Текст книги "Ночные сумасбродства"

Глава 3

Мелоди не видела фотографии отеля, в котором забронировала номер. Почти все было переполнено, выбирать не приходилось. Теперь же, когда Зик подъехал к непрезентабельному зданию на боковой улочке недалеко от Бейсуотер-роуд, она тяжело вздохнула.

– Мне очень жаль, – грустно сказала Мелоди. – Честное слово, жаль. Но когда-нибудь ты поймешь, что это лучший выход. Спасибо, что встретил меня, но будет лучше, если в дальнейшем мы будем общаться только через адвокатов.

Зик, не говоря ни слова, вышел из машины и, мрачный как туча, пошел к ее дверце, чтобы помочь выйти.

Мелоди выбралась на тротуар совсем не грациозно, как когда-то. И внутренне содрогнулась, не забыв, что Зик ценит элегантность и стиль, но тут же утешилась мыслью, что все к лучшему. Это реальность, и, если Зику будет отвратительна ее неуклюжесть, он быстрее поймет, что совместное будущее невозможно.

Она посмотрела в лицо мужу, но оно было словно высечено из мрамора. Зик достал из багажника ее чемодан, не обратив внимания на попытку Мелоди взять чемодан, подхватил ее под руку и повел к стеклянной двери отеля.

В вестибюле, который выглядел совсем не так убого, как можно было судить по фасаду, она решительно произнесла:

– Спасибо. Дальше я могу идти сама. И опять потянулась за чемоданом.

– Садись. – Зик усадил ее на один из стоявших в вестибюле диванчиков. – Я сообщу о твоем приезде и попрошу отнести чемодан в номер. А потом мы вместе съедим ланч. В чемодане нет ничего, что может тебе понадобиться прямо сейчас?

Мелоди отрицательно помотала головой. Лекарства лежали в сумочке.

– Нет, но я не думаю…

– Хорошо. Не думай, – согласился он с мрачным сарказмом. – Просто послушайся раз в жизни.

Зик направился к стойке портье. У Мелоди кружилась голова, ныли ноги, спина безумно болела. Пока она сидела, как в коконе, в маленькой больничной палате, ее планы на этот знаменательный день – возвращение в большой грешный мир – казались совершенно ясными. Доктора предупреждали, что это будет утомительно после месяцев, проведенных в постели или в кресле. Мелоди собиралась добраться в отель на такси, уединиться в своем номере и распорядиться подавать туда все, что ей потребуется. Она не предполагала, что будет чувствовать себя слабой, даже изможденной, но, возможно, тому виной встреча с Зиком, а не ее физическое состояние.

Он вернулся через пару минут.

– Ну вот, все в порядке, – сообщил Зик удовлетворенно. – Ресторан откроется через час, так что я попросил портье позаботиться о машине. У них не слишком обширная парковочная площадка, но они были очень любезны.

В этом Мелоди не сомневалась. Деньги помогут решить любую проблему, а Зик всегда очень щедр.

– Я решил, что ты предпочтешь поесть тут, а не где-нибудь еще, – продолжал он, садясь рядом с ней. – Ты выглядишь усталой. Я попросил, чтобы нам принесли кофе.

Мелоди возмутилась. Как он смеет распоряжаться? И что имеет в виду, утверждая, что она выглядит усталой? Да, она выглядит непрезентабельно. Ну, об этом ей сообщать не надо. Достаточно посмотреть в зеркало. Она почти не спала с тех пор, как оказалась в больнице, а если заснуть удавалось, ей снились кошмары.

Мелоди сердито сверкнула глазами, потом отвернулась и стала смотреть в окно. На землю падали хлопья снега, крыши домов покрылись белыми коврами. Да, Рождество будет белым. В прошлом году они провели рождественские каникулы в Швейцарии. Днем катались на лыжах, а вечера проводили в маленьком домике, сидя у камина в объятиях друг друга, глядя на огонь. В новом году Мелоди предстояло участвовать в большом спектакле в Вест-Энде. Спектакль, по расчетам, должен был продержаться на сцене достаточно долго, и жизнь казалась чудесной. Они говорили, что когда-нибудь заведут детей, хотя не так скоро. Большинство танцовщиц заканчивают карьеру в тридцать с лишним лет, и Зик готов был ждать…

Зик, словно прочитав ее мысли, заметил:

– Похоже, нам не придется ехать за снегом, как в прошлом году. Снег сам пришел к нам.

– Да, только мы не сможем покататься на лыжах по Бейсуотер-роуд, – заметила она достаточно спокойно, зная, что больше ей никогда не придется заниматься спортом, – если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя забрали люди в белых халатах.

Зик усмехнулся, но его улыбка тут же погасла. Он наклонился к ней.

– Поговори со мной, Ди, – попросил Зик, называя ее именем, которое сам придумал. – Объясни, что ты чувствуешь, что происходит. Ты же понимаешь, я должен знать. Мне непонятны заявления о том, что ты изменилась. Это говоришь не ты.

Это было так – и не так. В глубине души Мелоди знала, что должна все объяснить Зику. Она надеялась, что, если отгородиться от него, не позволить ему посещать ее в больнице, его гордость возмутится, и он сам откажется от жены. Однако Зик был не так прост. В то же время Мелоди было известно его отношение к болезням. В детстве, живя с матерью, он сталкивался со всякими наркоманами, пьяницами, бродягами, погибавшими от разного рода недугов. В результате у него выработалась патологическая потребность заботиться о своем здоровье, и он не мог понять людей, которые этим не занимались. Зик никогда не говорил об этом, но в Мелоди его во многом привлекало ее прекрасно сложенное, послушное тело танцовщицы и прекрасная физическая форма. А теперь…

Она посмотрела на него в упор и начала, аккуратно подбирая слова:

– Зик, ты готов меня слушать? По-настоящему слушать и не прерывать, пока я не кончу?

Он кивнул:

– Да, если ты скажешь мне правду.

– Ты спрашивал меня, люблю ли я тебя, и ответ на этот вопрос, конечно, «да». – Он шевельнулся, и она предупреждающе подняла руку. – Ты обещал.

Он откинулся назад. Его черные глаза впивались в нее.

– Продолжай.

– Но теперь, после несчастного случая, нашей обоюдной любви недостаточно. Я с раннего детства мечтала об одном – танцевать. В этом была моя жизнь. Тебе известно, насколько жестока конкуренция в индустрии развлечений, но это никогда не пугало меня. А теперь все кончено.

Официант принес кофе. Мелоди молчала, пока он расставлял чашки на столике.

– Я могла погибнуть в тот день, – продолжила она, как только официант ушел, – и благодарна судьбе за то, что осталась жива, но я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. В данный момент я растеряна, но одно знаю твердо: если я не хочу утонуть в волнах жалости к себе, то должна строить свою новую жизнь как можно дальше от того мира, в котором жила последние десять лет. И еще, Зик. – Мелоди помолчала. – Ты – воплощение этого мира. Ты любишь его. Он для тебя – свет в окошке. В нем сосредоточена вся твоя жизнь.

Зик опять попытался что-то сказать, но она опять предостерегающе подняла руку:

– Но я хочу уйти не только поэтому. Ты окружен женщинами, которые видят в тебе средство сделать карьеру. Красивыми женщинами, талантливыми, молодыми, амбициозными. Когда-то мы смеялись, перечисляя, на что некоторые из них готовы пойти, лишь бы привлечь твое внимание. Я наблюдала, как они без зазрения совести предлагали тебе себя. Мне это не нравилось тогда, а теперь нравится еще меньше.

Мелоди била дрожь. Она отпила глоток кофе, чувствуя потребность в кофеине. Говорить дальше будет еще труднее.

– Тогда я могла дать тебе все. Теперь не могу. Мы должны быть честными, смотреть правде в глаза. Твоя жена – инвалид. Ты стоишь во главе индустрии развлечений. Когда нас будут приглашать на приемы, на обеды, когда мы будем идти по красным ковровым дорожкам, я буду хромать. Может статься, однажды тебе придется толкать мое инвалидное кресло. Или же мне придется оставаться дома и гадать, какая звездочка испытает судьбу этим вечером. Я превращусь в существо, которым не хочу быть, и ты тоже изменишься. Я не хочу для нас такой участи. Гораздо лучше расстаться сейчас, пока мы дороги друг другу. Мы сможем вспоминать друг друга с любовью.

Зик смотрел на нее, как на безумную, и уже ничто не могло заставить его молчать.

– Это чушь, совершенная чушь, – проговорил он со скрытой яростью. – Ты говоришь не о нас с тобой. А эти так называемые красавицы, которых ты упомянула… Кто ты, если не красавица? Снаружи и внутри?

– Но я больше не такая, Зик. – Мелоди была бледна, как снег за окном, но полна решимости. – На моем теле шрамы, страшные, красные. Они впились в кожу, которая, по твоим словам, была похожа на шелк цвета меда, и они останутся навсегда. От них не избавиться.

– Твои шрамы волнуют тебя постольку, поскольку влияют на твое мнение о себе, – тихо заметил Зик.

– Ты их не видел.

Она смотрела на него, и внутри у нее все сжималось.

– А кто виноват в этом? – поинтересовался он. – Когда я попросил тебя показать их, ты закатила истерику. Меня вышвырнули из палаты и велели больше не заговаривать с тобой о шрамах. Сказали, что ты покажешь их, когда будешь к этому готова. А потом врачи заявили, что мои посещения скорее вредны, чем полезны, и если я беспокоюсь о тебе, то должен дать тебе отдышаться. Ну, если «отдышаться» вылилось в глупость, которую ты вбила себе в голову, мне, наверное, стоило продолжать приходить в больницу. Я люблю тебя, черт подери, каждый кусочек твоего тела, со шрамами и всем прочим. И мне не нравится, что меня считают неразборчивым сластолюбцем, который уложит в свою постель любую женщину, которая пожелает туда попасть. Я не таков, и ты это знаешь.

От гнева на ее бледном лице загорелись два красных пятна.

– Этого я не говорила.

– Ты сказала именно это. – Зик дышал тяжело, потому что ярость жгла его изнутри. – Ну ладно, позволь задать тебе один вопрос. Что, если бы я попал под грузовик? Что, если бы оперировали меня, если бы я провел несколько месяцев в больнице? Ты стала бы искать другого мужчину?

– Конечно нет. Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Тогда какого черта ты уверена, что я возьму себе другую женщину? И почему считаешь, что твоя любовь сильнее моей? Мне обидно слышать это.

– Ты искажаешь мои слова. – Мелоди была готова расплакаться. – Я никогда не говорила, что моя любовь сильнее.

Зик взглянул на дрожащие губы жены, на синие круги под глазами, на похудевшую фигуру, тихонько выругался и притянул ее к себе, не обращая внимания на то, где они находятся.

– Не плачь, – проговорил он хрипло. – Я не хотел довести тебя до слез. Я хочу любить тебя, заботиться о тебе, но ты сводишь меня с ума. Я чуть не лишился рассудка. Я дошел до того, что по ночам приезжал к больнице и останавливал машину рядом с воротами, чтобы быть поближе к тебе. Безумие, правда? Но именно так и было.

Мелоди расслабилась в его объятиях – но только на минуту. Слова Зика не подбодрили ее. Они показали, что Зик понимает все не так, как надо. Он считает, что быть рядом с ней, заботиться о ней – его долг. Долг – это неплохо, но она не желала, чтобы он оставался с ней из чувства долга. Из жалости.

Она отодвинулась от мужа и допила кофе. Он тоже взял чашку, но его черные глаза продолжали пристально смотреть на нее.

– В каком-то смысле это наследие твоей бабушки, – сказал он, помолчав немного. – И ты это знаешь.

Пораженная Мелоди посмотрела ему прямо в глаза:

– Что ты говоришь? Бабушки нет на свете уже много лет.

– Она растила и любила тебя, но не очень доверяла мужской половине человечества. Она не позволяла тебе забыть, что твой отец бросил твою мать. И каждый день рассказывала о деяниях твоего деда. Ведь так?

– Ну, не каждый.

– Хорошо, почти каждый. Многие годы бабушка отравляла тебя ядом своих собственных горестей. Она так и не смогла пережить, что муж ушел от нее. Не смогла простить.

Мелоди вздернула подбородок и наградила Зика сердитым взглядом.

– А почему она должна была его прощать? Он был мерзким человеком. Я отвела бы его к ветеринару для определенной операции, если бы он был моим мужем, – гордо заявила она.

На губах Зика вспыхнула искорка улыбки.

– Буду иметь это в виду, – кивнул он. – Но дело в том, что она причинила тебе вред, лишила уверенности в некоторых вопросах. Признай, что это так, Ди.

– Никогда в жизни. – Как он смеет оскорблять бабушку?! – Мой отец и дед не имеют никакого отношения к нашей ситуации.

– Это не ситуация, Ди, – мрачно заметил Зик. – Речь идет о нашем браке, и, что бы ты ни говорила, неверность твоего деда и отца очень сильно влияет на твое представление обо мне. Но я никогда не собирался бросать тебя. И не собираюсь.

Он путал ее, переиначивал ситуацию по-своему. Это нечестно. За долгие мучительные недели Мелоди сумела подготовить себя к неизбежному, и у нее не было сил возвращаться к ужасным дням сразу после несчастного случая, когда она не представляла себе, что делать. Уйти от Зика – единственный способ сохранить чувство собственного достоинства. Она не в силах наблюдать, как он постепенно охладевает к ней и их совместная жизнь летит под откос. Друзья, коллеги, работа – все, абсолютно все связано с миром, в котором ей больше нет места. То, что когда-то соединило их, теперь разлучает. Какая ирония судьбы!

– Я знаю, что не справлюсь, Зик, – проговорила она упавшим голосом. – С нами, с нашим браком. Не справлюсь.

В этот момент дверь отворилась, и в вестибюль вошла молодая японская пара с двумя возбужденными маленькими девочками, что-то радостно восклицавшими на родном языке.

Мелоди улыбнулась.

– Это снег, – объяснила японка на великолепном английском. – Они очень хотели, чтобы на Рождество пошел снег. Тогда Санта-Клаусу и его оленям будет легко везти сани.

– Это очень важно, – согласилась Мелоди и, посмотрев на девчушек, добавила: – Не забудьте оставить оленям несколько морковок. Они очень устанут, развозя подарки.

Дети засмеялись. Мелоди не была уверена, поняли ли они ее слова, а обернувшись к Зику, увидела, что он задумчиво смотрит на нее.

– Как насчет детей, которых мы хотели когда-нибудь завести? – спросил он спокойно. – Как дети вписываются в будущее, которое ты себе уготовила?

Она посмотрела на свои руки и позволила густым светлым волосам упасть на лицо, скрыть его от Зика.

– Они… Они – нет, – прошептала Мелоди, зная, что если у нее не будет детей от Зика, то их не будет вообще. Она всегда принадлежала Зику душой и телом, хотя не могла больше быть рядом с ним.

– Понятно. – Его голос звучал тихо и напряженно. – Значит, ты решаешь за меня. Очень мило. А если я протестую против лишения меня права на отцовство?

– Ты можешь иметь детей с кем-нибудь другим. – Она по-прежнему не смотрела на него.

– Если бы мы не находились в общественном месте, я прямо сказал бы, что именно думаю о твоем предложении. Ты всерьез считаешь, что кто-то может занять твое место? – продолжал Зик с плохо сдерживаемой яростью. – Или то, что я говорил раньше, не имеет значения? Я полюбил тебя. И никого не хочу, кроме тебя. Услышь меня, черт возьми!

Мелоди совершила ошибку – взглянула на него. Ей еще не приходилось видеть, чтобы он так сердился. Его лицо, мрачное, как грозовая туча, стало лицом чужого человека – опасного, разгневанного.

Ее сердце готово был сдаться, но она заставила себя говорить спокойно:

– Именно этого я хотела избежать, Зик, когда отказывалась тебя видеть. Я не хочу с тобой ссориться. Но решение принято, и ты его не изменишь. Если откажешься от ланча и уедешь, я возражать не стану.

Зик постарался усмирить свою ярость. Через несколько минут он уже был способен улыбаться. Надо было очень хорошо его знать, чтобы понять: это не настоящая улыбка. А Мелоди хорошо знала мужа.

– Я здесь, и здесь останусь, – протянул он лениво.

И у Мелоди появилось ощущение, что он имеет в виду не только ланч.

Глава 4

Супруги сидели в молчании, полном высказанного и невысказанного, пока сотрудница отеля не подошла к ним и не объявила, что ланч их ждет.

Мелоди упорно продолжала смотреть на улицу, где густой снег падал из свинцовых облаков. Но при этом она чувствовала на себе взгляд Зика. Несмотря на свободную позу, он был внутренне напряжен, как сжатая пружина.

Ресторан оказался вполне уютным, хотя был совершенно не похож на фешенебельные заведения, куда Зик обычно ее водил. Со вкусом подобранные рождественские украшения придавали залу праздничный вид. В середине их столика стояла усыпанная блестящими серебряными звездочками маленькая елка.

Официант дал им два меню и удалился. Потом появился сомелье.

– Поскольку мы празднуем, принесите бутылку вашего лучшего шампанского, – сказал Зик, не отрывая глаз от Мелоди.

Сомелье расплылся в улыбке. Ему попался отличный клиент. И к тому же на Рождество все щедры на чаевые.

Мелоди подождала, пока сомелье уйдет, потом переспросила бесцветным голосом:

– Празднуем?

– Конечно. Ты покинула больницу, и можно вновь начать жить. – Зик лукаво улыбнулся. – Разве это не повод выпить хорошего шампанского?

Она не собиралась попадаться на его удочку и заметила, чуть подняв подбородок:

– Я думала, ты не считаешь возможным садиться за руль после того, как выпьешь.

– Ты совершенно права, – мрачно согласился он. – Не считаю.

Мелоди не сомневалась, что Зик ждет, когда она спросит, как он поступит с машиной, а потому промолчала и, сжав зубы, сосредоточилась на меню.

Она всегда считала себя уравновешенным человеком, который готов принять все, что ему уготовила судьба, и идти дальше. Но несчастный случай вывел молодую женщину из равновесия и физически, и, что еще хуже, эмоционально. И она не знала, как справиться с этим. Мелоди чувствовала себя неуверенно, потому что заново пережила все свои несчастья, начиная с того момента, как отец бросил ее и ее мать. Он, конечно, не захотел брать на себя ответственность. Неужели она стала виновницей их разрыва?

Вдруг Мелоди заметила, что шампанское уже разлито по бокалам. Когда официант опустил бутылку в ведерко с льдом и ушел, Зик поднял свой бокал.

– За тебя, – сказал он очень нежно, – за мою красивую, хрупкую, несравненную жену, центр моей вселенной.

Услышав такой тост, Мелоди поставила свой бокал на стол.

– Не надо, Зик, – произнесла она с болью в голосе.

– Не надо – что? Говорить, как я тебя обожаю? Но я не могу не говорить этого, Ди.

– Ты, ты не обязан…

Ее ноги ныли, напоминали, как они выглядят под брюками.

– Не обязан? – спросил Зик скорее загадочно, чем обиженно. – Когда я делал что-нибудь потому, что обязан? Ну, хорошо. Этот тост тебе не нравится. А как насчет того, чтобы поднять бокалы за нас?

– Зик! Она нахмурилась, он улыбнулся:

– Тогда за Рождество. За это-то ты выпьешь?

Мелоди пригубила шампанское. Волшебный напиток. Нежный, искушающий, утонченный – как и сам Зик. Она посмотрела на мужа.

– Очень вкусно, – пробормотала она сухо, стараясь не замечать, как скривились его губы.

– Правда? – сказал он мягко. – Ты голодна?

Странно. Впервые после несчастного случая Мелоди почувствовала, что у нее появился аппетит. И кивнула:

– Немного.

– Это хорошо. Тебя надо откормить. – И, не обратив внимания, как покоробило ее замечание относительно худобы, Зик продолжал: – Я намерен сегодня поесть в свое удовольствие, а рождественскую индейку отложить на завтра. Что ты об этом думаешь? Лосось в яйце хорош для начала. Потом баранина в красном соусе. Десерт закажем позже.

Мелоди выбрала бы то же самое, но ей надо было доказать свою независимость.

– А я возьму паштет из грибов и мясо в бобовом соусе.

Она отложила меню и отпила еще глоток шампанского. Впрочем, ей следует быть осмотрительной. В больнице она не пила вино, и сказочное шампанское небезопасно: учитывая настроение Зика, ни в коем случае нельзя терять голову.

Официант подошел к их столику, и, пока Зик делал заказ, Мелоди получила возможность изучить его лицо. Впервые за это утро. Он был привлекателен, как всегда, но выглядел уставшим, и от этого у нее сжалось сердце. Может быть, Зик слишком много работал? Перед премьерой он был способен работать круглыми сутками, не перепоручая дела другим. В этом-то и беда. Зик строил свою маленькую империю потом, кровью и слезами, страшно гордился своими достижениями, охранял их. Причем не всегда был уверен в себе.

Именно это его качество привлекло Мелоди, когда они только начали встречаться. Зик сходил по ней с ума, но трогательно сомневался в ее чувствах к нему, и это ее поразило. Он редко говорил о своем детстве и юности, но, судя по всему, у него были огромные проблемы с любовью и обязательствами, и он не очень доверял женскому полу.

Эта мысль беспокоила Мелоди. Последние несколько недель она старалась загнать ее на самое дно сознания.

«Зик без труда найдет себе кого-нибудь еще», – твердила она себе. Бабушка уверяла, что мужчины видят в любви совсем не то, что женщины. Мужская любовь – исключительно плотская и непостоянная.

– Даже лучшие из них со временем начинают искать себе кого-нибудь помоложе, Мелоди. Помни об этом и будь готова.

На секунду ей показалось, что бабушка стоит рядом и повторяет эти слова. Зик сказал, что искаженное отношение бабушки к жизни и любви подействовало на внучку. Мелоди это не понравилось. Но, может быть, в его замечании есть доля правды?

Мелоди показалось, что она предает бабушку, которая ее вырастила и многим пожертвовала, чтобы дать ей возможность брать уроки танцев. Ей стало стыдно. Она очнулась и увидела, что, сама того не замечая, опустошила свой бокал и что Зик внимательно смотрит на нее.

Он наполнил бокал жены.

– О чем ты думала? Обо мне, да? Мелоди не могла сказать ему правду, но и молчать не стоило. Она ответила:

– О том, что провожу сегодняшний день совсем не так, как предполагала.

– Неужели ты думаешь, что я после трех месяцев, проведенных тобой в заточении, позволю тебе опять оказаться взаперти?

– Я не ребенок, – резко ответила она, – и вполне могу позаботиться о себе.

– Поверь, Ди, я никогда не смотрел на тебя как на ребенка. Ты непредсказуемая, порой непостижимая, но не ребенок.

Мелоди вспыхнула, увидев в черных глазах желание, и невольно снова отпила из бокала.

– Успокойся. – Зик взял женщину за руку, как будто имел полное право дотрагиваться до нее и разговоров о разводе просто не было. – Ты ведешь себя словно кошка на раскаленной крыше. Это я, помнишь? Твой муж.

Он опустил большой палец на ладонь Мелоди и, прежде чем поднести ее руку к губам, погладил шелковистую кожу. По руке женщины промчался электрический разряд, и она охнула, не сумев скрыть свою реакцию. Мелоди вырвала руку, ее глаза сверкнули.

– Не надо так делать, – проговорила она слишком страстно.

Зик усмехнулся:

– Еще одно «не надо». Но ты не можешь отрицать, что тебе приятны мои прикосновения. А мне приятно прикасаться к тебе. Помнишь, как это у нас бывало? – Он посмотрел на ее губы, и они задрожали, а по телу прошла волна сексуального желания. – Мы занимались любовью где угодно, в любое время. И это была именно любовь, а не просто секс.

Мелоди опять хотела было сказать: «Не надо», но вовремя удержалась. Однако его голос пробудил воспоминания, без которых она вполне могла обойтись. Эти воспоминания всплывали по ночам, и ее сердце разрывалось на части, когда, проснувшись, она не видела его рядом.

– Как на Мадейре. Ты жарила блины на завтрак. С кленовым сиропом. Клянусь, я не пробовал ничего вкуснее.

Они занялись тогда любовью. Прямо в кухне, на нагретом солнцем полу, а потом смывали друг с друга разлитый кленовый сироп. Дивные, волшебные дни…

Мелоди не могла в общественном месте дать волю страшной тоскливой боли, вызванной его словами, и постаралась взять себя в руки. Не важно, как хорошо им было. Это было давно. А сейчас – это сейчас. Девочки с сильными загорелыми ногами больше не существует. Она не ждала, что Зик поймет ее. Она едва понимала себя сама. Но инстинкт самосохранения подсказывал, что надо расстаться с ним раньше, чем она сойдет с ума, пытаясь быть прежней, наблюдая, как вожделение мужа сменяется жалостью.

– Ты хочешь меня, Ди. Так же сильно, как хочу тебя я. – Зик вовсе не собирался принять ее самопожертвование. – Я хочу опять заниматься с тобой любовью много часов подряд. Без оглядки, без спешки, потому что у нас впереди много времени. Я успокою все твои тревоги, разрешу все сомнения. Я сделаю так, что тебе будет хорошо.

– Нет, не сделаешь. И я не с тобой – так, как ты это понимаешь, – яростно возразила Мелоди.

– Ты моя и всегда будешь моей. И ты это знаешь. – Зик наклонился к ней, не прикасаясь, но окутывая теплом своего тела. – Наш дом ждет тебя. Меня убивает, когда я нахожусь там один, когда не держу тебя в своих объятиях. – Он внимательно наблюдал, как вызванные им воспоминания наполняют Мелоди, и его голос стал хриплым, когда он добавил: – Сегодня первый день нашей новой жизни вместе.

– Перестань, – сказала она достаточно резко, пресекая дальнейшие уговоры. – Перестань, или я сейчас встану и уйду.

Зик посмотрел в ее глаза, на бледное лицо и выругался про себя. Откинувшись на спинку стула, он мгновенно опустошил свой бокал.

Официант принес первое блюдо. Через пару минут Зик сказал:

– Сам не знаю, хочу я поцеловать тебя или удушить.

Он говорил тихо, спокойно, но Мелоди не сомневалась, что он серьезен.

– Пусть тебя это не беспокоит, потому что я не позволю тебе сделать ни то ни другое. – Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал спокойно, а лицо ничего не выражало. – Кстати, прекрасный паштет.

Мелоди увидела, что взяла над ним верх, и это Зику не нравится. Он привык всегда владеть ситуацией. И привык – до встречи с ней – сам разрывать отношения с женщинами. Хотя, кажется, многие его бывшие подруги тепло вспоминали о нем.

Зик покончил с лососем и равнодушно поинтересовался:

– Значит, ты хочешь продолжать этот смехотворный фарс?

Мелоди мысленно благословила неведомо откуда взявшуюся в ней силу.

– Ты имеешь в виду развод? Конечно.

– Конечно? – переспросил он лениво. – Без тени сомнения? Ну кто я такой? Обыкновенный мужчина.

Мелоди с вызовом посмотрела на него. Никто не смог бы назвать Зика обыкновенным.

Его губы приоткрылись – мимика, которую она знала слишком хорошо. «Ну почему, почему он должен быть для меня всем на свете?» – тоскливо подумала Мелоди. Почему она не влюбилась в какого-нибудь мистера Ординарность? В человека, который был бы привлекательным, но не околдовывал прочих представительниц женского населения планеты? Кто действительно принадлежал бы только ей?

Но этого не случилось. Вот суть проблемы. А может, она все равно испытывала бы то же самое? Может, все равно предпочла бы уйти?

Зик заново наполнил их бокалы. Официант аккуратно собрал и унес пустые тарелки. Откуда-то доносились звуки рождественских хоралов. Снаружи снег шел и шел, густой и мягкий, и уже превратил дворик за окнами ресторана в зимнюю сказку.

Мелоди посмотрела на Зика и, не очень отдавая себе отчет в том, что говорит, сказала:

– Снег все засыпал. Тебе стоит уехать, как только мы закончим ланч.

До их роскошного дома на окраине Ридинга час езды. В такую погоду дорога займет вдвое больше времени.

Зик загадочно улыбнулся.

– Тебе не терпится избавиться от меня? – спросил он тихо.

В таком настроении он был необычайно сексуален, но Мелоди не позволила очаровать себя.

– И это, и тот факт, что ты можешь оказаться тут в снежной блокаде. Кстати, ветер усиливается. Ты не заметил?

– Не заметил.

Она пожала плечами:

– Не говори потом, что я тебя не предупредила.

– Мне это не придет в голову, особенно если учесть, что с самого утра ты только и делаешь, что предупреждаешь меня.

Зик продолжал улыбаться, но по его тону Мелоди поняла, что он не собирается признать поражение. Она вдруг ощутила страшную слабость. Молодая женщина была эмоционально истерзана, ей требовался душевный покой, но это невозможно, пока Зик не окажется далеко-далеко от нее. Мелоди собиралась исчезнуть, как только немного окрепнет и приведет в порядок самые важные дела. Она не хотела брать ни пенса от Зика в качестве содержания. Когда-то Мелоди зарабатывала на жизнь в барах и ресторанах и собиралась возобновить эту практику. И, кроме того, подумывала о том, чтобы в будущем давать уроки танцев.

Официант принес второе блюдо, но у Мелоди совершенно пропал аппетит. Зик смотрел на жену, как коршун на добычу, его взгляд впивался в нее. «И ему, похоже, это удается», – подумала она мрачно. Он ищет щель в ее обороне. Тактика хищника.

– Ты борешься с собой. – Зик указал вилкой на ее тарелку. – Устала?

Мелоди кивнула. Выписка из больницы и объяснение с Зиком, которое она хотела отложить до тех пор, пока не окрепнет, отняли у нее больше сил, чем она могла потратить. Так что теперь ей хотелось одного – забраться в постель.

– Отложим десерт на время? – предложил он мягко.

Мелоди не совсем поняла, что Зик имеет в виду под «на время», но слишком устала и была не в силах задавать вопросы. Она кивнула. Ей требовалось одно – лечь и уснуть.

Зик поднял руку. Официант подошел к ним, и через минуту они уже выходили из ресторана. Ей было трудно двигаться, мышцы ног не были так послушны, как прежде, хотя сильная рука Зика, крепко державшая ее локоть, облегчила задачу. И все-таки Мелоди с болью в сердце сознавала, как сильно она хромает, и спрашивала себя, что думает по этому поводу Зик. Он всегда говорил, что она грациозна, как юная газель. Теперь это в прошлом, с отчаянием вздохнула женщина.

Выйдя в вестибюль, она остановилась и повернулась к Зику, так что он вынужден был отпустить ее руку. На нем был дорогой серый костюм, кремовая рубашка и галстук. Он никогда еще не выглядел таким привлекательным. Темный магнетизм – основа мужской притягательности – был настолько силен, что она почти физически ощущала его.

Спокойно, с холодной вежливостью Мелоди сказала:

– Спасибо за ланч. Все было очень мило. И я ценю, что ты любезно встретил меня в больнице сегодня утром, хотя в этом не было необходимости. Надеюсь, ты без труда доберешься до Ридинга.

Губы Зика сжались в тонкую линию, но голос звучал ровно, когда он ответил:

– Тебе надо отдохнуть. Я возьму ключи от номера.

– Я могу сама… – Она обнаружила, что говорит в пустоту. Зик уже стоял у стойки портье.

Слишком усталая, чтобы рассердиться, она наблюдала, как Зик обменялся несколькими словами с хорошенькой дежурной, а потом положил ключи в карман. Затем он вновь оказался возле нее и, взяв за локоть, сообщил:

– Я заказал чай и кексы в номер к четырем часам. Так что ты сможешь поспать два-три часа. Хорошо?

Нет, не хорошо. Очень не хорошо. Что он творит?

– Зик… – начала Мелоди.

– Не устраивай сцену, Ди. Вокруг масса симпатичных людей. Ты же не хочешь испортить кому-нибудь Рождество?

Насмешка была не злой, но со скрытым укором.

Мелоди не осталось ничего, кроме как идти к лифту вместе с ним. Она не желала, чтобы Зик шел за ней в номер. Вестибюль – идеальное место для прощания; номер – иное дело.

Как только лифт остановился на нужном этаже и Зик сделал несколько шагов по коридору, Мелоди поняла, что он не собирается уходить.