Текст книги "Жертвоприношение"

Затем свет замерцал и полился сквозь щели вокруг чердачной двери. Ослепительное голубое сияние моментально залило весь коридор и площадку. Я увидел бледное и напуганное лицо Лиз. На стене в коридоре мне бросилось в глаза изображение распятого Иисуса.

– Господь всемогущий, – прошептала Лиз. – Что это, по-твоему?

Я выпрямил спину, приняв героическую позу, и похлопал Лиз по руке.

– Есть вполне разумное объяснение, – ответил я, следя как лучи и треугольники света пляшут у меня перед глазами, пока самого меня била дрожь. – Это что-то вроде короткого замыкания. А может, статическое электричество. Мы рядом с морем. Это могут быть огни святого Эльма[22]22
  Разряд в форме светящихся пучков или кисточек, возникающий на острых концах высоких предметов при большой напряжённости электрического поля в атмосфере.


[Закрыть].

– Что?

– Огни святого Эльма. Иногда их можно увидеть на мачтах кораблей или на крыльях аэропланов. Явление назвали в честь святого Эльма, покровителя средиземноморских моряков.

Я остановился, заметив, что ей, видимо, стало интересно, откуда у меня такая информация.

– Я читал об этом в ежегоднике «Игл», когда мне было лет двенадцать.

– Понятно.

Лиз была слишком молода, чтобы помнить этот ежегодник таким, каким он был.

– Ну ладно, а как ты объяснишь этот крик?

– Не спрашивай. Может, это воздух в водопроводных трубах. А может, на чердаке застрял голубь. И до него добралась крыса.

– Голуби так не кричат.

– Знаю. Но этот, возможно, кричит.

Мы стояли в темноте и ждали. Никогда еще я не испытывал такой тревоги и такого чувства беззащитности. Лиз сжала мою руку, и я сжал ее в ответ, но, что делать дальше, я не знал. У меня даже мысли не возникало, что на чердаке происходит что-то мистическое. Произошло короткое замыкание, огромная крыса визжала, кричала и носилась туда-сюда. Я не верил, что во всем этом было что-то сверхъестественное. И считал, что всему можно найти вполне адекватное и разумное объяснение.

– Может, тебе стоит взглянуть? – предложила Лиз.

– Может, мне стоит взглянуть?

– Ты же мужчина.

– Мне это нравится, – резко ответил я, продолжая дрожать. – Все вы женщины одинаковые. Требуете равенства, только когда вам это выгодно.

И все же я понимал, что мне придется подняться на чердак и столкнуться с разбушевавшейся тварью. Я не мог вернуться в постель, проигнорировав эти огни, крики и стуки. Не потому, что не смог бы уснуть, а потому, что эта гигантская крыса угрожала всей моей работе. А еще моему мужскому самолюбию. Я не мог допустить, чтобы Лиз подумала, что я испугался этой твари.

Не мог допустить, чтобы Лиз думала, что я вообще чего-то испугался – особенно ее.

Снова замигал свет. Уже не такой яркий – ближе к оранжевому оттенку. А через пару секунд я почувствовал слабый кислый запах гари.

– Ты не думаешь, что на чердаке пожар? – спросила Лиз.

– Не знаю. Но, может, ты и права. Надо пойти посмотреть.

Я огляделся в поисках подходящего оружия для защиты. В соседней спальне кроме полудюжины ящиков из-под чая, набитых старыми подушками, уродливых настольных ламп, лакированных книжных подставок, покрытых бурыми пятнами номеров «Филд», и наполовину пустого кресла-мешка валялся сломанный кухонный стул.

– Подожди, – сказал я Лиз и, пройдя в комнату, взялся за стул. С шумом разделав его, словно гигантскую индейку, оторвал от него заднюю ножку.

– Вот, – сказал я, взмахнув ею, как пещерный человек – дубинкой. – Еще раз услышу шум, и в ход пойдет ножка от стула.

Я подошел к чердачной двери. Свет уже перестал мигать, но я все равно слышал прерывистое электрическое жужжание и потрескивание. А еще чувствовал тот характерный неприятный смрад, который мог быть вызван не только гарью, но и чем-то другим. Он был слишком сладкий для гари и слишком слабый. Сложно было определить, что это такое. Почему-то он вызвал в памяти затхлый кислый запах антикварного бюро, когда выдвигаешь ящики и заглядываешь внутрь.

– Похоже, затихло, – сказала Лиз.

– Мне от этого не легче.

– Да ладно тебе, – проворчала Лиз. – Может, не такое уж это и чудовище, раз все в деревне знают про него.

– А ты так не думаешь? – недоверчиво спросил я. – Все может быть еще хуже. Я имею в виду – почему все знают про него, если это не что-то ужасное?

Я не видел лица Лиз, скрытого тенью, и на свой вопросительный взгляд не получил ответа. Нет ничего хуже, чем, когда женщина, которая вам нравится, требует, чтобы вы делали то, что ненавидите. Но в конце концов я сдвинул тугую металлическую щеколду, открыл чердачную дверь и снова почувствовал этот обволакивающий запах. Запах выдыхаемого воздуха. А еще я различал кислый аромат гари, только он стал слабее. И не было никакого дыма. Кроме того, здесь было холодно, очень холодно – как в холодильнике.

Лиз поежилась:

– Непохоже, вроде ничего не горит.

Я шлепнул ножкой стула по левой ладони, да так сильно, что ее обожгло.

– То-то и оно.

– Тебе нужен фонарик?

– У меня его нет. То есть он есть, но я оставил в нем батарейки на всю зиму, и они позеленели и заржавели. Собирался сегодня купить новый.

Я включил свет на площадке. Как и зеркало, лампа освещала лишь первые несколько ступенек. А выше истертый коричневый фетр поглощала кромешная тьма.

– Давай, вперед, – подбодрила меня Лиз.

– Хорошо, хорошо. Я думаю, что делать, если я найду ее.

– Ударить ножкой стула, конечно же.

– А если она прыгнет на меня?

– Ударишь выше, только и всего.

Подумав секунду, я решился:

– Да, ты права. Это всего лишь крыса. Большая волосатая крыса, типа генерала Дурмана из «Обитателей холмов»[23]23
  Мультфильм по сказке британского автора Ричарда Адамса.


[Закрыть]. А что касается крика, то все звуки ночью кажутся в десять раз громче.

Я наклонил голову и поднялся на первые три ступеньки – те, что были освещены. Я добрался до точки, откуда мог сквозь балясины перил заглянуть на чердак. Я смутно различил очертания знакомых предметов. В одних узнавалась накрытая простынями мебель, в других – груды одежды. В темноте трудно было разглядеть что-то еще. Я обернулся к Лиз и прошептал:

– Там ничего нет. Похоже, это был голубь.

– Подожди немного, – подбодрила меня Лиз.

Я принюхался и огляделся. Казалось, запах гари полностью улетучился. Глаза начали привыкать к темноте, и я рассмотрел завитки стоячей вешалки и тусклое мерцание зеркала.

Я уже собрался спуститься назад, как вдруг раздалось электрическое потрескивание, и весь чердак на долю секунды озарился ослепительным голубым светом.

– Дэвид! – позвала Лиз. – Дэвид, ты в порядке?

Я не сразу смог ответить. Не понимал, что увидел. В момент этой короткой ослепительной вспышки оно было похоже на ребенка – маленькую девочку в длинной ночной рубашке, застигнутую светом врасплох, когда она пересекала чердак. Белое овальное лицо было обращено ко мне, и, судя по выражению глаз, она тоже видела меня.

– Дэвид? – повторила Лиз.

– Не знаю. Я не уверен. Похоже, я что-то видел.

– Дэвид, спускайся.

– Нет, я точно что-то видел. Это вовсе не крыса. Это маленькая девочка.

– Маленькая девочка? Что, спрашивается, маленькая девочка делает на чердаке посреди ночи?

Я напряг глаза. Вспышка настолько ослепила меня, что я больше не мог различить ни вешалки, ни зеркала.

– Кто тут? – крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще, а не сердито. – Есть тут кто-нибудь?

Тишина затянулась.

– Есть тут кто-нибудь? – повторил я.

– Ты словно проводишь спиритический сеанс, – нервно пошутила Лиз.

Я смотрел и прислушивался. Но различал лишь обычные ночные звуки.

– Может, и провожу.

– Спускайся, – настойчиво позвала Лиз.

Я подождал минуты две-три. Позвал еще несколько раз, но больше не было ни вспышек света, ни криков, ни следов маленькой девочки. Только я собрался уходить, как услышал тихий вкрадчивый шорох в дальнем конце чердака, но это могло быть что угодно. Я осторожно спустился по крутой лестнице, стараясь не показывать страх. Закрыл за собой дверь.

– Что это такое, по-твоему? – спросила Лиз.

Я покачал головой. Не знаю. Никогда не знал. И не хотел знать.

– Возможно, просто какое-то электрическое возмущение. Мы недалеко от моря, может, это молния. Спрошу в деревне насчет громоотвода.

– Не хочешь выпить чаю? Ты весь дрожишь.

– Да… Тебя бы тоже затрясло.

– Ты в самом деле думаешь, что видел маленькую девочку?

– Это было похоже на маленькую девочку. Но, с другой стороны, это мог быть и стул с высокой спинкой, накрытый простыней. Я так разнервничался, что мог и перепутать.

Но я видел ее лицо. Ее растерянное и встревоженное лицо. Измученное и бледное.

Мы с Лиз спустились на кухню. В небе появился бледный намек на восход солнца. Я сел за кухонный стол, а Лиз поставила чайник.

– Может, там на чердаке дети, – предположила Лиз. – Может, они устроили там лагерь.

– Да, а может, я Чингисхан. Как они проникают в дом незамеченными? Будь это действительно дети, они не стали бы устраивать такой грохот. Разве они хотят, чтобы их обнаружили?

– Ты не будешь возражать? – спросила Лиз, бросив мне в чашку круглый пакетик чая и размешивая его пальцем. – Ой, горячо.

– Возражать, если что?..

– Возражать, если окажется, что это действительно дети? Может, это просто местные дети, которые прячутся от своих родителей.

Я взял кружку, но пришлось дуть на чай пару минут, прежде чем я смог отпить.

– Не знаю, – ответил я. – Я бы не возражал, если бы они перестали устраивать бардак и не мешали спать по ночам.

Лиз села напротив меня. Себе она заварила такой крепкий чай, что его цвет больше напоминал кофе.

– Понимаю, – сказала она. – А не устроить ли им ловушку?

– Ловушку? Какую ловушку? Если там дети, мы же не хотим, чтобы они пострадали.

– Конечно, они не пострадают. Что нам нужно сделать – так это расстелить на полу бумагу и посыпать ее сажей или тальком. Если они наступят на нее, то оставят следы. Мы делали так в школе, чтобы определить, не залазит ли кто-нибудь к нам в комнаты.

– Думаю, можно попробовать.

Когда мы сидели и пили чай, у меня было ощущение, будто Фортифут-хаус охватила дрожь. А еще мне показалось, что я услышал отдаленный детский крик. Но, когда прислушался, все стихло. Стояла та странная тишина, которая наступает, когда поезд уносится за пределы слышимости.

Мне все привиделось, подумал я. Померещилось. Но, когда я подошел к раковине, чтобы сполоснуть кружку, мне показалось, что в саду мелькнула тень. Только это была совсем не тень, а человек в высокой черной шляпе, поспешно спрятавшийся под сенью высоких дубов. Словно он опасался за свою жизнь, боялся обернуться и взглянуть на преследующего его жуткого хищника.

6. Охотник за головами

Раздался бодрый «почтальонский» стук в дверь кухни. Я оторвался от «Дейли телеграф». Дэнни поднял глаза от миски с медовыми колечками, на щеке у него отражался изогнутый блик от ложки.

Это был крысолов Гарри Мартин. Он, видимо, спешил, и лицо его раскраснелось, а дыхание сбилось. На нем был твидовый костюм в елочку, в руке – мягкая твидовая шляпа. На плече висела большая кожаная сумка на пряжках, с выжженными инициалами Эйч Джей Эм.

– Мистер Мартин, входите, – пригласил я его в дом. Если честно, после всего, что случилось прошлой ночью, я был очень рад видеть его. – Мы только что заварили свежий чай, не хотите? Еще есть лимонад. Вам, похоже, жарко в этом костюме.

Он поставил на пол сумку, придвинул к себе стул, шмыгнул носом и сел.

– Это мой крысоловский костюм, – пояснил он. Он ущипнул рукав большим и указательным пальцем. – Видите? Не каждая крыса сможет прокусить такую ткань. В отличие от современных нейлоновых комбинезонов. Пощупай, – предложил он Дэнни, и Дэнни неохотно потрогал ткань. – Что думаешь?

– Волосатая.

– Верно, волосатая, как крыса. Крысиный костюм для ловли крыс.

Я налил ему чашку чая.

– Сахар? – спросил я.

– Мне три ложки, – ответил он.

Он принялся размешивать чай, пока звон ложки не начал раздражать, и мне захотелось попросить его прекратить.

Внезапно он положил ложку на стол и уставился на меня, прищурив один глаз и выпучив другой.

– Этой ночью у вас были проблемы? – спросил он.

Я кивнул.

– Я видел в небе огни. Но ничего не слышал, потому что ветер дул в другом направлении. Но, полагаю, у вас были проблемы.

– Да, мы слышали звуки, – ответил я и бросил взгляд на Дэнни. – И видели огни. Дэнни, не мог бы ты доесть свой завтрак в гостиной?

– Я смотрю «Детский сад»[24]24
  Австралийский телесериал для детей.


[Закрыть].

Я выключил телевизор:

– Ты уже посмотрел «Детский сад». Завтрак доешь в гостиной.

– Послушайте, не надо лишней суеты, – сказал Гарри Мартин. – Давайте возьмем чай и выйдем в сад. Не хочу портить молодому человеку просмотр телепередачи.

– Если он будет постоянно смотреть телевизор, то испортит себе зрение, – возразил я.

Тем не менее я последовал за Гарри на террасу, и мы сели на ограду, обращенную к саду, спускающемуся вниз, и к покрытым лишайником солнечным часам. В лучах раннего солнца волосатые уши Гарри стали багровыми.

Море шумело успокаивающе, словно мать, которая пытается утихомирить возбужденного ребенка.

– Что за звуки? – спросил Гарри.

– Крики, стуки и рев. Детские крики. И очень низкий звук, как будто кто-то говорил, только очень медленно. Знаете, как на замедленной записи. А еще я видел – или мне показалось, что видел, – маленькую девочку в длинной ночной рубашке. Но думаю, это была оптическая иллюзия.

Я замялся.

– По крайней мере я надеюсь, что это была оптическая иллюзия.

Гарри вытащил табакерку и скрутил себе сигарету.

– Вы слушали утром радио?

– Нет.

– Я всегда слушаю радио по утрам. Не дает мне скучать, пока Вера спит.

– И?

– Сегодня утром в новостях сообщили, что прошлой ночью в Райде пропала девятилетняя девочка. Это одна из причин, почему я решил прийти к вам.

– Не совсем вас понимаю.

Гарри закурил и шмыгнул носом.

– По радио сказали, что девочку заперли в ее спальне, в наказание за то, что она поздно вернулась с прогулки. Окно тоже было закрыто. Но каким-то образом она сумела выбраться. Осталась лишь вмятина на постели, где она спала, и больше ничего. Из одежды пропала только ночная рубашка, которая была на ней.

– Я все равно вас не понимаю.

– Такое уже случалось раньше. Дети пропадали, – терпеливо стал объяснять Гарри. – Всякий раз, когда в Фортифут-хаусе возникал шум и горели огни, исчезали дети. Поверьте мне, это происходит из года в год.

– Вы действительно думаете, что тут есть какая-то связь? Дети постоянно пропадают.

– Эти пропадают иначе. Они просто испаряются. Безвозвратно. Даже тел не находят.

Гарри спокойно посмотрел на меня.

– Попомните мои слова. Всякий раз, когда в Фортифут-хаусе возникают огни и шум, я слушаю радио и читаю газеты. И всякий раз пропадают дети. По одному, по двое. Они исчезают навсегда, словно их и не было.

– Вы сообщали в полицию?

– Сообщал в полицию? Я уже со счету сбился, сколько раз я сообщал в полицию. Они только смеются. Думают, что я просто чокнутый старый крысолов. Говорят, что за тридцать пять лет отравил себе крысиным ядом все мозги. Я звоню им всякий раз, когда это случается, но они постоянно смеются. Эти современные фараоны тупые как пробки.

Я обернулся и посмотрел на крышу:

– Кто, по-вашему, забирает этих детей? Бурый Джонсон?

– Бурый Дженкин, – поправил меня Гарри. – Так его зовут – Бурый Дженкин. Да, это его рук дело. В Бончерче уже много лет рассказывают эту историю. Пугают ею детей. Ешь морковь, или Бурый Дженкин утащит тебя. Вы слышали, что сказала моя жена?

– Да, – кивнул я. – Что он забирает туда, где даже нет времени.

– Точно, – подтвердил Гарри. – В будущее или в прошлое, кто знает. Говорят, что существуют места, где все такое же, как и здесь, только немного другое. Например, где королева чернокожая и еще никто не научился летать.

– Альтернативная реальность, – сказал я. – Да, я тоже читал об этом. В «Телеграф» была большая статья.

– Полная чушь, – возразил Гарри. – Но дети исчезают без следа, не остается ни ботинка, ни отпечатка ноги, ни ноготка.

На террасу вышла Лиз. На ней были шорты цвета хаки и белая футболка, сквозь которую темнели соски.

– Хотите еще чаю? – спросила она, прикрыв глаза рукой от солнечного света.

Гарри покачал головой. Лиз подошла и села на ограду рядом с нами.

– Вы же пришли не затем, чтобы ловить нашу крысу, как я понимаю? – спросила она. Ее расчесанные волосы блестели от влаги, от нее пахло духами «Лаура Эшли».

– Не знаю, буду ли я ловить ее сегодня, но я пришел, чтобы все тут осмотреть, – сказал Гарри. – Я всегда мечтал поймать Бурого Дженкина. Как рыбаки мечтают поймать гигантскую щуку. Или как капитан Ахав мечтал поймать Моби Дика.

– Ваша жена взяла с меня обещание, что я не позволю вам этого делать, – сказал я ему.

– Конечно, взяла. Но вы же знаете, какими бывают женщины. Они не понимают, что такое чувство долга.

– Какой еще долг? – спросила Лиз.

– Он крысолов, – объяснил я. – Если он поймает Бурого Дженкина, это станет пиком всей его карьеры. О нем будут всегда помнить. Во всяком случае, в Бончерче.

– Да нет, – возразил Гарри, – я не гонюсь за славой. Мне она совсем не нужна.

– Простите, – смутился я.

Гарри снова зажег сигарету и шумно затянулся:

– Я говорю о семейном долге – долге перед моим братом.

Мы подождали, пока Гарри откашляется. Затем он продолжил:

– Мой младший брат Уильям исчез, когда ему было восемь. Мы спали в одной комнате, Уильям и я. И он только сходил на кухню за стаканом воды. Это была одна из тех ночей, когда в Фортифут-хаусе поднялся шум и горели огни. Я видел огни, видел их отблески на тучах и слышал звуки, похожие на рычание, долетающее из-под земли. Уильям встал с кровати, потому что захотел пить. Я видел его в последний раз, когда он в ночной рубашке открывал дверь спальни. Я до сих пор помню этот момент. Отчетливо помню. У него были рыжие волосы и тощая шея. Но знаете, я не помню его лица.

– И больше вы его не видели? – уточнил я.

– Никогда. Как сквозь землю провалился. Но дверь кухни была заперта изнутри. И входная дверь была заперта изнутри. Только фрамуга в кладовке была открыта, но через нее не протиснулась бы даже кошка.

– Как давно это было?

Выдержав долгую паузу, Гарри сглотнул и сказал:

– Пятьдесят шесть лет назад.

– Думаете, Бурый Дженкин забрал его?

– Я слышал, как моя мать говорила это викарию. Она была уверена в этом. Она хотела пойти в Фортифут-хаус и разнести его по кирпичику, чтобы найти нашего Уильяма. Но отец сказал, что она спятила. И что Бурый Дженкин – это всего лишь крыса. А может, просто вымысел. И только Господь может давать и забирать, а вовсе не крысы. Но я знал, что это не так.

– Как вы узнали? – сочувственно спросила Лиз.

Было видно, что Гарри до сих пор опечален и очень переживает из-за исчезновения брата, несмотря на то что все это произошло более полувека назад.

– На следующий день я обнаружил два отпечатка на цветочной клумбе за стеной кухни. Это были следы крысиных лап, только крупнее. В три или четыре раза больше. Один я нашел между фиалками, а другой отпечатался лишь наполовину. Как будто животное вышло из кухни сквозь стену, понимаете? Прошло прямо сквозь стену, словно не видело в ней преграду.

– Вы показывали эти следы своему отцу?

– Собирался, но он весь день провел с полицией, искал Уильяма возле утесов. В ту ночь лил дождь, и на следующее утро следы исчезли. Я не мог ничего никому доказать. Я заставил себя забыть о случившемся и больше не думать о Буром Дженкине, чем бы он ни был. Потому что иначе я мог сойти с ума, как это едва не случилось с моей матерью.

Я допил чай.

– Но теперь вы пришли отыскать его?

– Думаю, я мог бы, если вы не будете возражать.

– Конечно, нет. Не знаю, можно ли верить в то, что Бурый Дженкин выходит сквозь стены по ночам и крадет детей. Но я верю, что на чердаке Фортифут-хауса обитает нечто отталкивающее и жуткое. И чем скорее мы избавимся от этого, тем лучше.

– Что ж, – сказал Гарри, вставая. – Разрешите мне пойти поздороваться?

– Боюсь, на чердаке не работает электричество, а фонарика у меня нет. Хотел купить вчера, но забыл.

– Все в порядке. У меня в сумке есть и фонарик, и все остальное снаряжение.

Он вернулся в дом, поднял с пола свою кожаную сумку и расстегнул ремни.

– Здесь есть все, что мне нужно, – сказал он, шумно роясь внутри. – Ловушки, проволока, отравленная приманка. Даже чертовски большой молоток. Лучший способ убить крысу – это чертовски большой молоток.

– Ваша жена сказала, чтобы я не просил вас искать Бурого Дженкина и не позволял вам это делать, – напомнил я с беспокойством.

Гарри извлек длинный хромированный фонарик.

– Вы и не просите меня, мой друг. И о том, чтобы вы мне позволили, речь даже не идет. Вы здесь не хозяин – вы лишь декоратор. И я сделаю то, что хочу сделать. Так что вы тут ни при чем.

Я бросил взгляд на Лиз, но она лишь пожала плечами.

– Вам не следует подниматься туда, – сказал я. – Ко мне должны прийти из «Рентокил».

Крепкая рука Гарри легла мне на плечо, и он посмотрел мне прямо в глаза:

– «Рентокил», мой друг, избавляют от муравьев, тараканов и сухой гнили. Здесь должен работать крысолов, – он постучал себя по лбу. – С такой тварью, как Бурый Дженкин, не обойтись без психологии. Нужно быстро соображать и быть на шаг впереди него.

– Что ж… как скажете.

В этот момент вошел Дэнни с пустой миской в руках.

– Что вы будете делать с крысой, когда поймаете ее? – спросил он Гарри. – Посадите в клетку и будете держать вместо домашнего животного?

– Это не крыса, – сказал Гарри.

– Я хотел застрелить ее из своего водяного пистолета, но папа забыл купить фонарик.

Гарри натянуто улыбнулся мне.

– Наверное, это только к лучшему, сынок.

Дэнни ушел играть, а я повел Гарри на лестничную площадку. Когда он, запыхавшись, ухватился за перила стариковской рукой, туго обтянутой кожей, я заметил, что у него отсутствуют кончики указательного и среднего пальцев. Бьюсь об заклад, какая-то крыса получила за это удар молотком.

– Что заставило вас прийти сюда? – спросил я его.

– Ваш мальчик, – проворчал он.

– Дэнни?

– Да. После вашего вчерашнего визита я пошел в Бончерч, чтобы снова взглянуть на дом. Освежить в памяти, так сказать. Я не ходил этой дорогой года два-три. Может, больше. Я остановился за задними воротами и увидел, как ваш мальчик играет у пруда. Он стоял спиной ко мне. И на мгновение, – Гарри замолчал, сглотнул, его выступающий кадык дернулся вверх-вниз, – всего лишь на мгновение мне показалось, что это мой брат Уильям.

Ему не нужно было больше ничего объяснять. Я поднял щеколду чердачной двери, и он включил фонарик.

– Добро пожаловать, – сказал я ему. – Только, ради бога, будьте осторожны.

Гарри понюхал воздушный поток, долетавший из тьмы чердака.

– Я не чувствую запаха крыс, – сказал он.

– А как обычно они пахнут?

– О, вы сразу узнаете этот запах. Они пахнут кислой мочой, опилками и чем-то еще. Чем-то очень крысиным, словно смешанные вместе смерть и младенцы.

– Вы не возьмете молоток? – поинтересовался я.

– Не в этот раз. Сейчас я просто хочу осмотреться. Хочу получить представление, с чем имею дело.

– Поверьте, это огромная крыса размером с кокер-спаниеля, – предупредил я его.

Он начал с трудом подниматься по лестнице, прощупывая лучом фонарика темноту. Я следовал за ним по пятам. Хотя, если честно, я с радостью вернулся бы на улицу, на солнечный свет, и забыл все, что слышал и видел. Что, если та девочка все еще здесь? Что, если она существовала на самом деле – была похищена, изнасилована и убита? Как я буду объяснять это кому-нибудь?

Что, если местные байки – это правда, и зверь, именуемый Бурым Дженкином, может похищать детей? Единственной моей защитой был этот страдающий одышкой 67-летний крысолов с фонариком.

Трус, упрекнул я себя. Но тут же подумал: «Это правда, но мне не стыдно за свой страх».

Гарри поднялся по чердачной лестнице и, облокотившись на перила, огляделся. Луч его фонарика ощупывал каждый угол. Я увидел сломанную деревянную лошадку, ее глаз из желтого стекла поблескивал, грива поредела от времени и цапких детских ручонок. Увидел зеленый школьный сундук с трафаретной надписью: «Р. В. Дж. Уилсон, директор школы». Увидел ящики из-под чая, набитые старыми книгами. Откуда-то снизу доносился еле слышный смех Дэнни, игравшего с Лиз в догонялки.

– Минувшей ночью здесь был сущий ад, – сказал я Гарри. – Вспышки света, грохот, а потом еще эта маленькая девочка. Или то, что я принял за маленькую девочку.

Гарри потянулся назад и схватил меня за руку. Я почувствовал его жесткие пальцы без последних фаланг.

– Вам не нужно оправдываться передо мной, мой друг. Вы знаете, что реально, а что нет. Точно так же, как я знаю наверняка, что забрало моего брата. Некоторые вещи вы просто знаете, и неважно, что говорят другие. Может, я и не чую крыс, но я чую Бурого Дженкина.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я.

– Собираюсь обыскать здесь все, – ответил он. – Даже самые умные крысы оставляют после себя следы.

– Только, ради бога, будьте осторожны.

Я остался ждать на лестнице, в то время как Гарри с грохотом бродил по чердаку, подымая пылезащитные чехлы и двигая мебель.

– Помета не видно, – сказал он спустя какое-то время. – Странно.

– Может, это вовсе не крыса, – предположил я.

– Все грызуны оставляют после себя помет, – возразил Гарри. – Как и все люди оставляют после себя мусор.

Я вспомнил, что вчера выбросил из окна машины обертку от шоколадного батончика, и мне стало стыдно.

Гарри продолжал грохотать. Сейчас я его не видел – он находился в дальнем конце чердака, над моей спальней. Я видел лишь изредка мелькающий на потолке луч его фонарика.

– Подождите минутку, – сказал Гарри. – Здесь есть люк, но неба над ним не видно.

Я поднялся на верхнюю ступеньку. Гарри стоял над моей спальней и светил фонариком в двустворчатый люк в покатом потолке.

– Не понимаю, в чем дело, – сказал я. – Если смотреть на дом снаружи, кажется, что эта часть чердака изолирована.

Гарри задумался и шмыгнул носом:

– Значит, там есть пустое пространство?

– Наверняка. Между старой крышей и новой.

– Достаточно большое, чтобы там что-то могло спрятаться?

– Ну да. Но не крыса. Как крыса может открывать и закрывать люк?

Гарри посветил фонариком себе в лицо. Оно выглядело устрашающе, словно посмертная маска, висящая в темноте.

– Это первый вопрос. А второй: как могла крыса удрать с моим братом?

Я покачал головой. Я хотел, чтобы он нашел Бурого Дженкина как можно быстрее. Несмотря на заметную циркуляцию воздуха, чердак оказывал невыносимо гнетущее впечатление, словно это был не третий этаж дома, а третий уровень подземелья.

Гарри продолжал шарить вокруг и двигать мебель.

– Похоже, мне нужно все обдумать, – сказал он. – Здесь нет никаких признаков крысы. Как и белки. Вообще ничего нет.

– Но я определенно что-то видел, – возразил я. – Что-то темное, покрытое щетиной. Оно пробежало прямо мимо меня.

Помолчав с минуту, Гарри шмыгнул носом и сказал:

– Я вам верю. Хотя знаю, что поверили бы не все.

Какое-то время он стоял, глядя прямо перед собой. Затем снова посветил фонариком на люк:

– Видно, придется заглянуть внутрь. Может, тогда мы поймем, что к чему.

– Сомневаюсь, что там открыто, – сказал я.

Однако он подтащил один из ящиков и взобрался на него, чтобы дотянуться до старомодной щеколды. Ему пришлось ударить два-три раза ладонью по створке, и внезапно она открылась. Он поднял ее как можно выше и зафиксировал с помощью ржавого шпингалета.

– Здесь пахнет иначе, – сказал он, просовывая голову в люк и светя фонариком. Хотя Гарри загораживал почти весь обзор, я видел грубые, неровно уложенные шлакобетонные блоки: этот участок крыши был замурован в спешке человеком без строительного опыта.

– Здесь все еще осталась старая кровельная плитка, – отозвался Гарри. – Хоть убей, не понимаю, зачем кому-то понадобилось огораживать это место. Не вижу никакого смысла.

– Еще они замуровали одно из окон спальни.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю, – сказал Гарри. – Похоже, нам нужно все обдумать по новой.

Он собирался уже слезать с ящика, когда внезапно уронил фонарик. Тот упал на пол, но не потух. Он осветил пыльную поверхность напольного зеркала, заполнив один угол чердака призрачным отраженным светом.

Едва я сделал шаг, чтобы поднять его, как Гарри издал какой-то странный звук, похожий на треск рвущейся материи. Я поднял голову и, к своему ужасу, увидел, что его волосы в чем-то застряли. Он пытался освободиться, но не мог. Развернувшись, взмахнул ногой, и ящик, на котором он стоял, опрокинулся и с грохотом откатился.

– Гарри! – закричал я и попытался схватить его за ноги, чтобы удержать на весу.

Он уставился на меня с разинутым ртом, казалось лишившись дара речи.

– Гарри! Что случилось? – недоумевал я. Мне удалось схватить его за левую ногу, но правая продолжала отчаянно болтаться. – Постарайся не шевелиться!

Голова Гарри яростно моталась из стороны в сторону, так что его лоб бился о раму люка. Я увидел ссадины и кровь. Потом снова услышал тот же тряпичный хруст. Лицо Гарри внезапно напряглось, глаза превратились в косые щелки, ноздри раздулись, верхняя губа приподнялась в причудливом оскале.

– Гарри! – закричал я.

Кожа у него на голове натягивалась все сильнее, пока он не стал напоминать какого-то безумного монгола с лицом, искаженным чудовищной гримасой. Снова раздался страшный хруст и треск, и я внезапно понял, в чем дело. Кожа Гарри постепенно отрывалась от черепа. Хрустела раздираемая жировая ткань и кожа, которая отделялась от кости. А треск исходил от рвущихся корней волос.

Я сумел схватить вторую ногу Гарри и зафиксировать его. Затем потянул вниз, пытаясь освободить от того, что его удерживало. Но он так пронзительно закричал, что мне пришлось отпустить его. Кожа сдиралась с его головы, словно с сырой курицы, и я ничего не мог с этим поделать.

– Лиз! – завопил я во все горло. – Лиз!

Но она была в саду и никак не могла услышать меня. Запаниковав, я неуклюже поправил ящик, на котором стоял Гарри, и обхватил руками его бьющееся тело. Он дергался с такой силой, что я не мог ничего разглядеть в люке. Не видел, что его держит.

Но потом он резко дернул головой вперед. Липкие горячие капли крови упали мне на руки. А в покрасневшей копне его волос я заметил три искривленных черных когтя, блестящих, как ножи. Они рассекли его скальп, а потом стали выкручивать, стягивая кожу с лица.

– Гарри, держись! – взмолился я.

Он уставился на меня налитыми кровью глазами. Кожа на подбородке у него лопнула, и язык внезапно вывалился в кровавую дыру под нижней губой, как будто у него появился второй рот. Затем с влажным хрустом все его лицо поползло вверх, словно снимаемая с руки резиновая перчатка. И передо мной возник покрытый ошметками плоти череп, лишенные век глаза были выпучены от ужаса, окровавленные зубы оскалены в предсмертной улыбке. Настоящий живой мертвец, с жуткой гримасой невыносимой муки, по которой было понятно, что борьба за жизнь скоро закончится.