Текст книги "Беларусь легендарная"

Илья и Петр

Давно это было, когда еще сам Бог по земле ходил. Передал Бог весь мир Илье и Петру. Но, конечно, где два хозяина, там никогда порядка нет. Когда один думает, что нужно дождь посылать, то второй обязательно захочет наоборот – ясную погоду. Плачут тучи, не знают, что делать, кого слушать. Пойдет дождь, так Петр прибегает и ругается, на чем свет стоит:

– Что вы делаете, зачем мочите сено? Теперь же люди косят!

– Нам, – говорят тучи, – Илья приказал.

– Ах вы! – ругается Петр. – Я вам покажу Илью! Илья всегда наделает гнилья. Схватит Петр метлу и разгонит тучи по углам, а небо чистенько подметет. Да вот откуда ни возьмись тарахтит, едет Илья, кричит так, что небо и земля дрожат. Тучи вылезают из всех уголков, и уже льет такой дождь, что не только берега, но и высокие холмы затапливает. Жалуются люди Богу, что паны дерутся, а у мужиков чубы трясутся. Жалуются и просят, чтобы Бог дал ясную погоду. Зовет Бог Илью прийти к нему, чтобы его отругать, а тот говорит: «Столько развелось нечисти-чертей, что нужно их молниями побить, потому как весь мир запоганят!» Зовет Бог Петра и говорит: «Пусть Илья немного поохотится на чертей». А Илья тем временем поднимает такой гром, что аж земля стонет. Нет ни дня, ни ночи – тучи как вьюны в решете. На небе кипит, как в горшке, молнии сверкают, аж в глазах темно становится. Гроза что-то жжет то и дело, даже дубы палит, как стога. А Илья едет себе по небу и командует:

– Так, так, так! Го-го-го! Еще, еще… Лупи, лупи его, гада… Вот так-так… Го-го-го! Тресни его по затылку! Го-го-го! В затылок, в затылок лупи его, гада! Трах-трах! Так-так-так! Го-го-го!

Просят люди ради Бога, чтобы унялись раскаты. А Илья их не слушает! Ходит Петр да плюется беззубым ртом от злости. Насладится Илья, почистит свою коляску и поедет к солнышку в гости. А Петр уже подметает небо и начинает сушить землю. А то вот подходит пора сеять рожь, а земля сухая, как лепешка! Снова беда – беда уже, что нет дождя! А Илья шалит себе с солнышком и о земле забыл! Не поднимают глаз друг на друга Илья и Петр. Сердитые, боятся встретиться. Но как-то раз надумали они походить по земле, спросить людей: кого те больше любят – Петра или Илью? Как ушли они на землю, так в некотором времени и встретились. Идут они вместе и спорят. Петр говорит, что его больше любят люди, а Илья говорит, что его. Как же узнать, кто прав? Видят они, как человек сеет гречку.

– Вот, – говорит Петр, – давай спросим, кого мужики больше любят.

– Спросим, – отвечает Илья.

– Помогай Бог!

– Слава Богу!

– Скажи, добрый человек, кого вы больше любите – Петра или Илью?

Мужик почесал затылок и говорит:

– А Бог его знает, кого мы больше любим! Может, Илью, а может, Петра и Павла!

– Ты лишнего не говори, – говорит Пётр. – Скажи просто!

– Илья, Павел, Петр – добрые святые, мы их любим.

– А кого больше?

Видит мужик, что здесь не выкрутиться, и говорит:

– Ну, наверное, Павла-Петра.

Даже затрясся Илья от злости. Пошли они дальше, а Илья и говорит:

– Возьму я и сожгу ему за это ниву, – ничего не зародится!

– А я намочу, и зародится, – сказал Пётр.

– А я сделаю так: кто первый вкусит хлебца с нивы этого мужика, тот и подавится!

Ухмыльнулся Петр, и пошли они дальше.

Было очень хорошее лето. Днем ясная погода, а ночью – или теплая роса, или тихий дождь. Росло все как на дрожжах! Кажется, посади на поле дитя, то и оно вырастет. Вымахала гречка по пояс, набил мужик полгумна – вот какой урожай!

Намолотил мужик гречихи, наготовила его баба свежих хлебцев полную печку! В то время приходят опять в то село Илья и Петр и заночевали у того мужика. А Илья и не узнал его.

Сели они ужинать.

– Вот уж, слава Богу, хорошо народилась гречка. Вкусите, гости, свежих хлебцев!

А Илья тогда порядком проголодался! Он как ухватился за хлебцы, так и подавился! Он и так, и так: и водой запивает, и кулаком бьет себе в грудь-спину – хоть бы что! Догадался он, что это проклятые им хлебцы… Насилу и очухался!

С тех пор и мешает Илья людям сено косить. Но все было бы хорошо, если бы Петр не был так стар и глух. Бог говорит:

– Посылай дождь, когда люди просят.

А он не расслышит и посылает дождь, когда люди косят.

(А. Сержпутовский)

Нестёрка

Жил себе Нестёрка, было у него детей шестерка. Он крутил, мотал и этим душу свою и детей питал. Вот раз ехал святой Юрий-Егорий по своим делам к Богу на совет, тогда Нестёрка стал просить Юрия-Егория, чтобы он спросил у Бога, как ему, Нестёрке, жить; но чтобы Юрий не забыл о нем, так Нестёрка взял и отвязал одно стремя золотое у Юрия. Вот Юрий-Егорий побывал у Бога и хотел ехать во двор, но как взглянул, что стремени нет, то сразу на Нестёрку подумал, вернулся и у Бога спросил, как Нестёрке дальше жить.

А Господь ему и говорит:

– Пусть так живет, как жил.

Как вернулся Юрий от Бога, Нестёрка и выпытывает у него, спрашивал ли он Бога о нем. Юрий говорит, что спрашивал и Бог сказал:

– Пусть так Нестёрка живет, как жил.

Потом Юрий-Егорий говорит:

– Ну, Нестёрка, давай мое золотое стремя.

А Нестёрка:

– Какое? Я не брал, и у меня нет ни стремени, ни седла, и коня нет, откуда оно будет у меня?

И не дал.

(И. Сербов)

Богач и бедная вдова

Давно, когда еще люди были не такими грешными, ходил по свету Бог со своими апостолами. Раз шли Бог, святой Юрий и святой Николай. Прошли они дорогу длинную, утомились, захотели есть и пить. Пришли в село. Подходят к новой большой хате. Святой Юрий и говорит:

– Боже, в этой хате, наверное, живет богатый человек, зайдем к нему и попросимся ночевать, может, он нас чем-нибудь попотчует.

Зашли. Сам богач лежит, вытянувшись на полатях; посреди хаты стоит светильник, а светильнике лучинка горит, под лучинкой стоит бочка с водой, куда угольки падают.

– Пусти, человече, нас переночевать, – говорит святой Юрий.

– Негде. Идите дальше.

– Дай хоть воды напиться

– Пей, коли хочешь; вон из бочки.

И богач показал им на бочку, куда угольки от лучины падали.

Попробовали этой воды святой Юрий и святой Николай и вышли. Перешли все село. На краю села стояла маленькая хатка. В этой хатке жила бедная вдова. Детей у нее как бобов, а хлеба – ни крошки. И говорит Бог апостолам:

– Вот тут мы и переночуем.

Зашли в хатку

– Пусти, женщина, нас переночевать.

– Ночуйте, – говорит, – добрые люди, на здоровье.

Была у этой вдовы одна коровка. Вдова подоила коровку и дала молочка своим ночлежникам, а сама с детьми и так спать легла. На следующий день Бог поблагодарил вдову за ночлег и пошел со святыми дальше, людей добру учить.

Идут они, идут – катится им навстречу бочка с золотом. И спрашивает бочка у Бога, куда ей катиться.

– Катись, – говорит Бог, – в это село к тому богачу, что нас ночевать не пустил.

И говорят святой Юрий и святой Николай:

– Боже, пусть лучше катится она к доброй вдове, что нас приняла…

Бог их не послушал.

Бочка и покатилась к богачу. Идут дальше. Догоняет их голодный волк. Стал волк просить Бога позволить ему съесть чью-нибудь корову.

– Беги, – говорит Бог, – в это село и съешь корову той вдовы, у которой мы сегодня ночевали.

Тут снова стали просить Бога святой Юрий и святой Николай, чтобы Бог велел волку съесть корову богача, так как у него много коров, а у вдовы только одна. Бог их опять не послушал. Спрашивает волк у Бога:

– А как я узнаю корову вдовы?

– Она сама черная, а на лбу белая меточка.

Волк и побежал.

Пришли в другое село. Бог стал народ учить. И говорит святой Николай святому Юрию:

– Пока Бог будет людей учить, сбегай ты да замажь мазью у коровы вдовы белую меточку – волк и не узнает ее.

Святой Юрий сбегал, замазал и назад вернулся. А волк бегал, бегал – не нашел ни одной черной коровы с беленькой меточкой. Прибежал к Богу и говорит это ему.

– Понюхай, какая корова пахнет мазью, ту и ешь.

Увидел святой Юрий, что его работа пропала даром.

Вернулись Бог и святые на небо и нашли богача в пекле, а бедную вдову в раю.

(П. Шейн)

Как святой Юрий стал покровителем скота

Однажды Господь созвал всю домашнюю скотину под огромный дуб, стоящий на краю земли. Пришли и все святые, только Юрий припоздал. Здесь же вертелся и нечистый.

На этом сходе Господь назначил каждому творению свою еду.

Сатана выпросил для себя овес, желая таким образом быть хозяином лошадей. В это время подоспел святой Юрий и стал просить и ему назначить какую-нибудь пищу.

Бог дал Юрию осот. Юрий попросить у Бога что-нибудь получше. Бог сказал ему:

– Если отберешь у сатаны овес – твой будет.

Юрий, не теряя ни минуты, опередил сатану и засел у дыры, где ходили нечистые. Сатана, чтобы не забыть, шел и повторял: овес, овес, овес…

Тут Юрий выскочил из кустов и крикнул неожиданно: ага!..

Сатана испугался, потом, опомнившись, стал плеваться:

– Тьфу, забыл, что говорил!

– Ты говорил «осот», – подсказал ему Юрий.

Сатана стал повторять «осот» вместо «овес» и отправился в свое царство.

Юрий поспешил к Богу и был назначен покровителем скота.

Поэтому пастухи считают большим грехом не побывать на праздник святого Юрия в церкви, a крестьяне – не наварить овсяного киселя.

(«Виленский вестник»)

Святой Юрий назначает волку, какую корову съесть

Жила одна вдова. Была у нее черная с белым пятном корова. Назначил святой Юрий волку съесть эту корову. Услышала об этом вдова. Соседи ей посоветовали замазать белое пятно у коровы чем-нибудь черным. Вдова так и сделала. Искал-искал ту корову волк и не нашел.

Пришел он к святому Юрию и стал жаловаться ему, что не нашел такую корову. Святой Юрий узнал, что за штуку устроили волку, и назначил ему съесть черную корову. Пошел волк искать уже черную корову. А вдова тем временем услышала и отмыла у коровы пятно. И в этот раз волк не нашел своей коровы. Ходил долго так волк, искал все корову то с пятном, то черную, a вдова все предупреждала его приход – и сдох волк от голода.

(П. Демидович)

Николай Чудотворец и святой Касьян

Рано, чуть свет, на заре, сошли с неба на землю святой Касьян и Николай Чудотворец. Идут они себе по дороге и говорят о том, как Бог все красиво на свете устроил. Шли, шли святые угодники и видят, что мужик застрял в грязи с возом дров. Увидел мужик святых угодников, бух им кулем в ноги:

– Святой Касьян, угодник Божий, помоги! Свечу тебе поставлю.

А Касьян говорит:

– Да, буду я ради тебя свою райскую одежду марать.

А на нем одежда вся золотая с блестящими камнями.

Почесал мужик затылок, видит, что с Касьяном поделаешь, повернулся к Николаю Чудотворцу: он – мужицкий заступник, на нем и одежда мужицкая: сорочка беленькая и оборочка вместо пояса.

– Николай, угодник Божий, покровитель ты наш всевышний, помоги!

Послушал Николай мужика. Засучил свитку и полез в грязь, поднапрягся и вытащил воз мужицкий.

Поехал мужик дальше. Походили угодники еще по земле, приходят на небо. Увидел их Бог и спрашивает:

– Ну что, Николай-угодник и святой Касьян. Где были, что видели?

Касьян говорит:

– Были мы, Господи, на земле; видели, как мужик вез на базар дрова и в грязи увяз.

– Ну и что же, помогли вы мужику?

– Нет, – говорит Касьян, – я пожалел марать свою райскую одежду.

– А ты, Николай?

– Я немного, – говорит, – помог; видишь, вот в грязи испачкался.

– Слава тебе, святой Николай. За это тебе люди будут служить молебны два раза в год; а тебя, святой Касьян, в три года раз…

(Е. Романов)

Народные верования и страхи

Нядзеля (Воскресенье)

Вы знаете, что Михась в среду Нядзелю вез, когда ехал в Барановичи?

Едет он, вдруг бежит барышня вся в белом и просит:

– Человек! Подвези меня.

Он говорит:

– Садись.

Она села. Едет Михась, видит вдалеке бегут две белые собаки. Барышня, как собак усмотрела, спряталась под фартук в бричке и просит у него:

– Человек, не говори ты собакам, что меня везешь.

Вот догоняют бричку собаки и спрашивают у него:

– Человек, не бежала сюда барышня в белом?

Он говорит:

– Нет, не бежала, не видел.

Они его облаяли, да и побежали в лес. Тогда барышня встала и говорит:

– Хорошо, что ты им не сказал, что тут я, Нядзеля. Если б ты им это сказал, они бы меня разорвали, и у вас не было б никогда Нядзели, были бы только будни.

Слезла она с брички, да и куда-то пропала.

(П. Демидович)

Среда и Пятница

Встретились как-то Среда и Пятница на распутье, да и пошли дальше вместе. Вот идут они, идут да встречают человека, который возвращался с ярмарки домой. Поравнялся с ними человек, да как взглянул, что идут какие-то путники женщины, сказал им: «Добрый день» – и поехал дальше. Отошли Среда и Пятница да начали спорить, кому это человек сказал «добрый день». Одна говорит – мне, и другая – мне. Долго спорили, наконец, решили вернуться и спросить у самого человека.

Перелетели они назад да опять встречают того человека. Глянул человек да сразу и узнал, что это те же самые. «Что за черт, – думает он, – что за явление такое? Я же встречал их на распутье или около поворота, а тут вот отъехал, а они идут навстречу. Кто их поймет, кто они такие, скажу опять им: «Добрый день».

Спохватился он и говорит:

– Добрый день!

– Человек, – спрашивает Среда, – кому ты сказал: «Добрый день»?

– Чего? Тпру! Чтоб тебя волки зарезали! – крикнул человек на лошадь, останавливая ее.

– Кому ты сказал: «Добрый день»? – спрашивает уже Пятница.

Человек посмотрел то на одну, то на другую и говорит:

– А я знаю! Бог вас знает, кто вы такие!

– Мы – Среда и Пятница. Кого ты больше ценишь, Среду или Пятницу?

– Среда и пятница – хорошие деньки. Мы их ценим.

– Нет, но кого ты больше любишь, Среду или Пятницу?

– Мы больше любим воскресенье, потому как это праздник.

– А из нас кого больше?

– В среду не всё едят, а в пятницу еще не прядут и не пашут.

Увидели Среда и Пятница, что от хитрого мужика ничего не добьешься, плюнули да пошли дальше. Мужик отъехал немного, оглянулся и говорит:

– Еще спрашивают, кого мы больше ценим. Обе голодом морят да еще почета хотят. Тот в почете, кто нам есть дает.

(А. Сержпутовский)

Крестьянка с прялкой

Пятница

Сидела раз в пятницу поздно вечером молодица под окном и пряла. Слышите, кто-то в окно стучится. Распахнула она окно, смотрит: баба старенькая, сморщенная, как сучок, стоит и спрашивает у нее:

– Что ты, молодица, так поздно прядешь?

– Как же мне не прясть, когда у меня детки малые, а помочь мне некому.

– Ну, коль ты такая упрямая, на тебе сто веретен, чтоб ты мне их к завтра все напряла.

Как сказала это баба, так и подевалась куда-то, как сквозь землю провалилась. Испугалась молодица, видит, что-то тут неладное, думала-думала, да и придумала: прясть не стала, а взяла да по одной ниточке на каждое веретено намотала, так все сто веретен за день и замотала. Засветло снова старуха приходит и спрашивает:

– А что, молодица, напряла ты мои веретена?

Молодица показала ей веретена, и сказала ей старуха:

– Умная ты, молодица, что так сделать догадалась, не сделай ты этого, а отдай мне голые веретена, я бы тебя саму как голое веретено скрутила да иссушила. Я святая Пятница. Смотри, упаси тебя Бог, никогда в пятницу не пряди.

(П. Шейн)

Про святые вечера

Одна молодая женщина была настолько охоча к работе, что перестала соблюдать святые вечера. И вот пряла она однажды чуть ли не до полуночи. Вдруг слышит, кто-то стукнул в окно. Она спрашивает:

– Кто там?

Голос отвечает:

– Я принес тебе, женщина, работу. Смотри, чтоб за сегодняшнюю ночь напряла двенадцать веретен.

Испугалась женщина. Волосы дыбом встали – ужас!

А голос опять:

– Поспешай, садись и пряди, если не будет готово нынешней ночью, то на другую ночь приготовь себе гроб.

Все стихло. Женщина, ни жива ни мертва, перекрестилась три раза и осторожно вышла на крыльцо – никого нет. Лишь лежит ворох льна. Взяла она его, принесла в хату и думает: «Что же я теперь, бедная, делать буду? Воля Божья, нужно прясть».

Решила она схитрить: обмотала куделю льняными отрёпками, а сверху напряла ниток в два ряда и таким способом все двенадцать веретен готовы.

А тем временем рассвело, домашние проснулись. Матушка говорит:

– Ты что, целую ночь пряла? А откуда куделя взялась?

Молчит женщина, никому ничего не говорит. Вынесла пряжу в кладовую, вынесла и лён, что остался: если его в дело пустить, то прясть надо будет двенадцать дней и вечеров, не меньше.

И легла спать.

Встала поздно вечером, помолилась Богу, и пошла в каморку, чтобы посмотреть на работу свою. А там нет ничего. Вернулась в хату.

И тут опять голос раздался:

– Ну, счастье твое, что работу сделала, не то пришла бы тебе погибель за то, что щедрых вечеров не чтишь. А если еще будешь прясть, я в три раза больше принесу.

Испугалась женщина, но все же решилась взглянуть в окно. Ночь была лунной, и увидела, как старик с длинной белой бородой понес на плечах двенадцать веретен. Упала женщина на пол без чувств и две недели болела, бредила. Еле-еле выходили.

(П. Шейн)

Домовой

В воззрениях белоруса домовой наделяется всеми качествами домовитого хозяина. Те, кому он «здавауся», как выражаются белорусы, то есть представлялся, привиделся, говорят, что он имеет вид старенького дедка с седой бородою и длинными седыми волосами; одет он в «насоу» (белорусский холщовый халат), а другие говорят – в белую рубаху, подпоясан он «дягой» (ременным поясом), а по другим версиям – лыком. Спит он на печи или под печью, поэтому его иногда называют подпечником. Встает он рано и пугает петуха, толкая его. Петух, с испугу, хлопает крыльями и кричит, чем будит хозяев на работу. Иногда домовой, как говорят многочисленные рассказы и поверья о нем, вздувает огонь и идет в клеть или в «свирен» (амбар) и просушивает хлеб, пересыпая его горстями; заглядывает в хлев и задает корму лошадям и коровам, гладит их и холит. Такие ухаживания «господаря» (другое название домового) очень благодетельные: зерно «спорнеет» от пересыпаний домового, скот становится бодрым и выносливым от его поглаживаний. «Господарь» любит дружную семью, он не терпит сварливых баб и иногда строго наказывает зачинщиков семейных несогласий: ночью, во время сна, он наваливается зачинщику на грудь и душит его. Иногда же он любит и пошалить, когда в хорошем расположении духа, когда все дела идут хорошо и хорошее предвидится в будущем: тогда он пляшет на «лаве» в хате или в клети или в сенях. Когда же семье предстоят несчастья, он, предчувствуя это, начинает завывать по ночам и этим предупреждает хозяина. С домовым нужно жить в мире, нужно уметь ему угождать, а это требует известного искусства со стороны домохозяина. Прогневишь домового – и он не только не будет «сприять», но даже может повредить в хозяйстве.

(А. Богданович)

За все бескорыстные труды домовик требует от тех, кому он покровительствует, всегдашнего почтения и того, чтобы они не забывали благодетеля в торжественные для семьи дни. Признательные хозяева чествуют домовика просьбою пожаловать за стол (в поминальные дни), постилая ради него чистую холстину от порога до стола; подобное, но безмолвное приглашение делают они и при крестинном и свадебном сборе. Как в этих случаях, так и при будничном употреблении имя домовика произносится ласково, заискивающе – «деденька, дяденька, браток, самый набольший».

Как «набольший» в доме, домовик капризен, даже привередлив и не мирится с тем, что идет против его воли, вкусов и привычек. Так он не выносит присутствия в доме зеркал, масок, скоморошьих сборищ; не любит, когда у порога лежит какой-нибудь предмет, а тем более живое существо, что мешает его переходам из хаты в сени и обратно. Тогда он начинает проказничать и тем предостерегает жильцов от своего дальнейшего гнева. Ночью он сваливает всю посуду в лохань, перемещает утварь, поставив, например, кочергу и ухваты в кут, скамьи и табуреты – в порожний угол, или же все это сваливает грудою под лавку, под нары, в подпечье, причем оставляет нетронутыми иконы, хлеб и соль на столе. Нечто подобное делает домовик и во время своих подшучиваний и заигрываний с жильцами, выражая тем свое расположение: толкает, даже щиплет спящих, отчего у них бывают синяки, которые, однако, не болят. Особенно часто он подшучивает над супругами и любуется временными их распрями, ради чего незримо подбавляет в их пищу и питье «раздорное зелье». При игривом, как и безразличном состоянии, домовик любит рядиться в одежду хозяина, однако спешно кладет на место, коль скоро она понадобится.

Обычным местопребыванием домового считается запечный угол, откуда он заходит в подполье (под нары), в подпечье, где коротает досуг с мышами и курами; излюбленным же местом его в запечном углу служит именно линия соединения запечных стен, всегда приходящихся против кута, откуда он надзирает за семьею во время полного сбора ее при еде, семейном совете, приеме гостей, для чего он высовывается над поверхностью печи по грудь. Вне этой надобности домовой спускается в самый низ запечного угла, где обыкновенно дремлет.

Кроме мест в хате домовой ютится в сенях, на чердаке и в клети, когда в сиих местах летнею порою больше пребывает и семья.

Домовой «от чертей отстал – и к людям не пристал» (или наоборот: от людей отстал – и к чертям не пристал): он живет по старине незапамятной, мыслит и смотрит на все так, как это было в момент превращения; то же наследуют и его сыновья. Посему домовой не уживается с новшествами, а ютится и благодетельствует там, где живут проще, по старине.

(Н. Никифоровский)