Текст книги "Карнавал Флетча"

Грегори Макдональд
КАРНАВАЛ ФЛЕТЧА

Глава 1

Естественно, били барабаны, самбы, ритмы накладывались на ритмы на фоне ритмов. Накануне Карнавала этот современный город с населением в девять миллионов человек на юге Атлантики вибрировал от все убыстряющихся барабанных ритмов. Со всех сторон, каждую минуту, днем и ночью накатывал бой барабанов.

– Не поняв Бразилии, вы не сможете осознать будущего, к которому идет мир, – изрекла стройная сорокалетняя бразильская писательница Марилия Динис. Зонт над столиком уличного кафе на авениде Атлантика бросал тень на ее глаза, яркие лучи солнца освещали рот. Она пожала хрупкими плечами. – К сожалению, никто не в силах понять Бразилию.

Марилия сидела напротив Флетча в легком платье с узенькими бретельками на плечах. Светлая незагорелая кожа указывала на то, что писательница относилась к той редкой категории бразильцев, что никогда не ходят на пляж.

Лаура Соарес, в шортах, сандалиях на босу ногу и маечке, с золотисто-коричневой от загара кожей, сидела справа от Флетча. Лаура регулярно бывала на пляже.

Наряд Флетча остался неизменным: шорты и теннисные туфли.

Перед Марилией и Лаурой стояли высокие стаканы с пивом, Флетч пил лучший, по его твердому убеждению, напиток в мире, карану.

– Теперь, когда Флетч видит Прайа ди Копакабана, он не захочет поехать куда-нибудь еще, – вздохнула Лаура. – Возможно, мне не удастся увезти его назад, в Байа.

– В Байа я готов вернуться в любой момент, – возразил Флетч. – Если позволит твой отец.

– Он раскроет тебе объятия. Ты это знаешь.

– Понятия не имею.

– Первый принцип Бразилии, – подала голос Марилия, – абсолютная терпимость.

– Терпит ли Бразилия нетерпимость?

– Полагаю, что да, – Марилия наморщила носик. – Видите, вы не понимаете.

По другую сторону авениды протянулся огромный, сверкающий на солнце пляж Копакабана, от Морру ду Леме слева до полуострова, отделяющего Копакабану от пляжей Арпуадора, Ипанемы и Леблона, справа.

На пляже среди ярко расцвеченных зонтов и подстилок тысячи загорелых людей, всех возрастов и полов, делали зарядку, подтягивались на турниках, отжимались, бегали. Не поднимаясь со стула, Флетч насчитал четырнадцать пар команд, играющих в футбол. Маленькие дети плескались в воде у самого берега, взрослые плавали на глубине. Редко кто просто загорал. Температура воздуха составляла тридцать три градуса по Цельсию, примерно девяносто по Фаренгейту. Часы показывали четыре пополудни.

Справа и слева от уличного кафе гремели барабаны. Подростки, мужчины, от четырнадцати лет и старше, били в барабаны различных размеров, различного звучания, били так, словно следующего раза уже не будет. Барабанщики справа были в канареечно-желтых шортах, слева – в ярко-алых. Каждый оркестр окружало полукольцо танцующих самбу. Танцевали и на тротуаре, и на мостовой, среди припаркованных машин. Один или два барабанщика могли оторваться на мгновение от инструмента, чтобы вытереть пот с груди, живота, лица, но весь оркестр не замолкал ни на секунду. Сама мысль об этом казалась кощунственной. Нельзя же остановить собственное сердце.

И люди, проходившие мимо кафе, зеваки, слоняющиеся от одного уличного перекрестка к другому, от оркестра к оркестру, бизнесмены, одетые лишь в шорты и сандалии, иногда в рубашках, с бриф-кейсами в руках, женщины в бикини, несущие полиэтиленовые пакеты с покупками, босоногие мальчишки, играющие в футбол, шагали, били по мячу, бежали, отвечая заданному барабанами ритму движениями ног, бедер, плеч. Передвижение в ритме самбы, а не просто передвижение, – вот откуда у уроженцев Бразилии самые прекрасные ноги в мире, грациозность, идеальный баланс между мускулистыми икрами и стройными бедрами. Группы детей-нищих, в лохмотьях, ни секунды не стояли на месте, двигаясь в такт барабанам, и лишь их бездонно-черные глаза, казалось, замирали, отчего рука сама тянулась в карман. Официанты, в длинных черных брюках и белых рубашках с отложным воротничком, чтобы хоть как-то отличаться от туристов, и те следовали ритму самбы, то ли смахивая крошки со стола, то ли отгоняя нищих подростков.

– Сидадэ маравильюса! – Флетч потянулся, закинув руки за голову.

– Загадочный город, – подтвердила Марилия. – Загадочная страна.

– В путеводителе написано: «При первом взгляде на Рио-де-Жанейро человек мгновенно прощает бога за то, что он сотворил Нью-Джерси».

– Мне нравится Нью-Джерси, – вступилась за бога Лаура. – Это там, где Пенсильвания? Я так и думала.

– Если уж нельзя осознать будущего, к которому идет мир, не поняв Бразилии, – продолжал Флетч, – я хотел бы узнать побольше о прошлом вашей страны. Признаю, я приехал в Бразилию довольно неожиданно для самого себя, без должной подготовки, но, оказавшись здесь, я ничего не смог узнать об истории Бразилии. Даже отец Лауры…

Лаура хихикнула и положила руку на бедро Флетча.

– У Бразилии нет прошлого. Поэтому мы такие загадочные.

Марилия коротко глянула на Лауру.

– Вы знаете, что такое queima de arguivo?

Подошел ребенок-нищий и положил перед каждым по орешку.

Лаура рассмеялась.

– Не так давно бразильский самолет упал на автостраду. Такое могло случиться с любым самолетом. Через несколько минут появилась специальная команда и начала закрашивать бразильские опознавательные знаки на фюзеляже. Это наш способ предотвращать то, что уже произошло.

– Это означает «сжигать архивы», – добавила Марилия.

– Вернее, «заметать следы», – поправила ее Лаура. – Это бразильский образ жизни. Поэтому мы такие свободные.

– Такое случалось не раз, – продолжила Марилия. – К власти приходит новое правительство. Отметая все, что делалось до него, оно отдает приказ уничтожить все документы прежних правительств. И мы начинаем новую жизнь, как после отпущения грехов.

– Мы – нация анархистов, – рассмеялась Лаура. – Мы все анархисты.

– История любой страны наполнена постыдными поступками. Мы предаем огню свидетельства бразильского стыда, а пепел рассеиваем по ветру, – заключила Марилия.

Стоящий рядом со столиком маленький эльф, ребенок лет шести, неодобрительно переводил взгляд с одного на другого. Они не ели орешки.

Марилия надела солнцезащитные очки и откинулась на спинку стула.

– Давайте, Флетч.

Флетч съел орешек.

Мальчишка-нищий мгновенно подскочил к нему с полным кульком.

Флетч достал из теннисной туфли пачку крузейро и заплатил ему за орешки. Раскрыл кулек и предложил его Марилии.

Она покачала головой.

– Вы тоже практикуете queima de arguivo? Вы в Бразилии, чтобы «сжечь архивы»?

– Многие, наверно, приезжают сюда по этой причине.

– Тем самым он становится бразильцем, – ввернула Лаура. – Почетным бразильцем.

– Поэтому-то вас и невзлюбил отец Лауры?

– Мой отец любит его, – возразила Лаура. – Любит. Дело лишь в том…

– Ее отец – ученый, – пояснил Флетч. – Профессор университета. Поэт.

Уже дюжина детей-нищих столпились вокруг Флетча, что-то нашептывая ему.

– Ну разумеется. Отавью Кавальканти. Я хорошо его знаю. Лаура чуть ли не моя племянница. Здесь, в Рио, ей следовало остановиться у меня.

– Он не выносит североамериканцев. Я – североамериканец.

На тротуаре, у самого бордюрного камня, застыла старуха, по виду сущая ведьма. Длинное, бесформенное белое платье, черные мешки под глазами, похожие еще на одну пару глаз. И всеми четырьмя глазами она уставилась на Флетча.

– Это не совсем верно, – улыбнулась Лаура. – Флетчер может приехать в Бразилию, может сидеть в этом кафе, пить карану, смотреть на проходящих мимо женщин. Моему отцу не разрешено посетить Соединенные Штаты Америки, читать свои стихи в Колумбийском университете. Вот чего он не приемлет.

– Я читал стихи вашего отца, – заметил Флетч. – Он говорит от лица простого человека.

Старуха в белом смотрела на Флетча, словно тот свалился с луны.

– Есть и еще кое-что, – Лаура уселась поудобнее. – Ты должен это признать, Флетч.

– Что же это? – спросила Марилия.

– Мой отец полагает, что Флетч не видит отличий в жителях Бразилии.

– Нигде нет такого единообразия, как в Бразилии, – ответил Флетч. – Мне это нравится.

– Это не единообразие… – Лаура тревожно глянула на Марилию.

– О да, – кивнула та.

– Мой отец говорит, что Флетч пытается понять бразильцев через людей, которых он знал раньше. Он не может увидеть другую нашу сторону.

– Я многого не понимаю.

– Ты многого не принимаешь.

Флетч широко улыбнулся.

– Многое недоступно моим глазам.

– Мой отец… – Лаура на мгновение запнулась. – Мой отец любит Флетча. Говорит, что как личность он удивительно открытый.

– Для североамериканца, – ввернул Флетч.

– Вы не сможете понять Бразилию, – глаза Марилии скрывались за темными стеклами очков. – Бразилия пускает к себе воров. Соединенные Штаты Северной Америки отказываются принять ученых и поэтов, которые борются за права простого человека.

– Вы считаете, что я – вор? – осведомился Флетч. Во всяком случае, старая карга, взиравшая на него с тротуара, видела в нем что-то экстраординарное.

– Вы сказали, что вам пришлось собираться в спешке.

– Совершенно верно.

– Вы ведете дела с Теу да Коста?

– Веду.

– Теудомиру да Коста – мой близкий друг. Насколько я понимаю, сегодня вечером мы встретимся на обеде в его доме.

– Хорошо.

– Теудомиру получает немалый доход, обменивая твердую валюту, в частности доллары, на крузейро, изумруды, золото. На этом он и разбогател.

При слове «крузейро» дети-нищие подступили еще ближе к Флетчу.

– Я думал, он начинал водителем такси.

– Теудомиру никогда не сидел за рулем такси.

Флетч достал деньги из теннисной туфли и отдал их Лауре, чтобы та расплатилась с официантом. Когда платила Лаура, изъясняясь на бразильском диалекте португальского языка, сумма обычно уменьшалась процентов на девяносто. Потом дал несколько крузейро самому маленькому из нищих.

– Марилия, – вступилась за Флетча Лаура, – в Бразилии у мужчины нет прошлого.

– У Флетчера может не быть прошлого. Тут я с тобой не спорю, Лаура. Я только не хочу видеть, как ты губишь свое будущее.

– У меня нет будущего. Только пианино.

– Бразильцы все в будущем, – возразила Марилия.

– Прошлое… будущее, – пробормотал Флетч.

– Я сказала что-то не то, – стушевалась Лаура.

– Вы остановились в «Желтом попугае»? – тут же сменила тему Марилия, имея в виду отель на авениде Атлантика, едва ли не самый дорогой в Рио-де-Жанейро.

– В «Желтом попугае», – подтвердил Флетч. – Вы должны признать, что не все в Бразилии доступно восприятию приезжего.

– Флетч отличный парень, – Лаура посмотрела на Марилию и добавила что-то по-португальски. Затем перешла на английский. – Мой отец любит его.

На тротуаре справа, протискиваясь меж танцующих, окруживших оркестр в канареечных шортах, появилась североамериканка, несомненно, только что прилетевшая из Штатов, в платье из тонкого зеленого шелка, обтягивающем фигуру, зеленых же туфельках на высоком каблуке, в солнцезащитных очках, с сумочкой через плечо.

Лаура коснулась руки Флетча.

– Тебе нехорошо, Флетч?

– Нет, с чего ты взяла?

– Ты внезапно побледнел.

– Все нормально.

Он нырнул под столик и начал зашнуровывать теннисные туфли.

Мгновенно семь или восемь голов оборванцев оказались под столиком, чтобы посмотреть, что он там делает. Появилась под столиком и голова Лауры.

– Флетч, в чем дело?

– Estou com dor de estomago!

– O-o-o-o-o-ol – сочувственно вздохнули оборванцы.

– У тебя не может болеть живот! – возразила Лаура.

– Estou com dor de cabeca!

– О-о-о-о-о-о!

– У тебя не может болеть голова!

– Febre… nausea… uma insolacao.[1]1
  Слабость… тошнота… кружится голова.


[Закрыть]

– О-о-о-о-о-о!

Загорелые ноги Лауры стоили того, чтобы посмотреть на них. Да и ноги Марилии, хоть и светлокожие, ненамного им уступали. И Флетч приободрился от одного их вида.

– Флетчер! Что с тобой случилось? Почему ты залез под стол?

– Та женщина. Женщина в зеленом, проходящая мимо. Не смотри на нее.

Оборванцы попеременно смотрели то на Флетча, то на Лауру, словно понимая, о чем идет речь.

– Женщина как женщина. Что в ней такого?

– Она, возможно, думает, что я убил ее мужа.

Глава 2

– Жаниу! – с пугающей скоростью длинное белое платье надвинулось сквозь густую зелень, старая карга выскочила из кустов прямо перед ними в маленьком переднем дворике отеля «Желтый попугай». Она подняла руку, скрюченный артритом указательный палец смотрел в лицо Флетча.

– Жаниу Баррету!

Флетч отступил на шаг. Сжал руку Лауры.

Карга шагнула вперед, все так же целясь пальцем в лицо Флетча.

– Жаниу Баррету!

Он-то надеялся, что расстался с каргой навсегда. Марилию они оставили в кафе, прошли полквартала направо, мимо оркестра на углу, игнорируя жесты танцоров, приглашающих составить им компанию. Повернули направо, снова направо на авениду Копакабана, прошагали несколько кварталов, вновь повернули направо, на улицу, проходящую за отелем «Желтый попугай», осмотрелись, не обнаружив ничего подозрительного, обогнули угол и по тропинке устремились в передний дворик отеля. Через парадную дверь войти они не могли, поскольку Флетч был без рубашки.

Он уже и думать забыл о старухе.

А теперь она загородила им дорогу в отель.

– Жаниу Баррету! – обвиняла она, тыча скрюченным пальцем в его лицо. – Жаниу Баррету!

Лаура выступила вперед. Положила руку на рукав старухи и заговорила с ней ласковым голосом. Флетч разобрал португальское слово «мать».

– Жаниу Баррету! – настаивала карга. Лаура все говорила и говорила. Из парадной двери отеля появился швейцар и направился к ним.

– Какие-то трудности, сэр? – спросил он Флетча.

– Нет. Думаю, что нет. Не знаю.

Женщины продолжали разговор.

– Дайте ей немного денег, – предложил швейцар. – Из милосердия.

Старуха уже что-то объясняла Лауре, то и дело поглядывая на Флетча. Высокая, еще стройная и очень подвижная, раз успела добраться до отеля раньше их. Огромные карие глаза, ясные и бездонные. Изрезанное тысячами морщинок лицо. Тонкие, седые волосы, свободно падающие вниз. Лишь несколько потемневших зубов во рту.

Познания Флетча в португальском позволяли понять такие слова, как жена, муж, отец, сыновья, дочь, лодка.

Слушая старуху, начала поглядывать на Флетча и Лаура. В глазах ее появилась неуверенность.

Не уходил и швейцар. И его, похоже, не оставил равнодушным рассказ старой карги.

– Что она говорит? – спросил Флетч.

Лаура подождала, пока старуха закончит предложение.

– Она говорит, что ты – Жаниу Баррету.

– Кто? Что?

– Жаниу Баррету.

– Это не я… И никогда им не был. Пошли.

Лаура чуть наклонилась к нему.

– Она утверждает обратное.

Старуха заговорила вновь, явно повторяясь, о какой-то лодке.

Лаура всматривалась в глаза Флетча, без тени улыбки на лице.

– Она говорит, что ты – ее муж.

– Ее муж? Однако.

– Она говорит, что ты – Жаниу Баррету, ее муж, – твердо повторила Лаура.

Она и старуха уже взялись за руки.

– Разумеется, – кивнул Флетч. – Естественно. Другого и быть не могло. Она не первая, кто это говорит, знаешь ли. И не вторая. Скажи мне, в Калифорнии у нее есть адвокат по разводам? – швейцар, который все слышал, все понял, теперь смотрел на Флетча. – Скажи ей, что сначала ей надо связаться с адвокатом, – и улыбнулся швейцару.

Тот улыбаться не пожелал.

– Ты – ее муж, Жаниу Баррету, – не унималась Лаура.

– Надеюсь, она вызовет меня в суд под этим именем. В чем дело? Что происходит? Лаура!

– Ты умер сорок семь лет назад, совсем молодым, примерно в том возрасте, что ты сейчас. Будучи молодым мужем этой женщины.

– Какое горе!

– У тебя, как бы это сказать, аура Жаниу Баррету. Его второе я. Его душа, – Лаура улыбнулась. – Она рада видеть тебя.

– Могу себе представить, – стоя посреди переднего дворика отеля, окруженный густыми кустами, слыша шум машин, проносящихся по авениде, крики играющих детей, барабанный бой оркестров, Флетч почувствовал, как по его коже пробежал холодок. – Лаура…

– С этой женщиной ты зачал двух сыновей и дочь, – Лаура по-прежнему держала старуху за руку. – Конечно, они уже выросли. У них свои дети. Она хочет, чтобы ты встретился с ними.

– Лаура, ей просто нужны деньги. Я не намерен содержать большую бразильскую семью.

Швейцар не отрывал взгляда от Флетча.

– Ты был рыбаком. Море кормило тебя и твою семью.

Старая карга приблизилась к Флетчу.

– Она хочет тебя обнять, – пояснила Лаура.

– Лаура! Мой бог… – Флетч инстинктивно подался назад и в сторону. В глазах старухи стояли слезы. Лаура отпустила ее руку. Он почувствовал спиной ветки одного из кустов. Дальше отступать было некуда. – Лаура, что это? Что она делает?

– Самое важное…

Старуха настигла Флетча, подняла руки, обвила его шею. Ее глаза светились любовью.

– Лаура!

Швейцар поднял руку.

– Подождите, сэр. Это еще не все.

Щека старой карги, мокрая от слез, прижалась к щеке Флетча.

Пахло от нее ужасно: растительным маслом, рыбой, многим, многим другим. Она прижалась к нему всем телом.

Флетч старался не дышать. Он хотел задохнуться. Ветки кустов кололи голую спину.

– Теперь о самом важном… – голова Лауры чуть поникла. – Сорок семь лет назад, когда ты был молодым, в другой жизни, тебя убили. – Лаура выдержала паузу. – Теперь ты должен сказать семье, кто тебя убил!

Швейцар согласно кивнул.

А Лаура, встретившись взглядом с Флетчем, добавила «И ты не будешь знать отдыха, пока не назовешь убийцу».

Глава 3

– Ну конечно! – Флетч – вышел из душа, с полотенцем, обернутым вокруг талии. – Я все-таки хочу, чтобы в твоих рассуждениях возобладал здравый смысл.

– А как может быть иначе? Голая, стройная, длинноногая, она лежала поперек кровати со сбитыми простынями и читала «Ньюсуик». Волнистые черные волосы падали ей на лицо. Лучи заходящего солнца, проникающие сквозь балконную дверь, золотили кожу.

– Лаура Соарес, – словно конферансье, воскликнул Флетч. – Из Сан Сальвадор да Байа ди Тодос уз Сантус. Училась игре на фортепьяно в университете Байа. Затем два года в Лондонской консерватории.

– Мне не понравилась Лондонская консерватория. Там не понимают бразильской музыки. В консерватории музыку консервируют, знаешь ли. Не дают ей развиваться.

– Иногда дает концерты. Дочь Отавью Кавальканти, ученого и поэта. А твоя мать разводит орхидеи и увлекается фотографией.

– Моя мать выращивает цветы и фотографирует их. Старается убить время.

Флетч пошире раздвинул портьеры. Окна их номера выходили на задний двор. В другом доме, в окне напротив, мужчина, в трусах и майке, красил комнату. Начал он еще утром, когда они только прибыли в «Желтый попугай». Комната, которую он красил, не показалась Флетчу чрезмерно большой. Скорее, мужчина не мог найти себе лучшего занятия и просто растягивал удовольствие…

Когда они вернулись в номер, Флетч прямиком направился в душ. Он весь пропах ароматами старой карги. От ее слез лицо стало липким, шеей он еще чувствовал прикосновения ее рук.

Он уже намылился, когда отдернулась занавеска и в ванну влезла Лаура. Потерла ему спину, шею. Потом они добрались до кровати, и скоро их тела двигались в такт доносящемуся через открытое окно барабанному бою. Насытившись друг другом, они полежали спокойно, пока высыхал пот, приятно холодя кожу. И Флетч вновь пошел под душ. Теперь он стоял у окна…

– Пища наполовину должна состоять из углеводов, – сообщила ему Лаура, читая журнал.

– Ты читаешь о диете? Тебе она не нужна. У тебя все на месте, ничего лишнего.

– Мою маму это заинтересует. Углеводороды. Я правильно произношу это слово?

– Нет. Но я понял.

– Кажется, в Лондоне об углеводородах не говорили. Я никогда о них не слышала. Макароны!

– У тебя нет ко мне никаких вопросов?

– О макаронах? – она не отрывалась от журнала.

– О женщине в зеленом платье. Я же сказал, она, возможно, думает, что я убил ее мужа. Она прилетела в Рио, чтобы найти меня.

– И что?

– А ты ничего не спрашиваешь.

– Все это связано с твоим прошлым. Всякий может выдумать историю и сказать, что она случилась с ним в прошлом.

– Ты не любопытна?

– Меня интересует только будущее. Сколько времени?

Флетч взглянул на часы.

– Почти семь.

– Нам пора к да Коста. Намного опаздывать нехорошо. Невежливо по отношению к слугам. У них и так полно забот. Если гости задерживаются, они нервничают.

– У меня есть вопросы.

– Естественно. Ты же североамериканец.

– Твой отец Отавью Кавальканти. Ты – Лаура Соарес.

– Флетчер, милый, это все прошлое.

– Я не понимаю.

– Это связано с тем, кто носил такую фамилию в прошлом. Со временем об этом забываешь. Тут пишут, что надо есть курицу и рыбу, а от говядины и свинины воздерживаться. Почему-то нет ни слова о рисе и фасоли.

– Ты не хочешь поговорить со мной об этой старухе?

– А о чем тут говорить?

– Я – не Жаниу Баррету. Кто бы он ни был.

– Она утверждает, что ты – Жаниу. Она узнала тебя. Внимательно следила за тобой, пока мы сидели в кафе. Ты заметил ее?

– Да.

– Она сказала, что ноги у тебя точь-в-точь, как у ее мужа, и такие же сильные мышцы живота, от выбирания полных сетей, те же пропорции между плечами и бедрами. Даже пупок одинаковый.

– Лаура…

– Ей ли не знать.

– Я никогда в жизни не выбирал сети, полные рыбы.

– У тебя мышцы Жаниу Баррету.

– Лаура, редко у кого из бразильцев встречается такая светлая кожа, как у меня.

– У некоторых встречается. К примеру, у Жаниу Баррету. У вас одинаковые головы, говорит она, и глаза тоже.

– Я чем-то напоминал и мужа той женщины в зеленом платье.

– Внешнее сходство тут ни при чем. Она говорит, что ты – Жаниу Баррету, ее муж.

– Которого убили сорок семь лет назад.

– Да.

– Я – призрак? Это она сказала?

– Частично. Нет, ты есть ты. И ты – Жаниу Баррету. Ты же приехал в Бразилию, не так ли?

Флетч глубоко вздохнул.

– Как зовут эту старую каргу?

– Идалина Баррету.

– Меня тревожит, что ты так внимательно слушала ее. И швейцар…

– А почему бы и нет? – Лаура перевернула страницу. – Она же говорила.

– Лаура, ты, судя по всему, полностью отбрасываешь реальное прошлое. И, однако, принимаешь на веру такую чушь.

Лаура, казалось, внимательно изучала таблицу в конце статьи.

– Что есть реальность?

– Чему ты больше веришь?

– В бананах много калия. Не зря я их так люблю.

– Ты не даешь ничего объяснить. И ничего не объясняешь сама.

– Если можешь, забудь пока об Идалине Баррету. Она отбросила журнал и посмотрела на него, стоящего у окна.

– Как нам понять друг друга? – задал Флетч риторический вопрос.

Лаура перевернулась на спину, подняла одну ногу.

– Поделись со мной своим бананом.

Флетч рассмеялся.

– Мне необходимо больше калия.

– Я надеюсь, глюконата калия.

– Иди ко мне, Жаниу. Я хочу твоего калия.

– Я не Жаниу.

– Калий Жаниу. Твой калий. Сорви свой банан и покорми меня калием.

– Ты сумасшедшая.

– Приди, приди, мой Жаниу. Твой банан созрел. Я вижу, он созрел. Я очищу его зубами. Дай мне попробовать твой банан.

– Где мой башмак? – ему пришлось опуститься на колено в белых брюках, чтобы заглянуть под кровать.

Лаура вошла в комнату и остановилась. В ванной она приняла душ, уложила волосы, надела белые слаксы и белую же блузку.

– Что это за камень под нашей кроватью, – он показал ей маленькую каменную статуэтку, которую достал из-под кровати. – Это же жаба. Каменная жаба.

– Точно, – кивнула Лаура.

– Кто положил каменную жабу под нашу кровать?

– Должно быть, горничная оставила ее там.

– Горничная оставила каменную жабу под нашей кроватью?

– Положи ее на место, – предложила Лаура. – Наверное, для нее это важно.