Текст книги "Гоблин"

Игорь Шабельников
Гоблин

Часть 1. Гоблин

1

Водитель и мой охранник, Сашка, остановил машину на окраине заброшенной и давно уже безымянной белорусской деревушки. Деревушка ещё есть, а на спутниковом навигаторе это только широта и долгота. До зоны отчуждения ещё пятьдесят километров. Я вышел из машины и медленно, с разворотом, потянулся, при этом сквозь прищур внимательно осматривая полуразрушенные домики деревушки. Отошел подальше от машины к придорожным кустам и отлил. Всё тихо, кивнул Сашке. Сашка развернул машину и загнал ее задним ходом в полуразрушенную конюшню. Я закурил и стал лениво озирать окрестности. Сашка вытащил из машины раскладной столик, два складных шезлонга и мангал – стал готовить шашлык. Это отвлекающий маневр для любопытных, если таковые здесь окажутся – бизнесмен с водителем решили перекусить. Я неторопливо подошел к машине и вошел в конюшню. Быстро влез по лестнице под самую крышу и стал рассматривать через щели в досках деревню в бинокль. Вроде, никого. Достал сканер, запустил поиск частот – тоже ничего подозрительного. Спустился к Сашке, шашлычки уже поспели. Вынул из наплечной кобуры пистолет и подсунул его под салфетку. Из сумки термоса извлек банку пива и взял шашлычок. Вот это жизнь, век бы так жил! Можно расслабиться, правда, второй пистолет сзади за поясом немного давит спину. Ладно, займемся шашлыком, а мотодельтаплан успеем собрать позже.

Границу тридцатикилометровой зоны, набрав высоту, я преодолел, планируя с отключенным двигателем. Пролетев пяток километров, я снова включил двигатель. Ещё сорок минут полета, и я в намеченном пункте. Восток уже розовеет, я заложил вираж, высматривая огни на земле. Ничего не заметив, успокоился. На рассвете я должен сесть в поселке под названьем Хатки. Загоню дельтаплан в укрытие и пешком двину к месту встречи по направлению поселка Лес. Хабар должна принести группа сталкеров со станции Янов. Заберу хабар, это сорок-пятьдесят килограмм артефактов, и обратно в Хатки. Перед рассветом на мотодельтаплане полечу обратно. Простая работа, пока не получу хабар, вроде, опасаться нечего – деньги за хабар пойдут по другому каналу. Правда, не исключены случайности, осторожность не помешает.

Плавно сев в конце главной улицы поселка, не выключая двигатель, развернул дельтаплан. Стал всматриваться в развалины домов. Никого – порядок. Вылез из кресла, отстегнул от рюкзака автомат на втором сиденье. Через оптический прицел стал рассматривать дальние дома поселка. Никого, можно загонять дельтаплан в сарай ближайшей избы. Повернулся к дельтаплану. На чердаке второй избы слева мелькнул блик. Я не позволил себе вздрогнуть или дернуться. Что это было, блик от оптики или от куска битого стекла? Засада или просто нервы? Проверить можно только одним способом – попытаться взлететь. Повесил автомат на грудь, палец автоматически снял его с предохранителя. Работа курьера – нервная работа. Закурил и пошел открывать ворота во двор – если это засада, то это их должно успокоить. Открыл ворота, вернулся к дельтаплану. Выбросив окурок, уселся в кресло. Погазовал и медленно тронул машину с места. Потом педаль газа до упора, и на взлет.

Из-за рева двигателя выстрела я не услышал. Только понял, что выстрел был – двигатель чихнул пару раз и заглох. Колеса ещё даже не успели оторваться от земли. Ударил по тормозам, слегка развернув дельтаплан, выкатился из кресла и залег за ним. Нащупал спутниковый навигатор и отключил его. Это сигнал нашим – провал операции. Меня это, конечно, не спасет, но что поделаешь, работа курьера – опасная работа. В двигатель ударила вторая пуля. Выставив руку с автоматом над сиденьем, дал длинную очередь по шиферу чердака. Порадоваться, что выстрелы с чердака прекратились, не успел, две цепочки пылевых фонтанчиков поднялись от меня справа и слева. С треском хлопнул шелк крыльев дельтаплана, прошитый пулями в нескольких местах. Повернул голову назад и увидел, что двое бандитов с автоматами держат меня на прицеле. Живьем решили взять. А нафиг ли я им сдался? У меня же ничего нет! Ах, ну да, они же этого ещё не знают! Левой рукой отсоединил магазин от автомата и отбросил его в сторону, автомат полетел в другую. Перевернулся на спину.

– Вот это правильно, паря. Лежи и не дергайся! – раздалось слева от меня. Посмотрел в ту сторону – подходит четвертый с автоматом и, похоже, главный у них.

– Мужики, может быть, договоримся?

– Заткнись, твою мать! Обрез, обшмонай его! Штырь, канай сюда! – главарь крикнул, наверно, тому, который был на чердаке.

Бандит профессионально ощупал меня. Нашел и пистолеты, и нож, и гранаты, и всё, что было в карманах, всё выбросил к ногам главного. Только спицу в отвороте куртки пропустил, мне бы только встать – одного я точно завалю. Почему Обрез, подумал я, когда у него автомат? Взглянул на лицо, по раскосым глазам и выпирающим скулам всё понял – мусульманин. Главарь поднял навигатор, посмотрел и в сердцах шмякнул его об землю. Вот, оказывается, как – он понимает, что значит отключенный навигатор!

– Штырь, я, типа, что, два раза буду повторять?! – снова гаркнул главарь, – Нос, а ну, сгоняйте с Обрезом на чердак, посмотрите, что там и как. Я подержу этого на мушке.

– Может быть, этот Штыря подстрелил?

– Для Штыря это было бы лучше, – сказал главарь.

– Командир, может быть?… – получил ботинком в бок, очень больно!

Парень с большим мясистым носом кивнул Обрезу, и они ушли. Через пять минут показалась троица. Обрез и Нос поддерживали хромающего долговязого парня, правая нога выше колена у него была перетянута ремнем. Парень опирался на ствол снайперской винтовки. Подведя Штыря, Нос и Обрез отпустили его, разошлись в стороны и снова взяли меня на мушки.

– Гоблин, эта падла продырявила мне ногу, – глазки Штыря бегали, ему хотелось меня пнуть, но он не мог. Во-первых, ему было больно, во-вторых, страшно – он боялся главаря. Я по-прежнему полулежал возле дельтаплана, наблюдал, что будет дальше.

Главарь сдвинул фильтр с лица, достал сигарету и закурил, только после этого взглянул на Штыря. Я ещё подумал, как точно бандюки подбирают клички. Главарь лицом и фигурой – вылитый гоблин из детских фильмов, огромный, с гориллообразным телом и низким лбом. Я взглянул на Штыря, того уже трясло, похоже, главарь – гоблин не только лицом и телом.

– Штырь, ты что, типа, не понял? Я что – велел стрелять?

– Знаю, знаю, Гоблин! Ты велел сидеть и не высовываться, мол, возьмем, когда он вернется. Но он что-то почуял и начал взлетать!

– Тебя он почуял, Штырь! Тебя! И вот смотри, что теперь получается? Столько усилий, и всё зря. Мы остались без хабара, а значит, без бабок.

– Может, он вез бабки, давай посмотрим его рюкзак.

– Нет там ничего, – главарь замолчал и сплюнул на землю. Штырь понурил голову и старался не смотреть на главаря.

Даже так! Главарь знает, что при мне ничего нет.

– Гоблин, я же его не убил, давай его потрясем.

– Лучше б ты его убил. Лучше для тебя, Штырь. Теперь, смотри сюда. Этого придется кончать, а ты ранен, идти не сможешь. И что же, парням тебя нести – того который, можно сказать, их обокрал?

– Я дойду, Гоблин! Я дойду!

Главарь щелчком отбросил окурок.

– Обрез, Нос, решайте сами – вам нести. Я пошел собирать вещи, – сказал главарь, выдернул мой рюкзак из дельтаплана, развернулся и пошел в ближайшую избу.

Обрез злобно заулыбался. Нос продолжал держать меня на мушке, на Обреза он не смотрел. Обрез медленно взялся левой рукой за дуло снайперской винтовки, на которую опирался Штырь, и перевел взгляд на него.

– Братва, братва, вы чего? – Штырь попытался попятиться, не выпуская винтовки.

– А с тем что делать будем? – спросил Обрез Носа, продолжая смотреть в лицо Штырю.

– «Чернобыльское сафари» – бег по аномалиям, – так же не глядя на Обреза, ответил Нос.

Обрез довольно гоготнул, молниеносно с разворота перерезал горло Штырю, невесть, откуда взявшимся ножом, и отскочил с винтовкой Штыря в сторону. Кровь из горла Штыря хлынула фонтаном. Штырь схватился руками за горло, стал заваливаться вперед. Один за другим прозвучало два выстрела. Я вздрогнул, но ничего не почувствовал. Нет, стреляли не в меня. Дальше всё было, как в замедленном кино. Обрез справа от меня с дыркой в голове кульком стал опускаться на землю. Нос, слева, заваливаясь назад, с раскрытыми от удивления глазами, ловил воздух ртом, у него на груди расширялся круг крови. Он разводил руки в стороны и стрелял из автомата в воздух. Что это за хрень, время течет очень медленно? Вдруг время пришло в норму. Я подхватил автомат, выпавший из рук Носа. Я всё понял, у меня есть союзник, уложил двоих уродов. Кто он, я пока не знаю. Знаю, что Гоблин на мне. Схватив валявшуюся на земле гранату, перекатился ближе к дому, в который вошел Гоблин. Выдернул чеку и метнул её в окно. Сразу после взрыва, кинулся в дом. В доме никого не было, ни живых, ни мертвых. Заметался по комнатам и увидел в окно Гоблина, уже подбегавшего к ближайшему лесочку. Вскинул автомат, автомат сухо щелкнул – Нос расстрелял весь магазин. Я сплюнул и пошел к выходу, по дороге подобрав свой рюкзак.

Вышел на порог дома и окаменел – около дельтаплана стоял высокий монах в черной рясе, подпоясанный веревкой, и с винторезом. Лица под капюшоном видно не было. «Черный монах» в зоне – это предвестник смерти! Ну да, вот так смерть и приходит, только в зоне она приходит не с косой, а с винторезом, а у тебя ни одного патрона в автомате!

– Юноша, вы как? С вами всё в порядке? – спросил монах с сильным акцентом, наверно, польским. Монах откинул капюшон. Седая голова подстрижена «под горшок», на темени круглая проплешина. Морщинистое смуглое бритое, в общем-то, лицо серебрится трехдневной щетиной. Нет, это не «Черный монах» зоны, а просто монах. Хотя, для Носа и Обреза это уже одно и то же. Надо же, назвал меня «юноша», мне уже за тридцать, а сколько же ему?

– Спасибо отец, всё нормально. Выручили вы меня сегодня. Как вас называть?

– А так и называй, падре, или падре Карло.

– Папа Карло?

– Ну, можно и так, если хотите. Сын мой, что это было, зачем вас хотели убить?

– Бизнес, падре. Я должен был обменять товар на деньги. Но продавец не привез товар, а я не привез деньги. Форс-мажор, а им это не понравилось, – соврал я.

– Людская суета. Ладно, что вы теперь собираетесь делать? Простите, не знаю вашего имени.

– Бирюк, меня кличут Бирюк. Сейчас я собираюсь уносить ноги. Гоблин сбежал, может вернуться с подмогой.

– А почему гоблин? На гоблина он не похож.

– Кличка такая. А почему не похож?

– Я видел гоблинов, они не такие, а этот, скорей, похож на Орка или Тролля.

Старческий маразм, гоблины ему не такие! И где это он видел гоблинов, может на картинках в библии?

– Падре, конечно, спасибо, выручили меня, но как вы, служитель божий, решились убить этих?

– А это не я, это Бог так решил. Раз я оказался в этом месте в это время – значит Всевышнему так было угодно. Решать, когда карать неправедных и помогать страждущим – это прерогатива Бога.

– Слава Богу, слава! А позвольте узнать, падре, к какой конфессии вы относитесь? Я перепишусь в неё из атеистов.

– Иезуит я, сын мой. Только не в конфессии дело. Переписаться можно в любую, а вот душу не перепишешь. Бог либо дал душу, либо нет. Вот этим, бог души, явно, не дал. Ладно, сын мой, прощайте, мне пора уходить, моя долгая дорога домой ещё не закончилась, – монах достал какую-то свистульку и дунул в неё. Звука не последовало. Однако из кустов, вышмыгнул черный краткошерстный такс, неприязненно покосился на меня и подбежал к монаху. Монах развернулся, поправил поудобнее вещмешок и зашагал по дороге, такс засеменил рядом, поминутно подозрительно оглядываясь. Псине, в отличие от попа, я, явно, не понравился. Взаимно, собак я тоже не люблю. Монах скрылся за деревьями, а я ещё стоял столбом. Я потряс головой, иезуит с таксой в зоне – бред, может, привиделось? Нет, вон они – трупы бандитов.

2

Осмотрел дельтаплан – двигатель безнадежно испорчен. Собрав наскоро всё, что было полезного у бандитов, и прихватив винторез Штыря, я двинулся к периметру зоны. Там есть два более-менее надежных прохода. Каким воспользоваться решу потом. Шел и мысленно перебирал всех наших, какая сука меня слила бандитам? Вдруг, мой мозг буквально прострелила мысль, а куда это, собственно, я тороплюсь? Тот, кто меня продал, наверняка уже знает о провале. И про проходы он тоже знает. Мой выход из зоны – ему неминуемая смерть. Значит, он сделает всё, чтобы я не вышел. Что же делать? Надо идти на станцию Янов, а оттуда связаться с руководством. Стоп, а вдруг наши ни при чем, а утечка информации идет со станции Янов? Вот же, блин, ситуёвина. Что делать, и кто виноват? Я же не Герцен, я не знаю! Ага, вот, можно попытаться выскочить из зоны под Чернобылем – там меня никто не ожидает, и там больше военных, значит и бардака больше. Черт, это же почти пятьдесят километров, если по прямой. А по прямой идти нельзя, там Припять, значит, в обход, а это выльется во все сто. Однако Бирюку семь верст не круг, я шесть лет отходил вольным сталкером и еще пять проводником. Вот только карты у меня дрянь – спутниковые снимки, почти никаких сталкерских отметок. Зато вооружением я упакован под завязку. Решено – иду на Чернобыль.

К вечеру я основательно вымотался, ноги гудели гуднем. Потерял я форму в курьерах или, может, это уже старость? Ладно, долой грустные мысли, надо выбирать место для ночлега. Вдруг я услышал выстрелы из пистолета, от неожиданности даже присел. Одиночные выстрелы, как стрельба в тире, причем совсем рядом. Скинул рюкзак и двинулся на звук выстрелов. В одной руке винторез, в другой автомат. Собачий лай, выстрелы. Кто-то отстреливается от слепых псов. Перебегая от дерева к дереву, приблизился к месту стычки. Вот оно что. Падре бьется со слепыми псами. Бросив рюкзак и винторез, он стоит на большом валуне. Подмышкой в левой руке он держит такса и отстреливает из пистолета собак, запрыгивающих на валун. Такс грозно скалит зубы, бьет в воздухе лапами и гавкает, чем ещё больше дразнит собак. Отложив винторез, я дал несколько очередей по собакам из калаша. Собаки, не ожидавшие нападения сзади, вмиг бросились врассыпную.

– Я рад вас видеть, друг мой. Я же говорил – твори добро и господь тебя в своей милости не оставит! – падре прижимает к себе и гладит не в меру разошедшегося такса. Такс пытается вырваться, наверно, хочет догнать и порвать слепых псов на тряпки.

– Я тоже рад вас видеть, падре. Однако, боевой у вас пес.

– Да, Крюгер у меня парень серьезный. Может, и не следовало его брать сюда. Но он со мной уже пять лет, единственная родная мне душа. Я не мог оставить его там. Днем, конечно, с ним хлопотно, зато ночью спокойно – ни один шорох не пропустит.

– А почему Крюгер?

Падре спустился с валуна и опустил такса на землю. Такс осторожно начал подходить ко мне, принюхиваясь к моим ботинкам. Короткая шерсть на его загривке стояла торчком.

– Свои, Крюгер! Свои! Знакомьтесь, Фреди Крюгер, Почему Крюгер? Посмотрите на когти на его лапах.

Да, действительно. Для такой мелкой собаки, такие большие лапы с когтями, как крючья. Я подставил открытую ладонь таксу, тот приблизился, понюхал и даже стал повиливать хвостом.

– Ну, вот и познакомились. Простите, Бирюк, а что это за твари? – падре указал на мертвого пса, которого теперь обнюхивал такс.

– Слепые псы Чернобыля. А разве в ваших краях таких нет?

– Не знаю, я там с войны не был.

– С какой войны? – удивился я.

– С Отечественной, какой же ещё? – в свою очередь удивился падре.

* * *

Для ночлега мы выбрали поляну среди валунов. Во-первых, из-за валунов не будет видно нашего костра, во-вторых, проход через валуны только один. Такс улегся перед проходом – свое дело псина знает.

– Да, сын мой, мне уже восемьдесят четыре года, простите за фамильярность, Бирюк, многолетняя привычка.

– Ничего, ничего, падре, называйте, как вам удобнее, – а про себя отметил, однако папа Карло, в свои восемьдесят четыре, сохранил верный глаз и крепкие руки – выстрелил всего два раза в бандитов и ни разу не промахнулся.

– Мои предки, покинув Альпийские горы, переселились под Чернобыль около трехсот лет назад. На безымянном притоке реки Уж, это в районе Залесья, они основали селение Люсдорф. Так же называлось их родное село в Альпах. Места были безлюдные, речки безымянные. Речушку, на которой они остановились, стали называть Ужица. Население села то разрасталось, то уменьшалось. Часть людей переехало в Чернобыль. Там была большая немецкая община. К 1941 году у нас в селе было около трех десятков только капитальных каменных домов, многие в два этажа. В каждой семье не менее десятка человек. Была своя мельница и лесопилка. Богатое, зажиточное село.

– Формально, на бумаге, наше село числилось сначала коммуной, а потом колхозом имени «Карла Маркса», а мой отец, Карл Ёган был председателем. Несмотря на то, что он был коммунистом, он всё же оставался практичным немцем – старался сохранить сложившийся уклад в селе. Односельчане за это его уважали.

– Когда началась война, отец с группой односельчан уехал в Чернобыль, записываться добровольцами биться с фашистами. Что с ними стало неизвестно. Больше никто и никогда их не видел. А в начале августа сорок первого в село пригнали два десятка полуторок. Всем велели собраться в кирхе. Когда все собрались, нам объявили, что в целях защиты немецкого населения Украины, всех переселяют в Казахстан. Всех, как есть, посадили в грузовики и увезли. Ничего с собой брать было нельзя, вокруг кирхи стояли автоматчики. Я один скрылся – как же так, отец вернется с войны, а меня нет. Я спрятался в нише под органом, я пел в церковном хоре и знал все закоулки кирхи. НКВДешник, командовавший переселением, был суровый дядька – застрелил одного нашего мужика, когда тот заартачился. Но он застрелил и красноармейца, попытавшегося мародерствовать в кирхе, я видел это через щели в досках. Правда, весь скот, который был в селе, угнали в Чернобыль. Тоже и с имуществом – все ценное в домах собрали и вывезли на грузовиках. Вот так я остался один во всём селе. Жить одному страшно и неуютно. Меня приютила семья Тедерика, Теди, моего друга. Теди со своим прадедом жил отдельно в лесу, недалеко от нашего села. А с сорок второго года начались мои мытарства по Европе.

– Падре, так вы идете под Чернобыль? Почему через Белоруссию? Почему не через Украину?

– Я пытался, сын мой, ничего не вышло.

– Вы знаете, падре, а ведь нам по пути, я иду в том же направлении.

– Вот, ещё одно доказательство милости божией – добрый попутчик в трудной дороге. Спасибо тебе, владыка, созидатель всего сущего! – падре сложил ладони лодочкой, склонил голову и стал бормотать молитвы.

3

– Падре, падре, вставайте! Отдых придется отложить на потом! Слышите, завыли псевдособаки. Они нас почуяли, ветер гонит наш запах в их сторону.

– Ничего не слышу. Ну и что, что собаки, перестреляем их, и всё.

– Зато Крюгер их слышит, посмотрите на него. И это не просто псевдособаки, это чернобыльские волки.

– О господи! Что – опять мутанты?

– Ещё какие! Они крупнее и сильнее собак. И очень быстрые. Надо лишить их этого преимущества. Хватайте подмышку Крюгера и бегом к тому валуну в центре болота. По болоту волки шибко не разгонятся. Помните, они очень живучи, стрелять надо только в голову. И ещё, они почти ничего не боятся и никогда не отступают.

– А вы куда?

– Я же говорю, они почти ничего не боятся, кроме огня, конечно. Я уведу их в камыши и подожгу камыш. Давайте, давайте, быстрей в болото. Я пошел!

Я бежал через камыши по краю болота и выкрикивал грязные ругательства в адрес волков. Я грозил им отрезать их хвосты и сшить из них себе шапку. На секунду остановился и прислушался. Ага, стая ломится через камыши ко мне. Всё, пора бежать к открытой воде, там глубина не меньше метра там у меня будет преимущество.

Бросился бежать в болото, по дороге выхватил фальшфейер и поджег его. Стал поджигать камыш. Ох, кажется, я немного опоздал, камыш медленно разгорается! Оглянулся, средь камышей уже показалась черная голова первого волка. Двумя выстрелами всё-таки свалил его. Побежал дальше. Открытая вода уже близко. Но теперь мне кажется, что камыш я поджег слишком рано. Языки пламени уже лижут мне спину. Чертов камыш, он горит и против ветра, вдвое медленнее, чем по ветру, но быстрее, чем я могу бежать по болоту. Вот уже я бегу наравне с огнем. Дышать от жара совершенно нечем. Задержав дыхание, я сделал отчаянный рывок и выскочил из камышей. Вздохнув поглубже, я рухнул в воду, это потушит тлеющий рюкзак и комбинезон. Вынырнул и на четвереньках стал отползать от стены огня. Оглянулся, в огне метались и выли волки. Сделать шапку из волчьих хвостов, пожалуй, теперь не получится. Показав волкам неприличный жест рукой, согнутой в локте, побрел к центру болота искать падре.

Крюгер встретил меня радостным лаем, славная, в общем-то, собаченция. Он даже по-своему красив, во всяком случае, он не кажется мне таким уродцем, как вначале. Падре спрыгнул в болото и помог мне взобраться на валун. Я потрепал Крюгера по загривку, и он впервые позволил мне это сделать. Оглянулся, камыш ещё горел полукольцом от нашего валуна. Скинув рюкзак, я стал раздеваться. Падре стал мазать мне ожоги и накладывать пластырь на порезы от камыша. Небо быстро темнеет.

– Падре, сегодня придется заночевать на этом валуне.

– Ничего, сын мой, ничего. Бог терпел и нам велел.

* * *

Ночь, мы сидим на валуне, низкая облачность скрывает небо. Камыш кольцом выгорел вокруг болота. Отдельные камышины вспыхивают во мраке. Казалось, что это глаза сотни волков, высматривающих нас в темноте.

– Падре, а как вы попали Европу?

– Это случилось уже в сорок втором. Когда я остался один, Теди привел меня к себе домой. Хотя мы дружили с ним давно, я оказался у него в доме впервые. Теди жил вдвоём со своим прадедом, Аурвангом. Аурванг был другом нашей семьи, и я его пару раз до этого видел в нашем доме. Отец рассказывал, что старому Аурвангу около четырехсот лет, что он пришел из Альп вместе с предками нашей семьи. Отец много чего рассказывал про старого Аурванга, всегда было очень интересно и очень страшно – никогда нельзя было понять где правда, а где сказка. Однажды Аурванг пришел к нам в дом со своим правнуком. С Теди мы были одногодки, и мы как-то сразу подружились. Потом Теди часто прибегал ко мне. Я же в урочище у известковых столбов ни разу не ходил. Да и никто из наших туда не ходил. Теди был очень скрытным, никогда ничего о себе и о своем прадеде не рассказывал. Но с ним было всегда интересно, он много чего умел. Умел голыми руками ловить рыбу, умел ставить силки на всякого мелкого зверя в лесу. Он прекрасно видел в темноте. Он мог пускать искры из пальца и разжечь от них костер. А ещё он мог наводить морок – пройдет в паре метров, а ты его не увидишь. Играть с ним в прятки было бесполезно.

Ох, сдается мне, Падре заговаривается, годы берут свое! Искры из своих глаз – это я и сам видел, но чтобы из пальцев?! Похоже, что у Падре морок поселился в его голове! Между тем Падре продолжал:

– Я прожил в жилище Аурванга до весны, а весной перебрался обратно в село, я ждал возвращения отца. Тогда мне было уже шестнадцать лет. Однажды летом пришел Теди со своей собакой, черной таксой. У Аурванга был пяток таких такс, но Алфихар, Альфик, считал своим хозяином Теди и таскался за ним везде как хвост. В тот день мы с Теди пошли по сельской дороге к старой водяной мельнице ловить раков. Вдруг раздался какой-то треск, мы остановились. В село въехали военные в камуфляжной форме на мотоциклах и стали кружить вокруг нас. Вслед за мотоциклистами подъехала легковая машина и грузовая с солдатами. Я окаменел – неужто это немцы?

– Из легковой машины вышел, я так понял, офицер в черной форме. Казалось, меня он даже не заметил, он смотрел на Теди, а ведь я был значительно выше Теди. Как только офицер отвернулся, Теди исчез, а Альфик с лаем сорвался с места и юркнул в ближайший сад. Началась суматоха, один из солдат хотел стрелять по Альфику, но офицер запретил. Офицер говорил по-немецки, вот тут я окончательно понял, что это немцы, фашисты. Я стал пятиться, но один из солдат схватил меня за шиворот.

– Офицер отдал команду, и из грузовика выпрыгнули солдаты в черной форме, а с ними проводник с овчаркой. Собака быстро взяла след – то ли Теди, то ли Альфика и солдаты убежали вслед за проводником с собакой. Офицер махнул стеком, и солдат, державший меня, подвел меня к нему. Офицер спросил по-немецки, как меня зовут и где все жители села. Я ответил тоже по-немецки, что меня зовут Николас Ёган, всех жителей в начале войны переселили в Казахстан, а я убежал. Офицер потрепал меня по щеке и сказал, что, мол, из такого фольксдойче, как я, получится отличный солдат фюрера. Солдат отпустил меня, но продолжал внимательно следить за мной. Офицер снял свою черную фуражку с высокой тульей и вошел в нашу кирху.

Не знаю, что он делал в кирхе, но вышел он только, когда вернулись его черные солдаты. Всё это время я просидел возле кирхи под присмотром мотоциклистов. Солдаты принесли на самодельных носилках старого Аурванга. Он был мертв. Из рассказа солдата я понял, что Аурванг живым в руки не дался, при этом убил троих. Ещё двое солдат попали под завал – ловушку, устроенную в жилище старика. Овчарку таксы заманили в узкий проход между камней и там её загрызли. Насчет мальчишки солдатам ничего неизвестно. Скорей всего, мальчишку завалило вместе с солдатами, откопать без спецоборудования их не представляется возможным. Еще солдаты принесли гравюру и книгу. Книгу я раньше не видел. А гравюра висела в большой комнате жилища Аурванга. Сейчас гравюра была прострелена пулей.

– Офицер был крайне недоволен и еле сдерживался, о чем-то думал, молчал и только стучал стеком по голенищу сапога. Потом он долго разглядывал Аурванга. А вот гравюра и книга привели его в восторг. Потом офицер подозвал меня и спросил, знаю ли я этого старика. Я ответил, мол, знаю – это старый Аурванг. Я думаю, что этот ответ и определил мою дальнейшую судьбу.

– Тело старика завернули в брезент и аккуратно положили в грузовик. Гравюру и книгу офицер положил в портфель из крокодильей кожи. Меня посадили в грузовик, и мы поехали. Сначала в Киев. По дороге я узнал, что офицера СС зовут барон фон Зеефельд. Он работает на Аненербе – «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Что едет он по заданию Гиммлера в Крым для поиска остатков материальной культуры королевства готов. Узнав в Чернобыле о немецком поселении на реке Уж, барон решил по дороге в Киев заехать в наше село. Только увидев гравюру и книгу, он понял, какая удача ему улыбнулась.

– Потом меня, портфель и Аурванга в цинковом гробу передавали эстафетой с поезда на поезд. И так до самого замка Вевельсбург.