Текст книги "Злаки Зодиака, или Ижица-файлы"

– А где вы должны были быть этой ночью?

– Должен был патрулировать побережье Финского залива, – пусть дальше некуда, еще параболичней извернул шею Храпунов. И теперь он совершенно не наблюдал начальницу, а наблюдал только краешки разложенных у нее на столе бумажек.

С кривой внутренней улыбочкой он ждал предсказанного личным ангелом-хранителем-синоптиком урагана. Если ураган начнется в течение трех секунд, Максик позволит себе после сеанса пару кружек пива. Если Матиевна еще подопрашивает в спокойном тоне, пиво Максик сам себе проиграет.

– Прости меня, Господи, – прошептала Дина Матиевна, обращаясь к портрету Циолковского (Максим замер… решалась судьба двух кружек пива…), и взорвалась в манере парового котла, – Да какого ж ты беса поперся в «Чай, кофе – круглосуточно»?! Да какого ж ты василиска не патрулировал побережье?! Да какого ж ты гремлина сорвал операцию, которую не в пример тебе, олуху, готовили лучшие умы ИСАЯ?! Мы вокруг этого магазина три периметра скрытого наблюдения организовали, и тут появляешься ты… Трах-бах, все насмарку! – Хозяйка кабинета неожиданно взяла тайм-аут и углубилась в чтение разложенных по столу страниц.

Храпунов стоял весь такой покаянный-покаянный и равнодушно ждал, что будет дальше. Как там у классика: «Но, Боже мой, какая скука…». Два пива он уже у себя выиграл, теперь можно помечтать, с каким удовольствием он впаяет строгий выговор Алине… потом завалится дома на диван и воткнет в дивидюшник «Шматрицу»[3]3
  «Матрица» с переводом Гоблина


[Закрыть]… В три периметра скрытого наблюдения он, мягко говоря, не верил, зело врала начальница из каких-то высоких соображений.

А дальше, через пару тягучих, липких, как ополовиненная банка с медом, минут Дина Матиевна оторвалась от бумаг и вкрадчиво спросила:

– Ты еще здесь?

– Храни вас Бог, Дина Матиевна. Я жду дальнейших распоряжений! – на самом деле слушать дальнейшие распоряжения Храпунову было так же скучно, как читать книгу, написанную праведником.

– Вон отсюда!!! – привстав и опершись кулаками о стол, затрубила боевым слоном Дина Матиевна, и от ее голоса завибрировали стены, а бумажки разметало по кабинету, – Амулет и табельное оружие на стол и во-о-он отсюда-а-а!!! Я тебя отстраняю от дел впредь до особого распоряжения!

Куда делась оскоминная скука? Скуки ни в одном глазу, наоборот «все стало вокруг голубым и зеленым», очень интересно, просто драйв какой-то, просто выброс адреналина из всех крупнокалиберных желез по всем лобным долям ковровым бомбометанием…

Тут у командирши вновь зарезвился телефон, и она совершенно спокойно повторила услышанное в трубке:

– Занял третий столик от входа?.. Хорошо, продолжайте наблюдение.

Коронный номер начальницы тянул не на пару кружек, а на целый кег. Столь кардинальной санкции Максим не ожидал, подумаешь, чуть превысил дозу самообороны, грохнул некоего Чека. Неужели было бы лучше, если бы грохнули Максима? Храпунов, вжав голову в плечи, спешно выудил из-за пояса пистолетик и брякнул перед начальницей. Также спешно содрал с шеи уставной амулет, но руки его тряслись, и медная блямба упала на пол. «Ой, как мы растерялись, ой, как необходимо, чтобы нас видели растоптанным в блин». Суетливо Храпунов нагнулся, подобрал и возложил медяшку рядом с «Макаровым», обойма которого хранила серебряные пули.

– Ты еще здесь?! – продолжала грифоном налегать на стол командирша.

Храпунов попятился, попятился к двери… и оказался вне начальственных апартаментов.

– Эй, Храпунов, а правда, что одна капля кофеина убивает мокошь? – тут же подначил кто-то.

Демонстративно гордо и уже совершенно не прихрамывая на левую ногу, Максим подошел к коферазливочному автомату, правой рукой засыпал монеты в паз и правой же нажал кнопку «капуччино». Автомат погудел и нагло выплеснул оплаченный Храпуновым кофе мимо стаканчика сквозь решетку в помои. Максим оглянулся, с коллег сталось бы поколдовать за спиной ради такой подначки. Но, нет, обыкновенная непруха.

Храпунов двинул прочь мимо разномастного выставленного с насиженного места по случаю ремонта хлама. В ушах продолжал колбаситься голос Матиевны, щеки горели, будто натертые красным перцем, и богатырских сил стоило не пустить на скулы победную улыбку.

– Когда я буду выбирать между гейшей и нашим знатоком чайной церемонии, ни на минуту не задумаюсь, – подсыпал стрептоциду еще кто-то. Здоровый исаявский юмор, причем тупой здоровый исаявский юмор.

– Зато мне не придется маршировать по плацу перед архиереем, – с подчеркнуто кислой рожей отмазался разжалованный, проходя под плешью на стене, где раньше висела стенгазета «Если выключить свет, чудовища будут не видны».

– Максик, тебя все равно выперли, можно, я твою рясу на смотр одену? – тут же с места заканючил штатный ясновидец Эдик Перов, про которого шептались, что во сне говорит с турецким акцентом, хотя никогда не был в Турции. Лицо – вытянутый по горизонтали овал. Уголки губ вниз, словно в детстве обидели раз и навсегда. Мешки не только под глазами, а и над, что делало глаза раскосыми. Оттопыренные уши, волосы в два ручья. И вдобавок, сколько не бреется, черная поросль на щеках.

– Потом обратно повесишь, – сделал барский жест рукой Максим и не сдержался, загадочно добавил, – Я намерен сюда вернуться.

В левой руке его был зажат умыкнутый комок бумаги – из сметенных порывом гнева со стола. Когда Максим виновато гнул шею, содержание этой бумажки его очень-очень-очень заинтриговало.

* * *

Где-то около двух часов ночи мертвенную тишину коридоров кафедры патологической анатомии мединститута имени N нарушил заунывный скрип колес больничной тележки. За тележкой следовали две темные личности. Одним из запоздалых посетителей являлся хозяин магазинчика «Чай, кофе – круглосуточно» Хляст, второй оставался человеком-загадкой. А на тележке покоился похищенный из морга, уже выпотрошенный студентами и неумело заштопанный Чек. Полуосвещенный коридор казался Хлясту бесконечным, словно дело происходило внутри газопровода «Уренгой-Помары-Ужгород».

Каждая дежурная лампа в рамках служебного долга освещала сперва ледяное быльце больничной тележки, затем торчащие из-под простыни босые сизые пятки – одна нога с биркой, затем покрытое простынею с головой окоченевшее тело Чека, затем двух следующих за тележкой персонажей. Второго – Хляста, толкающего тележку. И первого, ставящего ногу на всю ступню при прямой спине, более ладно скроенного, более молодого, к тележке не притрагивающегося. В откатывающихся в обратную сторону окнах меж туч плескалась луна. Оконные стекла дребезжали, терзаемые порывами ветра.

– В такую погоду спасает только процеженная сквозь собачью шерсть водка, – в который раз пытался завести беседу Хляст. А все без толку, его сентенции не вызывали у напарника даже мимолетного интереса.

Хляст, прежде обыкновенный шарлатан, обещавший в газетных объявах очистить карму, найти пропажу по фото и снять венец безбрачия, был завербован Богдуханом лет семь назад и еще пару месяцев тому выполнял не шибко серьезные поручения. Однако прежние связи Хляста вдруг оказались востребованы: именно через Хляста Богдухан вышел на плантаторов приворотной травы и заказал небывало большую партию. А теперь Хляст выполнял еще более важное задание Богдухана…

А тележка въезжала в полосу мрака, и через пару секунд доставалась следующей лампе. И все прокручивалось по новой: быльце… пятки… труп… двое… луна…

Наконец, словно устав, тележка притормозила и вписалась в намертво пропахшую антисептиками операционную. Темную, будто склеп, только лиловыми огнями полыхали глаза Хляста. Первый на входе бережливо поднял повыше плоский чемоданчик, чтобы не царапнуло тележкой. У первого оказались непропорционально большие кисти рук с длинными музыкальными пальцами.

Хляст нашарил выключатель. Вспыхнул колючий, как иней, холодный свет, стократ более мощный, чем в коридоре. Двое из трех непроизвольно прищурились, и вытатуированный на правой щеке Хляста трилистник, завяв, сморщился.

Тот, что держал спину прямо, не стал мешать напарнику в одиночку перекатывать негибкий труп с тележки на белоснежную плоскость операционного стола.

– Опаньки! – поднатужился и сгрузил мертвеца Хляст, – Бревна легче ворочать, – это он пожаловался на нелегкую долю, хотя здоровьем был не обделен, – Помог бы? – без особой надежды добавил Хляст и, наконец, решился спросить, – Ну, здесь-то тебя свет устраивает? – а сам угрюмо потер шею пятерней, будто по шее плакала веревка.

Первый на эти слова бровью не повел. Мыча с захлопнутым ртом какую-то невразумительную мелодию, обошел вокруг стола и остановился в голове тленника. Глаза первого хранили отрешенную задумчивость, пальцы свободной руки барабанили по краю операционного стола. Так ведет себя ваятель, примериваясь к мраморной глыбе. И еще таилось в чертах первого нечто кошачье. Жиденькие усики, готовые встать дыбом волосы на загривке, какие-то нюансы в пластике. И еще читалось в повадках первого нечто извращенное. Наверное, в его духе было заказать всем в кабаке угощение, но не выпивку, а, например, шпроты.

…Буквально через час после того, как Хляст получил от Богдухана очень важное задание, в дверь Хлястовой квартиры позвонил тот, кто сейчас рядом, и предложил свои услуги приблизительно следующим образом: «В Китае есть совершенно уникальная школа, где врач, обнюхивая больного, может диагностировать порядка трехсот различных болезней. Я же – большой спец в парфюмерии…», «Чего?» – через цепочку переспросил оторванный от тяжелых раздумий Хляст. «Скажу вам, как художник, что по запаху ознакомился с вашей проблемой и берусь ее решить». Может, Хлясту оказалось бы умнее сейчас же вязать или мочить визитера, но инициатива туго давалась бывшему шарлатану. И Хляст, оставив гостя за дверью, связался с Богдуханом по заговоренному от прослушки мобильнику.

Очень важное задание, про которое пронюхал незваный гость, заключалось в том, чтобы выяснить личность нахала, устроившего безобразие в «Чай, кофе – круглосуточно», кстати, приведшее к гибели Чека. И главное – узнать, откуда просочилась в широкий доступ информация о трех тоннах зелья…

– Уж если и здесь свет для тебя не в кайф, не знаю, что и делать, – скороговоркой забубнил Хляст, поскольку четыре предыдущих палаты подельник, ссылаясь на фиговое качество освещения, забраковал.

Первый стал снова обходить стол по кругу, не отводя глаз с трупа Чека, будто тот, как тирольский гном, мог испариться, стоит перестать на него пялиться. И вдруг первый замер, и воздел палец к потолку, дескать, заткнись, Хлястик.

И быстро, слажено, профессионально ловко, как художник мольберт, положил чемоданчик на стол сбоку от тела убиенного. Раскрыл чемоданчик – это оказался ноутбук неведомой второму модели и без опознавательных логотипов фирмы-производителя. Включил.

…Что очень не понравилось Хлясту, Богдухан неожиданно на предложение «художника-парфюмера» согласился и даже предложил «художнику» за дополнительную плату обеспечить ликвидацию вторгавшегося в магазин проныры. Еще же неожиданней было то, что и «парфюмер» согласился на контрпредложение Богдухана, даже не поинтересовавшись платой. Но, понятно, прежде – выяснение личности лазутчика. Для этого, как похвастался художник, у него есть особый прибор. Кстати, только после первого раунда переговоров парфюмер-художник назвал свое имя…

И теперь Хляст смотрел на действо с жадным любопытством, но долго стоять без работы ему не выпало.

Первый зашел с головы и оттянул усопшему Чеку веки с глаз, и студеный свет ламп облизал мертво-стекляные зрачки. А первый поманил подбородком второго. Типа, подь сюды, становись здесь вместо меня, и держи, пока не поступят дальнейшие распоряжения.

Хляст брезгливо передернул плечами, но покорно занял освободившееся место и оттопыренными указательными пальцами прижал грозящие захлопнуться веки. Чек, понятно, не протестовал. Первый же распахнул куртку и, через голову сняв с шеи неуловимо отличающийся от заурядной мыльницы фотоаппарат, щелкнул несколько раз. При этом он приставлял объектив почти впритык к заострившемуся синему носу Чека. Хляст таращился на процедуру с плохо скрываемым любопытством.

Мыча под нос прежнюю мелодию, фотограф размотал извлеченный из кармана проводок и соединил компьютер и цифровую фотокамеру. Пробежался пальцами по кнопкам ноутбука. Не Рихтер, но весьма проворно. Хляст чуть не заработал растяжение мышц шеи, пытаясь со своего поста увидеть хоть что-нибудь. Тщетно.

– При чем здесь кофе «Чибо»? – недоуменно спросил фотограф, разглядев что-то на экране ноутбука. Его кошачий анфас скрылся за поднятым экраном.

– Ну, Валера, – ерзая и кляня себя, что не родился длинношеим жирафом, заворковал Хляст, – Дело происходило в ночном магазине, где только кофе и чай…

Тот, кого назвали Валерой, удовлетворился подсказкой и продолжил соло на клавиатуре. Операция по похищению трупа из морга и дальнейшие манипуляции с Чеком имели конкретную цель. Как известно, в зрачках покойника застывают последние секунды жизни. А у парфюмера имелась аппаратура, способная эти кадры считывать.

Хляст, прикованный к посту, перебирал ногами, будто вот-вот опоздает в сортир:

– Ну, как там, есть?

– Тебя вижу… – нехотя перестал мычать мелодию Валера, – Кофе много… И чая… И даже мой любимый «Цейлонский» со слоном. Вот еще… Нет, это падает банка с кофе… А это у нас что?.. Нет, это у нас сыпятся жаренные кофейные зерна, кажется, пережарили… Ага, вот! – Валерий оторвал взгляд от экрана и посмотрел на второго с выражением «Ты что, контуженый, все еще веки держать? Дуй-ка сюда» и сказал:

– Ты, Хлястик, там пальцами не примерз? Дуй-ка сюда.

– Мое аукало не «Хлястик», а «Хляст», – немного обиделся второй, но с облегчением оставил пост и стал к экрану передом.

На экране озаренное вспышкой (молния, что-ли?) застыло нечетко-мыльное изображение перекошенной физиономии Храпунова.

– Он?

– Он! По два бака за сотую грамма приворотной травы обещал. Чека оттризнил, ментяра. А потом сквозь подворотню просочился! – для убедительности несколько раз утвердительно тряхнул головой Хляст.

– А ты что?

– А я, понятно, обыкновенную милицию вызвал. Пишите в протокол, говорю, вот этот, который откинулся, зашел за покупкой. Потом появляется второй и кричит: «Не двигаться, это ограбление!» А этот, который откинулся, ему: «Приятель, здесь ты не поднимешься, вон через дорогу – казино. Там денег побольше. Пошли, вместе грабанем». А этот, который кричал, этому, который откинулся: «Ты что, герой?!» и банкой по кумполу!

– А они что?

– А они спросили, нету ли у меня трех бутылок водки для снятия отпечатков пальцев. А лучше кадра нету?

Валерий не ответил, а перегнал курсор на одну из команд в неизвестной Хлясту программе. Кликнул, и поверх картинки выстроились зеленые буквы: «Храпунов Максим Максимыч. Родился 12 апреля 1957-го года… Был насильно излечен от ликантропии и омоложен на пятнадцать лет… С марта 1999-го игумен Невского райотдела Управления департамента ИСАЯ по Санкт-Петербургу».

Волосы на загривке Валерия по-кошачьи встали дыбом. Повисла длинная-предлинная пауза.

Наконец Хляст позволил себе робко кашлянуть и как бы в оправдание затараторил:

– А никто и не говорил, что будет легкий заказ. Если б нам нужно было флюидануть какую-то порченую шушару, разве мы нанимали бы тебя? – лиловые светлячки бегали по сторонам, лишь бы мимо Валеры.

Лицо Валерия оставалось каменным, тогда Хляст подкатил с другой стороны:

– Лады. Задаток ты еще не брал, по-этому будем считать, что не состыковались. Так и доложу. Разчалимся, как два дирежабля. Но чисто теоретически – сколько б ты хотел за выполнение такой работы? – никак не мог Хляст взглянуть Валерию в глаза. Куда угодно, только не туда. Вот, например, большой опечатанный шкаф: йод, марля, вата, таблетки… Из всех банок еле пяток наберется, где подмешаны умные травы, вскрывать такой шкаф – только зря следить.

Валерий отсоединил, мыча мелодию, шнур. Захлопнул ноутбук, спрятал фотоаппарат. Побарабанил пальцами по столу рядом с бедным Чеком и, наконец, не спеша процедил:

– Деньги меня не интересуют, как художника. За непростого угодника… За игуменга-исаявца я бы запросил… Заклятие Котлера.

– Что? Заклятие Котлера?! – вдохнул поглубже насмерть перепуганный Хляст. Глаза его с одним выражением закатились к потолку… Но вернулись уже с другим выражением, – Хм! Заклятие Котлера! А что?! – но следующая мысль замутила лиловые глаза торговца, – О, Заклятие Котлера – прекрасный выбор! Значит, по рукам? – последняя гримаса Хляста оказалась настолько прожженной, что далеко не каждый согласился бы на сотрудничество.

И все же Валерий без колебаний вынул из кармана правую руку и протянул Хлясту. Но в последний момент отдернул, ведь не зря ему удавалось несколько раз сачкануть собственную смерть.

Из Валериного кулака вынырнул внешне обыкновенный судейский свисток. Свисток взмыл к губам, и Валерий в него дунул что есть мочи. Молодецкая трель не оглушила ночную операционную. Вообще никакого слышимого свиста не раздалось. И это было самое жуткое, потому что Хляста, именно в той позе, как стоял с протянутой рукой, будто пружиной или взрывной волной, отбросило и смачно шмякнуло об стену.

Лицо Хляста налилось багровой краской, а татуировка с трилистником стала непроглядно черной, будто не татуировка, а аппликация. Страшный, словно фобия, подельник сгреб себя с пола, заставил себя встать и пошел на Валерия разбуженным медведем:

– Я тебя, Соловей-разбойник, трахну, как пудель плюшевого медвежонка! – зашевелились губы ночного продавца чая и кофе, пусть тело его корежило от боли. Это была не просто боль. Это была симфония боли. В висках бабахали боль-басы, в затылке ломило от боли, насылаемой боль-контрабасами. А по позвоночнику смычком-пилой елозил виртуоз боли – скрипач.

Тогда Валерий дунул в свисток повторно. С тем же результатом. И дважды бабахнутый о стену Хляст решил больше не рыпаться. Беспомощный, будто неотправленная телеграмма.

– Значит, за то, что я уберу этого Храпунова, или как там его, твои хозяева готовы раскрыть тайну Заклятия Котлера?

Хляст кивнул и болезненно поморщился. Рожа Хляста лучилась недоумением, льстивым, как эпитафия. Дескать, я со всею душою, а меня об стену. Валерий поймал в фокус полные невинной муки глаза Хляста и зафиксировался на них, словно практикующий окулист. Через некоторое время игры в гляделки диагноз был поставлен:

– Почему-то, как художник художнику, я тебе не верю, – и Валерий принялся дуть в свисток, пока у впрессовываемого волшебной силой сатанинского оружия в кафель Хляста не потекла из ушей, рта и из зажмуренных глаз кровь. Кровь засочилась даже сквозь поры кожи там, где на щеке был вытатуирован трилистник.

Затем Валерий, мыча все ту же мелодию, подступил к оплывшему телу наказанного спутника и за шиворот переволок свежего мертвеца к больничной тележке. С кряхтеньем, но осторожно, избегая риска перепачкаться в крови, затащил тушу на тележку. Вспомнив, что чуть не забыл на столе шпаргалку, перекатил и разместил поверх Хляста негнущегося Чека. Чек опять не протестовал. В заключение оставшийся в живых накрыл попутчиков простынью, и композиция получила неприличный подтекст.

Валерия, как художника, это не смутило. Повесив фотик на шею, подхватив ноутбук, он вытолкал тележку из операционной. А далее пустил перед собой в обратном направлении. Каждая дежурная лампа в рамках служебного долга освещала сперва быльце тележки, затем торчащие из под простыни четыре ноги – две босые – одна с биркой, две обутые, затем верблюжьи горбы покрытых простынею тел…

Ижица-файл 2

Когда компьютер, штатный череп, хрустальный шар и монитор были передвинуты на другой край стола, на прежних местах осталась только бурая, похожая на лисью шерсть, пыль. Пропавшим документом здесь и не пахло.

Часы показывали лишь десять минут десятого, а Матиевна уже пребывала в том градусе бешенства, который обычно настигал ее перед обедом. Мать-перемать, с лихвой хватало пилить себя поедом за вчерашний конфуз на смотре формы одежды, но это – цветочки Бессмертника. Мать-перемать, дело гораздо хуже – у Матиевны со стола пропала крайне опасная бумага, фигурально говоря, не бумага, а фугас замедленного действия силой в тонну тринитротолуола. Мать-перемать!

Дина села ровно с намерением не вставать, пока не успокоится, ведь истериками делу не поможешь… Мать-перемать!.. Обычно для усмирения нервов ей неплохо помогал хрустальный шар, смотришь в него, и будто уносишься далеко-далеко отсюда, картинки наплывают разные: Карелия… Изумрудные пирамидальные ели склоняют лохматые лапы к черной воде… В одном месте вьется рой комаров – кто-то недобрый прячется. Нет, бригада угрюмых мужиков валит лес… Целлюлозно-бумажный комбинат, здесь делают бумагу, которая потом пропадает со стола неизвестно куда!!!

Нет, серьезно надо успокоиться, шар сегодня в ауте, но есть и более заветные средства. Лучше всего Матиевне в достижении пятипроцентной нирваны подсобляло перечисление в уме брачных примет. Первая – кто из молодоженов раньше наступит на ковер в зале ЗАГСа (в церкви во время венчания), тот и будет главой семьи. Вторая – встреча молодых из ЗАГСа, свекровь со свекром подносят им хлеб-соль, каждый из молодоженов должен угоститься, не дотрагиваясь до хлеба руками. Кто откусит больший кусок, тот и будет главой семьи. Третья примета – не дай Бог, если во время бракосочетания, надевая обручальное кольцо, кто-нибудь из супругов его уронит. Очень дурное предзнаменование…

Кажется, чуть полегчало, и Матиевна, прежде чем поднимать большой кипеж, решила в последний раз обыскать родной стол.

Бумажки, да не те: смета на ремонт офиса, «В ресторане „Дворянское гнездо“ заказал „Свинину по-боярски“… Нормы расхода ГСМ[4]4
  Горюче-смазочные материалы


[Закрыть] по транспортному отделу, инструкция по использованию средств, необходимых… Отчет о противорусалочьих мероприятиях – «Толку-то, опять ни одной рыбехвостой бабы не поймали!», азбука Морзе для допроса барабашек… Сводка за вчерашний день…

Доклад, который Матиевна должна зачитать перед семерыми полковниками. Может, сюда сунула нечаянно? «…Депрограммирование в 70-х годах нашего века стало в США популярной формой насилия над личностью и очень выгодной формой бизнеса. Суть этого бизнеса принципиально заключается в двух шагах. Первое, распространение среди населения тревожных слухов о какой-либо религии (чаще о новой и немногочисленной) с целью вызвать религиозную нетерпимость и страх за судьбу „адептов“ у их родственников или друзей…» Нет, в эту папку она последний раз заглядывала третьего дня.

Итак, спокойная, будто автомобильный пресс, Дина Матиевна сидела и чесала репу. Из-за двери донеслась смакуемая подчиненными сплетня:

– …Подходит архирей, начинает проверять, подшит ли подворотничок, а тут у этого клоуна из рукава рясы голубь выпархивает! Да еще как капнет с высоты на архирейскую мантию!

Все, дальше рыться бессмысленно. Дина Матиевна встала так, что офисное кресло испуганно отпрянуло из-под вспотевшей попы, и, звучно бряцая бусами, покинула апартаменты. Подчиненные давно приноровились на слух распознавать ее властную поступь, посему за распахнутыми дверями кабинетов все занимались исключительно делом. Здесь раскладывали карты Таро, а там взвешивали на аптекарских весах конфискованные некромашки.

В дальнем конце коридора у выхода с этажа, рядом с запирающимся на волшебное слово турникетом, находился стол дежурного. Главное управление Петербургского департамента ИСАЯ легендировалось для смертных под лабораторию при заводе легких игристых вин и располагалось на третьем и последнем этаже двухсотлетнего особняка. Третий этаж – ближе к Богу. Дежурный – Паша Воскобойников – приближение начальницы бдительно усек издалека, и только грозное ее тело выросло перед столом, вытянулся в струночку.

Паше было около тридцати, высокий, с пышной шевелюрой золотисто-каштановых волос и крупными, резко обозначенными чертами на пышущей здоровьем ряшке. Он носил не подходившие всему его облику очки в круглой серебряной оправе, которые придавали брату вид ученого или, по крайней мере, опасной зануды. Когда Павлик общался с начальством, казалось, что каждый нюанс беседы доставляет ему неземное блаженство.

– Кто последним вчера покидал контору? – голосом, будто вещает мрачные предсказания Нострадамуса, спросила командирша.

– Это… кажется, Перов… сейчас проверю, – Паша в пасьянсовой манере задвигал журналы сдачи-приемки по столешнице. – Это… журнал учета прибытия-отбытия сейчас на проверке у игумена по хозчасти. Но, кажется, все-таки последним покидал территорию Перов.

– Опять этот… фокусник! – услышанная фамилия Дине Матиевне явно не подняла настроение.

Паша вчера готовился в наряд и на плацу отсутствовал, то есть о голубе ни ухом, ни рылом. И, не врубаясь, в чем здесь его вина, по-черепашьи втиснул голову в плечи.

– Журнал сюда! – рявкнула Матиевна.

– Мне же нельзя покидать пост…

– Может тебе еще и в письменном виде подтверждение приказа?! – Дина Матиевна смерила Воскобойникова взглядом номер семнадцать «Хороший подчиненный – мертвый подчиненный».

Пашу слизало смерчем. А Дина Матиевна двинулась к кабинету штатного авгура ИСАЯ Эдика Перова, крайняя у туалета дверь… Наглость какая, дверь оказалась не распахнута настежь.

– Сын мой, – пнув дверь ногой, с ядовитой медоточивостью полюбопытствовала начальница, – где объяснительная по поводу вчерашнего должностного преступления?

– Проступка! – жалобно пискнул Эдик. Он пребывал не за служебным столом, а рядом на расстеленном коврике в позе лотоса.

– Почему занимаешься йогой не дома, а в рабочее время? Где объяснительная?! – глас командирши не удержался в рамках стрихининовой любезности. И отныне подробности разноса становились известны соседним кабинетам.

Лотос завял, Перов самораспутался, мышкой юркнул к столу и, подобострастно поедая Дину глазками, стал совать ей в руки бумажку. Матиевна брезгливо приняла подношение.

– Вчера допоздна сочинял? Из конторы уходил последним? Все кабинеты опечатывал и мой тоже? – исподволь подбиралась хищница к главным вопросам.

И тут застрявшую в дверях начальницу потеснил незнакомый гражданин. Прежде чем молвить слово, новенький поставил у ног явно тяжелую и огромную, будто в ней по горизонтали упакован лифт, клетчатую сумку.

– Я – представитель российско-канадской компании. Я ничего не собираюсь вам продавать, – нараспев начал пришелец, рожа вытянутая и бескровная, черты смазаны, но было в портрете что-то острое: в резком изломе бровей, в выступающем вроде птичьего клюва носу, в заточенном подбородке и пронзительном взгляде маленьких черных глазок. – Но у нас сегодня рекламная акция, и я хочу продемонстрировать вам работу фотообъектива, позволяющего снимать изображение с сетчатки глаз – все, что было увидено за последнюю минуту. Вещь в хозяйстве незаменимая. К объективу мы в подарок прилагаем лазерный диск с компьютерной программой, позволяющей считывать отснятое изображение через цифровой фотоаппарат. Подчеркиваю, что лазерный диск вам достанется совершенно бесплатно!

Дина испугалась до мокрых подмышек, очерчивающие пышную грудь бусы затряслись погремушкой с хвоста гремучей змеи. Сорок процентов выделяемых из бюджета ресурсов ИСАЯ тратило на обеспечение секретности самоей своей реальности. В Питере о существовании ИСАЯ позволялось знать семерым полковникам в ГУВД и не менее ответственным чинам в других силовых структурах!

– У меня осталось всего три последних объектива. Семь вчера с руками оторвали в лаборатории винно-водочного завода «Цимлянский», вашего непосредственного конкурента, – гнул свое непрошенный гость.

Дине захотелось, не сходя с места, плюхнуться в ванну с ледяной водой и, может быть, утопиться. На ум приходила только одна разумная версия: после вчерашнего позора на смотре вышестоящее начальство оперативно приняло решение провести комплексную проверку департамента. Ужас-то какой!!!

Традиционно такая проверка начинается с инспекции службы внутренней безопасности. Вот оно! Вот куда делся документ со стола – его похитили высшие силы и теперь наблюдают, как отреагирует начальница местного департамента. А отреагировать она должна однозначно – первейшим делом официально зарегистрировать пропажу, затем доложить по инстанциям, а уж затем начинать внутреннее расследование. Но ведь это не просто секретный документ, это БУМАЖНАЯ АТОМНАЯ БОМБА!!!

– Ты кто? – не своим голосом спросила Матиевна непрошенного гостя.

Эдик Перов мудро отступил в тень.

– Я – представитель российско-канадской компании. Я ничего не собираюсь вам продавать… – привычно, однако, не теряя энтузиазма, завел шарманку посетитель. Маленькие черные глазки покалывали Матиевну, словно пузырьки пепси-колы.

– Как ты проник в офис? – в гляделки Матиевну никому не было дано переиграть, тем более, в критический день. Дина сделала лицо, будто она гебист из застоя, а перед ней – арестованный правозащитник, и только от его покладистости зависит, три или пять лет он посвятит процветанию Колымы.

– Кстати, – перехватил инициативу незнакомец, – Если у вас проблемы с вопросами безопасности, наша российско-канадская компания может предложить вам комплексную систему охраны объекта. Мы установим несколько сигнальных кнопок по всей территории, которые сторож должен нажимать в строго обозначенное время обхода. Если он заснет на посту, автоматически сработает тревожная сигнализация, если его свяжут проникнувшие на территорию злоумышленники, автоматически сработает тревожная… – заточенный подбородок склонился над клетчатой сумкой, незнакомец явно намылился продемонстрировать товар лицом.

– Кто тебя сюда пропустил? – Дина спросила уже так, будто решался вопрос жизни и смерти правозащитника.

– В подарок, то есть абсолютно бесплатно, мы готовы предоставить программное обеспечение к комплексу сигнализации. – Клетчатая сумка неумолимо расстегивалась.

Под мышкой с журналом учета появился деловитый Паша. Сразу было видно, что он только что провел большую и серьезную работу, но готов на несравненно большие свершения.

– Ты пропустил сюда этого блаженного? – набросилась Дина на дежурного.

Паша невинно хлопнул ресницами:

– Я выполнял ваш устный приказ. Вот журнал посещаемости, – верноподданно вытянулся по стойке смирно Паша, – Как я и докладывал, вчера последним покинул этаж Эдуард Перов. – И, преисполненный служебного рвения Воскобойников цапнул незнакомца за рукав. – Ты кто такой?

– Я – представитель российско-канадской компании, – гордо объяснил нарушитель, – Я не собираюсь вам ничего продавать…

– Ты вчера уходил последним!? – перенацелила начальница гнев на Эдика. Казалось, если б у нее были руки развязаны, она исполосовала бы ногтями Перову небритые скулы.