Текст книги "О чем поют птицы. Записки орнитолога о самых удивительных созданиях планеты"

Грегуар Лоис
О чем поют птицы
Записки орнитолога о самых удивительных созданиях планеты

Grégoire LoÏs

CE QUE LES OISEAUX ONT À NOUS DIRE

«CE QUE LES OISEAUX ONT A NOUS DIRE» by Grégoire LOIS

© LIBRAIRIE ARTHEME FAYARD, 2019

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

В оформлении обложки использованы иллюстрации: Hein Nouwens / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: Hein Nouwens, Prokhorovich, Morphart Creation, Dn Br, Melok, Viktoriya, simpleBE, Artur Balytskyi / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com; © ntiqueimgnet, tigerstrawberry / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru; © ilbusca / DigitalVision Vectors / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Серия «Тайны жизни животных»

© Черноситова Т. Л., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Был проведен масштабный эксперимент по изучению поведения больших синиц, или синиц-кузнечиков. С помощью специальных кормушек двух цветов регистрировались прилеты синиц и их поведение, особое внимание уделялось выбору цвета кормушки (какой был предпочтительнее).

Несмотря на все ожидания, этот эксперимент доказал, что синицы передают свои навыки из поколения в поколение.

Возможно, это самое простое определение культуры.

Предисловие

Птицы всегда занимали наше воображение. Различные божества с клювом в образе животных или человека встречаются во многих эпохах, отдаленных от нас во времени и пространстве.

Кажется, они повсюду: вороны, сопровождающие Одина; имперские орлы; петухи на знаменах; древнегреческая богиня мудрости и ее символ – сова; египетский бог неба и солнца Гор в облике сокола или человека с головой сокола; Орел, пожирающий змею, указывающий ацтекам, где надо построить Мехико; геоглиф пустыни Наска, изображающий Кондора; Феникс, царь птиц Древнего Китая, и самый древний среди древних, этот таинственный силуэт человека с птичьей головой на стенах пещеры Ласко, который был изображен почти 20 000 лет назад.

Западная цивилизация сумела систематизировать и упорядочить эту любовь к птицам. В 1937 году Олин Сьюол Петтингилл (Olin Sewall Pettingill) из Университета Корнелла, штат Нью-Йорк, опубликовал книгу «Лабораторная и полевая орнитология» («Ornithology in the Laboratory and Field»). Пожалуй, это первое руководство по орнитологии такого рода, и эти пятьсот страниц неоднократно переиздавались. Здесь можно найти все что только хочется знать о птицах, их строении, нравах и о том, как их изучать.

Например то, что для полевого орнитолога, помимо бинокля и руководства по распознаванию птиц, будет весьма уместна записная книжка, которую в профессиональной среде называют «дневник наблюдений».

В 1984 году Жан-Франсуа Александр (Jean-François Alexandre) и Гийом Лезаффр (Guillhem Lesaffre) опубликовали книгу «Посмотрите, как живут птицы» – пособие для любителей птиц, само название которого словно открывает двери в мир созерцания. При этом, в отличие от книги Петтингилла, текст вполне доступен для непрофессионалов.

Там написано: «Главными аксессуарами орнитолога являются бинокль и записная книжка, где он делает записи о своих встречах… рассказывает об удивительном поведении птиц и ситуациях, свидетелем которых был».

Я орнитолог с многолетним стажем, но я никогда не вел дневник наблюдений. И у меня мало единомышленников, считающих, что нечто живое, воплощенное в слове, теряет свою силу.

Иногда, подстрекаемый записями своих коллег, я пытался последовать их примеру, но мои точечные наблюдения никогда не казались мне достойными того, чтобы отразить их на бумаге.

И все-таки я решил написать эту книгу. Я много наблюдал и теперь хочу рассказать о том, что видел. Хочу описать те часы, которые моя семья – жена Анна, с которой мы вместе почти тридцать пять лет, и наши дети, Аида и Танги, – провели на природе, на холоде или на жаре, подняв головы к небу или вглядываясь в кроны деревьев.

Таким образом, я хочу с помощью этих историй попытаться создать связь между читателями и птицами; перекинуть мост между небом и землей и тем самым раскрыть то, о чем говорят птицы.

В 1996 году Научно-исследовательский центр биологии популяций вошел в состав Национального музея естественной истории. Эта лаборатория координирует отлов птиц, которым занимаются энтузиасты, но большую часть времени, энергии и средств здесь посвящают научным исследованиям.

Партнерство между энтузиастами (в самом благородном смысле этого слова) и профессионалами – основа деятельности центра. Совершенно очевидно, что орнитология как наука нуждается в помощи неспециалистов – наблюдателей-энтузиастов, которые помогают получать новые научные знания.

В лаборатории наш интерес направлен в основном на тех птиц, миграция которых недостаточно изучена, на редкие виды или виды, особенно популярные среди охотников.

После отлова каждую особь тщательно осматривают, а затем выпускают на волю с кольцом, отмеченным уникальным регистрационным номером. Все это делается для того, чтобы впоследствии, обнаружив эту птицу в том или ином месте, живую или мертвую, оценить численность видов (демографические параметры) или охарактеризовать пути их перемещения, то есть миграцию.

К концу тысячелетия в Европе зародилась идея подсчета численности птиц, почти аналогичная переписям населения, которые за двадцать лет до этого прошли в Англии и Северной Америке. Культурный шок для всех энтузиастов: наблюдение становится стандартизированным. Теперь его регулярно проводят в одинаковых условиях и с участием как можно большего количества наблюдателей.

Любой орнитолог, даже любитель, может получить данные, которые долгое время считались недоступными. Это информация о вариативности распространения популяций обычных гнездящихся птиц. Из простых наблюдателей мы становимся демографами. Мы располагаем фактическими данными, которые в гораздо большем масштабе отражают происходящие численные изменения.

Исследования привели к неожиданному и безапелляционному выводу: численность самых распространенных видов птиц трагически уменьшается.

И хотя отдельные цифры показывают изменения в лучшую сторону, большинство видов страдает от падения численности особей. Часто это прямые или косвенные последствия индустриализации сельского хозяйства или глобального потепления.

Но независимо от степени распространенности, от проживания в естественной или искусственной среде, эти виды диких птиц могут рассказать нам много важных вещей. Иногда только намеком; разными способами, пением или молчанием, движением или, наоборот, замиранием, они хотят поведать о себе.

Нам всем нужно срочно научиться слушать и понимать птиц, поэтому я попытался дать в этой книге их описания. Я предавался этому занятию со страстью маленького ребенка, перечисляющего то, что ему нравится, или подростка, который начинает собирать свои первые коллекции, а может, и эксперта, увлеченного поиском и жаждущего найти что-то важное.

Эта книга – не только попытка взглянуть на вселенную сквозь призму такой простой науки, как орнитология. Это и стремление показать великолепие и хрупкость всего живого.

Глава 1

Полярная крачка

Более века назад случилось так, что птица, окольцованная в заливе Мусконгус, штат Мэн, между Монреалем и Новой Шотландией, четыре года спустя, в августе 1917 года, была найдена мертвой в дельте реки Нигер в Нигерии.

Десять лет спустя, 22 июня, птенец того же вида, а именно полярная крачка, был окольцован на полуострове Лабрадор. А уже 1 октября 1927 года его, бьющего крыльями, обнаружили в Ла-Рошели – в 5000 километров от места кольцевания. Это значит, что за три месяца этот пухлый, неуклюжий птенец так вырос и оперился, что научился летать и пересек океан.

Окольцевавший птенца О. Л. Остин-младший (O. L. Austin Jr.) из Музея сравнительной зоологии Гарвардского университета сразу же описывает этот случай в «Бюллетене Северо-Восточной Ассоциации кольцевания птиц» («Bulletin of the Northeastern Bird-Banding Association»). В своей статье автор выдвигает гипотезу о том, что маршрут миграции этих птиц, возможно, был передан им по наследству от их первичной популяции, расположившейся в Северном море, ареал[1]1
  Ареал – область распространения вида (здесь и далее – прим. ред.).


[Закрыть] которой постепенно мог распространиться на Северную Америку через Гренландию.

Там же была выдвинута теория о траекториях миграции исландского песочника и каменки обыкновенной, соответственно маленького кулика и маленького воробья из Старого Света, также распространивших свои зоны обитания до северо-восточной части Канады.

По мнению О. Л. Остина-младшего, которое до сих пор никто не опроверг, этот вид будет присутствовать на всех побережьях североамериканского континента: от Мэна до Ванкувера и Старого Света, от Атлантики до Тихого океана, от Ирландии на западе до Камчатки на востоке.

По Остину, птица, первоначально гнездившаяся на западных берегах Европы, постепенно осваивала новые территории, двигаясь все дальше и дальше на северо-запад – в Исландию, в Гренландию, – вплоть до канадских берегов и еще дальше на восток. И при этом каждую зиму возвращалась на родину.

Однако это объяснение слишком красивое, чтобы быть правдой. А для этих птиц еще и слишком простое.

Еще через год, 14 ноября, почти день в день, на восточном побережье Южной Африки, в Маргейте, была обнаружена молодая крачка, окольцованная еще неоперившимся птенцом 23 июля 1928 года в том же месте, что и первая (штат Мэн).

Это означает, что за несколько месяцев птица преодолела расстояние более чем в 15 000 километров и оказалась на другом континенте. Сохранив тайну своего непостижимого вида…

Исследователи обнаружили присутствие крачек в Антарктиде в самом конце XIX века.

31 июля 1898 года германская морская экспедиция «Вальдивия», возглавляемая Карлом Хуном, крупным специалистом по головоногим моллюскам, отправляется из Гамбурга на Фарерские острова, в Западную Африку, на мыс Доброй Надежды, далее на острова Кергелен и в Антарктиду и, наконец, на Сейшельские острова, в Красное и Средиземное моря, чтобы 28 апреля 1899 года вернуться в порт отправления.

Члены экспедиции собрали свои наблюдения и находки в отчет из двадцати четырех томов. Последний из них был опубликован в 1940 году, через двадцать шесть лет после смерти Хуна.

В одном из этих фолиантов впервые упоминается присутствие полярной крачки в этом месте земного шара. Автор пишет, что он ее «взял» (а этот эвфемизм в то время означал, что птица была «подстрелена из ружья и законсервирована») на краю льдины в 4000 километров к югу от Мадагаскара.

В другом томе, датированном 2 декабря 1898 года, в бортовом журнале имеется запись об обессилевшей крачке, опустившейся на корабль, чтобы немного отдохнуть.

Тогда корабль находился гораздо западнее, по вертикали Гвинейского залива, но на той же ледовой широте.

Через несколько лет, 9 марта 1904 года, в самый разгар южной осени Шотландская национальная антарктическая экспедиция осуществляла свой второй поход на судне «Скотия» («Scotia») и оказалась заблокирована льдами, с мрачной перспективой провести антарктическую зиму в ледовой ловушке.

13 марта, запустив на полную мощность паровые машины, пассажиры судна чудом вырвались из ледового капкана. В июле этого же года они достигли берегов Шотландии.

Многочисленные снимки, сделанные во время этой остановки, до сих пор остаются знаменитыми. Один из них – фотография Гилберта Керра, помощника лаборанта, искусного волынщика, чей талант поддерживал моральный дух экипажа во время вынужденного безделья, известная на весь мир.

На снимке видно, как Керр, одетый в килт, стоит на льдине и играет на своем инструменте. А в нескольких метрах от него стоит императорский пингвин высотой почти в метр.

Помимо этих уникальных развлечений моряки наблюдали ранее неизвестное явление: присутствие тысяч арктических крачек. В тот момент корабль был заблокирован вертикально, строго на юг, от островов Зеленого Мыса. Но главное – он находился менее чем в 100 километрах от берегов антарктического континента.

Исследователи решили тогда, что в этих ледяных и далеких от берега краях они имеют дело с другим видом крачки.

И только в 1959 году они убедятся, что наблюдаемые птицы действительно гнездятся в Арктике, в Северном полушарии, а значит в точке, противоположной тем местам, где их встретили два экипажа.

4 февраля 1959 года, в разгар южного лета, на арктическом льду в 3000 километров к югу от австралийского города Перта была обнаружена крачка. Птица была окольцована 22 мая 1958 года, то есть восемь месяцев назад, на острове Сальто (Saltho). Это менее чем в 3 километрах от Копенгагена, между Данией и Швецией.

Случай положил конец всем сомнениям. Было доказано, что это не два разных вида, как предполагалось ранее, а один, и что на самом деле крачки перемещаются из самых высоких широт к краю антарктического континента.

В течение последних пятнадцати лет для того, чтобы проследить пути миграции перелетных птиц, используются геолокаторы, достаточно легкие, чтобы их могла нести птица средних размеров. Эти системы не используют спутниковую локацию. Они делают простые расчеты. Время восхода и захода солнца позволяет определить широту. Средняя величина между этими двумя значениями, в расчетах всемирного времени, позволяет определить долготу. Дневники наблюдений, кольца, зафиксированные на лапках птиц в надежде найти их на другом конце света, – все эти послания, отправленные наугад, остались в прошлом.

Однако проблема остается неизменной: чтобы получить эти данные и проанализировать их, мы по-прежнему зависим от желания птицы.

Найти птицу – вот задача орнитолога, независимо от того, является он профессионалом или любителем.

Полярные крачки проявляют удивительное постоянство по отношению к местам гнездования. Они откладывают яйца и делают гнезда в виде простых углублений почти всегда в одном и том же месте. Это позволяет обнаружить в среднем четырех окольцованных птиц из пяти.

Доподлинно известно: крачки действительно ежегодно мигрируют с самой верхней точки Северного полушария в кардинально противоположное место.

А вот еще один яркий пример: птица, покинувшая в конце июля 2015 года острова Фарн на северо-востоке Англии, вернулась 4 мая 2016 года, преодолев почти 100 000 километров.

Она пролетела западную часть Африки, мыс Доброй Надежды, Индийский океан, затем антарктические берега с востока на Запад, прежде чем вернуться в Англию. И это всего за девять-десять месяцев.

Существует около тридцати видов крачек. Все они имеют характерный сужающийся силуэт, а некоторые из них – еще и пример своеобразной арктической элегантности. Все крачки ходят по воде, но часть из них стремятся сохранить свои перемещения в тайне.

Показательный случай: бурокрылая крачка, окольцованная в июле 2013 года на острове Накилоо, у иранских берегов Персидского залива, к всеобщему удивлению была найдена мертвой в октябре 2014 года на острове Окинава в Японии.

Или странный случай с почти оседлой крачкой инков с перуанского и чилийского берегов. Ее популяции рассеиваются только во время климатических капризов (глобальных феноменов вроде Эль-Ниньо[2]2
  Эль-Ниньо – колебание температуры поверхности воды в экваториальной части Тихого океана. Сильно влияет на климат.


[Закрыть]), чтобы затем, когда Эль-Ниньо пройдет, снова собраться вместе. Место, где прячутся эти крачки, неизвестно.

Я наблюдал с помощью старого телескопа, как полярная крачка, вылетев с бретонского побережья, лениво парит над морем. То была птица, которая ежегодно в течение нескольких десятилетий проделывает над океаном путь, превышающий два кругосветных путешествия.

Для человека это шок: такой контраст между выносливостью и изяществом данного вида. Эта птица настолько легкая, что при каждом взмахе крыльев ее тело плавно вздымается, словно под действием насоса.

Крачка символизирует океанскую зыбь, дрейфующие ледяные глыбы, метеорологические всплески, которые нередко случаются к югу от сороковых широт, прозрачные нефтяные моря и неподвижное небо.

За ее размашистым полетом тянется история предыдущих поколений и эволюция других птиц – эволюция без судьбы и цели, по воле случайностей мироздания, вращающегося вокруг себя и вокруг звезды, которая сама вращается вокруг центра Галактики, удаляющейся от предполагаемого центра Вселенной.

Вот почему полярная крачка с ее бесконечными ежегодными путешествиями вызывает такой же упоительный восторг, как и самые красивые звездные ночи.

Я увидел свою первую крачку через линзы телескопа, купленного в Версале в начале 1980-х годов, в Сен-Пьер, у одного оптика.

Это был многоугольный японский телескоп Mirador цвета хаки с увеличением от 18 до 45 и 60-миллиметровым объективом.

Он всегда стоял на треноге и был направлен на кормушку в глубине сада. Этот телескоп был моим постоянным спутником, и даже во время семейных трапез, прикрепленный перпендикулярно столу, он пристально вглядывался в сад через стеклянную дверь.

Я таскал его за собой по всей Европе. Во Фреэле, в болотах Норфолка, в Верхних Вогезах[3]3
  Вогезы (фр. les Vosges, нем. Vogesen) – горный массив на северо-востоке Франции, параллельный Рейну на его западном берегу.


[Закрыть] или на холмах восточной Шотландии – он всегда был со мной.

Именно благодаря ему возникла эта невидимая нить между птицами и мной; старый телескоп смог сделать так, чтобы их образ навечно запечатлелся на моей сетчатке.

Глава 2

Шилоклювка

Изысканная шилоклювка – не меньшее чудо, чем крачка. Эту птицу я встретил на солончаковых болотах северного побережья Норфолка на Северном море.

Странная шилоклювка обаяла меня с первого взгляда. Казалось, она сбежала с какого-то показа мод. Эта изящная и элегантная птичка, похожая на драгоценность, шла по мелководью словно человек, который боится замочить подол или испортить обувь.

Длинные голубоватые лапы, похожие на китайские палочки для еды, вытянутая шея, грациозная посадка головы – все это напоминало вкус редкого и, возможно, слишком экзотического деликатеса.

И, главное, черный клюв – тонкий, как удар скальпеля, с изящно загнутым к небу кончиком.

Эта птица – ходячий феминитив! Настолько шилоклювка соответствует образу застенчивой, порой манерной и педантичной принцессы.

Подростком я работал добровольцем в природном заповеднике Титчуэлл (Titchwell). Собирал мусор и занимался захоронением на пляже самца серого тюленя весом в несколько сотен килограммов.

Эти похороны напоминали тяжелую работу в забое. Мне было очень жалко тюленя. Сохранять моральный дух мне помогала колония малых крачек и морских ласточек. Они расположились метрах в двухстах от меня и были еще более легкими, чем полярные крачки.

Тогда же мне встретились колония шилоклювок, сидящая через дюну, на заболоченной части, и горностай, который время от времени нападал на них, спрятавшись среди пучков морского пырея.

Я часами наблюдаю, как взрослые птицы присматривают за птенцами и кормят их, сбившись в группы по несколько десятков особей. Я вижу, как они в испуге прячутся от самки камышового луня. Этот большой болотный хищник летает в нескольких метрах над поверхностью воды или ила и мгновенно замечает отставшую добычу.

Как только опасность миновала, шилоклювки разбредаются и ходят по одиночке как ни в чем не бывало. Словно еще секунду назад им не угрожала смертельная опасность. Как всегда, изысканные и отрешенные.

Я никогда не устану восхищаться грациозностью шилоклювок. Их резкие крики при виде потенциального хищника пронизывают все наше звуковое пространство. Они непрерывно издают эти короткие и сухие односложные звуки.

Гордостью маленького заповедного мира Титчуэлла середины 1980-х годов была небольшая колония из сорока шилоклювок. Этот вид гнездился там чуть более десяти лет. Королевское общество охраны птиц даже выбрало шилоклювку в качестве своей эмблемы. Что совершенно справедливо: она олицетворяет проблемы, характерные для водно-болотных угодий[4]4
  Автор имеет в виду угрозу потери биоразнообразия. Водно-болотные угодья стоят в начале списка исчезающих экосистем – они исчезают в три раза быстрее, чем леса.


[Закрыть]. А после вымирания более века назад шилоклювка вернулась в эту местность в 1947 году, чтобы гнездиться в Минсмире, графство Саффолк, в ста километрах перелета от колонии в Титчуэлле.

При добывании пищи шилоклювки перемещаются короткими шажками, удерживая изогнутую часть клюва параллельно тине. Иногда они погружают голову в воду почти до плеч и делают ею резкие непрерывные движения слева направо, чего почти не случается во время плавания. В это трудно поверить, учитывая длину их лапок и размер плавательных перепонок, которые не доходят до кончиков синих пальцев с черными ноготками.

Шилоклювка использует весьма своеобразную технику ловли путем фильтрации пищи из воды и ила, когда кончик клюва загнут вверх на одну треть от всей длины.

Взрослые птицы добывают пищу небольшими нервными боковыми движениями, вытянув шею вниз.

Неплохое решение для использования общих пищевых ресурсов с фламинго – другой болотной птицей, относящейся к отряду голенастых.

Клюв фламинго совсем не такой, как у шилоклювки. Фламинго приходится выворачивать голову и опускать ее почти к самому низу лап. Тогда часть клюва, загнутая вниз, оказывается параллельна поверхности воды.

В таком положении фламинго может выхватывать из воды мелких ракообразных. Шилоклювки же добывают их, вытянув шеи вперед, то есть в совершенно другой позе.

Возникновение сходных способов добывания пищи (например, у птиц и летучих мышей, передние конечности которых трансформировались в крылья) называется конвергентной эволюцией.

Фламинго и шилоклювка добывают один и тот же пищевой ресурс путем фильтрации, но совершенно разными способами. При этом оба способа одинаково действенны, поскольку можно увидеть различные виды этих птиц на берегах водоемов с пресной или солоноватой водой во всех регионах с тропическим и умеренным климатом.

Шилоклювка встречается и в других странах Западной Европы, а также в долине Амура, за озером Байкал, но не доходя до берегов Тихого океана. Наиболее восточные популяции, по всей видимости, зимуют на берегах Индии и на равнинах южных Гималаев, но доподлинно это неизвестно.

Шилоклювки с Ближнего Востока мигрируют к берегам Восточного Средиземноморья, Красного моря и Восточной Африки. Их сородичи из Западной Европы, как заядлые путешественники, добираются до Южной Сахары через Мавританию и в конечном итоге располагаются на острове Арген.

Много могла бы поведать нам эта элегантная и утонченная птица. О своих тайнах, о той жизни, которую она ведет, о своей связи с Абсолютом и свободолюбии, которое заставляет ее лететь по воле ветра.