену Раду, последующие от неё неприятности. Снова подстава? А может, жена-прокурорша из Кировска вспомнила? По коже пробежал холодок – не такая уж эта девочка простушка. Но стоило из-за этого так глубоко маскироваться – летать в Израиль?

Зарёванное лицо перед ним, невинные глазки в обрамлении слипшихся ресничек отметали любой дурной умысел.

Вениамин вздохнул. Стало жаль девушку просто по-человечески, обида ушла, уступив место совестливости. Подумал, что на Мёртвое море и он бы не отказался съездить.

Повернулся и придвинулся стулом ближе, протянул руки, положил Марии на плечи, успокаивая:

– Ладно тебе! Не расстраивайся, я пошутил. Но как же мы будем искать твоих родственников? – интерес к наследству иссяк бесповоротно. Щербаков увидел перед собой обычную гражданку – потерпевшую, каких в стране тысячи, каким помогал каждый день, работая на территории и здесь, в главке.

Мария пожала плечами. Закрыла ладошками глаза, согнулась, упёрла локти в колени, но всхлипывать перестала.

– Вот так да… – Вениамин задумался, почесал макушку. Похоже, дело упростилось. Если сообщить генералу, что она никто, так и вовсе забудут, разрешат материал списать в архив. Но что-то неприятное коробило по душе. Девушка права. Как-то это гаденько получается: если графиня – стараемся, ищем, а просто девушка, так иди себе с Богом, жива-здорова – не мешай работать. Всё же решил долг милиционера выполнить до конца, быть беспристрастным: – Ну хоть что-то ты помнишь? А в Тель-Авиве что делала?

Девушка подняла лицо от ладоней, помотала головой и неожиданно затараторила:

– Конечно, помню, что делала, конечно, – в голосе зазвучала обида, она с отвращением передёрнула плечами, – что похищенные девушки делают в рабстве? Может, пирожными с мороженым объедаются? Неужели непонятно? Эти мерзкие физиономии, они так и стоят у меня перед глазами, грязные волосатые ручищи под юбку лезут. Фу… Каждую ночь приходят во сне, подкрадываются, окружают, болтают на своём мерзком языке, начинают лапать… А потом вроде ссора, звон посуды, крики, что-то случилось – очнулась в больнице, даже не знала, где я.

– Так, может, ты в Израиле и родилась? Упала с велосипеда и головой стукнулась? Там же бывших русских полно.

– Не… я помню, что в Ленинграде жила, друзья – все русские. В центре – река большая, мосты…

Щербаков горько вздохнул и покачал головой.

– Пойду начальству доложу, – подытожил он с грустью и вышел из кабинета.

Выслушав подчинённого, Червонцев недовольно засопел, тоже задумался. Было видно, что с пропажей графского титула ему стало немного спокойней, предложил:

– Может, её к врачу? Положить в наш госпиталь. Пусть доктора сначала разберутся – может, у неё крыша поехала? Подлечат и… – умолк, задумался.

– Виктор Иванович, – встрял Щербаков, – так, может, и криминала никакого нет? Поехала девушка за границу на отдых. Упала там головой, потеряла паспорт, пролежала без сознания в коме, а все ужастики про похищение ей приснились. Создадим материал и откажем в возбуждении уголовного дела, скинем в архив.

Червонцев недовольно нахмурил брови:

– Не… как-то некрасиво получается. Генерал сказал, что похитили – значит, дело возбуждать и расследовать! – Неожиданно накинулся на подчинённого: – А ты что, должность новую получил, звание на днях присвоят, а голова так и не варит? Привык бумажки развозить! Скоро уж двадцать лет, как в ментовке служишь, а всё не знаешь! Ориентировку дай, свяжись с розыскным подразделением. Где девушки пропадали? Сфотографируй её, разошли фото по районам, повози по городу, успокой – может, свой дом узнает – там родители живут. Сведения по крохам собирай – тогда что и прояснится! Давай иди, не мешай работать!

– Так генерал же не знал, что она никто! – попытался возразить Щербаков.

Червонцев выпучил глаза:

– Что значит никто? Она же наша, русская девочка – на твоём языке говорит! Может, он и не знал, – согласился начальник, – но ты-то знаешь теперь, что она в беде, а генералы своих приказов не отменяют. Даже если сообщим, что она от нас сбежала, окажемся виноваты!

Когда Вениамин уже выходил, шеф совсем успокоился и снова позвал его:

– Слушай, Веня, а может, она вообще не из Питера? Ты позадавай ей наводящие вопросы. Вот если вспомнит что про Москву – купим билет, и адью… Заявление следом пошлём, даже дело можем возбудить! Пусть в министерстве разбираются – сами привезли!

– Да я уже намекал ей…

– Ещё раз намекни, да поконкретней!

– Есть ещё раз, – озадачился Щербаков. Звание он почти получил, а с девушкой предстояла морока. Графиней здесь и не пахло. И как только вернулся, с порога спросил: – А почему ты решила, что жила в Ленинграде? Может, в Москве? Вон там какая река большая, мосты такие же, мавзолей есть Ленина и Кремль, где сейчас президент заседает!.. Помнишь?

– Нее… – покрутила Мария головой, улыбнулась. – Я Москву совсем не помню, никогда не бывала. Помню Ленинград, белые ночи, корабли на реке. Как бегали с девчонками смотреть разводные мосты. Я с подружками часто у Апраксина двора встречалась. Поэтому и фамилию взяла такую.

Провокация не удалась, и Вениамин с трудом изобразил на лице радость.

– Да, это уже зацепка! – Обречённо добавил: – Тогда сейчас поедем оформляться в гостиницу и заодно погуляем по городу. Может, чего ещё припомнишь…

– А можно я в гостинице сегодня останусь, – жалобно попросила девушка, – устала очень. А завтра начнём…

– Хорошо, – согласился Вениамин. Он тоже был рад такому предложению – надо было многое обдумать.