Текст книги "Суды и верховенство права. Взгляд из Нидерландов"

II. Разрешение споров и назначение наказаний

По сложившейся традиции суды вступают в дело в двух ситуациях. Во-первых, когда граждане, организации или компании находятся в противоречии друг с другом и не могут прийти к совместному решению. Один из вариантов их дальнейших действий – обращение в суд. При необходимости это может сделать одна из сторон вопреки желанию других, что составляет основу гражданского судопроизводства: одна из сторон обращается в суд по гражданским делам, например, когда вторая не выполняет свои договорные обязательства (к примеру, по подряду на ремонт дома) или совершила какие-то другие незаконные действия (например, сбила вторую сторону на автомобиле). Согласно ст. 17 Конституции Нидерландов никто не может быть лишен против своей воли права быть заслушанным в суде – это фундаментальная предпосылка верховенства права. Статья 101 Конституции Германии гласит: «Никто не может быть изъят из ведения своего законного судьи». У нас обязательно должна быть возможность восстановить свое право в суде. Конечно, мы вправе отказаться от этого права или договориться со второй стороной о разрешении спора каким-либо иным способом – например, посредством третейского разбирательства или медиации. Но мы всегда вольны обратиться в суд. А он обязан принять то или иное решение. Суды не могут отказаться от отправления правосудия. Такой вывод можно сделать из ст. 6 ЕКПЧ, согласно которой суды должны осуществить правосудие в разумный срок. В Великобритании ст. 6 ЕКПЧ действует посредством Акта о правах человека 1998 г. А в Нидерландах эта обязанность, кроме того, может быть обоснована старым Законом о законодательных нормах 1829 г.

Споры могут также возникать между гражданином, организацией или компанией, с одной стороны, и государством – с другой. В прошлом такие споры могли рассматриваться в Нидерландах судами общей юрисдикции. В начале XX столетия налоговые споры рассматривались специализированными налоговыми отделениями обычных судов. Другие административные дела и сейчас рассматриваются в первой инстанции окружными судами. В апелляции их рассматривает Отдел административной юрисдикции Государственного Совета или специализированный апелляционный суд – например, по вопросам социального обеспечения.

Еще одна роль судов состоит в назначении наказаний или пересмотре уже назначенных наказаний за нарушения закона. Иными словами, это никак не связано с разрешением споров – суды решают, какие санкции должны быть наложены. Обвинения в традиционной системе уголовного правосудия выдвигает перед судьей государственный обвинитель. В отличие от производства по гражданским или административным делам это не обязательно означает наличие конфликта между таким гражданином и государством. Подсудимые часто признают свою вину в преступлении, в совершении которого их обвиняют. Суд должен решить, обоснованно ли обвинение, и если это так, должно ли быть назначено наказание или какая-либо из так называемых мер некарательного характера – есть, впрочем, еще вариант с освобождением осужденного от наказания. В таких случаях судебная власть выступает в качестве «силовой поддержки» государства.

В наши дни наложение санкций постепенно становится задачей и исполнительной власти, включая службу государственного обвинения. Например, ряд новых законодательных актов наделяет исполнительную власть полномочиями по наложению штрафов. Если лицо, на которое был наложен такой штраф, никак не реагирует, то такое решение вступает в силу и становится обязательным к исполнению. Гражданин может также обжаловать штраф в административном суде, который решает, является ли штраф законным и соразмерным правонарушению. Если обжалуется штраф или альтернативная санкция (например, общественные работы или лишение водительских прав), наложенные службой государственного обвинения, дело рассматривают суды по уголовным делам, играющие свою традиционную роль. Я вернусь к этим нововведениям и вопросам, которые они вызывают, в пятой главе.

III. Структура национальных и европейских судов

Во многих странах большинство дел рассматривается так называемыми судами первой инстанции. Если одна из сторон не согласна с решением, она может обжаловать его в суде второй инстанции (апелляционном суде). Если сторона не согласна и с этим решением, она во многих случаях может обратиться в высший судебный орган страны.

Наряду с национальными юрисдикциями существуют международные суды. В Европе два таких суда играют значительную роль в повседневной практике на национальном уровне.

Во-первых, это Суд Европейского союза (Court of Justice of the European Union, CJEU), ранее называвшийся Европейский суд (European Court of Justice), который находится в Люксембурге. Начиная с создания Общего рынка Европейский союз и его организации-предшественницы обрушили на своих граждан целую лавину норм и предписаний, известных под общим названием acquis communautaire. CJEU играет важную роль в истолковании этих норм. Национальные суды стран ЕС могут обращаться в CJEU, чтобы получить четкое определение относительно норм права ЕС. Например, если возникло сомнение относительно понимания европейской нормы, касающейся дискриминации или правил транспортных перевозок, столкнувшийся с такой проблемой национальный суд может направить в CJEU документ, который называется «запрос предварительного решения». При принятии своего решения национальный суд должен учитывать ответ CJEU. Суды нижестоящих инстанций вправе направить такой запрос, если нуждаются в разъяснении, но высшие национальные суды, такие как Верховный суд, обязаны это сделать. Эта система призвана обеспечивать единообразие в толковании и применении европейского права во всем ЕС. CJEU может рассматривать только вопросы права ЕС, играя, таким образом, ведущую роль исключительно в этой ограниченной области.

Во-вторых, это Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), который находится в Страсбурге. Юрисдикция этого суда распространяется на Совет Европы – гораздо бо́льшую и менее сплоченную группу государств, в которую входят, например, Российская Федерация, Молдова и Грузия; она действует параллельно ЕС и иногда с ним пересекается. Самый главный документ Совета, обязательный для всех его членов, – это Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). ЕСПЧ представляет собой высший судебный орган, осуществляющий контроль за соблюдением Конвенции; он работает совершенно иначе, чем CJEU. Любое лицо, находящееся в одном из государств-участников и полагающее, что его права, гарантированные Конвенцией, были нарушены, может обратиться в страсбургский Суд при условии, что все средства правовой защиты на национальном уровне были исчерпаны и не смогли защитить нарушенное право. Суд может определить, что это действительно имело место. В соответствии со ст. 41 Конвенции соответствующее государство должно в таком случае предоставить лицу, чьи права были нарушены, «справедливое удовлетворение». На практике в том случае, если Суд признает нарушение Конвенции, это часто означает, что национальные суды должны внести изменения в свои процессуальные нормы, с тем чтобы аналогичные нарушения не повторялись в будущем. Национальные суды должны подчиняться решениям Суда – иначе ему придется постоянно выносить одинаковые решения по одним и тем же нарушениям. А это не то, ради чего была придумана система ЕСПЧ. Она предполагает, что ответственность за защиту прав, гарантируемых Конвенцией, лежит прежде всего на самих государствах-участниках. Именно они должны предусмотреть эффективные механизмы для защиты прав человека и обеспечивать их восстановление в случаях, когда эта защита по той или иной причине дает сбой. Подразумевается, что обращение в страсбургский Суд – это вспомогательная опция; Суд вмешивается лишь в тех случаях, когда национальные власти не выполнили своих обязательств.

В идеальном мире Суду можно было бы ничего не делать – только с удовлетворением наблюдать соблюдение норм о защите прав человека по всей своей юрисдикции. Но этот идеал недостижим. Правовые и социальные реалии в странах, входящих в Совет Европы, таковы, что возможность получить защиту своих прав в Суде бесценна для их граждан.

В 1977 г. комментатор мог сказать без всякой иронии, что у Суда «был непростой год – он вынес решения по пяти делам». В то время в Совет Европы входили около 20 государств. С тех пор как количество государств-участников, так и нагрузка Суда возросли многократно. Сейчас в Совет Европы входят 47 государств, население которых составляет в общей сложности 820 млн человек. Все эти государства признали право на обращение своих граждан в Суд. Следовательно, правовую гарантию защиты фундаментальных прав человека получил почти миллиард человек, проживающих на территории от Кипра до Северного полюса и от Каанаака на северо-западе Гренландии до Камчатки на востоке России. Даже беглое ознакомление с делами, описываемыми в ежегодных отчетах Суда, позволяет твердо убедиться в одном: серьезные нарушения прав человека остаются в странах Совета Европы частым явлением, которому уделяют недостаточное внимание национальные суды. Правовая защита отдельных лиц, предоставляемая судом, абсолютно незаменима.

По причине, среди прочего, этого быстрого роста Суд страдает от огромной нагрузки. Бывший председатель Суда сэр Николас Братца называет эту нагрузку «неизбежным последствием расширения Совета Европы за счет включения посткоммунистических государств, вступивших на путь демократии».[40]40
  См. речь, произнесенную Председателем Суда Братцей 27 января 2012 г. на открытии судебного года ЕСПЧ, опубликованную на сайте Суда: www.echr.coe.int/Documents/Speech_20120127_ Bratza_JY_ENG.pdf


[Закрыть]

Надлежащее функционирование системы ЕКПЧ полностью зависит от соблюдения странами-участницами требований Конвенции. Если они не будут выполнять свои обязанности или будут затягивать принятие национального законодательства, на необходимость которого явно указал ЕСПЧ в своей практике, Суд завалят жалобами. В настоящее время Суду требуется максимум помощи, которую способны оказать ему страны-участницы. Однако мы можем задать вопрос: а учитывает ли Суд наши взгляды и мнения? Ранее я упомянул, что национальные суды обязаны подчиняться прецедентному праву Суда, но хочу обратить внимание, что «подчиняться» не означает «рабски выполнять приказ». Когда Суд выносит важное постановление, каждому государству-участнику приходится решать, соответствует ли ему национальная практика, и если да, то до какой степени. Иногда национальные суды вынуждены менять свою практику по новым делам, в которых затрагивается соответствующий вопрос (как это случилось в результате постановления Суда по делу Salduz v. Turkey, где речь шла о доступе к защитнику во время допроса в органах полиции). А иногда быстро реагировать приходится органам прокуратуры или законодателю.

Лояльность по отношению к Конвенции не может быть односторонней. Суд уделяет заметное внимание индивидуальным особенностям различных стран-участниц. От них не требуется единообразия в устройстве правовых систем – эти системы должны лишь обеспечивать определенный минимальный уровень защиты прав человека. Суд предоставляет им значительную «свободу усмотрения» (дискрецию), что очень важно. Если у государств создастся впечатление, что их пространство для маневра на национальном уровне излишне ограничено, это может привести к бурным протестам. Прекрасным примером может служить шум, который поднялся в Великобритании по поводу постановлений, связанных с избирательными правами заключенных (в Великобритании у них нет таких прав) и с выдачей подозреваемых в терроризме в такие страны, как Йемен (где право на справедливое судебное разбирательство не гарантировано). Или итальянское дело о распятиях на стенах учебных помещений в государственных школах. В постановлении по этому делу Суд пришел к заключению, что запрет таких символов находится вне пределов его компетенции:

Европейский суд заключает в настоящем деле, что решение об использовании распятий в классах государственной школы, в принципе, является вопросом, относящимся к пределам усмотрения государства-ответчика. Кроме того, факт отсутствия европейского консенсуса по вопросу о наличии религиозных символов в государственных школах свидетельствует в пользу такого подхода.[41]41
  ЕCtHR. Lautsi v. Italy. Application no. 30814/06. Judgment of 18 March 2011.


[Закрыть]

Аарон Барак, бывший председатель Верховного суда Израиля, однажды назвал ролью судебной власти построение «мостика между законом и жизнью». Иными словами, суды должны сопоставлять интересы, присутствующие в конкретных делах, и выносить по ним справедливые решения. Нормы права не должны мешать этому процессу – наоборот, они должны ему способствовать. Понятия о разумном и справедливом различаются в разных местах и в разные времена, а также зависят от опыта конкретной страны. Как писал французский философ Блез Паскаль: «Vérité en deçà des Pyrénées, erreur au delà» («Истина по сю сторону Пиренеев, заблуждение по другую»). То, что у других вызывает вопросы, нам представляется самоочевидным. Кроме того, ответ на вопрос о том, какого подхода требует защита прав человека на практике в конкретной стране в конкретное время, может быть очень разным в зависимости от того, о каком государстве-участнике идет речь.

Именно поэтому в 1976 г. ЕСПЧ ввел в свою практику концепцию «пределов усмотрения» (margin of appreciation), упомянутую выше в связи с делом о распятиях в учебных помещениях.[42]42
  Это произошло в решении по делу: ECtHR. Handyside v. UK. Application no. 5493/72. Judgment of 7 December 1976. Para. 48.


[Закрыть] Концепция подразумевает определенные границы, в которых национальное право может обеспечивать соблюдение прав, гарантированных Конвенцией. Хорошей иллюстрацией тут может служить относительно недавнее дело (2010) в отношении Ирландии, касающееся вопроса об абортах.[43]43
  ЕCtHR. A, B and C v. Ireland. Application no. 25579/05. Judgment of 16 December 2010.


[Закрыть]

В постановлении по этому делу Суд разъяснил свое прецедентное право по вопросу пределов усмотрения применительно к ст. 8 Конвенции. Как и другие нормы Конвенции, ст. 8 допускает определенные ограничения права, которое она гарантирует, а именно права на уважение частной жизни, при соблюдении трех условий: ограничения должны соответствовать требованиям закона, преследовать законную цель, указанную в статье, и быть необходимыми в демократическом обществе. Пределы усмотрения касаются широты тех границ, в которых можно искать ответ на этот последний вопрос: является ли ограничение необходимым в демократическом обществе?

Суд указал, что в случаях, когда речь идет об особо важном аспекте существования или личности индивидуума, предоставляемые государству пределы усмотрения обычно сужаются. Однако если среди государств-участников отсутствует консенсус, будь то касательно относительной важности соответствующего интереса или касательно лучшего способа его защиты, эти пределы будут шире. Это особенно касается тех случаев, когда речь идет о деликатных моральных или этических вопросах. Суд отметил, что в принципе государственные власти в большей степени способны высказать мнение о «требованиях морали» в своей стране и о том, какие ограничения прав, гарантированных Конвенцией, необходимы для их защиты.

В постановлении по этому делу Суд пришел к заключению, что ирландское законодательство об абортах в гораздо большей степени ограничивает соответствующие права, чем законодательство других стран-участниц, но Ирландия не вышла за пределы своего усмотрения.

Совсем недавно Суд получил полномочия по предоставлению консультативных заключений по вопросам, задаваемым высшими национальными судами в предварительном порядке.

IV. Почему важно открыто обсуждать деятельность Европейского Суда по Правам Человека

Вопросы, затронутые выше, иногда становятся очень запутанными в процессе их публичного обсуждения. Например, проблему перегруженности делами часто ставят в вину самому Суду. При этом утверждается, что он слишком широко толкует права человека и предоставляет государствам-участникам слишком узкие пределы усмотрения. Более того, Суд призывают вернуться к изначальным намерениям «отцов-основателей» ЕКПЧ – в духе доктрины «оригинализма» (согласно которой смысл Конституции США был зафиксирован навсегда в момент ее принятия) в США.

Эти настроения вызывают беспокойство. Готовность государств-участников способствовать разрешению проблемы перегруженности Суда никогда не должна зависеть от готовности Суда толковать Конвенцию так, чтобы это было приемлемо для того или иного государства. Если есть какая-то сфера, где выражение «кто платит, тот и заказывает музыку» неприменимо (будь то в теории или на практике), то это отправление правосудия. В этом контексте концепция Монтескье о разделении властей полностью сохраняет свое значение.

Кроме того, эта критика игнорирует настоящую причину перегруженности Суда – тот факт, что в государствах-участниках происходит слишком много нарушений прав человека. Сюда нужно добавить недостаточное понимание соответствующего прецедентного права. Доктрина о пределах усмотрения тщательно разъяснена и применена в постановлениях Суда.[44]44
  См., например: ECtHR. Hirst v. UK [GC]. Application no. 74025/01/ Judgment of 6 October 2005; ECtHR. A, B and C v. Ireland. Application no. 25579/05. Judgment of 16 December 2010.


[Закрыть] От внимания критиков часто ускользает, что государства-участники сами приняли решение признать различные дополнительные протоколы и эксплицитно признали, что Конвенцию следует толковать как «живой инструмент».[45]45
  При ратификации 7 декабря 2000 г. Хартии Европейского союза по правам человека, которая стала юридически обязывающим документом после вступления в силу Лиссабонского договора в 2009 г.


[Закрыть] В результате Суд совершенно правомерно рассматривает это как эксплицитное обязательство толковать Конвенцию в свете современных условий.[46]46
  Один из многочисленных примеров: ECtHR. Rantsev v. Cyprus and Russia. Application no. 25965/04. Judgment of 7 January 2010.


[Закрыть]

Разумеется, могут высказываться разные мнения о конкретных решениях Суда, и возможность выдвигать и обсуждать любой аргумент можно только приветствовать – это демонстрируют особые мнения судей ЕСПЧ. Но, как мне кажется, простые, состоящие из одного предложения обобщения, которые так нравятся евроскептикам, утверждающим, что Суд присвоил себе слишком много власти и возможностей для толкования (чего никак не предвидели и не желали «отцы-основатели»), – такие обобщения на самом деле имеют мало общего с реальной практикой Суда. В общественных и политических дискуссиях часто теряются нюансы. Взять, например, тот факт, что Суд вовсе не утверждал, будто всем заключенным в Великобритании должны быть предоставлены избирательные права – он говорил лишь о том, что бланкетное, автоматическое лишение этих прав несовместимо со ст. 3 Протокола 1. Если посмотреть на обзор прецедентного права Суда в одном из его ежегодных отчетов, у вас вряд ли получится утверждать, что Суд слишком занят вопросами, имеющими лишь отдаленное отношение к правам человека.

Мы отдавали себе отчет в том, что «великое расширение» Совета Европы создаст для Суда проблемы. Но сейчас эти проблемы стоят перед всеми нами вместе – практиками, теоретиками и политиками. Даже в сложные с экономической точки зрения времена мы не должны с легкостью идти на ослабление гарантий, установленных Конвенцией. Неужели работа Суда по защите прав человека не достойна немного большего, чем нынешние 0,08 евро на человека в год?[47]47
  Эта цифра получена посредством деления суммы бюджета, указанной на с. 18 Ежегодного отчета Суда за 2011 г., на численность населения всех стран – участниц Совета Европы – около 819 млн (с. 155).


[Закрыть]

V. Доступ к Судам: от Великой Хартии Вольностей до «Эппл против Самсунга»

Выше я ссылался на ст. 17 Конституции Нидерландов и ст. 101 Конституции Германии, согласно которым никто не может быть лишен против своей воли права быть заслушанным в суде, а также на ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека, согласно которой суды должны выносить решения в разумный срок. «Задержка с правосудием – это отказ в правосудии» – это изречение восходит ко временам Великой хартии вольностей,[48]48
  Под давлением группы мятежных баронов, стремившихся положить конец его злоупотреблениям властью, английский король Иоанн подписал хартию в долине Раннимед 15 июня 1215 г. Хартия гарантировала его вассалам ряд прав.


[Закрыть] если не более ранним. Уоррен Э. Бергер, бывший председатель Верховного суда США, сказал об этом так:

Доверие к судам имеет первостепенное значение для поддержания духа упорядоченной свободы вольного народа, и есть три вещи, которые могут разрушить это доверие и нанести неизмеримый ущерб обществу:

– когда люди приходят к выводу, что неорганизованность и волокита лишают всякой ценности даже справедливое решение;

– когда люди, на протяжении долгого времени страдавшие от несправедливости в мелких перипетиях повседневной жизни, приходят к выводу, что суды неспособны защитить их законные права от обмана и излишнего вмешательства властей;

– когда люди приходят к выводу, что закон – в широком смысле – неспособен выполнять свою основную функцию, а именно защищать их и их семьи дома, на работе и на улице.[49]49
  Из речи, с которой Бергер выступил перед Американской ассоциацией юристов 10 августа 1970 г. См.: Burger W. E. What’s Wrong With the Courts: The Chief Justice Speaks Out (address to ABA meeting, Aug. 10, 1970) // U.S. News & World Report. No. 69 (8). P. 68, 71.


[Закрыть]

В 2014 г. мы узнали из сообщений в прессе, что голландская сеть супермаркетов HEMA и винодел Илья Горт урегулировали возникший между ними спор полюбовно. Горт считал, что использовавшаяся HEMA винная этикетка с изображением тюльпана слишком похожа на его собственные этикетки. Он обратился к HEMA с претензией, и та пообещала изменить дизайн. Все хорошо, что хорошо кончается. Но во многих случаях такого быстрого и гладкого разрешения конфликта достичь не удается. Стороны занимают прямо противоположные позиции и не готовы – по праву или нет – вырабатывать решение, основанное на компромиссе, что побуждает их предоставить это решение на усмотрение суда. В таких случаях очень важно, чтобы этот вариант был для них открыт. У людей и компаний должна быть возможность обратиться к независимому и беспристрастному судебному органу для разрешения споров друг с другом и с государством, чтобы получить взвешенное решение, основанное на экспертном знании.

Реальный доступ к судам означает, что судопроизводство не должно быть слишком дорогим, слишком сложным или требовать слишком много времени. Таковы условия того, что философы называют «общественным договором». Граждане не берут правосудие в свои руки и подчиняются правилам, установленным государством. Взамен им должна быть предоставлена возможность обратиться в суд, когда, по их мнению, с ними обошлись несправедливо. Доступ к правосудию помогает избегать самосудов и укрепляет легитимность государственной власти.

Хотя вряд ли кто-то из обычных людей готов ежедневно иметь дело с судебными решениями, они должны быть совершенно обыденным явлением. Принцип правовой защиты, предоставляемой независимым и беспристрастным судом, – одна из основных предпосылок верховенства права. С этим согласится большинство европейских политиков. В 2012 г. голландский Сенат единогласно поддержал законопроект о внесении в Конституцию новой статьи, гарантирующей всеобщее право на справедливое судебное разбирательство перед независимым и беспристрастным судом. В конституции многих стран уже включено такое положение, что явным образом подтверждает значение доступа к судам. Статья 103 Конституции Германии гласит: «В суде каждый имеет право быть выслушан в соответствии с законом».

По своей сути доступ к судам означает, что любые серьезные вопросы, затрагивающие правовое положение лица, могут быть вынесены на рассмотрение независимого судьи. Такие вопросы могут быть самыми разными. Это могут быть споры между гражданами или компаниями – от соседских склок до спора между компаниями «Эппл» и «Самсунг».[50]50
  Дело Apple v. Samsung рассматривалось в Окружном суде Гааги 16 января 2013 г.


[Закрыть] Это может быть конфликт с властями, касающийся разного рода санкций, административных или уголовных, – от отказа в выдаче вида на жительство до уголовного судопроизводства по делу об убийстве. И этот доступ к суду по любым вопросам, от малозначительных до крайне серьезных, не просто важен – он имеет ключевое значение. Это фундаментальный элемент верховенства права. Просто попробуйте представить себе альтернативу: автодилер, у которого вы купили машину пару недель назад, отрицает, что коленвал был проржавевшим, и у вас нет никакой правовой возможности доказать обратное. Или прокурор признает вас виновным в уклонении от уплаты налога, и у вас нет никакой возможности обжаловать наложенный штраф.

Однако не любое наказание должно быть назначено судом или автоматически пересматриваться им. Достаточно вспомнить 10 миллионов – или около того – штрафов за нарушение правил дорожного движения, ежегодно налагаемых в Нидерландах. А в сфере гражданского права хорошо себя зарекомендовали различные альтернативы судебным разбирательствам, которые иногда оказываются более эффективными. Такие альтернативы должны быть доступны, но не могут становиться обязательными. Автоматические штрафы на нарушение правил дорожного движения вполне приемлемы, но только если всегда есть реальная возможность их обжаловать. Суды не должны превращаться в мираж, который можно увидеть, но к которому невозможно приблизиться. Система реального доступа к судам в соответствии с принципами верховенства права означает, что чем больше вопрос влияет на правовое положение лица, тем меньше должно быть препятствий для получения по этому вопросу мнения судьи и тем больше – гарантий и механизмов, обеспечивающих этот процесс.

Поэтому нужно очень внимательно следить за какими-либо ограничениями на доступ к судам. А эти ограничения могут принимать самые разные формы. Например, в биографии боксера Майка Тайсона я прочел о весьма нетрадиционном способе не допустить рассмотрения уголовного дела в суде – Тайсон воспользовался услугами колдуньи-худу. Она велела Тайсону положить 500 долл. в банку, помочиться на них и держать банку под кроватью в течение трех дней.[51]51
  Tyson M., Sloman L. Undisputed Truth: My Autobiography. New York: Blue Rider Press, 2013.


[Закрыть] Как сказал якобы римский император Веспасиан, «pecunia non olet» («деньги не пахнут»).

Разумеется, законодательная власть не прибегает к подобным методам – да и в случае Тайсона он оказался, похоже, неэффективным. На практике в Западном мире доступ к судам – это обычно не «всё или ничего», а скорее «более или менее». Иначе говоря, это непостоянная величина. Степень доступности судов напрямую связана со степенью, в которой суды могут выполнять три функции, о которых я говорил выше в этой главе: разрешение споров и назначение наказаний в сочетании с предоставлением правовой защиты и участием в нормотворчестве. То, насколько обращение в суд является для граждан и компаний реальной возможностью, важно не только с точки зрения защиты от несправедливости после того, как она уже свершилась. Эта возможность отбрасывает тень и в обратном направлении, оказывая влияние на готовность граждан, компаний и организаций подчиняться требованиям закона. Если ты знаешь, что твой оппонент не может просто так делать все, что ему заблагорассудится, ты будешь вести себя в соответствии с этим знанием. Надлежащим образом организованный доступ к судам – это гарантия цивилизованного общества, в котором государство (в отношении граждан) и граждане (в отношении друг друга) учитывают позицию и законные интересы других.

Изменение законодательства – например, приводящее к резкому увеличению количества административных штрафов, – может влиять на степень доступности судов для граждан. Но влияют на нее и другие факторы, не связанные с законодательством: сюда относятся соображения качества правосудия, его стоимость, а также скорость и сложность судебного разбирательства. Если судопроизводство занимает немного времени и не слишком дорого, обращение в суд становится более привлекательным, а суды – более доступными. Кроме того, людям хочется быть уверенными в том, что они получат экспертное заключение по результатам относительно понятной им процедуры. И наоборот. Чем дороже, сложнее и времязатратнее судопроизводство, тем менее доступны становятся суды. Дело усугубляется тем, что создание дополнительных механизмов, гарантирующих хороший результат, практически всегда повышает стоимость, продолжительность и сложность, а также предъявляет к судебной власти еще более высокие требования. Продумывая организацию доступа к судам, законодателю нужно учитывать, что слишком высокий его порог может не позволить судьям должным образом выполнять свои задачи, а слишком низкий – привести к тому, что суды окажутся погребены под огромным количеством дел.

Таким образом, эффективная организация доступа к судам – сложный и динамичный процесс. Множество субъектов оказывает на него различное воздействие: адвокатов интересуют их гонорары и процесс оказания помощи, судьи создают и видоизменяют различные процедуры, которые могут быть более или менее сложными, но самое большое влияние на доступ к судам оказывает законодатель. За последние годы судебные системы в Западном мире решали огромное количество проблем: судебные пошлины, функционирование систем субсидируемой юридической помощи, планы по цифровизации и большей специализации в отправлении правосудия, ускорение рассмотрения дел. Все эти вопросы оказывают влияние на степень доступности судов.

Подводя итоги, можно сказать, что доступ к судам стоит времени и денег. Именно поэтому его практическая организация быстро становится предметом ожесточенных споров, особенно во времена строгой экономии бюджетных средств.