Текст книги "Сыщик Бреннер"

XI. Фора

Дальше все шло как по маслу. Мы еще с полчаса блуждали по подземным галереям, пока наконец не выбрались наружу. Дождь все не прекращался, но, к счастью, мы оказались недалеко от цели.

Я решил, что в данных обстоятельствах лучше всего и для сестер, и для Костаса будет укрыться в надежном убежище и переждать там. И одно такое убежище у меня на примете имелось.

Феликс Мстиславович фон Шиллер, мой старинный приятель, происходил из древнего дворянского рода. Однако еще прадед его обеднел настолько, что не оставил своим наследникам ничего, кроме знатного имени. С тех пор фон Шиллеры так и не разбогатели, но честно служили стране. Феликсу повезло: он выжил, пройдя несколько войн, после работал в полиции и сейчас, находясь в почтенном возрасте шестидесяти семи лет, доживал свой век спокойно, проводя дни за любимым занятием – рыбалкой на ближней речке. Вечерами же он читал, наверстывая упущенное за годы службы, когда и на сон времени порой не хватало. Феликс Мстиславович прежде не имел ни жены, ни детей и только в последние годы сошелся с вдовой почти столь же почтенного возраста, которая так же, как и он, осталась на старости лет одна. Вдова чудесно готовила и боготворила статного и крепкого, несмотря на возраст, Феликса, а тот радовался непривычно тихим, по-семейному спокойным вечерам, необременительной компании супруги и не думал уже, что на его веку случится нечто экстраординарное.

Я Феликса знал много лет, встретившись с ним впервые во время одной из военных кампаний и вскоре крепко подружившись с ним. Поэтому я был уверен – Шиллер не откажет в просьбе.

Так и случилось. На стук в ворота и собачий лай он вышел быстро, держа одну руку за спиной. Не нужно было дара предвидения, чтобы угадать – в ней револьвер. Но, узнав меня, Феликс хмуро кивнул, махнул рукой псу, и тот мгновенно умолк. Хозяин отпер ворота.

Жил он в кирпичном доме с большим садом, вдали от суеты центральных городских кварталов. Я надеялся, что здесь Константина искать не станут. Оставалось лишь убедить великокняжеского сына пересидеть неспокойные дни в убежище и не высовываться.

Наша компания представляла собой довольно странное зрелище. Перепачканные в грязи, промокшие, одетые не по погоде, с ящиком в руках, из которого время от времени доносились угрожающие звуки, мы выглядели как бродячие цирковые артисты. Феликс не смог сдержать ироничной улыбки, но я его за это не осудил – картинка была живописная. Мы быстро прошли в дом. Чем меньше людей знало о нашем появлении, тем лучше.

Пока любезная Агриппина Тихоновна – жена Феликса – суетилась по дому, устраивая незваных гостей и грея самовар, я коротко переговорил с Шиллером, обрисовав сложившуюся ситуацию. В подробности я не вдавался, сказал лишь, что сын великого князя нуждается во временном убежище, как и мои близняшки, и если будет позволено, то мы пожили бы здесь несколько дней.

Как я и думал, Шиллер тут же заверил меня во всяческом расположении со своей стороны и предоставил свой дом в полное наше распоряжение на любой срок. Старый солдат, старая закалка. Для него, как и всегда, интересы империи стояли на первом месте, затмевая любые иные дела, даже его собственные. Как я догадывался, небольшой встряске он даже обрадовался. Я не видел Феликса пару лет, но за это время он не слишком изменился, выглядел, как и прежде, подтянутым и стройным, словно семнадцатилетний, был по-военному гладко выбрит.

Пока мы беседовали с Шиллером, я краем глазом поглядывал за своими подопечными. Близняшки быстро нашли общий язык с хозяйкой, уже успели осмотреться в доме и с позволения Агриппины Тихоновны выпустили котенка из ящика. У Шиллеров в доме кота не было, только пес во дворе, поэтому Вилли конкурентов не встретил. Важно покинув ящик, он степенно потянулся всем своим тельцем и громко замяукал, требуя пищи. Старушка всплеснула руками и кинулась к крынке с молоком, стоявшей на столе, а девушки бросились ей помогать. Тут им будет хорошо, это я видел, и они найдут чем заняться, пока я буду занят решением проблем.

С Костасом все оказалось несколько сложнее. Лишь поздоровавшись с хозяевами, он сел на стул, закинул ногу на ногу и так сидел все время, с легким пренебрежением оглядывая скудную, по его разумению, обстановку дома.

Я подошел к нему и негромко заговорил:

– Константин Платонович, думаю, вам придется пожить здесь какое-то время…

– Ни в коем случае, – отрезал он. – Они найдут меня, и тогда всем придет конец.

– Никто вас здесь не найдет, а мне нужно немного времени, хотя бы несколько дней, чтобы во всем разобраться. И вообще, с чего вы решили, что стрелки повторят попытку? Да, они попытались убить, но потерпели неудачу. Сейчас же им придется непросто. Слишком уж многие станут их искать после пальбы в кабаре и у моего дома. Им поневоле придется затаиться, залечь на дно. Им будет какое-то время не до вас.

Костас задумался, но все же покачал головой.

– Я для них важен. Нет, не спрашивайте, я все равно не смогу вам сейчас этого рассказать. Но они не оставят меня в покое, уж поверьте. Они найдут меня, чего бы это им ни стоило. И ни вы, ни мой отец, ни все его люди не в силах меня защитить!

– Убийство директора театра связано с покушением на вашу персону?

– Я невиновен! Они хотели списать это на меня. Запятнать наше имя, но не вышло! Я пришел немного раньше, разгадал их план и успел скрыться, пока меня там не увидели. Вот они и решили действовать иначе. Жестко.

– Вот поэтому вам лучше отсидеться здесь. Разве не так? Никто не знает о моей связи с этим местом. А Шиллер – надежный человек, я за него ручаюсь. Дайте мне хотя бы двое суток! Ведь я тоже поверил вам, поверил в то, что вы – не убийца. Поверьте же и вы мне!..

В глубине души я и сам не знал, верю ли в невиновность Константина, но и явных доказательств его вины пока не находил. Да, он был в театре и сбежал оттуда, но он ли убил Аскольда Ромуальдовича? Зачем? Из ревности – вряд ли. Мне показалось, что такой тип, как Костас, столь высоко себя оценивающий, не стал бы пачкать руки подобным грязным делом. Скорее, он приказал бы своим телохранителям попросту избить директора.

Костас думал очень долго, но в итоге кивнул.

– Ладно, Бреннер, у вас есть двое суток. Я знаю вашу репутацию. Вы человек слова. Слышал, вчера вам удалось найти похитителя детей. Поздравляю!

Он странно поглядывал на меня, а перед моим мысленным взором внезапно мелькнуло лицо Жорика, его распахнутое нутро – и тварь, обретшая свободу.

Костасу я об этом, разумеется, рассказывать не стал. Не время и не место для откровений подобного рода. Достаточно, что я почти уверен в своем рассудке. Почти. Пусть в глубине души я все же слегка сомневался, не причудился ли мне подселенец, не помутилось ли у меня в голове от сильного удара? И если бы я оказался одним из тех бедолаг, коих посещают видения, то мне оставалось лишь приставить револьвер к виску и спустить курок. Коротать остаток дней в приюте для умалишенных я бы не смог. Пуля в голову решает подобные проблемы раз и навсегда.

– Те стрелки… Что вы о них знаете? Кто они?

– Стрелки – наемники, хотя и не совсем обычные. За деньги убьют кого угодно.

– Они не похожи на местных…

– Колонисты. Как видно, недавно прибыли в город. Не все так просто, Бреннер. Это дело государственной важности, тут затронуты интересы империи. У нас много врагов, и это одни из них. Так что никакой жалости, никакого сострадания. Уничтожьте их первыми, пока они не уничтожили нас! Вы же понимаете, я не могу всего рассказать… но грядут перемены. Некие силы стремятся к переделу власти, и мы не должны этого допустить.

Перемены я не любил. Я понял давно, любые перемены – к худшему.

Колонисты… С ними я еще не сталкивался. За время своей работы частным сыщиком я вычислил и помог обезвредить не только множество преступников всех мастей, но и пару террористических организаций, обставив даже имперскую полицию и ее спецотдел. Но все мы работаем на общее благо, им не на что обижаться…

Одна из тех организаций была основана неким Ульбрехтом Серафимовым – недоучившимся студиозом, сторонником террора, поборником теории классовой справедливости и всеобщего равенства. Я никогда не считал, что положительные перемены в обществе можно устроить силой. Ведь никакой классовой справедливости не существует, как и пресловутого равенства, это ясно. Люди изначально рождаются разными, отличаясь и по цвету кожи, и по состоянию здоровья, и, наконец, по умственным способностям. Кому-то дано стать великим ученым, кому-то известным адвокатом, а кто-то будет служить Родине с оружием в руках, находя в этом свое призвание. Люди могут быть равны лишь в своем патриотизме и стремлении принести пользу Отечеству, во всем же остальном они разнятся. Все измышления утопистов – лишь приманка для тунеядцев, желающих загрести жар чужими руками.

Серафимов отличался среди прочих тем, что всегда четко знал, что и кому обещать. Поэтому в свое время у него оказалось столь много сторонников, что спецотдел обеспокоился всерьез. К счастью для полиции и к несчастью для самого Ульбрехта, он внезапно увлекся идеей физического насилия, создал тайный клуб бомберов, на чем вскоре и погорел при моей непосредственной помощи. Лично мы с ним не сталкивались, но добытую в ходе одного расследования информацию я счел нужным передать Мартынову, и вскоре ячейку накрыла полиция.

О второй группе неудачников и вспоминать не хотелось, ничего серьезного они из себя не представляли. Их я вычислил еще проще и самолично произвел гражданский арест.

Как потом мне рассказывал Семенов, финансовый след от обеих групп тянулся далеко за океан. Где-то там, в колонии, и находился мозговой центр, оплачивающий всех и каждого, кто пытался дестабилизировать обстановку в Руссо-Пруссии. Уж очень им не давало покоя наше уверенное процветание.

Но то были цветочки, сейчас же, как видно, пошли ягодки. Такой наглости не ожидал никто. Приезд команды стрелков-убийц в чужое государство, покушение на особу императорской крови – это далеко не шутки. Кто-то решил сыграть ва-банк, а это значит, что на кону серьезные ставки, только вот Костас не хочет посвящать меня в подробности. Хотя я не был уверен, что он сам знает слишком много. Не думаю, что великий князь, а тем паче – кайзер-император доверили бы девятнадцатилетнему оболтусу важные государственные секреты. Скорее всего, он случайно оказался причастен к этому делу. Но почему тогда стрелки охотятся именно на него? Как он умудрился стать их главной целью?

Итак, Костас волей-неволей временно оказался в центре событий. Сначала история с Беллой, затем убийство директора и, наконец, покушение в кабаре и вторая попытка – у меня дома.

Возьмем это за основу и будем отталкиваться от фактов. Если Константин послушает моего совета и просидит у Шиллеров обещанные двое суток, это даст мне небольшую фору.

Я уже знал, с чего следует начать расследование.

XII. Доклад

К утру распогодилось. Небо радовало глаз безоблачной синевой. Трудяги, спешившие успеть к началу рабочего дня, составили мне компанию на улице. Я не слишком любил утро, мое время – ночь. Но вчера я и не ложился, поэтому порция крепчайшего кофе, любезно сваренного Агриппиной Тихоновной, позволила вновь обрести бодрость духа.

Я поймал пролетку, и заспанный бородатый мужик повез меня по указанному адресу. Приют Святой Моники – идеальное место для всех попавших в беду женщин, отличавшееся стерильной чистотой и отсутствием мужчин даже среди персонала. Полицейские не могли оставить Арабеллу без присмотра, более того, они обязаны были беречь ее как зеницу ока, как собственную сестру, решившую прогуляться ночью в одиночестве в городском парке, как невесту, сообщившую, что идет в гости к подруге, но слишком уж долго прихорашивающуюся перед зеркалом, как сбережения, оставленные под неестественно высокие проценты в новом, только что открывшемся банке…

И все же полиции я не доверял. Плох тот солдат, который не знает, за кого он воюет, а нынешняя полиция сплошь и рядом состояла из случайных людей, соблазнившихся многочисленными привилегиями государственной службы, но не чувствовавших личной ответственности за происходящее в стране. И только в последние годы ситуация стала меняться в лучшую сторону, но, к сожалению, недостаточно быстро.

Поэтому я не слишком удивился, когда, явившись в приют, обнаружил, что все закрепленные распорядком правила защиты особо ценного объекта и патрулирования территории попраны самым что ни на есть бесцеремонным образом.

Городовые, призванные стоять на посту непосредственно рядом с палатой госпожи Лямур, мило болтали с медсестрами в другом конце коридора. Никого из людей Семенова тут и вовсе не оказалось: как видно, посчитали, что их присутствие излишне.

Когда я, вопя благим матом, ворвался в палату, там было пусто. Беременная госпожа Лямур, она же Арабелла Белкина, она же Белка, она же прима театра «Фантазия», отсутствовала, чем несказанно удивила обоих усатых городовых, соизволивших наконец оторваться от миловидных дежурных сестер и заглянуть следом за мной в палату. Окно было распахнуто настежь.

– Да вы… мерзавцы… хоть знаете, что с вами будет?.. Мартынов же вас… к египетским богам и… сгноит!..

Половину слов я проглатывал, но не потому, что боялся оскорбить утонченный слух проштрафившихся, а исключительно в силу глубочайшего возмущения некомпетентностью тех, кто призван охранять и защищать, и даже получает за это регулярное жалованье. Городовые вытянулись во фрунт и всем своим видом показывали, что во всем раскаиваются.

– Ваше высок… родие… Она же только что… здесь… клянусь моими детьми!..

– Мо-о-олчать!

Я заорал так громко, что даже закашлялся. Нет, все же прав Серафимов и подобные ему социалисты-утописты: нашего человека никак не заставить делать то, чего он делать не желает. Вот только вывод известный анархист делал неправильный. Он считал, что достаточно все отобрать и у богатых, и у бедных да поделить поровну. Мол, получится все по справедливости. А на самом-то деле кто-то ухватит больший кусок, чем сосед. И все вернется на круги своя.

– Когда проверяли палату в последний раз? Не врать!

– Десять минут назад, может, пятнадцать, – трясясь от страха за последствия, ответил один из городовых. – Да коридор насквозь виден, никто мимо нас не проходил, клянусь! В окно она сиганула, точно вам говорю, ваше высокородие!

– Десять – пятнадцать, говоришь?! – Значит, стоило брать в расчет все полчаса, а то и час. Но про коридор он не врал, проскользнуть мимо сестринского поста незамеченным было сложно. Да и окно в палате оказалось открыто настежь, что косвенно подтверждало его гипотезу. Вот только четвертый этаж… пожалуй, тут не сиганешь – разобьешься.

– И ты хочешь мне сказать, что беременная пациентка, даже если пришла в себя, то сумела спрыгнуть с такой высоты? При этом не привлекла ничьего внимания, удачно приземлилась, не покалечившись, и преспокойно скрылась в больничной одежде?!

– Но коридор просматривается насквозь…

– Это я уже слышал. Закрыть рты и быстро проверить здание! Возможно, она еще где-то внутри. И никакого насилия! Слышите? Брать в целости и сохранности, словно хрупкий сосуд! Вопросы?!

Но городовых уже и след простыл, только слышался топот подкованных сапог на лестнице и громкие, отрывистые свистки, призывающие постовых с соседних участков.

Спустя полчаса нерадивые охранники, старательно отводящие глаза, доложили о результатах. Разумеется, пациентку найти не удалось, выяснили только, что несколько прохожих видели молодую женщину в больничной одежде, остановившую пролетку и уехавшую на ней в неизвестном направлении. Белла сбежала.

Лично явившийся по вызову Семенов раздраженно сплюнул, только завидев меня издали.

– Бреннер, а знаешь ли ты, что со вчерашнего вечера объявлен пропавшим без вести?! Все силы брошены на твои поиски, я даже отсюда своих людей снял. Тебя считают похищенным или убитым, но никак не разгуливающим целым и невредимым на свободе!

– Твоими молитвами, риттер.

– Может, объяснишься?

– Не до того. Вот бумага. – Я сунул княжеский листок под нос Семенову. – Отчитываться мне предстоит перед другими людьми.

– Эх, Бреннер, давно я тебя знаю, но в такие переделки ты прежде не ввязывался. Ты знаешь, что твой дом обстреляли и подожгли? Его едва потушить успели! А когда я осматривал место происшествия, то обнаружил на улице не меньше трех тысяч стреляных гильз. Трех тысяч! Кому это ты так насолил?

– Значит, дом все же уцелел? – улыбнулся я. – Хорошая новость. Надеюсь, стрелков объявили в розыск?

– Еще бы! Их видели многие. Одеты словно колонисты: плащи, шляпы, оружие опять же не местное. Они же часом раньше учинили бойню в «Трех сестрах». На кого они охотились, мне неизвестно, но там только убитыми больше десяти человек да еще десятка три раненых…

– Знаю, – кивнул я, – присутствовал. Подтверждаю: это те же самые стрелки, из одной группы…

Семенов только покачал головой, слов он не находил.

– …Цель покушения я назвать не могу – государственная тайна, сообщу лишь, что им не удалось его уничтожить, но они обязательно попытаются сделать это еще раз при первом же удобном случае. Удалось узнать, откуда они взялись в нашем городе?

– Кое-что выяснили. Три дня назад в порт прибыл трансатлантический лайнер «Британник». Кажется, наши стрелки оттуда. Сейчас мои люди проверяют списки пассажиров. Если повезет, найдем, где они остановились, или хотя бы узнаем имена.

– Кинь на это дело всех, кого можно. Это приказ. Барон-капитану скажи: личный приказ великого князя. Бумагу с моими полномочиями ты видел. Ничего важнее этого дела сейчас нет. Я, кажется, ранил вчера одного…

– Все следы на улице смыл дождь, в том числе и кровь, если она была. Тела мы не нашли. Так что, если ты прав, они забрали его с собой. Значит, им понадобится доктор! Попробую поискать и в этом направлении.

Я подумал, что после выстрела из «дырокола» скорее понадобится плотник, но спорить не стал. Пусть ищут. Возможно, стрелка лишь слегка зацепило, ведь стрелял я из «дырокола» впервые и вполне мог промахнуться.

– Семенов. – Я подошел к нему вплотную и заговорил тихо-тихо, чтобы слышать мог только он: – Повторяю, это дело государственной важности. Я чую большие неприятности. Так что уж постарайся, отыщи их! А сбежавшую девушку пока оставь в покое. Не до нее. Хотя на всякий случай можно послать человека к ней домой, но я сомневаюсь, что она там появится. Мартынову передай, что я буду держать его в курсе дел.

– Ага, – невесело ухмыльнулся Семенов. Усы его грозно топорщились, а старый боевой шрам через левую щеку превращал лицо в страшную маску. – Так прямо и будешь все новости докладывать? Первым делом сразу после утреннего кофе? Тебе, Бреннер, никакого доверия нет!

Я успокаивающе похлопал его по плечу и покинул приют. Теперь мне следовало нанести еще один визит. Мой наниматель – великий князь – не простил бы, если бы я дольше необходимого держал его в неведении.

Без брошенного вчера на произвол судьбы мехвагена было неудобно, пришлось опять брать пролетку. Лошадка семенила по мостовой, я злился – дел было невпроворот, но через полчаса мы все же добрались до великокняжеской резиденции. Я щедро расплатился с извозчиком – все равно спишу эти средства на необходимые расходы – и направился к знакомым воротам.

На этот раз пропустили меня без лишних вопросов, и через несколько минут мне навстречу уже спешила неразлучная парочка: Жуков да Вульф. Едва взглянув на их мрачные, серьезные физиономии, я сразу почуял неприятности.

– Бреннер! Мы вас обыскались! – Руки ни один из них мне не протянул.

– У себя? – поинтересовался я, многозначительно кивая в сторону особняка.

– Ожидает, – кивнул Жуков. – Недоволен. Наслышан о перестрелке. Волнуется. Надеюсь, вы с хорошими новостями?..

Я не удостоил его ответом. Нужно было лучше охранять великокняжеского сына, тогда, глядишь, и с остальным сложилось бы иначе, да и дом мой мог бы остаться цел.

Как и в прошлый раз, Жуков и Вульф проводили меня лишь до нижнего холла и передали Паркеру, который повел меня дальше.

Великий князь поднялся мне навстречу. Сегодня выглядел он уставшим и словно бы постаревшим лет на десять, а его красные глаза и слегка заторможенные движения говорили, что эту ночь он не спал.

– Он жив? – Князя интересовал только этот вопрос.

– Жив и здоров. Находится в надежном убежище. Думаю, в ближайшее время ему ничто не угрожает, а полиция уже бросила все силы на поиск тех, кто организовал покушение.

Князь порывисто обнял меня и сказал:

– Благодарю вас, Бреннер. Знаю, это вы спасли его. Я этого не забуду!

– Ваше высочество, вы для того меня и наняли – решать проблемы вашего сына.

– Ну, говоря по совести, вы должны были лишь убедить кое в чем девушку, а не воевать в том кабаке. Так что благодарю еще раз – от всего сердца!

– Мой дом подожгли, – поделился я с князем собственной печалью.

– За это не переживайте. Восстановим, будет лучше, чем прежде. Разумеется, сумма на ремонт будет выплачена сверх вашего гонорара!

Жаль, что я не мог потребовать гарантий, а стоило бы. На моей памяти частенько случалось, что спустя очень короткое время, как только все успокаивалось, некоторые люди совершенно забывали о данных в пылу страстей обещаниях. Кое-кто даже отказывался платить по счетам. Нет, я и в мыслях не держал, что великий князь нарушит данное слово, но все же дополнительные гарантии мне бы не помешали. Или чек на нужную сумму, подписанный и переданный в полную мою собственность. Ничего меркантильного я в подобных рассуждениях не видел. Всем необходимо на что-то жить, а мне еще требовалось близняшек кормить. И кота.

– А теперь рассказывайте все в подробностях! – приказал Платон Александрович. Его голову занимали совсем иные мысли, о моем несчастном доме он и не думал.

Доклад не занял много времени. Я был уверен, что Мартынов и так уже передал князю всю собранную полицией информацию. Я коротко поведал о перестрелке в ресторации-кабаре, о разгроме моего дома, о тайном ходе, через который мы сумели бежать, но о том, где именно я оставил Костаса, не сказал ни слова, а князь и не спрашивал – умный человек!

Платон Александрович слушал меня внимательно, лишних вопросов не задавал, и вообще, как только он узнал, что с его сыном все в порядке, успокоился и вновь казался собранным, готовым к любым битвам. Благородная кровь!..

– Как вы полагаете, у кого хватило смелости решиться на подобное покушение? – спросил он, когда я замолчал.

– Этого я пока не знаю, даже догадки строить не могу, слишком мало информации, – честно ответил я. – Но покушение на члена императорского дома – это слишком серьезное событие, такое не происходит спонтанно, к этому готовятся многие месяцы. Нам повезло, что все обошлось.

– Они могут и повторить попытку, – задумчиво произнес Платон Александрович. – Я распорядился усилить городские патрули и охрану особняка. Вы уверены, что Константину будет лучше в вашем убежище, а не дома? При нынешних-то условиях?

– Совершенно уверен. Если Константин Платонович поступит разумно, как мы с ним договорились, и не сунется в одиночку в город, то гарантированно пересидит все неспокойные дни там. Об этом месте никто не знает.

– Хорошо, я вам доверяю и не буду настаивать на своем предложении. Вам что-то потребуется для дальнейшей работы?

– Тот мехваген, который вы мне вчера предоставили… мне пришлось бросить его на улице…

– Ерунда, можете пользоваться моим гаражом, конюшней, а также оружейной без ограничений. Если хотите, дам вам в помощники Жукова и Вульфа. Они люди опытные и опасные.

– Думаю, будет лучше, если они займутся охраной вашего высочества, – отделался от риттеров я, – да и мне одному гораздо привычнее.

– Как знаете, – не стал спорить князь.

В этот момент переговорник на его столе задребезжал. Князь ответил на вызов, коротко выслушал информацию и сообщил:

– Это был Мартынов. Его люди вышли на след стрелков!..