Текст книги "Ворон"

Книга

У меня есть жизнеописание прп. Серафима Саровского. Книга эта мной очень любима. Но до того истрепана, что я решила никому больше не давать ее для чтения.

Но пришел мой духовный знакомый, увидел на полке книгу и так неотступно принялся просить ее, что я не смогла ему отказать. «Даю с условием, – сказала я, – чтобы никому вы ее больше не давали, видите, какая истрепанная, и от переплета одни кусочки остались». – «Книгу буду читать сам и ни одному человеку ее не покажу», – заверил мой друг, но не сдержал данного слова.

Книгу увидела у него соседка и так просила дать прочитать о любимом святом, что он дал ей, свято наказав: «Ни одному человеку не давайте, а то, если книга пропадет, что я скажу своей знакомой».

Соседка и ее дочь с великой радостью ее читали и не спешили с ней расстаться. За дочкой соседки ухаживал молодой офицер и наконец сделал ей предложение. Девушке, видимо, он очень нравился, но она отказала. «Я верующая, а ты даже некрещеный: и венчаться со мной не пойдешь, и в церковь пускать не будешь. А когда родятся дети, ты не позволишь воспитывать так, как воспитывала меня мама. Не пойду за тебя, слишком взгляды у нас разные».

Получив отказ, молодой человек еще раз пробовал ее уговорить, а потом, улучив время, когда девушка была на работе, пришел к ее матери и стал просить, чтобы она повлияла на дочь, и та дала бы ему свое согласие. Мать девушки отнеслась к гостю хорошо, но уговаривать дочь не согласилась. Видя, что он очень расстроен, она пригласила его выпить чай и пошла на кухню приготовить все для этого нужное. Пока она хлопотала, молодой человек сидел за столом и перелистывал лежавшее там жизнеописание преподобного Серафима. Когда же хозяйка села с ним за стол, он стал просить дать ему прочесть эту книгу, но никакие уговоры не подействовали. Тогда, поблагодарив за чай и попрощавшись, он схватил книгу и выскочил за дверь. Пообещал на ходу, что скоро вернет ее.

Бедная женщина боялась попадаться на глаза моему другу, так как дни шли, а молодой человек не появлялся.

Наконец она созналась в том, что произошло. И оба они с тоской думали о том, что скажут мне. Прошел месяц, другой, настала пятая неделя Великого поста, и вдруг молодой человек совершенно неожиданно появился перед матерью дочери.

– Дорогие мои, – радостно крикнул он, – теперь я ваш, я вчера крестился, а сделал все это прп. Серафим, когда я у вас начал смотреть эту книгу, то она меня так заинтересовала, что я не мог уже от нее оторваться. Потом мне захотелось узнать еще что-нибудь о вере, о Христе. Я начал читать, поверил и, наконец, крестился. А книга цела, вот она вам – и он положил ее на стол.

Она была приведена в полный порядок и переплетена в дорогой и красивый переплет. В таком чудесном виде она была возвращена моему другу, а я думаю: следует подарить ее жениху и невесте, так как мне кажется, что они на нее имеют большое право.

(Рассказ моей хорошей знакомой, 1961 г.)

Чудо на тропинке

Одна моя молоденькая приятельница рассказала о себе такой случай.

Училась она и работала в Москве, а жила за городом, где-то возле Немчиновки. Домой приезжала поздно и возвращаться приходилось пустынной дорогой, а в одном месте надо было идти лесом. Самое страшное было то, что там пошаливали, раздевали, грабили и даже насиловали.

Девушка очень чтила Царицу Небесную и особенно любила ее образ «Нечаянная Радость». Во всех своих бедах она молилась ему. Как-то зимой приехала она поздно. Идет одна, вошла в лес и спешит по узенькой тропинке, протоптанной в глубоком снегу. Вдруг видит: навстречу ей идет мужчина. Ночь была лунная, было все видно – что он смеется и протягивает руки, чтобы схватить ее. Ужас на нее напал непередаваемый и омерзение. «Царица Небесная, Нечаянная Радость, спаси меня», – прошептала она, и такое ею спокойствие овладело, что от страха ничего не осталось. А мужчина подходит ближе и рассматривает с изумлением, но не девушку, а того, кто позади нее. И вдруг сворачивает, и прямо в снег, и уходит очень быстро. Девушка не могла оглянуться, но она почувствовала за своей спиной Спутника, а подойдя к концу леса, все-таки оглянулась – никого не было. Только уже далеко темнела уходящая фигура того человека, который хотел на нее напасть.

Свиньи Царицы Небесной

Два гулявших и немного подвыпивших инока в самом безобразном виде возвращались в свой монастырь. Около самого монастыря им предстояло перейти через какую-то не то болотину, не то речонку, которая угрожала опасностью и вполне трезвым ногам. Переправиться надо было по жердочкам животрепещущего мостика, и, конечно, наши пьяненькие гуляки тотчас же оказались в воде. Беспомощно барахтаясь, они уже выбивались из сил. Казалось, тут им и гибель.

В своей келлии в вечерней тишине творивший вечернюю молитву перед отходом ко сну настоятель монастыря вдруг слышит от иконы Владычицы кроткий возглас: «Пошли поскорее на переправу людей, там надо спасти Моих свиней». Это приказание, исполненное в точности, спасло свиней Владычицы от уже близкой гибели.

Вексель

Девушку звали Сарой. Она была дочерью одного из богатых евреев, кроме нее было еще пять человек детей. Семья жила в провинции. Отец был крутого нрава, и дети его очень боялись. Боялась его и жена. Однажды отец вышел из дома, собираясь отправиться по очень важному делу, сунул руку в карман пиджака, вынул вчетверо сложенную бумажку.

– Эх, не хочется возвращаться, – сказал он. – Сара, возьми этот документ, он очень важный, и отнеси его в мой кабинет, – позвал он мимо пробегавшую дочь. – Положи на мой письменный стол и придави книгой. Да не теряй, а не то голову оторву, – крикнул он вдогонку.

Сара положила бумажку в карман платья, и только было направилась в кабинет, как ее позвала старшая сестра посмотреть, какую ей подарил жених шляпу. Посмотрев подарок, Сара увидела в окно, что во дворе собрались дети соседей и затеяли интересную игру. Забыв обо всем, она присоединилась к играющим.

Бумага лежала в ее кармане, а она прыгала и играла до позднего вечера. Сброшенное платье горничная отнесла в стирку, а утром принесла ей другое.

Садясь за чайный стол, отец спросил:

– Где та бумага, которую я тебе вчера дал?

Только сейчас Сара вспомнила о ней. Начались поиски, но Сара хорошо знала, что они бесполезны. Бумага была в кармане ее платья, и она ее не вынимала, а потом платье взяли в стирку. Несомненно, бумага была выброшена. Трясясь от страха, она во всем призналась отцу. Он посмотрел на нее и жестко сказал:

– Это был вексель на 10 тыс. рублей, через две недели я должен его опротестовать. Мне нет дела до того, что его нет, он должен быть, достань где угодно или…

Сара закрыла глаза от ужаса. Отец никогда не грозил зря. Начались дни поисков и мук. Вначале этими поисками были заняты все в доме. Но, поняв их бесполезность, оставили. Сара потеряла сон и аппетит. Она перестала играть с детьми. Пряталась во всех дальних углах огромного сада. Охотнее всего она сидела в том месте, где их участок граничил со двором пожилой русской женщины. Она жила в старой хибарке. Хозяйства у нее не было, бегала только пестрая кошка и зеленел огород. Качали ветками три яблони, и пышно раскинулись три куста смородины. Женщина постоянно была занята делом на своем убогом дворе, но часто оставляла работу и, встав во весь рост, молилась. Ее доброе лицо во время молитвы делалось еще добрее, часто слезы текли из ее глаз, но она не замечала их и только осеняла себя крестом. Сара в заборную щель наблюдала за ней, и, когда женщина молилась, Саре делалось вдруг тепло и радостно. Страх перед отцом уходил. Но вот женщина заканчивала молитву, и снова страшные силы одолевали Сару, и она шла на речку искать на берегах место, где она бросится в воду. Как-то, когда было особенно тяжело, Сара пошла к заветным углам сада и, повторяя движения женщины, попробовала молиться сама. Она не знала, как это делать, не умела креститься и твердила:

– Русский Бог, помоги мне.

Потом она начала Ему жаловаться на свое несчастье и снова просила помочь ей. Так она делала каждый день, что, однако, не мешало ей ходить на речку, где она предполагала окончить жизнь свою, так как расправа отца была для нее страшнее смерти. Прошло 2 недели, наступило утро рокового дня. Сара не спала ни одной минуты, и как только рассвело, она оделась, оглядела спавших с ней в одной комнате сестер и вышла тихо из дома. Солнце только поднималось на дворе, не было ни души, в такую рань все еще спали. В последний раз оглянулась Сара на родной богатый дом, на сад, на большой двор, весь в надворных постройках, и пошла к калитке. Отбросив засов, решительно взялась за ручку. Что это? В ручку продета вчетверо свернутая бумага. Сара вынула ее и машинально развернула. Вексель!.. Неужели это так? Тот, что отец дал ей две недели назад? Но ведь он размок в кармане платья, и его выбросили. Как же он мог попасть сюда?

Забыв про страх перед отцом, забыв все на свете, Сара с криком бросилась в спальню родителей. Всклокоченный, еще не очнувшийся отец выхватил из ее рук бумагу.

– Вексель, тот самый вексель, – закричал он на весь дом. – Где ты его взяла?

Трясясь всем телом, Сара рассказала. Отец опять принялся рассматривать документ, все правильно, ни к чему придраться нельзя, только он чем-то неуловимым отличается от пропавшего: как будто другая бумага, другой почерк.

В доме все проснулись и сбежались в спальню радостные, возбужденные, только Сара не радовалась со всеми, новое чувство чего-то великого и непонятного переполняло ее душу. Она опять ушла в свой уголок в саду.

– Это сделал Ты, русский Бог, – шептала она, и ей не хотелось идти домой, а хотелось сидеть здесь в тишине и думать об этом необыкновенном случае.

Днем отец Сары опротестовал вексель и получил деньги. В доме воцарились радость и веселье.

После этого события Сара очень изменилась: она стала серьезней, молчаливей. Мысль о русском Боге не давала ей покоя. Она была уверена, что для того, чтобы быть к Нему ближе, надо креститься. Набравшись смелости, она пошла к священнику и попросила окрестить ее, но он отказался.

– Вы, барышня, еще несовершеннолетняя, и без согласия родителей я не имею права этого делать.

Рассерженная Сара пошла к другому священнику и также получила отказ. Отказал и третий. Легко им было говорить – «согласие родителей»! Сара прекрасно понимала, что если она бы даже заговорила с ними об этом, то в ответ посыпались бы проклятия. Отец и мать были ревностными приверженцами иудаизма. Дед был раввином. Семья родителей была из самых богатых и уважаемых семей в городе. Отец постоянно жертвовал на синагогу, да и в доме у них всегда строго выполнялись все требования иудейской веры.

В волнениях и тайных молитвах к русскому Богу прошел год. От подруги Сара узнала, что недалеко от их города есть женский монастырь.

– Поезжай туда и проси игуменью, чтобы тебя окрестили, – советовала подруга.

Сара решилась на этот шаг, понимая, что придется порвать с семьей отношения. «Мне скоро будет 16 лет, я не ребенок, проживу как-нибудь. Бог поможет». Собрав все свои деньги, которые иногда давал ей отец, кое-какие вещи, Сара ночью убежала на вокзал и доехала до нужной станции. Монастырь находился в нескольких километрах от железной дороги, и она пошла пешком. Боялась, что если наймет извозчика, то обратит на себя внимание. Как пройти в монастырь, ей объяснила подруга, которая бывала в нем с бабушкой. По пути Саре повезло: попались богомолки, направлявшиеся туда же, и они объяснили ей, как пройти к игуменье.

С бьющимся сердцем она переступила порог игуменских покоев. Молодая послушница, с любопытством оглядев ее, пошла доложить матушке. От волнения Сара не могла стоять.

– Боже, помоги, Боже, помоги, – шептала она, обернувшись лицом к образу.

Не слыхала она за своей молитвой, как открылась дверь и вошла матушка, которая, остановившись, рассматривала пришедшую. Под пристальным ее взглядом Сара обернулась, протянула ей руки и с плачем упала на колени.

Долго разговаривала с ней игуменья. Рассказ Сары тронул ее чуткое сердце, и поэтому отказать ей она не могла. Оставив девушку в своих покоях, игуменья немедленно поехала к епископу. Епископ был горячий и решительный.

– Крестите, мать, девушку и оставляйте у себя, а то ее дома со света сживут. Делайте все без огласки. Если приедут родные, девушку не отдавайте. Грозить станут – посылайте ко мне.

Так и сделали, как сказал Владыка. Когда приехали родные, то ответили так, как и было велено.

Прошли годы. Сара никуда не уезжала из монастыря. Вступила в число сестер обители и пошла трудным монашеским путем. Умерла она схимонахиней, прожив в схиме много лет.

Этот рассказ передала она одному священнику, который рассказал его моему знакомому, а тот – мне.

Каверны

Сейчас этой сгорбленной старушке в черной бархатной скуфейке и длинной монашеской мантии 84 года, и она еще бодра, быстро двигается, опираясь на палочку, и не пропускает ни одной службы. Зовут ее мать Людмила.

Много лет тому назад она была высокой стройной послушницей, но у всех окружающих она вызывала жалость: каверны покрывали ее легкие, и она доживала последние дни. Так сказал известный таллинский врач, к которому ее возила матушка игуменья.

Терпеливо ждала молодая послушница своей смерти. Как-то в ясный весенний день в монастырь приехал Иоанн Кронштадтский. Радость охватила насельниц. Найдя удобный момент, игуменья, держа под руку, привела к нему больную.

– Благословите, дорогой батюшка, нашу больную, – попросила она.

Отец Иоанн внимательно посмотрел на больную девушку и сокрушенно покачал головой.

– Ах, какая больная, какая больная, – и, не сводя с больной пристального взгляда, коснулся ее груди и сделал жест, как будто собирает в кулак рассыпчатое вещество.

Собрал, крепко сжал пальцы и даже сделал круговое движение, чтобы получилось крепче. Потом дотронулся до другого места на груди, покачивая головой, повторил тот же жест, затем перевел руку дальше и таким образом, сокрушаясь и молясь, как бы стягивал невидимые окружающим раны. Благословил больную и очень просто сказал:

– Ну, слава Богу, поживешь, и долго поживешь, правда, болеть будешь, но это ничего.

Никто не придал значения странным действиям великого батюшки, но все заметили, что после его отъезда больная стала поправляться. Через год после этого события матушка игуменья поехала в Таллин и захватила с собой выздоравливающую девушку, чтобы показать ее тому врачу, который предсказывал ей скорую смерть.

Старый опытный врач был очень удивлен, увидев свою пациентку выздоровевшей. Внимательно осмотрев ее, он попросил разрешения сделать ей рентгеновский снимок легких. А потом, рассматривая его, он качал головой и говорил:

– Ничего не понимаю, Ваши легкие были испещрены дырками, но какая-то могущественная рука починила их, затянула смертельные каверны и покрыла их рубцами. Вы должны были умереть, но Вы живы и будете жить. Дорогое дитя, над Вами совершилось великое чудо.

(Со слов матушки Людмилы)

Рассказы М.А

Нас у отца с матерью было двое: я и сестра Настенька, с которой мы очень дружили, но характера были разного. Она на кавалеров заглядывалась и рано вышла замуж, а я о монастыре мечтала и все старалась платочком черным покрыться. Особенно мне хотелось попасть в Иоанновский монастырь, он был под покровительством Иоанна Кронштадтского, и сам батюшка часто там запросто бывал. Я его с детства почитала и любила. Он у нас дома бывал, хотя мы были самые что ни на есть простые. Отец курьером при банке служил. Как-то о. Иоанн очень интересное предсказание отцу поведал.

Так вот, мечта моя сбылась. Приняли меня в Иоанновский монастырь. Стоит на берегу реки Карповки в Петербурге, на самом краю города. Он был очень красивый и благоустроенный. Строило его купечество в знак своей любви к отцу Иоанну, и денег на строительство не пожалело. Когда отводили монастырскую землю, игуменья попросила дорогого батюшку, чтобы сразу отвели землю и под сестринское кладбище, но батюшка отказал:

– Не потребуется оно вам.

Игуменья очень удивилась, но спрашивать не посмела, а ведь так оно и вышло – ни одна сестра в монастыре не успела умереть, все по белу свету разбрелись.

Монастырь у нас был городской, богатый, и послушания у нас были, конечно, не такие, как в сельских местностях. Пришла я в монастырь молоденькая, здоровая, проверили, к чему я имею способность, чтобы определить, на какое послушание меня ставить. Я рисовала неплохо и могла петь – определили меня в рисовальный класс и поставили на клирос петь первым голосом. И такая на меня тоска нашла от пения, что сказать не могу. А петь приходилось много. Вот как-то приехал к нам дорогой батюшка. Окружили мы его, как обычно. Он так ласково с нами беседует. Увидел меня, спрашивает:

– Как, Варюша, живешь? Не скучаешь?

А я не утерпела да и говорю:

– Хорошо, не скучаю, а вот на клиросе до смерти петь не люблю.

Отец Иоанн так пристально на меня посмотрел и сказал:

– В монастыре надо трудиться, без ропота нести послушание. А петь ты полюбишь, еще октавой петь будешь.

– Вы что? – говорю. – Какая октава, у меня же первый голос.

А он только усмехнулся и все.

Идет время, я пою на клиросе, мучаюсь, но пою.

Осенью от нас ушел старый регент, а на его место нового назначили. Был он знаменитый на весь Петербург, а к нам он пришел по любви к дорогому батюшке. Прослушал он нас всех по отдельности каждого, а мне говорит:

– Почему Вас заставили петь первым голосом? У Вас ведь бас.

И с этими словами задал он мне тон, и я запела, да так легко и свободно, что от радости рассмеялась. Так начала я на басах петь, потому у меня и октава открылась. Регент мой голос очень ценил, и петь я стала с большой охотой; и все время вспоминала дорогого батюшку, как он мою октаву провидел.

А то был со мной еще и такой случай.

У меня на шее появилась опухоль. Сначала небольшая, потом стала увеличиваться, так что мне голову опускать стало трудно и чувствовать себя стала плохо. Показала опухоль матушке игуменье. Она забеспокоилась и сказала:

– Повезу тебя к доктору.

Не прошло и двух дней, как приезжает в монастырь о. Иоанн. Мы его торжественно встретили и сразу же пошли петь молебен, так уж было заведено, что батюшка по приезде первым делом служил молебен. Иду я с клирошанками в церковь, а игуменья меня останавливает, подводит к о. Иоанну и говорит:

– Дорогой батюшка, помолитесь о Варваре, она ведь у нас заболела, – и с этими словами подняла мой апостольник и показала ему опухоль.

Батюшка внимательно посмотрел, потом провел по ней рукой и говорит:

– Ничего, Бог даст, пройдет. Иди, Варюша, иди, пой.

Пропели мы молебен, потом батюшка долго беседовал с нами, а затем меня позвали помогать в трапезную. К себе в келлию я вернулась позже обыкновенного. Стою, раздеваюсь, апостольник сняла и по привычке опухоль свою разглядеть хочу, тронула ее рукой, а ее нет! Я к зеркалу – гладкая шея! Глазам своим не верю, ведь с кулак была. Едва утра дождалась и скорее к игуменье поспешила. Посмотрела она на мою шею, перекрестилась и сказала:

– Благодари дорогого батюшку.

У нас в Иоанновском монастыре было такое правило: в определенные дни и часы недели нас могли навещать наши родные, знакомые. Вот как-то к одной из сестер пришла в приемный день ее знакомая молодая девушка.

Сидит с ней, беседует. Но по всему видно, что она не в себе: бледная, расстроенная и отвечает невпопад. Дивились мы на нее, но расспросить ничего не успели, так как узнали, что приехал дорогой батюшка. Обрадовались мы все и скорее побежали на лестницу дорогого гостя встречать. И девушка эта вместе с нами вышла.

Поднимается батюшка по лестнице такой озабоченный, но со всеми ласково здоровается. А когда поравнялся с этой девушкой, сказал:

– Из-за тебя ведь приехал, а уж торопился как.

Мы, конечно, ничего из этих слов не поняли, а девушка, видим, смутилась и как бы испугалась. А он продолжал ей говорить:

– Сейчас молебен служить будем, а потом я с тобой поговорю. Никуда уходить не смей, слышишь? – уже грозно ей под конец сказал и пошел облачаться.

Отпели мы молебен, помолились, и девушка с нами. Потом батюшка вышел. Взял ее за руку и говорит:

– Ты безумная, что это задумала. А ну-ка иди сюда.

Отошли они в сторону, и долго он ей что-то говорил, а девушка сильно плакала. Потом батюшка повеселел, благословил ее и, слышим, говорит:

– Ну, успокоилась?

Девушка благодарит его, руки целует и в ноги ему поклонилась. Попрощался о. Иоанн со всеми и сказал:

– Больше у меня здесь дел нет, – и уехал.

Ну мы, конечно, давай девушку спрашивать, о чем он с ней говорил.

И она нам рассказала, что был у нее жених и что уже свадьбу назначили, но он увлекся другой, а ее бросил. Горевала она сильно и решила себя жизни лишить – под поезд броситься. Долго не могла собраться с силами, чтобы это совершить. А в этот день, как к нам прийти, она решилась покончить с собой. Очень уж ей было тяжко на душе, и она зашла напоследок к нам в монастырь, чтобы прямо от нас ехать на вокзал. А дорогой батюшка, почувствовав ее горе, приехал и начал бранить ее, что она на такой шаг решилась.

Когда она пообещала отказаться от задуманного, он ей сказал:

– Ты скоро замуж выйдешь за хорошего человека, и детки у вас будут.

Девушка ушла от нас веселая, радостная, а потом вскоре после этого действительно вышла замуж и очень хорошо жила со своим мужем, и детки у них были.