Текст книги "Определённые параметры"

Марку обмывал вакуумные упаковки, протирал их бумажными полотенцами и, бережно раскладывал по полкам холодильника. В кухню вошёл Макс, приподнял брови, глядя на расторопного Марку и, покачав головой в стороны уселся на деревянный резной табурет.

– Слушай, Маркус, кто ты по национальности? – Он выбил зубочистку из стаканчика на столе и, непрерывно цокая языком об зубы, начал ковыряться ею во рту.

Марку закончил укладывать продукты, бережно закрыл дверцу холодильника, установил нужную температуру и, улыбаясь, повернулся к Максу.

– Моё имя – Марку, мама у меня – румынка и, детство я провёл, в деревне под Будапештом.

– Не кипятись, парень. Вы купили что-нибудь, выпить? – Максим встал и подошёл к холодильнику. – И лимонаду какого-нибудь.

– Я думаю, что в таком доме должен быть и бар, и погреб с компотами. – Марку принялся наводить порядок на столе. – Твой командир явно не из бедных слоёв общества.

– Ну, берегись, мошенник. – Макс засмеялся и отправился в холл, где у одной стены он видел камин и английский комод с баром.

– Чем занимаешься? – В кухню вошла Ника и, первым делом заглянула в холодильник. – Надо что-нибудь, приготовить на ужин.

– Я уже готовлю, вы можете отдыхать. Там, кстати Макс ищет выпивку. – Марку шуровал на кухне с таким видом, что девушка решила не мешать ему.

Она вышла во двор и, пройдя по выложенной, плиткой, тропинке в сад, остановилась у чудесной беседки. Белоснежные колонны, выполненные в греческом стиле, опутанные плющом и диким виноградом, создавали атмосферу чеховских рассказов, а чёрная, кованая скамья навевала дух романтики классицизма.

Вероника сорвала веточку чабреца, что укрыл ковром искусственную горку и, втянув аромат травы, присела на скамью.

В детстве, ещё до болезни, она проводила много времени в пригородном посёлке, у её бабушки и дедушки. По утрам, в открытое окно доносились звуки природы, они будили её своим необычным разнообразием. Со всех сторон, в стерео режиме кричали петухи, редкие собаки, лаяли на прохожих и проснувшихся кошек, а голоса птиц, названий которых она тогда ещё и не знала, создавали фон всему этому звуковому великолепию. Вероника закрыла глаза и, перед глазами возникла картина из прошлого.

– Проснулась, милая? – В комнату вошла её бабушка и, раскрыв окно настежь, отворила и тяжёлые, искусно расписанные ставни. – Сегодня приедет доктор из «района», расскажешь ей, что тебя беспокоит.

– Доброе утро, бабуль. – Маленькая Вероника уже перестала бояться врачей, и слова бабушки на мгновение дали ей ещё одну надежду, что эти невыносимые головные боли скоро прекратятся.

Послышался звук подъезжающей машины, и скрип калитки. Девочка спрыгнула с постели и, подбежав к окну, закричала: – Мама приехала!

Бабушка, хлопнув себя по лбу ладонью, засеменила переваливающейся походкой встречать дочь, а Вероника смотрела в окно, зайдёт ли ещё кто-нибудь, во двор. В калитку зашёл папа, неся сумки с вещами и продуктами. Девочка, отодвинув занавеску, перелезла через подоконник и спрыгнула прямо в палисадник с незабудками и другими цветами.

– Папа! – Она, даже не глядя под ноги, перепрыгнула через заборчик палисадника и оказалась в объятиях своего отца. – Что ты купил?

– Здравствуй, Ника. – Отец поцеловал её в щёку и поставил на тропинку, ведущую к крыльцу. – Знаешь, я думаю, что когда тебе исполнится лет, эдак, пятьдесят, а мне уже будет за семьдесят, ты будешь встречать меня этими же словами!

– Да, хотелось бы. – Она взяла два небольших пакета с продуктами из сумок и, пошла по тропинке. На её глазах появились капельки слёз. – Хотелось бы дожить до пятидесяти.

Отец взял сумки, и они молча пошли к дому.

– Всё будет хорошо, Ника, я тебе обещаю.

Она слышала эту фразу уже много раз, и не предавала ей значения. Если бы обещания взрослых выполнялись в действительности, то уже должен был быть результат. Обследования и какое-то лечение не приносили никаких признаков того, что болезнь можно победить. Она часто подслушивала разговоры родителей за стеклянной дверью кухни, когда они думали, что она уже спит. Исследования показывали, что у неё генетическое заболевание, для которого пока нет лечения. Приступы головной боли становились всё чаще и интенсивнее, что говорило о том, что болезнь прогрессирует, а лечение не помогает.

После обеда Вероника играла с котятами под раскрытыми окнами кухни. Ей стали слышны фразы с её именем, родители обсуждали что-то с дедом Вероники. Тот явно был против, и к нему присоединилась бабушка.

– Другого выхода нет. – Говорил, почти срываясь на крик её отец. – Профессор сказал, что в ином случае ей осталось не больше полугода!

Мама заплакала, а бабушка стала что-то бормотать.

– Я принял решение. – Отец девочки подошёл к окну и, одернув занавеску, посмотрел во двор. – Она моя дочь и другого выхода у нас нет.

Ника спряталась под наличник окна, чтобы её не было видно. Ей очень хотелось узнать, что будет дальше. Дальше ничего интересного уже не говорили. Дед, что-то бормоча себе под нос, взял со стола самовар двумя руками и отправился во двор. Мама и бабушка стали что-то обсуждать по домашним делам. Никто не хотел возвращаться к разговору. Отец поставил все точки над" i».

Вероника взяла на ручки обоих котят и, присев на корточки, вышла к крыльцу встречать дедушку с самоваром.

– Верунчик, сейчас самовар будем топить! – Дед надел на ноги калоши и, покашливая, спустился с крыльца во двор. – А ты, потом, сорви листиков, смородины, для чаю.

– Хорошо, дедуль. – Ника выбросила все плохие мысли из головы и, отпустив царапающихся котиков на траву, побежала мыть руки.

За последние два года, постоянные мысли, о её болезни и возможном выздоровлении, становились просто, частыми, а затем и вообще, просто, приходящими. Она научилась бороться со стрессом, просто, не думая о плохом, переключаясь на то хорошее, что у неё было, что бывает, наверное, только у детей.

Наутро, позавтракав и, попрощавшись с бабушкой и дедом, она, с родителями, поехала в город. Никаких разговоров между родителями о её дальнейшем лечении не было, а узнать очень хотелось.

– Скоро осень, да, папа? – Вероника посмотрела в окно, а затем в отражение зеркала заднего вида прямо в глаза отцу.

– Да, Ника, через месяц уже все листья станут жёлтыми. – Он глянул, мельком, ей в глаза и снова переключил внимание на дорогу.

– А когда мы поедем к другим бабушке и дедушке, осенью или на новый год? – Она глядела в отражение зеркала, ловя взгляд отца.

– Я не знаю, пока. – Отец посмотрел на маму Вероники, и они обменялись взглядами.

Он стал смотреть то в боковые зеркала заднего вида, то куда-то вверх, будто там был светофор, хотя они ехали по загородной дороге.

– Осень, листья, комары. Папа, ты никогда не обманывал свою маму. Какое лечение будет у меня в этот раз? – Она положила свою ладошку на его плечо, а затем погладила.

– Новая технология, экспериментальное лечение, больше нет никаких вариантов. – Словно загипнотизированный проговорил он эту фразу и, включив сигнал поворота, остановился на обочине.

– Ты что, мы же договорились. – Мама оборвала фразу, испуганно посмотрела на мужа, а затем оглянулась через плечо на Веронику. – Всё хорошо, дочка.

– Всё хорошо, папа, поехали. – Ника снова стала смотреть в окно.

Проводить подобные манипуляции она научилась недавно, и даже не обращала на это внимания, как будто это умеют делать все люди по умолчанию.

Через несколько дней начались новые обследования в институте, а затем её положили на операцию.

Операции, как таковой, не было. Она полулежала на большом и мягком кресле. В кабинете было много экранов, светящихся кнопок, проводов и прочего оборудования. Девочка сравнивала это с кабиной пилотов космического корабля из мультфильмов. Единственное, что ей не понравилось тогда во всей этой истории, так это то, что её остригли и побрили наголо.

На голову надели шлем, необычной формы, с присоединенным к нему многожильным кабелем, а к точкам на руках и ногах, дополнительные провода с присосками как на электрокардиографии. Процедура длилась очень долго, она несколько раз засыпала, а картинки перед глазами менялись как слайды, каждую секунду.

Ещё две недели после этого она жила в институте. Её обследовали, брали анализы и пытались что-то узнать об общем состоянии и восприятии ситуации. Никаких изменений она не заметила, кроме полного прекращения головных болей. Поначалу это радовало, но она быстро привыкла. Здоровье – оно как счастье. Когда оно есть, то его не замечают.

Вероника вернулась домой и они стали ездить по гостям, устраивать встречи с её подружками и всеми родственниками.

Уже потом, со временем, она стала вспоминать какие-то моменты из жизни в институте, которые сразу после операции и выписки словно стерлись из памяти.

События эти были связаны с другими детьми, которых она встречала в коридорах, когда её водили на обследования. Она не помнила их лиц и не знала имён. Но все они были её ровесниками, судя по росту и другим, известным только детям, отличиям. То, что все они прошли ту процедуру лечения, она поняла по их свежевыбритым головам.

– Пойдём ужинать, твой дружбан соорудил царский стол. – Воспоминания прервал подошедший со стаканом виски в руках, Макс. – Как себя чувствуешь?

Ника посмотрела сначала на стакан в его руках, а затем ему в глаза.

– Присядь, пусть провалится. Я сейчас вспоминала институт. – Она похлопала ладонью по скамье рядом с собой, указывая ему место. – Ты помнишь других детей, таких же выбритых как мы?

Макс присел рядом и допил остаток виски. Он никогда не задумывался об этом и старался не вспоминать.

– Поначалу я вообще ничего не помнил. Очнулся уже дома, и мама сказала, что я был не в себе последние две недели. А потом память стала восстанавливаться, и я стал вспоминать, причём настолько чётко, каждую минуту после операции. Да, там были ещё дети, две девочки и пацан. Лица их не помню, но помню всё остальное.

– Это как, то помню, а то не помню? – Она повернулась к нему и заглянула в глаза. – Весной память лучше, чем осенью?

– Так, не делай со мной свои штучки! – Макс резко встал, и пошёл к дому. – Пошли, там просто ресторан!

– Какие штучки, я просто помогаю тебе вспомнить. – Она встала и пошла следом.

Макс остановился и, дождавшись, захотел провести пальцами по её волосам.

– Милая, не сейчас. – Он попытался соорудить что-то наподобие томного взгляда и улыбки.

– Не сейчас и никогда! – Она убрала его руку и стала серьёзной. – Даже не думай об этом.

– Ага, зато своему дружку ты улыбаешься! – По лицу и интонации Макса чувствовалась неуравновешенность и злоба.

– Знаешь, парень, даже если он и мечтает о том, чтобы затащить меня в постель, то хотя бы не ломает для этого жалкую комедию! – Ника обошла Макса по тропинке к дому, толкнув его плечом. – За нами охотятся, а ты думаешь об одном!

Когда они вошли в дом, ароматы приготовленных блюд заставили их сменить риторику.

– Ты просто волшебник! – Ника посмотрела на сервированный стол, бутылки с алкоголем и, главное, что её поразило, разнообразием закусок и горячих блюд. – Зачем столько?

– Ничего страшного, что не съедим, завернём в фольгу и возьмём с собой. – Марку сиял от счастья. Он был честолюбив и наслаждался похвалой.

Макс перестал сердиться и с довольным лицом уселся во главу стола. Во время еды каждый сказал по тосту за их встречу, удачу и свои иллюзии в желаниях побыстрее закончить всю эту историю.

Огромный кожаный диван и телевизор на половину стены в холле были отличным дополнением к вечеру.

– Давайте посмотрим последние новости. – Ника начала искать по каналам. – Должно же хоть что-то быть о том складе.

– Там всё чисто. Вряд ли хозяева станут заявлять в полицию. – Макс ковырялся в зубах зубочисткой и, в промежутках этого увлекательного занятия пил коньяк с конфетами. – Лежат себе, ровненько на поддоне, замотанные в стрейч.

– А дедушка на проходной? – Ника посмотрела на Макса и, выражение неодобрения его видом и поведением появилось на её лице. – Что с ним?

– Откуда я знаю. – Макс взял у неё пульт и стал переключать каналы. – Я запер склад, повесил ключи в сторожку, а он дрых на диванчике. Я закрыл ворота, двери и смылся оттуда, поскорее.

– Фуф, я подумала, что ты и его упаковал. – Ника откинулась на спинку дивана и улыбнулась.

– Знаешь, подруга, я может, и убиваю кого-то, временами, и характер у меня скверный, я это и так знаю. – Макс стал серьёзным. – Но я не сволочь.

– Извини, Максим. – Она встала и, потрепав его по волосам, пошла на кухню. – Помогу с посудой Марку. Кстати, скажи, в какой момент ты понял, что он такой же, как мы?

– Всё просто. Каждый из вас делает определённые жесты, движения. Они настолько незаметные, что их не видит обычный человек. Вы и сами этого не знаете за собой. – Макс развалился на диване и, потянувшись, закрыл глаза. – Я здесь буду спать.

– Мне нужно позвонить родителям. – Ника посмотрела на Макса. Тот приоткрыл один глаз, посмотрел на неё, и снова закрыв его, повернулся на другой бок.

«– Странно, – подумала она, – ведь нас могут отслеживать по геолокации телефонов, Максу это известно лучше меня, он только что с фронта. И он так спокойно к этому отнёсся».

Марку уже прибрался на кухне, словно там было всего пару грязных чашек из под кофе.

– Какой ты умничка. – Ника зашла на кухню. – Ты работал в ресторане?

Марку протирал стеклянную столешницу бумажным полотенцем.

– В детстве, когда мы жили в Будапеште, вернее рядом городок есть, там жили. Так вот, у нас было много родственников, которые почему-то ели у нас дома. Возможно, они платили за это маме. И я помогал готовить, убирать за ними на кухне, мыл посуду, там и научился. Потом, после операции, я остался в России, у отца. Хоть он и занимает высокую должность, я считал нужным самому зарабатывать себе на развлечения, поэтому лет с четырнадцати подрабатывал в ресторане. – Марку присел на стул, и устало опустил руки на колени.

– А потом решил, что можно зарабатывать другим способом. – Ника не прониклась участием или поддержкой к Марку. – Макс мог открутить тебе голову за пару секунд, если бы обстоятельства начали складываться хоть немного не по тому сценарию, по которому пошли.

– Ты сама спросила про мои навыки готовки, а кому и как зарабатывать, это его дело. – Выпитое спиртное, дало храбрости парню, но продолжать он не стал.

– Какая у тебя особенность, Марку? – Она ждала. Не хотелось применять свой талант к этому человеку. – Что ты умеешь?

Марку, разгорячённый своей тирадой не хотел останавливаться, тем более, что Макса рядом не было.

– Да какая разница, что я умею? Это, в конце концов, моё дело! – Лицо его покраснело, а глаза стали сверкать как у кота ночью.

– Ну, ты сам до этого довёл, парень. – Ника опустила голову вниз и, резким движением закинула её назад. Собрала волосы в пучок и перевязала резинкой хвост. – Посмотри на меня, Марку. Сколько яиц ты используешь на глазунью?

***

Макс ворочался, но заснуть не смог. Экран телевизора мерцал, коньяк крепил, а времени для ночного отдыха было ещё мало. Провалявшись почти час, он решил, что пора бы добавить к выпитому ещё пару порций виски. Увиденное на кухне поразило его так, что он забыл, зачем туда шёл. На полу, между холодильником и шкафом от гарнитура сидел Марку. Он часто всхлипывал и что-то рассказывал. Плечи дёргались, а руками он судорожно обхватывал колени, словно боялся, что ноги уйдут без него. Ника сидела перед ним на стуле, закинув ногу на ногу, и пила коктейль через трубочку. Она обернулась к вошедшему Максу и прижала палец к губам. Он подошёл к столу и присел на стул, не произнося ни звука.

– Хорошо, Марку, теперь пойди в ванную, умойся и приведи себя в порядок. – Ника смотрела ему в глаза и, поставив коктейль на пол, щёлкнула пальцами.

Марку послушно встал и заковылял к выходу.

– Что это было, Ника? – Макс почти кричал, но шёпотом.

– Не люблю, когда мне хамят. – Ника подняла с пола бокал с коктейлем, допила и поставила на стол. – Ещё и узнала, кто он.

– Сейчас, расскажешь. – Он полез в холодильник и, достав початую бутылку с виски, налил в стакан добрую половину. – Давай, выкладывай, кто он?

Лицо его приняло выражение величественной важности, а сам он развалился на стуле, словно олигарх на селекторном совещании совета директоров.

– Что тебе выкладывать, парень? – Ника посмотрела на него таким взглядом, словно перед ней был раздавленный слизняк с клубничной грядки. – Что за тон? Ты мне сам всё расскажешь, если я захочу, понятно? Я не твой секретарь.

– Я думал, мы в одной лодке. – Макс смутился от её слов, и вроде даже испугался.

– И ты в ней, конечно же, капитан! – Ника смотрела прямо ему в глаза. – Не уводи тему, со мной это не прокатит. Я чувствую, когда мной пытаются манипулировать.

Макс сделал глоток, но вместо того, чтобы проглотить виски, он вдохнул его в лёгкие. Сильный кашель прекратил их разговор и Ника, встав со стула, вышла из кухни.

Забрать свои вещи, бросить этих двух идиотов, и уехать в какую-нибудь деревню – была её мысль. С эмоциями надо уметь обращаться, а не гнать их. Она вышла во двор, прошла от ворот до навеса и гаража. Дальше была крытая спортивная площадка с тренажерами и большой грушей. Ника сделала несколько шагов, увеличивая темп, и с разворота в прыжке впечатала ребро ступни в грушу, на уровне лица предполагаемого противника. Та, скрипя, громко упала на плиточный пол. Ника, посмотрев на лежащую грушу, медленно повернула голову в сторону дома. В окне коридора, у ванной комнаты, стоял Марку, и с ужасом смотрел, то на неё, то на поверженную грушу у её ног. Пора было сыграть финальный аккорд в этом шоу. Плюнув сквозь зубы на лежащую грушу, Ника развернулась, и медленно пошла обратно в дом. Теперь этот мальчишка будет делать всё, что она ему скажет.

Макс пьяный, Марку раздавлен морально. С кем обсудить всю ситуацию и дальнейшие шаги? Судя по тому, что сказал ей Марку, те люди, которые дали им задание, сами были наёмниками, и хозяина у них не было. Надо найти тех, с института, если они ещё живы. Она может пойти и просто развести их на правдивый рассказ, но так сейчас не делается. Надо зайти к ним изнутри, через сеть. Значит, нужен специалист высшего уровня, хакер с большой буквы. Где его найти, по объявлению, по организациям такого профиля? Нет, здесь нужен другой подход. Если такой хакер один из них, такой же, как они человек, которого вылечили от смертельной болезни и, наделили сверх способностями ради своей выгоды, а затем забыли, она найдёт его. Завтра эти красавцы проспятся, и они составят план действий. А сейчас пора спать.

***

Утром, все сидели за столом, как ни в чём небывало, и завтракали.

– У кого-нибудь из вас есть знакомые, такие же, как мы? – Ника допила кофе и налила в стакан компот.

– Да, я тоже об этом думал. – Макс молчал с самого утра и, видимо решил наладить диалог. – Нам нужно найти всех наших.

– А я не об этом. – Тихо проговорила Ника. – Нужен только один, нужен супер хакер.

– У меня есть такой друг, вернее подруга, знакомая, короче. – Марку убирал посуду в мойку. – Но она обычная девушка. Она в компьютере как будто живёт и, что самое главное, она никогда нас не выдаст.

– Почему ты так думаешь? – Макс был сегодня излишне корректен. – Она твоя невеста?

– Нет, мы просто знакомые. Дело в том, что она вроде как не видит. – Марку поставил обратно на стол чашку из под салата. Он сам вроде как не понял, что сказал.

– Тогда как она видит монитор? – Резюмировала за всех Ника.

– Что-то я не думал об этом. – Вроде бы все знают, что она не видит, но она смотрит на него, и делает такие вещи на компьютере, что никто не может сделать.

– Вот уже и мне стало интересно. – Ника встала из-за стола. – Поехали к ней.

– Но она работает по ночам, а сейчас, наверное, спит! – Марку смотрел то на неё, то на Макса, ища поддержки.

– Хорошо, уговорил. – Ника обернулась. – Помой сначала посуду.

Она вышла из дома и пошла по тропинке к беседке. Вернутся ли они сюда, или случится что-то, что заставит их изменить маршрут? Она присела в тень кустов и стала жмуриться от солнечных зайчиков, проходящих сквозь листву. Воспоминания накатывались волнами. Вот она, совсем маленькая на руках у отца, затем коридоры института, а вот и поход в зоопарк, где она впервые поняла, что стала эмпатом с мощнейшим чувством обоняния. После операции прошло около трёх месяцев, и её возили в институт один раз в неделю. Там с ней общался профессор, и делали какие-то обследования. Профессор, мужчина с первыми сединами, лет сорока на вид, был внимательным и приятным в общении человеком. Поездки в институт не были обременительными, даже интересными. Она рассказывала ему, как меняются запахи в тестах на обоняние. Вот только то, что она научилась понимать людей, их настроение и, главное мотивы их действий, это она скрыла. Просто потому, что сама тогда не понимала, что это за новые способности. Вероника думала, что на это способны все люди, и это просто элемент общения. Потом, взрослея и начав изучать психологию, она стала понимать, что люди не обладают этим даром, а общаются и думают на основе своих сформировавшихся схем, которые создались в их мозгу посредством внешних факторов. Люди вообще редко думали, вернее они считали, что они думают, но на самом деле лишь пользовались готовыми схемами, которые были у них на всё, что было в их жизни. Если человек говорил дежурными фразами, часто используя слова – паразиты, вставляя поговорки, афоризмы и прочее в свою речь, то она понимала – этот человек разучился думать, а скорее всего никогда и не умел этого делать. Поездки в институт становились всё реже, а вскоре и полностью прекратились. Обретённое не было побочным эффектом от лечения. Органы чувств ей изменили намеренно, в рамках эксперимента. Лечение её основного заболевания – это была их плата за возможность сделать из ребёнка подопытного кролика. Это были не только догадки. В последнюю встречу с профессором, она ввела его в транс, и вытянула эту информацию из его мозга. Но, видимо, запись их беседы, которая делалась всегда на этих встречах, сыграла свою роль – её перестали вызывать на обследования и разговоры. Больше об институте она ничего не слышала. Детство победило в этих взрослых играх, и Вероника стала расти обычным ребенком, который мог сказать, что скушал дома, на завтрак, сосед по парте или кто из учительниц поцеловал в шею физрука на второй перемене, в подсобке школьной столовой. А рассказывать, что будет на обед сразу после звонка на перемену, было её коронным номером. Столовая находилась в отдельном крыле здания школы, и никто, кроме её работников не знал, что будет на школьный обед. Когда звенел звонок и учитель выходил из класса, все смотрели на Веронику и, она с видом гурмана объявляла: " – Сегодня на обед рыбный суп, сосиска с пюре и компот из сухофруктов! "Дети не выдавали её тайну, все хотели, тоже выпендриваться в коридорах школы перед учениками других классов. Она думала об этом каждый день, что у неё этот дар. Веронике приходилось отсортировывать сотни запахов, оттенков, ароматов косметики, духов, туалетов и человеческого пота. Со временем она научилась не замечать запахи, и выделять самые необходимые, нужные в данный момент. Это как найти на трибунах полного стадиона знакомого человека, не концентрируясь на тысячах незнакомцев.

Она попыталась вспомнить, что было дальше, в школе, в последние годы учёбы. Странно, но она не помнила выпускного. Не помнила даже института. Стоп!!! Последние три года! Она помнила только их! Пять лет жизни улетело из памяти! И почему она решила, что чувство эмпатии, о котором она вчера рассказывала Максу, появилось у неё совсем недавно? Она начала копаться в памяти. Вот она открывает свою художественную студию, и у неё нет этого дара, он появляется постепенно, когда она начинает работать с людьми. Да что же это?!

– Макс! – Закричала Ника, сама испугавшись своего голоса.

Не прошло и двух секунд, как он стоял перед ней с мощным кухонным ножом в руке. Она успела только моргнуть.

– Что орешь-то? – Он оглядел всё вокруг и, положив нож на скамью, присел рядом.

– Послушай, Максим, сейчас. – Она собиралась с мыслями. – Нет, надо выпить чаю чёрного. Хотя погоди.

Он откинулся на спинку скамьи и пристально посмотрел на Нику.

– Приснилось что-нибудь?

– Скажи, Макс, ты, где служил? – Она повернулась к нему и посмотрела в глаза.

– Как где, в десанте, конечно, я и воевал в штурмовом отряде. – Он взял нож в руку и, приподняв до уровня глаз, стал разглядывать правку лезвия.

– Хорошо, а в какой области, в какой части? – Она перевела взгляд на лезвие, а затем взяла нож в свою руку.

– Как в какой, ну там, сейчас. – Он свёл брови и стал думать.

– Ну, где служил, в Рязани, в Иваново, где? – Ника положила нож на скамью и повернула Макса к себе за плечи. – Кто был командиром части?

Макс стал смотреть на неё, но в глазах ничего не читалось, никаких мыслей.

– Я забыл. – Он заморгал глазами. – Вспомню потом.

– Ты помнишь свой выпускной в школе? – Ника не отпускала его плечи.

– Что ты хочешь узнать? – Он начинал нервничать. – Помнишь, не помнишь. Всё разве упомнишь!

– Ты считаешь это нормальным – не помнить то, что было несколько лет назад? Так вот, послушай меня и попытайся понять то, что я тебе скажу. У нас выпало из памяти около пяти лет жизни, во всяком случае, у меня. Начиная от последнего школьного года. – Она отпустила его плечи и откинулась на спинку скамьи. – Я сейчас вспоминала. Я умела управлять людьми уже через несколько месяцев после операции, и даже раньше, во время болезни. Но мне, в настоящем, казалось, что я научилась этому год назад.

– Я не понимаю, подожди. – Он опустил голову вниз между колен.

– Посмотри туда. – Ника показала на столб линии электропередач, который находился на приличном расстоянии от них. – Что там на нём сидит?

– Голубь, в клюве веточка с листком акации и семенами. – Он посмотрел, даже не прищуриваясь. – На правой лапке не хватает пальцев.

– Вот видишь. А я вообще там ничего не вижу, хотя зрение у меня нормальное. Просто столб и кругляшки для проводов. Когда у тебя появилось такое зрение?

– Да вот, как на фронт прибыл, там быстро зрение обостряется. – Он посмотрел на неё, не понимая, к чему она ведёт.

– Так обостряется, что ты видишь как в морской бинокль? – Она улыбнулась. – Подумай своими мозгами хорошенько. А ты помнишь, что было до этого, скажем три года назад? Ведь ты был и в других точках, верно? У тебя записано в военнике?

Макс замолчал, и было видно, что в его голове проходят мыслительные процессы. Через несколько минут он, словно прозревший грешник выпалил речь.

– Я понимаю. Я понимаю теперь. За те пять лет, что я не помню, происходили события, которые оставили след в памяти, но которые я не помню! – Он встал со скамьи и стал ходить по беседке. – Откуда я знаю английский? Анатомию! Да много ещё чего! А ты, Ника, откуда умеешь так драться?

– Мой папа был тренером по Тхэквондо. Я умею делать ногами такое, что ты и не видел. – Она улыбнулась и встала. – Надо узнать у Марку, что он умеет ещё, кроме как мысли читать.

Когда они зашли в дом, Марку пытался отжиматься от пола, видимо общество двух крепких людей, в котором он оказался, повлияло на его самооценку в физическом плане. Пот выступил на его лице, прилипшие волосы на лбу и, совершенно изнеможённое выражение глаз, говорили о том, что последние десять минут, которые он оставался один и занимался спортом, вытянули остатки его сил.

– Обалдеть, наш Аладдин решил стать Халком! – Макс даже не засмеялся, а просто, констатировал факт. – Пойду, чайник поставлю.

– Там, во дворе есть спортивная площадка. – Ника уселась на диван, сложив ноги на пуфик. – И тренировку нужно начинать с гимнастики, мышцы разогреть.

Марку сел прямо на пол и загрустил, сложив руки на колени.

– Я понимаю, мне уже поздно начинать. – Он покачал головой и улёгся на спину, на ковровую дорожку.

– Ерунда. Никогда не поздно. Послушай, Марку, в каком городе ты учился в школе? – Ника делала вид, что она ведёт просто, обычный разговор.

– Здесь. Сначала меня привезли из Будапешта, и сразу отправили в институт.– Марку задумался. – А потом я остался здесь и пошел в школу.

– А как же язык? – Ника разглядывала, ногти и иногда поглядывала на Марку.

– Я учился в классе для иностранцев, с углубленным изучением русского языка. Хотя я и так немного его знал. Бабушка в Будапеште была родом из Молдавии. – Марку заулыбался. – Очень хорошая она, бабушка.

– Бабушки все хорошие. Ты скажи, через какое время после операции ты стал замечать в себе способность читать мысли? – Она перестала разглядывать ногти и посмотрела прямо ему в глаза.

– Я умел читать мысли и до операции. – Он удивленно посмотрел на Нику. – А у вас разве по-другому?

Ника вскочила с дивана.

– Что?! Что ты сказал?! – Она оказалась рядом с ним на полу и схватила его за плечи.

В комнату влетел Макс.

– Да что опять творится?! – Он не знал, что ему делать, лупить Марку или защищать его от Ники.

– Да что слышала, то и сказал! – Он вырвался из крепких рук Ники и, соскочив на ноги, отошёл в другую часть холла. – Вот ты, Макс, когда стал таким быстрым, до операции или после?

Макс присел на боковину дивана и свёл брови.

– Да вроде всегда умел. Ещё до школы. Просто боялся сказать кому-нибудь об этом. – Он посмотрел на Нику. – А в чём прикол то?

– Понимаете, я всегда думала, что мои способности стали появляться у меня после операции. А сейчас я начинаю понимать, что различать тысячи оттенков запахов на огромном расстоянии, я умела и до операции. Вот только эмпатия появилась, возможно, после. Значит, цель эксперимента над нами была не сделать нас мутантами с обострёнными чувствами, а какая-то другая! – Она посмотрела по очереди, то на Макса, то на Марку. – Давайте, говорите свои мысли по этому поводу!

– Возможно, нас и подбирали по тому принципу, что у каждого уже есть генетическая изменённость. – Максим встал. – Чайник закипел, идёмте, надо кофеином разбавить наши гениальные мозги, иначе закипят.

– Мне надо позвонить в студию. – Ника встала и пошла на улицу.

– Я заварю такой чай, который вы не пробовали. – Марку почти побежал на кухню, видимо силы вернулись к нему после занятий спортом.

Макс пошёл следом. Если они не поедут к той девчонке через полчаса, он снова полезет в бар.

***

– Тебя не станут искать? – Ника оглянулась через плечо и посмотрела на Марку.

– Я живу один. – Он смотрел в окно такси, в котором они ехали по городу. – Снимаю квартиру.

– А кто твой начальник в этом вашем бизнесе? – Макс разминал костяшки правого кулака. – Может, стоит спросить у него, кто его нанял?