Текст книги "Пояс астероидов"

Это предложение ее удивило, но вместо ответа она просто взяла лампу. Спустя полтора часа после прогулки по тускло освещенному великолепию своего «сада камней», они подошли к выходу, которым Марк обычно пользовался. Снаружи этот вход был почти незаметен, потерявшийся путник мог находиться в двадцати ярдах от него и не подозревать о тоннеле. Они прошли около десяти ярдов по узкому проходу за известняковой стеной и только тогда увидели дневной свет. Несколько ступенек вывели их не то чтобы на поверхность, но на дно небольшого оврага, по стенкам которого без труда можно было выбраться наверх. Марк помог женщине выбраться, и когда ее голова поднялась над кустами, которые обрамляли края оврага, она обнаружила, что может видеть намного дальше, чем ей бы того хотелось в последние годы. Она прильнула к мужу, но сначала, пока оглядывала окружающий их ландшафт, не издала ни звука.

Овраг находился на краю широкой долины, которая простиралась между утесом у них за спиной и подобным утесом в полумиле впереди. Слева от них она быстро сужалась, с другой стороны плавно спускалась и расширялась. Ее поверхность была покрыта густыми кустами, среди которых то тут, то там виднелись редкие деревья. Последние росли на большом расстоянии друг от друга и создавали видимость редкого леса, который тянулся, насколько хватало глаз, – до самого конца пологого склона. Над деревьями, на самом горизонте виднелась синяя полоска, которая должна была быть морем. Юдит оторвала глаза от этой картины.

– Отвратительно! – воскликнула она. – Все засохшее, все коричневое, не то что в саду. Ты хочешь, чтобы я прошла с тобой до самой деревни?

Он взглянул на нее с оттенком удивления.

– Здесь не так уж и плохо. Кусты, конечно, не то, что у тебя в саду, за которыми ты ухаживаешь, но и коричневыми их назвать нельзя. Деревня всего в нескольких тысячах шагов отсюда. Я не хочу, чтобы ты пошла со мной туда, и даже, может быть, будет лучше, если ты не пойдешь. Можешь подождать здесь. Я вернусь через несколько часов.

– Но я не хочу ждать здесь. Мне здесь не нравится. Я пойду обратно в тоннель.

– Почему тебе не нравится подождать здесь, на солнечном свете? Ты всегда требуешь этого от Кироса.

– Мне не нравится эта затея. Что мне здесь делать? Я не могу просто так сидеть и ждать тебя. Мне надо бы присмотреть за Киросом, и сад требует…

– Там Элита. Там не о чем беспокоиться.

– Но я не в восторге от этой затеи.

– Ты что, не доверяешь Элите?

– Конечно, доверяю. Мне просто… мне просто не нравится отлучаться из дома, даже когда ты вернулся. Я могу тебе чем-то помочь, если дождусь тебя, или ты не против, чтобы я вернулась сама?

– А ты это сможешь? Ты уверена, что помнишь дорогу?

– Конечно, да. Я наблюдала за тобой, к тому же у тебя хорошо обозначен путь на стенах. Лампа у меня есть, так что эту лампу ты можешь оставить себе.

Он стоял в нерешительности.

– Ты представляешь… – он на полуслове оборвал вопрос и раздумывал некоторое время, которого бы хватило на несколько ударов сердца. Затем он изменил направление атаки. – Ты действительно не доверяешь Элите, да?

– Доверяю. Я доверяю ей больше, чем самой себе, когда дело касается ухода за Киросом. Это здесь ни при чем.

– Тогда в чем же дело? Почему тебе не нравится подождать здесь? Мы не взяли с собой ничего поесть, но здесь есть вода в ручье, который течет на сотню шагов ниже…

– Нет! Я не могу пойти туда! Нет, Марк, разреши мне вернуться. Я могу сама найти дорогу назад. Мы увидимся вечером дома.

Она развернулась ко входу в пещеру, затем повернулась к мужу с таким выражением лица, которого он еще и не видел, и это совершенно его озадачило. И хотя он не умел читать по лицам сокровенные мысли, но тут понял, что происходит что-то странное.

– Я лучше вернусь вместе с тобой, – резко сказал он.

– Не надо, – ее голос почти не отличался от шепота. – Тебе нужны вещи, за которыми ты пошел в деревню. Даже если я не могу помочь, то и обузой я не хочу быть. Иди туда. Я вполне могу найти дорогу обратно… но ты должен отпустить меня.

Он молча разглядывал ее еще около минуты. Затем медленно кивнул. Странное выражение на ее лице сменилось улыбкой.

Она начала спускаться по откосу оврага; затем она внезапно повернулась, забралась обратно на откос, где стоял он, и поцеловала мужа. А через мгновение она уже исчезла в пещере.

Когда он смотрел в точку, где она только что исчезла, на его лице появилось непроницаемое выражение, которое он так часто носил в последние месяцы. Потом он задул лампу, которую все еще держал в руке, хотел поставить ее на землю, потом передумал, и, все еще продолжая держать глиняную чашу в руке, проскользнул за своей женой ко входу в пещеру.

Его сандалии шаркнули по камням, он остановился и снял их. Затем осторожно заглянул за стену из известняка, которая, закрывала вход в тоннель.

Юдит медленно шла в пятидесяти ярдах от входа. Лампу она держала перед собой, и ему не видно было пламени, но ее свет ясно очерчивал ее контуры даже для глаз, которые только что покинули солнечный свет. Он молча последовал за ней.

Было уже далеко за полдень, когда он снова показался у пещеры. Он задул лампу, поставил ее около входа и быстрым шагом поспешил по направлению к деревне. Когда он, нагруженный почти шестьюдесятью фунтами груза: кожаной бутылью с маслом, завернутым в листья куском мяса, корзиной угля и прочими вещами, – вернулся, то солнце уже склонилось к западу. Пытаясь пронести все через узкий проход, он застрял, и ему пришлось затаскивать громоздкие предметы в тоннель по очереди. Затащив все, он вышел наружу, взял лампу, зажег ее при помощи огнива и вошел в темноту. Там он собрал груз, который уже протащил около шести миль, и пошел по помеченному подземному пути домой.

По дороге ему пришлось несколько раз отдохнуть, и только когда он решил, что все в доме уже уснули, добрался до жилой пещеры. Однако когда сложил груз на пол и выпрямился, то увидел обеих женщин около очага.

Огонь в очаге еле горел, и даже привыкшие к темноте глаза Марка не смогли разглядеть выражение на их лицах; но сам факт, что они в такой час еще не были в постели, означал, что произошло что-то необычное.

– Что такое? Что-то случилось? – напряженно спросил он.

Обе женщины заговорили почти одновременно. Элита говорила очень испуганно.

– Я говорила тебе! Это все моя вина… Я говорила тебе, что я проклята. Не успела я вернуться сюда!

– Кожа повреждена совсем чуть-чуть, и кровотечение успокоилось. Сейчас он спит.

Мужчине потребовалось несколько секунд, чтобы разобрать их слова.

– Ты уверена, что кровотечение остановилось, Элита?

– Да, господин.

– И как долго оно продолжалось?

– Что-то около всего полудня… примерно, так же как и последний раз.

– Сильно болело?

– Нет. Он сразу успокоился, как только прошли первый испуг и боль. Он хотел играть снова, как только мы успокоили его.

– Хорошо. Возвращайся в его пещеру и, если хочешь, можешь спать. Нет никакой необходимости наблюдать за ним.

Девушка покорно поднялась и вышла, а Марк повернулся к жене, которая в течение всего разговора почти неслышно плакала. Он присел рядом с ней на колени и нежно повернул к себе ее лицо.

– Это не хуже, чем было в прошлый раз. Ты слышала Элиту и видела это сама. Что-то еще случилось? Нет оснований винить себя, а не меня.

– Нет, есть! – она говорила взволнованно, но слова все равно были еле различимы. – Есть все причины обвинять меня в этом. На этот раз он упал именно из-за меня. Он скучал по мне и беспокоился, а когда увидел меня, то побежал и споткнулся…

– Но ведь это я увел тебя, – заметил Марк.

– Знаю. Я уже об этом думала. Если бы я была твоей рабыней, а не женой, это бы еще что-то значило. Я не хотела идти, но не проявила твердости, чтобы отказаться, пока не стало слишком поздно. Нет, Марк, вина здесь моя. Это моя ошибка. Проклятие на мне.

– Ты меня не убедила. Любая вина, в которой ты себя обвиняешь, так же легко может относиться и ко мне. Во всяком случае, нет никакой разницы: будь это проклятие на тебе, на мне, на обоих нас или это просто беда, предназначенная человечеству вообще, это мое испытание и моя борьба.

– Да, тебя не убедить. Я знаю, что тебя может убедить. Ты не уверен в том, на ком лежит проклятье – на мне, на тебе или на нас обоих, потому что дети, которых это касалось, как мои, так и твои, они принадлежат нам обоим. Я думала об этом тоже. Ребенок Элиты…

Ее голос сошел на нет в то время, как она не спускала с него глаз. Несколько секунд он обдумывал услышанное, затем отрицательно покачал головой.

– Нет! Ты сама дала ответ на это несколько минут назад: ты – моя жена. Проклятие на ком-нибудь из нас или затруднения у кого-нибудь из нас – это проклятие или затруднения для обоих. Не то чтобы я не знал, кого из нас это касается, но мне это безразлично.

– Но почему же ты стареешь без сыновей, когда боги рассержены на меня? Я все равно не верю, что кто-то может бороться с богами. Если ты будешь пытаться это сделать, то они просто рассердятся и на тебя тоже. Забудь, что я дарила тебе сыновей; мы уже получили достаточно предупреждений. Кирос присоединится к остальным. Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Возьми Элиту…

– Нет! – Марк был еще более взволнован, чем раньше. – Я сказал тебе, это не твоя вина. Если боги или демоны наказывают тебя, то я проклинаю их, а не тебя, и буду бороться с ними…

– Марк! – в голосе женщины слышался испуг. – Нет! Ты не можешь этого сделать.

– Могу! Сколько угодно! Если так ты себя почувствуешь лучше, то я тебе скажу: это не боги и не демоны, и даже не проклятие. Думаю, я просто стараюсь узнать то, что должен узнать человек. Но если мои сыновья были убиты любым живым существом, то я буду с ним бороться, и мне все равно, кто это будет: демоны, люди или кто-то еще. Я не хочу слышать никаких слов о пощаде ни от тебя, ни от кого-то еще.

– Но если ты уступишь и прекратишь бороться, они могут пощадить Кироса.

– Разве у меня есть какие-то основания верить в это? Они, если это вообще кто-то, не пощадили маленького Марка, или Балама, или Кефа. Они не сделали никакого намека на то, что если я прекращу борьбу, то они пощадят Кироса. И ты это знаешь. Я еще не начинал бороться, когда умерли Марк и Балам. Ты не можешь привести ни малейшего доказательства, что в твоих словах есть хоть доля правды: ты просто надеешься!

– А что мне еще остается делать? Ее голос снова упал до шепота.

– Ты можешь мне помочь. Ты сказала, что будешь помогать мне в главных вещах.

– Я не могу помогать тебе в чем-то таком, что отберет детей у других женщин, как у меня отняли моих. Почему я должна передать свою боль кому-то другому?

– Потому что если я научусь бороться с этой болезнью, то это знание отведет боль от других матерей. Можешь ты это понять или нет?

– Конечно, я это понимаю. Но в таком случае было бы правильно, если бы ты попробовал свои идеи на Киросе. Ты сделаешь это?

– Нет. – Ответ прозвучал без малейшего колебания. – Кирос – мой единственный оставшийся сын. Я уже отдал свою долю.

– И ничего не узнал.

– Я узнал достаточно, чтобы говорить вполне разумно с лекарями в Риме.

– И все они сказали тебе, что это невозможно вылечить.

– Что никто не знает, как это лечить, – поправил он. – Я бы не узнал даже этого, если бы не видел то… что видели мы с тобой. Видеть это три раза – это больше, чем мой вклад, и намного больше, чем твой. Возможно, мы увидим это еще раз, но если я вовремя узнаю то, что хочу, то мы увидим только часть. Наш сын будет жить.

– Но обещай мне, Марк… скажи мне, что ты не будешь испытывать свои идеи на других людях. Я знаю, что ты не веришь, будто есть какие-то другие пути, чтобы узнать такие вещи, но обещай мне… только не таким путем!

– А каков другой путь? – почти огрызнулся он, потом мягко добавил: – Я не могу обещать тебе этого, дорогая. Я готов для тебя сделать все, что угодно, кроме того, что я считаю неверным. Если боги вообще имеют к этому какое-то отношение, то это не проклятие, а предупреждение, приказ. Гален из Рима никогда не слышал более чем об одном сыне от одного и того же отца, который страдал бы этой болезнью. Я потерял троих, один остался. Если это делается преднамеренно, то это или предупреждение, или приказ, или вызов. Я приму во внимание предупреждение, я подчинюсь приказу, я приму вызов. Мне больше ничего не остается. Я обещаю тебе не проверять мои идеи на людях до тех пор, пока у меня будет другая возможность. Большего я не могу обещать даже тебе.

Он встал, через мгновение она последовала его примеру и встала лицом к нему. Их увеличенные тени, отброшенные на стену пещеры мерным пламенем единственной лампы, соединились и вновь разделились.

– Иди спать, моя дорогая, – мягко сказал он. – Я должен подумать. Я обдумаю все возможные другие пути, прежде чем обращусь к тому, что ты так не хочешь. Ты должна идти спать, а я не могу. Мои мысли не дают мне спать.

– Может, мне остаться, чтобы помочь тебе?

– Ты не можешь помочь мне, пока я не придумаю чего-то такого, чем мог бы поделиться с тобой. Затем ты мне скажешь, если там что-то будет неверным. Ты лучше справишься с этим, если поспишь.

Она ушла.

С полчаса он стоял неподвижно на том месте, где она его оставила. Затем тихонько подошел ко входу в пещеру, где они спали, и несколько минут внимательно прислушивался. После этого он взял еще одну лампу, зажег ее от той, что уже горела, и пошел по направлению к саду.

У входа в пещеру, где спали его сын и девушка, он не стал прислушиваться.

На следующее утро Юдит упустила шанс спросить мужа об его планах. С утра внимание супругов отвлекли заботы, хотя у каждого свои. Как только проснулся Кирос, Марк осмотрел его разбитое колено и обнаружил, что Элита была права: кровь свернулась довольно хорошо. Однако на колене был огромный синяк, и ребенок признался, что колено болит. На этот раз он не прибежал вприпрыжку в большую пещеру, а пришел.

Как только мать обнаружила, что ребенок не такой активный, как всегда, она сразу же позабыла обо всем. Она внимательна следила, пока он ел, а когда завтрак закончился, пошла вместе с ним в сад. Марк даже не попытался проследовать за ними, хотя и проводил их озабоченным взглядом. Он отправился в пещеру, служившую ему кабинетом. Девушка поинтересовалась, должна ли она находиться поблизости или может, как обычно, пойти за остальными в сад. На короткое мгновение он задумался, потом довольно мрачно улыбнулся и подошел к одному из пакетов, которые вчера принес.

– Возьми какой-нибудь маленький горшок, без которого можно обойтись, из тех, что мы не используем для еды, – сказал он, раскрывая пакет. – Возьми из пакета голову и вари ее до конца дня. Мне нужен череп в целости, так что обращайся осторожно. Когда горшок закипит, не притрагивайся к нему, разве что добавь воды, если она выкипит.

Он протянул девушке крупную мертвую змею. Она отпрянула, потом взяла себя в руки. Когда она заговорила, ее голос слегка дрожал.

– Мне содрать с нее кожу, хозяин?

– Не затрудняйся. Это можно будет сделать намного позже, после кипячения, к тому же мне не нужна шкура. Это все, ты можешь заниматься работой в саду вместе со всеми, только следи, чтобы вода полностью не выкипела. Мне змея досталась слишком большим трудом, чтобы допустить, чтобы она сгорела.

– Хорошо, господин.

Элита взяла змею и вышла из кабинета, проявив при этом намного меньше беспечности, чем обычно. Марк или не заметил ее реакции, или ему это было безразлично. Он снова повернулся к жаровне.

Марк не был опытным кузнецом. Он иногда видел, как работает золотых дел мастер, когда был ребенком, и специально проследил за действиями специалиста во время своей последней поездки, но смотреть, как это делает кто-то, совсем не то же самое, что делать самому. Он без труда мог расплавить золото, пользуясь жаровней и мехами, которые изобрел сам, но вот выковать или придать металлу желаемую форму другим способом – совсем другое дело. Марк полностью погрузился в решение этой задачи.

Уже в самый разгар утра Элита появилась снова. Она молча стояла у входа, пока он не заметил ее, не зная, сколько времени она так простояла. Выпрямился после очередной неудачи, увидел ее и был очень удивлен.

– Что тебе надо, девонка?

Вопреки ее обычной самоуверенности, в ответе на этот раз чувствовались нотки нерешительности.

– Я не знаю, следует ли оставлять ваш горшок на огне, когда хозяйка и ее сын придут есть. Мальчик, может быть, ничего и не заметит, но вы хотите, чтобы хозяйка узнала об этом, о змее?

– А почему бы и нет? Марк был искренне удивлен.

– Вы думаете, она одобрит черную магию? Она очень щепетильно относится к таким вещам, ей может не понравиться использование черной магии даже в благородных целях.

Его удивление и раздражение исчезли, смытые волной веселья.

– Это не магия, Элита, ни черная, ни белая, – засмеялся он. – Я покажу тебе, зачем мне нужен череп, когда все будет готово. Однако принеси горшок сюда до того, как будет готов ужин, к тому времени череп уже достаточно проварится.

– Я не хочу… я… хорошо, хозяин.

Девушка поспешно вышла, и Марк вернулся к своим занятиям и разочарованиям. До конца дня его больше от дел не отрывали, но труды для него прошли без особых событий и успехов.

У Юдит дела обстояли хуже. Пока ее ребенок был веселым и подвижным, она обычно могла убедить себя, что угроза его жизни, по крайней мере, оттягивается, но сегодня не было ни того, ни другого. Его коленка не позволяла ему предаваться любимым играм, и он больше, чем обычно, капризничал, когда дело доходило до обычных работ в саду. Юдит была склонна воспринимать каждую его жалобу, каждое проявление непослушания или упрямства, любое отклонение от нормального поведения как свидетельство того, что ее проклятие приближается к своему решительному моменту. Элита, которая очень хорошо умела тактично направлять ребенка в нужное русло в самые трудные дни, проводила время в пещере больше чем обычно. Так как Юдит, находясь в нынешнем состоянии духа, не могла проявить твердость, то день оказался трудным для обеих. Единственным ее распоряжением на сегодня был строгий запрет залезать на лестницу, которую Элита использовала, чтобы выбраться на плато за дровами. Но даже этот запрет мог быть тщетным, если бы Кирос по-настоящему захотел забраться на нее, хотя, возможно, увидев, как ее сын залезает на лестницу, Юдит и сумела бы найти в себе твердость. Никто ни в чем не мог быть уверен.

Все четверо обедали вместе, как обычно, но радости за столом было гораздо меньше, чем в обычные дни. Кирос был капризным, Юдит – молчаливой, а Марк все больше и больше начинал волноваться, причем не столько за сына, сколько за свою жену. Наконец, был найден вполне подходящий компромисс: Элита вместе с ребенком пошла в сад, чтобы там рассказывать ему сказки до тех пор, пока не появятся звезды. Марк устроил это частично для того, чтобы на время отвлечь Юдит от ребенка, частично – чтобы поговорить с ней. Идея чуть было не потерпела фиаско: Юдит хотела пойти вместе со всеми, но вовремя поняла, что задумал муж, и сумела взять себя в руки. Она молча подождала, пока девушка и мальчик не ушли достаточно далеко, чтобы не слышать ее, после чего взорвалась:

– Марк! Что делать? Ты сам видишь, что это приближается…

– Нет, не вижу. Пожалуйста, дорогая, подумай немножко! У мальчика всего лишь синяк на коленке, и все. Кровь на ране засохла, точно так же, как тогда на пальце. Почему тебя так беспокоит его синяк? Все мальчики чаще ходят с синяками, чем без них, ты сама это знаешь. – На самом деле, Марк изо всех сил старался держать себя под контролем. Он старательно избегал говорить жене все то, что он узнал от Галена из Пергамо. – Пожалуйста, прекрати о нем беспокоиться, пока не случится чего-нибудь действительно серьезного, вместо этого лучше помоги мне получше подготовиться, если такой момент действительно настанет.

– Я попробую, – но голос Юдит не давал никакой почвы для оптимизма. – Что ты задумал? Что мы можем сделать?

– Ничего, без того… Ну, ты сама знаешь.

– Ты так ничего и не придумал?

– У меня есть идеи, но я никак не могу узнать, насколько они верны. Как я могу их проверить?

– Думаю, что если идея хороша, то любой может это подтвердить. И что же у тебя за идеи?

– Одна из них та, о которой я тебе уже упоминал накануне: заменить кровь, которая была потеряна. Мы думали, как заставить выпить ее…

– Я это помню. Нам эта идея не понравилась

– Не то чтобы она нам так уж не понравилась, но я очень сомневаюсь, что кровь поможет. Желудок человека превращает то, что он ест, в то, что требуется его телу. Может быть, если ты выпьешь кровь, а твоему телу она нужна, то кровь пройдет через желудок, не претерпев изменений, но я в этом не уверен. В конце концов, если так рассуждать, любая пища в желудке должна превратиться в кровь, если это именно то, что нужно твоему телу. Когда умирали наши дети, мы пытались заставить их поесть. Когда они могли, это не приносило ощутимой пользы, а ближе к развязке они просто не ели. Помнишь?

Юдит закусила губу.

– Помню.

– Тогда я подумал, что, может быть, лучше будет добавить кровь прямо в вены, где, как мы знаем, она и нужна.

– Это выглядит очень здорово! Почему мы не подумали об этом раньше? Мы бы могли спасти и тех детей!

– И как ты это видишь?

– Ну, просто… – Юдит задумалась, в ее голове промелькнули разные способы, как можно перелить жидкость из одного сосуда в другой, но все она по очереди отбросила. – Я не могу сказать тебе прямо сейчас, как это сделать. Что-то вроде воронки с маленькой трубочкой… но я пока не представляю как…

Ее голос сошел на нет.

– Это и для меня одна из основных задач, и мне кажется, я догадываюсь, как это сделать, но вот с осуществлением у меня возникли трудности.

– И что ты хочешь сделать?

В душе он вздохнул с облегчением: на какое-то время он, очевидно, отвлек ее мысли от нынешнего состояния ребенка.

– Я сейчас покажу тебе, пойдем в мастерскую, – сказал он. Она с готовностью последовала за ним. – Первая часть решается довольно просто, – продолжал он, когда они оказались в пещере. – Для введения чего-то в вену есть путь, про который, при желании, можно сказать, что его указали сами боги. Как ты знаешь, вампиры могут сделать это довольно просто.

– Конечно! Мне бы следовало подумать об этом. Ты можешь сделать какую-то полую трубочку, наподобие зуба вампира.

– К несчастью, я не могу. Я не такой уж хороший кузнец. Что я придумал, так это использовать готовый зуб вампира и присоединить его к какой-то трубочке. Вот здесь-то я и столкнулся с трудностью.

– А зуб у тебя есть?

– Да. Вот, – он указал на белый череп, лежащий на скамейке. – Зубы вон там. Я еще не пробовал извлечь их, но, возможно, твои пальцы подойдут для этого лучше, чем мои. Главная трудность состоит в том, что мне не удается сделать трубочку, которая подходила бы к зубу. Я знаю, что золото плавится легче остальных металлов, и попробовал сделать золотые трубочку и воронку, которые бы подходили к такому маленькому предмету, как зуб. Но мне это совершенно не удалось.

– А разве свинец не проще плавится?

– Я знаю, но у меня его нет. Зато у нас все еще есть несколько золотых монет.

– И в чем же у тебя трудности?

– Сейчас я тебе покажу. Я могу без всяких трудов расплавить золото в глиняном горшке, и у меня есть даже своего рода чашечка, которую можно использовать для верхней части воронки, но я не, могу сделать полую трубку. Я пытался пропустить расплавленное золото через узкую глиняную трубку, но в таком случае оно принимает форму обычного прутка. Если я кладу что-то внутрь трубки, чтобы удержать золото по краям, то никак потом не могу вынуть.

– А почему бы для такой трубки не использовать глину? Зачем возиться с золотом?

– Любая глиняная трубка таких размеров, когда я пытаюсь ее обжечь, чтобы она стала твердой, разлетается на кусочки. Ты можешь сама попробовать, пока я снова буду плавить золото, чтобы убедиться в этом.

Потребовалось несколько попыток и часов, чтобы Юдит смогла разобраться: практика может быть намного сложнее, чем теория, а идеи могут быть простыми на словах, но трудными на деле. Когда они, наконец, прекратили работу на ночь, Кирос и Элита давно уже спали, по крайней мере, когда Юдит быстренько заглянула к ним в пещеру, их дыхание не изменилось.

Следующий день прошел получше. Синяк у мальчика был не таким болезненным, а сам он почти таким же живым, как обычно. Юдит смогла уделить время обдумыванию проблем мужа, а он сам то раздумывал над поставленной перед собой задачей, то пробовал новые варианты своей любительской техники обработки золота. Элита занималась делами по хозяйству и обязанностями няньки. Несмотря на свою реакцию на трупик змеи, она время от времени заходила в пещеру, служащую хозяину кабинетом, и проверяла масло в лампах, хотя и старалась держаться как можно подальше от места, где работал Марк. Марк подозревал, что она все еще смотрит на него, как на черного мага.

Вечер прошел так же, как и предыдущий; Юдит на какое-то время присоединилась к мужу в мастерской и помогла в одной или двух неудачных попытках. Марк заметил, что она начинает разочаровываться. Он не мог ее осуждать, этот факт расстроил и его. Марк решил прекратить работы по металлообработке раньше, чем прошлым вечером. Однако он не пошел вместе с ней спать; надо еще подумать, многозначительно сказал он, и она с готовностью это приняла. Она оставила его одного. Так и проходили дни. Коленка у Кироса зажила. Затем он ободрал локоть, когда бежал по проходу в сад, и ближайшие десять часов, пока рана не затянулась, Юдит находилась в состоянии, близком к панике. Возможно, опыт оказался и полезным, хотя дня на два запоздал для того, чтобы она пришла к конструктивной идее. Она давно уже извлекла змеиные зубы, добавив к проблемам Марка измерение реальных размеров требуемой трубки. К этому моменту он уже мог сделать золотую трубку диаметром с палец, но это было очень далеко от того, что требовалось. На самом деле, когда он впервые разглядел клык, вынутый женой из черепа змеи, то испытал разочарование не меньшее, чем когда-то Юдит. Он избавился от раздражения и возобновил борьбу еще до того, как Кирос повредил локоть, но прогресс в мастерстве был очень медленный.

Затем, когда мальчику стало получше, Юдит появилась в мастерской и выпалила свою идею.

– Марк! Я все думаю, зачем нам делать трубку, которая соединяла бы нижнюю часть воронки с клыком? Почему клык не установить прямо на дне чаши?

Мужчина около жаровни выпрямился, он задумался, сощурив глаза.

– Это может оказаться вполне подходящим, – медленно сказал он. – Хотя в таком случае трудно будет увидеть – попал ли клык в вену или нет. Но, возможно, это и не так важно.

– Об этом я не подумала, – призналась она. – Но я хотела бы узнать, почему ты пытаешься сделать трубку из золота?

– Только потому, что не могу придумать ничего другого, из чего бы ее сделать из имеющегося под рукой. Глина оказалась совершенно безнадежной.

– Ты хочешь сказать, что у тебя нет ничего, из чего бы ты смог сделать трубку. Но что ты скажешь об уже готовых?

– Что ты под этим подразумеваешь? Я об этом не думал.

– Когда Элита потрошит цыплят, там есть небольшие трубки, как я полагаю, вены…

– Мне не очень по душе эта идея. Мне надо будет высушить их или сделать что-то еще, чтобы они не начали гнить, но я не знаю, как это сделать. Но подожди, а что ты скажешь о тростнике?

– Хорошо, дай мне подумать, это может подойти, если ты сможешь найти достаточно тонкие побеги. Но я начала думать о цыплятах и попробую продолжить в том же направлении; нельзя ли воспользоваться основанием пера?

Марк поднял брови и молча задумался, потом, так и не сказав ни слова, направился в сад. Юдит, улыбаясь, последовала за ним. Они никогда не держали более четырех цыплят, так как жизнь в норе не позволяла прокормить больше, но с поисками выпавших перьев никаких затруднений не возникло. Десяток штук он принес в пещеру. Марк с помощью стального ножа, который считал своей ценностью, быстро разделал несколько больших перьев. Юдит взяла очищенную основу и быстро сделала несколько трубок – от полдюйма до двух длиной. Все они вполне удовлетворяли требованиям, по крайней мере, через них можно было всасывать воду, и все оказались достаточно прочными. Марк с восторгом обнаружил, что одна из самых длинный трубок вполне, подходит, чтобы ее можно было надеть на змеиный клык.

Его восторг несколько ослаб в течение следующего часа, когда он попытался прикрепить трубку к клыку при помощи смолы, и несколько раз забивал клейким материалом крошечное отверстие в змеином клыке. После того как пришлось три раза прокипятить непокорное устройство, чтобы освободить от клейкого уплотнения, он снова передал дело в женские руки. А сам занялся золотой чашей, которой собирался увенчать аппарат. Задача оказалась не такой уж и сложной, даже если учитывать его малый опыт подобной работы. Он изготовил из глины чашу объемом примерно с пригоршню, быстренько высушил над жаровней, потом налил туда немножко расплавленного золота и начал крутить, чтобы жидкий металл тонким слоем размазался по внутренней поверхности чаши. Это, конечно, была далеко не профессиональная техника, но вполне удалась. После того как металл застыл, он без труда отколол глину от металла и проделал в дне получившейся чаши небольшое отверстие. Он очень аккуратно его расширил под размер выбранной трубки. На этот раз Марк без труда справился со смолой и, наложив последний штрих, получил готовое устройство.+

Юдит была в восторге. Ее муж не испытывал такого восторга, но когда вода, налитая в чашу, начала капать из костяного наконечника трубки, несколько приободрился.

– Получилось! – воскликнула женщина. – Марк, разве ты не чувствуешь себя так же, как будто родился заново! Давай! Пошли в сад. Я чувствую себя так, как будто не видела Кироса несколько дней, а теперь я снова могу смотреть на него. – Она уже направилась к проходу в сад, но, заметив выражение лица мужа, остановилась и снова повернулась к нему. – Марк, что неладно?

– Ни в чем нельзя быть уверенным. Предположим, что мы нашли путь снабдить Кироса кровью, когда это потребуется. Но где мы возьмем кровь?

– Да от тебя или от меня, конечно. У него же наша кровь, что может быть лучше?

У Марка не хватило знаний, чтобы найти брешь в этом аргументе. Его тревожила еще какая-то мысль, но он кивнул головой и постарался придать лицу подходящее выражение. Он зажег лампу, и Юдит повела его в сад, не задавая никаких вопросов. Даже Марк, который сумел скрыть от жены грызущие его сомнения, сумел присоединиться к забавам семьи. Они продолжались до конца дня.