Текст книги "Три девушки и одна под кроватью"

Три девушки и одна под кроватью
Григорий Жадько

© Григорий Жадько, 2024

ISBN 978-5-0062-5406-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Три девушки и одна под кроватью

Спасибо от автора, за интерес к книге

Прелестная попутчица

Через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии, я по служебной надобности отправился из Петербурга в Сестрорецк. Здание нового вокзала Приморской железной дороги еще не было готово. Верхнее строение пути, довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.

Вечерело. Подачу поезда задерживали. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары: кирпичные многоэтажные громады, каменные мостовые и тротуары были раскалены, а воздух насыщен пылью, копотью и смрадом. Мое внимание привлек тучный господин, в бесформенном одеянии, больше похожем на женский ночной капот. Он постоянно доставал из полосатых брюк часы-луковицу, смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь ни к кому конкретно, тяжело вздыхал:

– Безобразие! Это просто какое-то безобразие!

Вот он в очередной раз, с брюзгливо печальным лицом, проделал знакомую операцию, утер платком красное потное лицо и тут… О! Чудо! Состав, наконец, подали. Паровоз был не новый, но хорошо вымытый, блестящий, производства шведской фирмы «Motala». К нему были прицеплены несколько санитарных вагонов с красными большими крестами и белыми занавесками на окнах и отсчет начинался после них. Уставшие от ожидания пассажиры, дружно кинулись занимать свои места.

У меня был билет в шестой вагон. В него выстроились около пятнадцати человек. Я неспешно проследовал и встал в конец очереди. При этом невольно отметил, стоящую в середине, миловидную молодую женщину темные волосы собранные в прическу задерживали взгляд. На ней было серое платье из шелкового крепа с умеренным блеском. Ткань мягко облегала ее стройную фигуру, струилась вспыхивающими складками, а плечи и верхняя половина тела, были прикрыты, короткой белой кофточкой разлетайкой. На голове незнакомки, чуть набок, крепилась пристегнутая булавками, шляпка из китайской чесучи, а сквозь темные локоны волос проглядывали серьги из зеленого агата. Хотя лицо ее, мне было видно только отчасти, я смог уловить, что тонкие губы девушки совершенно не улыбались, хотя глаза, на удивление, смотрели на мир восторженно и радостно.

В этот момент я заметил как, она скользнула взглядом по очереди, на долю секунды остановилась на мне и тут же отвернулась. Это было так быстро и неуловимо, что вполне можно было принять за случайность. А может так и было.

Наконец подошла и моя очередь. Кондуктор придирчиво осмотрел предъявленный билет, что-то хмыкнул и я проследовал в вагон. На удивление в купе не было так жарко, как можно было ожидать. Не успел я устроиться и разложить скромный багаж, как ко мне зашел, тот самый, тучный господин, с предложением сыграть в вист. В руках он держал полную колоду – 52 карты и ловко ее тасовал. Я без особого удовольствия проследил за его белыми нежными пальцами. Очевидно эти руки никогда не держали, чего-либо тяжелого, стоящего.

– В эту игру, – попытался урезонить я его, – лучше играть вчетвером!

– Да! Но, а что делать! – попытался оправдываться он. – Нужно как-то убить время!

Я считал себя неплохим игроком. Чтобы им прослыть, следовало уметь запоминать ходы. Главное запомнить 26 карт своих и своего партнера. Я любил это занятие, особенно в дороге, но тут, повинуясь шестому чувству, отказался, сославшись на усталость. От его голоса и внешности исходило что-то неприятное. Он еще долго сидел напротив, сверля меня маленькими рыбьими глазками, видимо ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо. Я встал, подошел к окну, отвернувшись от него.

«Увы, если люди не понимают!» – в легком расстройстве подумал я. Я был уверен, что он уйдет. – «Да! Так уж меня воспитали! Не могу, порой, сказать прямо или решительно отказать!» К счастью, тучный господин, видимо поняв бестактность своего присутствия, покинул меня, а я решил пройтись по вагону.

Дощатый пол немного поскрипывал, люди разбрелись по своим купе и раскладывались! Кое-где слышался смех и добродушное ворчание. Я уже возвращался, когда неожиданно глаза мои, чисто из праздного любопытства, скользнули в соседнее купе.

К моему удивлению, за тонкой дощатой переборкой, ехала моя незнакомка, которую я приметил при посадке. Это обстоятельство прогнало мою меланхолию. Дверь была приоткрыта и, встретившись взглядом, я учтиво поклонился ей как старой знакомой. Она немного отчужденно кивнула в ответ и засмущалась; руки ее при этом, быстро и нервно стали перебирать замок сумочки, что лежала у нее на коленях. На автомате, я пробежал глазами по ее ногам, обутым в белые сафьяновые полусапожки. Она уловила это, спрятала их под полку и отвернулась к окну. С легким сожалением, в последний раз зафиксировав в сознании ее стройную фигурку, я медленно и неспешно прошествовал к себе.

«Да, хорошо, что не согласился на предложение тучного господина!» – с удовлетворением подумал я. Неясный образ попутчицы и совершенно непонятные флюиды, волновали меня гораздо больше, чем дежурная партия в Вист.

– Ух! – вздохнул я, опускаясь на полку.

Отчего-то мне сделалось так приятно. Скинув туфли и заложив руки за голову, я с удовольствием вытянулся, а губы мои невольно растянулись в улыбке. Сразу вспомнились давнишние встречи в поездах. Они никогда ничем не кончались, но были сами по себе волнительны и трепетны и всегда оставляли послевкусие легкого флирта, женского обаяния, игры слов, блеска глаз и чего-то, чего нельзя передать словами.«Память, память! Как она порой бывает услужлива!» Но зачем о грустном! Все давно в прошлом и подернулось легкой пеленой забывчивости, когда детали скрываются, а остается нечто, что бередит душу.

Тут я вспомнил о газетах, что торчали у меня из кармана. Я неторопливо развернул «Русское слово» и «Новое время», что взял у разносчика на вокзале. В нос ударил запах свежей типографской краски. Я торопливо пробежал заголовки: Мальта – «Итало-турецкая война. С места событий»; Будапешт – «Анти-венгерская демонстрация в Праге»; общество «Русский инвалид» извещает, – новое направление в живописи, после «кубистов»; неуловимый разбойник – «Зелим-хан».

Это все не цепляло, но на третьей странице я задержался:

«ПЕТЕРБУРГЪ (По телефону отъ нашихъ корреспондентовъ).

Сегодня, в склад изданий Острогорского, по Моховой улице, в д. №28, вошли два подростка 13—15 лет и спросили книгу. Управляющая складом г-жа Берникова выдала им книгу и открыла кассу, чтобы разменять деньги. Мальчишки, с криком: «Руки вверх!», бросились на Берникову, повалили ее на пол и стали душить полотенцем. Г-жа Берникова взмолилась и просила оставить ее в живых, взять все, что имеется в кассе. Они забрали около 70-ти рублей, – всю наличность и сбежали».

«Да! В какое страшное время мы живем! – подумал я, поглядывая на однообразный пейзаж за стеклом. – Совсем дети. То ли дело было раньше. Страшно становится. Куда катится мир?!».

Хотя убить время было нечем, я без сожаления перелистнул мир криминала. Но на последней странице я задержался:

КНУТ

«Он снова сделался злобой дня для городовых. Дело в том, что некоторые извозчики и биндюжники, испытанные противники „кнутовой реформы“, – почувствовав ослабление надзора в этом направлении, вновь обзавелись кнутами. По их убеждению, лошадь без кнута, это все равно, что лошадь – без хвоста. Между тем, городовые, отметив такое непослушание, установили бдительный надзор за ослушниками. Напрасно извозчик, заметив городового, старается скрыть пребывание в санях кнута. Городовой – старый волк – его не проведешь. По слухам, старое помещение для склада извозчичьих кнутов заполнено. Того и гляди, что городской управе придется ассигновать сумму на постройку специального дома для склада новых кнутов».

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ «ВОДКА

«Никола Тесла – тот самый чешско-американский изобретатель, который намерен передавать электрическую энергию без проводов – изобрел электрическую водку. Приготовляется она очень просто – пропусканием тока от батареи через особый подкисленный состав.

На последнем собрании докторов, в лондонском Ментон-Гаузе, трезвенник Томас Барлоу, выступил против обыкновенного алкоголя, в пользу электрической «водки»».

– Забавно! – бросил я в пустоту и отложил их.

Солнце почти скрылось. Редкие строения, дощатые сараи, разгрузочные площадки, пакгаузы – сменились пригородами Петербурга. Но глаза мои ни на чем не задерживались. Они были обращены внутрь. Я весь ушел в слух. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я невольно представлял себе, что буквально в нескольких сантиметрах, за этой тонкой перегородкой, находится девушка, молодая женщина очень приятной наружности и возможно скучает, как и я. Это было нелепо, неправильно и эта мысль не давала мне расслабиться.

Отчаявшись, я встал, прошелся несколько раз по купе ломая пальцы и вновь сел к окну. Проехав семафор и чересполосицу путей, поезд перешел на приморскую С. Петербург-Сестрорецкую железную дорогу. Это была частная железная дорога и по слухам, убыточная. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо барышня следовала в один из них. Я вспомнил юность, Тамбовскую губернию, Грязе-Царицынскую железную дорогу, связавшую город с остальным миром, что значительно способствовало развитию Борисоглебска…

И тут, мои воспоминания прервались. Я уловил, как недалеко, возможно даже в соседнем купе, едва слышно хлопнула затворенная дверь. Я даже подумал: не встать ли и посмотреть! Но это было бы бестактным и остался недвижим. И вдруг услышал легкие шаги, которые остановились у моей двери. Несомненно это был цокот женских каблучков. Мое сердце замерло от приятных предчувствий. Но дальше была тишина, долгая и мучительная и, наконец, я услышал едва слышный стук в дверь! Еще не вполне понимая, ощутил шорох юбок и боковым зрением уловил светлое одеяние моей изящной незнакомки, стоявшей в проходе.

– Прошу прощения! – приоткрыла она дверь и слегка смутилась. – К вам можно?!

На лице девушки играл румянец, глаза, окаймленные длинными ресницами трепетали и вся она была закрыта и открыта одновременно. У меня сразу захолонуло в груди.

– К-к-конечно! – подскочил я как на пружинах, чуть не стукнувшись головой о полку.

– Извините! – выдавила она, сильно стесняясь и краска бросилась ей в лицо. – Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете?

Я был тороплив и пытался быть излишне галантен. Мне удалось ловко справиться с бутылкой, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери на совершеннолетие. «Бедная мама! Знала бы она, для чего я его использую!»

– Пожалуйста, сударыня! – промолвил я чопорно, пытаясь всеми силами, оттянуть момент расставания и сверля ее взглядом.

Только теперь мне удалось рассмотреть свою попутчицу вблизи. Строгий овал лица красиво обрамлялся темными волосами. Они ниспадали ниже плеч, но лоб был открытый, с легкими выбивающимися прядками. Прямой нос, тонкие брови и чувственный рот дополняли картину. Но доминировали на лице глаза. Они были восхитительно нежны и глубоки одновременно. Казалось они были готовы обнять весь мир. Да, барышня без всяких натяжек, была хороша. Как бывают хороши образованные воспитанные девушки не избалованные светом, интрижками и расположением многочисленных кавалеров. Небольшой доход и ранний брак, не позволяет им всецело насладится прелестями жизни и они так и остаются, не полностью оцененными, не раскрытыми, в тени мужа. Обычно они робки, застенчивы и ценят себя невысоко, пребывая в уверенности, что это и есть их удел.

– Здорово у вас получилось! – отметила моя попутчица, все еще смущаясь. – Я такого никогда не видела.

Пользуясь предоставленным случаем, со сдавленным от волнения голосом, я представился:

– Михаил. Михаил Громадин. Инженер, – слегка откашлялся я и поклонился. – Еду на Сестрорецкий оружейный завод. По служебным делам.

– Мария Александровна, – барышня потупила взор, – Маша. Следую на отдых, – ответила она, в том же ритме, вполголоса.

Мы помолчали немного. Я, передавая сельтерскую, задержал бутылку, не отпуская ее совсем. Она уловила этот жест, подняла глаза и взглянув строго, добавила:

– Замужем!

Это прозвучало, так, что сразу все ставило на свои места. И других вариантов быть не могло!

Я послушно отпустил бутылку, но она не уходила… пребывая некоторое время в нерешительности.

– Ах! Да! Еще пробочка! – спохватился я, поняв, чего она ждет.

– Благодарю! Вы очень любезны, – кивнула она и смущенно улыбнулась.

По всем правилам этикета она должна была тут же уйти… но этого не случилось. Я увидел легкую, еле уловимую растерянность, как тень, пробежавшую по ее лицу. Секунда, миг! Но это мгновение много поведало мне о душе моей новой знакомой. Ей, в глубине души, не хотелось уходить.

– Вам не скучно одной? – поинтересовался я, напуская равнодушный вид и как бы говоря это из вежливости.

– Что вы! Конечно, нет! – воскликнула барышня. – Я люблю скучать! Это же дорога! Она предполагает.

– Да вы правы, – согласился я. – Мерный стук колес, раскачивающийся вагон, унылый пейзаж за окном и ожидание конца пути. В этом есть своя прелесть. Все идет своим чередом. Навевает спокойствие.

– Вот видите, вы меня понимаете! – благодарно взглянула она на меня.

– Плохо мы не попали с вами в одно купе, – сказал я, не поднимая глаз. – Пообщались бы – и путь показался короче.

– Да нет! Что вы! О чем вы говорите! Тем более пассажиров мало. Зачем тесниться.

– Но в этом же ничего нет предосудительного!

– Возможно! Не спорю! Но пусть будет как есть! – запальчиво сказала она.

– А что если нам исправить эту ошибку – скрасить наше одиночество? – бросил я пробный шар, ловя ее ускользающий взгляд.

– Ни в коем случае! – заявила она сухо и немножко сжалась.

Но это прозвучало неестественно. Как в дешевом спектакле. Было понятно, что барышня, напротив искала повод продолжить общение.

– Это ни меня, ни вас, ни к чему не обязывает! – продолжил я уверенным тоном. – Спустя несколько часов, я выйду на станции в Сестрорецке, а вы проследуйте дальше…

– Я понимаю… – замялась она.

– Мы могли бы вместе поскучать?!

– Это да! – чуть смягчилась она. – Но все равно! Разве вы находите это удобным?

– А вы как считаете? – вопросом на вопрос, ответил я и прямо посмотрел ей в лицо.

Она не выдержала взгляд, потупилась, плечи ее опустились.

– Еще час назад меня провожал муж! – выдавила она и лицо ее стало немного растерянным. – Вы видели? … Такой высокий важный господин, с цилиндром на голове?

– Кажется, припоминаю, – соврал я и опять попытался встретиться с ней глазами, – он, по-моему, немолод? – наудачу ляпнул я, почти не сомневаясь, что мои предположения верные.

– Да! Да! Это есть! Но он очень хороший. Мне бы не хотелось так… – она замялась, не зная как продолжить начатую фразу.

– Я вас прекрасно понимаю. Не продолжайте. Дело ваше Мария Александровна. Хотя жаль… очень жаль, ваше общество украсило бы мой путь!

Мы еще раз обменялись взглядами. Она была слегка расстроена и почти не скрывала этого, но приличия были превыше всего. Другого – от замужней женщины, я и не ожидал.

– Может дать вам прессу: свежая, я почти прочитал ее, только объявления остались? – добавил я, оставляя надежду на перемены в ее настроении.

– Что ж! Как закончите – приносите, с удовольствием почитаю, – выпалила она скороговоркой и, покраснев, быстро, как ветер, удалилась к себе. Только шуршание юбок и легкий аромат молодого женского тела остался витать в воздухе, а потом и в моем сознании.

«Н-да! Неожиданный поворот!» – подумал я, и, достав из портфеля, бросил в рот кусочек мускатного ореха для освежения дыхания. Так я и стоял, ни присев больше ни на секунду, держась за хромированный поручень и нетерпеливо глядя в синеющее окно. Ожидание томило меня, заставляло учащенно биться сердце. Предчувствие нового, неоткрытого и одновременно несбыточного, и прекрасного туманило мое сознание, и всплывало в неясных образах в голове. Когда ты молод, тебе не нужны сухие дрова, щепа и даже спички! Тебе достаточно искры и пламя полыхает, сжигает тебя изнутри. С трудом, выждав десять минут, я собрал газеты, аккуратно свернул их в трубочку и, напустив нарочито небрежный вид, отправился к своей милой соседке.

– Разрешите? – учтиво поклонился я. – Я принес вам обещанное!

– Merci. Vous êtes très bons mon monsieur! (Спасибо вы очень хороший молодой человек. Фр.) – поблагодарила она, стараясь не улыбнуться при этом.

У нее был превосходный французский язык, четкое произношение и особый прононс, что обычно достигался долгими упражнениями.

– О чем вы говорите?! – небрежно произнес я. – Прочитанные газеты? Это для меня Мария Александровна ничего не стоит.

– Pouvez m’appeler Masha. (Можете звать меня Машей. Фр.)

– Замечательно, договорились, буду называть вас именно так. Но я не очень хорошо знаю французский. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.

– О! Я понимаю. Оружейный завод! Наверно страшно и опасно порой?!

Мне ее слова показались приятными. Мужчины все одинаковы. Внутри поднялась волна своей исключительности и превосходства.

– Не стоит преувеличивать. Хотя все бывает, конечно, – заявил я немного вальяжно и снисходительно.

– Как вы думаете, война будет? Все об этом говорят! Вот давеча читала ужасную вещь: «Ангел мира в опасности?!»

– Помилуйте! Это выдумки газетных писак, – заключил я убежденно. – Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие в изобилии наделано во всех странах. Нам грозит массовое уничтожение: победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы?! Цивилизованная Европа на это никогда не решится!

– Значит, вся эта шумиха, чтобы поднять тиражи газет? – предположила моя попутчица, почти расставшись со своей прежней застенчивостью.

– Ну не совсем. Подготовка идет. Видите к нашему паровозу прицепили санитарные вагоны. Да и моя командировка на оружейный завод, – многозначительно заявил я. – Все это звенья одной цепи! Нужно держать порох сухим.

– Вас, судя по всему, по срочному делу направили?

– Не сказать чтобы очень. Но нужно помочь. Есть шероховатости. Технические детали.

– И это наверно тайна?

– Увы! Государственная, Российской империи, – заверил я ее, – об этом лучше не распространяться.

– Вот видите! – она посмотрела на меня чуть восторженно. – Значит, на вас можно положиться, вам доверяют. А мне ничего нельзя сказать. Я болтушка! Все выложу.

В синеве позднего вечера показались низкие черные строения. Моя спутница встала, подошла к окну.

– Какая-то станция? – поинтересовалась она, показывая кивком на окно.

– Это Раздельная! Ох! Помилуйте! …, это Лахта, – поправился я. – Поезд обычно стоит здесь пять минут. А что вы скажите если мы закажем чай! – предложил я.

– Можно! У меня есть прекрасное варенье! Наша бабушка, Агафья, в вишневое добавляет, абрикосовые косточки и липовый цвет. Она его не кипятит, а только долго томит в русской печке и оно получается как настоящий английский джем!

– Английский джем?! Замечательно! Будем пить чай. … Будем пить и разговаривать.

– Нет! Просто пить, – немного растерянно возразила моя собеседница.

– Как скажете, – пряча улыбку, согласился я и пошел делать заказ.

Проводник, лукавый дядька, разглаживая, мягкие рыжие усы, занес нам, спустя минуту, два кованых вороненых подстаканника. В них были простые стаканы из зеленоватого стекла и жидкий чай. Отдельно он держал посеребренный поднос со сдобой.

– Пышка, слойка, сдобные калачи, крендель, плетенка – все из Филипповской булочной, господа! На выбор! Если желаете! – протараторил он монотонную заученную фразу.

– Прямо оттуда? – усомнился я. – Неужели?!

– Обижаете милостивый господин! Настоящие парижские рецепты от придворного пекаря Филиппова. Не «сумневайтесь» сударь!

Я отложил всех наименований по одной штуке и сразу расплатился за все. Старик ушел очень довольный, подкручивая вверх кавалерийские прокуренные усы и что-то напевая под нос.

– Вы совершенно зря потратились, – сокрушалась моя прелестная спутница, – мне есть на ночь совсем ни к чему.

– Все нормально Мария Александровна, только возможно придется чай повторить. А как вы сударыня посмотрите на бутылочку Белого Сурожа из Массандры?

– Ой! Нет! Что вы! – искренне возмутилась она. – Это уж точно зря! Не выдумывайте!

– Давайте я принесу раз уж заикнулся, а там решим, а то неудобно получится.

– Но вы мое мнение знаете! – с покорностью произнесла она.

Маша зажгла лампу. Я сходил за бутылкой и дополнительно взял стаканы у проводника. Она смотрела за моими приготовлениями и неодобрительно качала головой.

– Оставьте себе! Вы такой молодой. Будет у вас еще повод и думаю друзья с кем ее распечатать!

– Вы про оружейный завод? Это смешно Мария Александровна! Не говорите пустое! Я часто там бываю. Поверьте – скукота там, полная. Если вы мне составите компанию, я был бы вам превелико благодарен!

– Все-таки вы напрасно это затеяли… – опять покачала она головой и с укором взглянула на меня, – и чай остынет!

– А мы и то, и другое будем. По очереди.

– Какой вы право! Так меня и уговорите! – продолжая пребывать в сомнении, заявила она и улыбнулась хорошей доброй улыбкой.

– Конечно. Давайте мне вот так, а вы немножко пригубите! – предложил я. – Поверьте! Вам точно понравится!

– Ну, хорошо! Вот прямо на донышке!

– А вы знаете, Маша, откуда оно получило это название? Что означает слово «Сурож»? – оживился я, придвигаясь к ней ближе и чувствуя легкий запах женских духов.

– Нет! Конечно нет!

Моя прелестная собеседница заинтересованно оживилась, приготовившись слушать и я окунулся в воспоминания осени прошлого года.

– Это древнерусское название города Судак. Видите, какое оно золотистое? А аромат? Ничего не напоминает?

– Что-то знакомое… Медовое или яблочное?! – предположила она.

– Токайское! Не напоминает?

– Точно! Вы сказали, и я сразу вспомнила, – всплеснула она руками и засмеялась.

– Его делают из винограда сорта – Кокур белый.

Я рассказал ей, как мне недавно довелось побывать в Судаке. Про развалины Генуэзской крепости, глиняные водопроводы в горах, обычаи крымских татар. Она была хорошим слушателем. Кивала в такт моим словам, ресницы ее дрожали, а на лице читались заинтересованность и неподдельный интерес.

– Вы это все сами видели?!

– Вот как вас. Перед глазами стоят: Консульская башня, Дозорная, Девичья, Портовая, … стены метра два толщиной, но, правда, не все сохранилось.

– Я бы тоже хотела когда-нибудь туда съездить, но только что я могу. Это фантазии! Всем распоряжается мой муж, а у него все дела и ему не до меня. Я сюда-то выпросилась… через такие мучения. Он со мной очень строг. Но я понимаю и не осуждаю его за это. Так судьба распорядилась. Что я могу?

Вдруг в дверь купе постучали и стук был неуверенный. Это был явно не проводник. Маша, слегка побледнела, а на лице ее появился страх.

– Кто бы это мог быть?! – шепотом спросила она.

– Да какая разница! – спокойно ответил я. – Что вы прямо! На вас лица нет!

– Не знаю!

– Успокойтесь! – лукаво подмигнул я.

– Будьте добры! – моргая ресницами, попросила она. – Откройте вы! Пожалуйста!

Я неспешно встал, слегка откашлялся и открыл. В проеме увидел тучного господина с натянутой улыбкой. Он уже переоделся в домашнее и от того казался еще толще.

– Я дико извиняюсь, если потревожил! Понимаете, потерял вас! И почему-то подумал, что вы в соседнем купе и не ошибся.

Я промолчал не зная, что ему ответить.

– Вот! – добавил он. – Пухну от тоски! Решил перед сном узнать, не передумали ли вы?!

– Нет! – сухо бросил я, встал в проеме, так чтобы у него даже мысли не возникло бы зайти.

– Это печально! – вздохнул он, пытаясь взором обшарить купе.

Я распрямился во весь рост, чтобы максимально ограничить его обзор.

– Это все?! – с вызовом спросил я.

– Извините еще раз! – тонким фальцетом пробормотал он. – Я уже удаляюсь!

– Счастливо! – холодно бросил я и захлопнул дверь перед самым его носом.

Я обернулся. Маша стояла у окна, спиной ко мне. Локоны темных волос струились у нее по плечам.

– Он ушел? – спросила она не оборачиваясь.

– Да! – промолвил я, хотя не совсем был уверен, что он до сих пор не стоит у двери.

Она с трудом обернулась и лицо ее выглядело виноватым, как у провинившейся гимназистки.

– Это ваш знакомый?! – с оттенком тревоги поинтересовалась Маша.

– С чего вы взяли? – процедил я. – Так! Приперся ко мне сыграть в карты, а я отказал.

– А потом решил поискать вас у меня?!

– Есть такие невоспитанные! – вздохнул я. – Не видят берегов! Да и вообще, вряд ли он был в курсе, кто находится в этом купе! Так, сунулся на удачу.

– Странно! – посмотрела она недоверчиво.

– Да точно говорю! Просто пассажир. Я даже не знаю как его звать!

– Все равно! Ведь это предосудительно, когда вы и я, вместе?!

– Не выдумываете чепухи! – отмел я ее подозрения, хотя в глубине души считал, что она возможно права. – Ему ничего не нужно было, кроме как найти партнера и убить время.

– Я заметила! Он смотрел с осуждением!

– Вам показалось! – возразил я, но уже без прошлой решительности. – Если вы и заметили осуждение, оно было направлено в мой адрес, что я не соглашаюсь. До вас ему никакого дела нет.

– Может быть вы и правы!

– Ну а как по другому?!

– А я всего боюсь! – созналась она с печалью в голосе. – Хорошо, что бутылку успела убрать со стола.

– Так! Маша! – немного рассерженно воскликнул я. – Что вы в самом деле?! Или мне уйти?!

– Ну наверно, так будет лучше! … Я не знаю!… То есть нет! Конечно нет! А вы как считаете? – неуверенно пробормотала она, несколько раз меняя мнение.

– Господи! Выкиньте это из головы! Может мы старые знакомые! Вот, встретились. Зачем нам оправдываться неизвестно перед кем. Да и вообще! Мы ничего, предосудительного не делаем!

– Ну почти! – выдавила она.

– Помилуйте! О чем вы?!

– Конечно, не делаем… но какой-то осадок от его визита остался!

– Так! Давайте договоримся! – произнес я, подойдя ближе и глядя ей в лицо. – Больше о нем ни слова! Идет?!

– Хорошо! – натянуто улыбнулась Маша. – Обещаю! То есть я постараюсь! – виновато добавила она. – Меня все выбивает из колеи!

– Тогда доставайте, что вы там спрятали!

Изящно нагнувшись, Маша пошарила рукой, вытащила бутылку и со смущенной улыбкой водворила ее на стол.

– Слушайте! Мы так и допьем ваш Кокур, Михаил! – удивленно заявила она, прибрасывая вес содержимого и в глазах ее блеснули озорные огоньки.

– Это будет чудесно!

– Я же совсем не хотела, но вино и правда, отменное, – призналась моя спутница, благодарно посматривая на меня.

– Спасибо! Вы очень добры!

– Это вам спасибо! Садитесь! Можно ближе! Продолжайте, пожалуйста! Вы такой рассказчик. Прямо убаюкали меня!

– Ну что вы! – поскромничал я, сокращая расстояние.

Запах сладких духов стал ощутимей, а лицо ее стало близким.

– Вы говорите и я будто в Крыму, на волнах покачиваюсь. А море. Представляете! Я никогда не видела Черного моря, но сегодня посмотрела на него вашими глазами. Почему мне так хорошо?

– Наверно от вина! – улыбнулся я.

– Не-еее-ет, не только от него, – покачала она головой и зеленые сережки заиграли в свете лампы.

– Я просто боюсь предложить другое! – проронил я, понизив голос.

– А ничего и не нужно предполагать. Вот у вас мужчин всегда так! Я говорю без второго смысла. Разве не может быть, просто хорошо, – укоризненно промолвила Маша. – Встретились два человека и им прекрасно! Разве этого мало?

– Да, с этим не поспоришь, – согласился я, замечая таинственный блеск, что струился у нее из-под ресниц.

– Мы здесь в уюте! Разговариваем! – застенчиво начала она. – Но колеса стучат, паровоз не отдыхает, и наши часы сочтены. Поезд все равно домчит нас до станции прибытия и мы расстанемся. Расстанемся добрыми друзьями. Вы выйдете, а я буду вспоминать вас, ваши слова. И меня опять будут баюкать волны вашего Черного моря.

– Черного моря?! – задумчиво переспросил я.

– Точно вам говорю!

– А меня ваши глаза, – вдруг выпалил я и осекся от своей смелости.

– Что?! – удивилась она, взглянув чуть растерянно. – Не поняла?

– Нет ничего! – поспешно отказался я от своей неуместной фразы.

– Не говорите так Миша, если не хотите все испортить! – промолвила она очень тихо, склонив голову. – Пожалуйста.

– Извините! Но тогда расскажите о себе немножко, – решив что, настал нужный момент, попросил я, стараясь говорить естественней.

– Вы считаете это удобно? – растерялась она, не ожидая такой смены разговора.

– Ну, не знаю, вам решать, – сказал я, с надеждой глядя ей в лицо.

– Да! Да, конечно! А что вы хотите услышать?

– Правду! Вот все как на духу! Вы можете… быть откровенной?

– С близкими, родными – да! Наверное.

– А мне казалось, людям, которые больше не встретятся в вашей жизни – можно поведать гораздо больше. Они не опасные. Ваши откровения не используют против вас, никому больше ни о чем не расскажут, во всяком случае знакомым – точно.

– Хм! Конечно. В этом есть резон, – задумалась она.

– Вы мне – я вам! Такая откровенность, за откровенность и все на доверии! Вроде игры! – не унимался я.

– Странный вы! – неуверенно промолвила Маша. – Все так неожиданно. Умом понимаю, но этого мало…

– Не торопитесь с ответом, – произнес я, поднимаясь и приближаясь к окну.

Перестук колес стал слышней. За стеклами однообразно мелькали: клочки полей, одинокие деревья, петляющие деревенские дороги, прошлогодние скирды почерневшей соломы.

– Ладно, давайте попробуем! – согласилась она. – Спрашивайте!

Я вернулся на место. Мы встретились глазами. В ее взгляде я прочел любопытство, наполовину смешанное со страхом.

– Начнем с главного. Вы когда-нибудь любили? – выпалил я, и в ту же секунду понял, что это перебор. Начинать нужно было не с этого.

– Mon dieu!!! (боже мой! фр.) Миша! Разве можно так прямо в лоб! – промолвила она, немало сконфузившись.

– Извините. Вырвалось!

Моя попутчица испытывающе и недоверчиво посмотрела на меня, боясь включиться в игру, но все же чудесный напиток из Сурожа не позволил ей закрыться полностью.

– Неужели можно так запросто говорить об этом? Конечно, нет! Ну, как вы могли?! Об этом я не буду с вами беседовать! Все-таки вы мужчина!!

– В том-то и прелесть! Мы поглядим на себя с позиции противоположного пола! – распалялся я, вкладывая в свои слова все красноречие, которым обладал.

– Миша! … Миша! Вы настойчивый молодой человек, а я слабая женщина. Это все так заманчиво! Но нельзя!

– Решайтесь! Во всяком случае не отказывайтесь сразу!