Текст книги "До седьмого колена"

До седьмого колена
Игорь Воронин

© Игорь Воронин, 2023

ISBN 978-5-4498-3668-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Говорят, что составить генеалогию крестьянского рода дальше четырех-пяти поколений – редкая удача. Мне повезло: изучая метрические книги двух церквей села Рождествено (Вознесения Господня и Рождества Пресвятой Богородицы), я раскопал историю своих предков по прямой мужской линии до седьмого колена.

Начну с сенсации. Конечно, всемирно-исторического значения она не имеет, это такая внутрифамильная сенсация. Ведь все живущие потомки моего деда Василия Филимоновича Воронина убеждены, что их малая родина – деревня Парушино. А у меня есть все основания полагать, что в Парушино Воронины появились только в начале XIX века, а корни были пущены здесь переселенцами из Даймища, деревни, где родилась моя бабушка по отцовской линии, то есть жена (вторая) Василия Филимоновича – Евдокия Алексеевна, урожденная Букашкина.

Итак, первыми парушинскими Ворониными стали Семен Карпович с семьей, а также вдова и дети его старшего брата Ефима Карповича. Вот этот Ефим и является самым старшим из известных на сегодняшний день моих прямых предков. О его отце Карпе, кроме имени, мы пока ничего не знаем. А вот о его матери, которую звали Параскева Степановна, доподлинно известно, что в 1821 году (это примерно время переезда Ворониных в Парушино) было ей 67 лет, и записана она в исповедной росписи, как и все прочие наши предки того времени, раскольницей, то есть староверкой.

Хотя, пожалуй, не стоит горячиться: староверы тоже бывают разные. И если все крестили детей и венчались в церкви, то официально считались обычными православными. Время от времени (а не минимум раз в год, как положено) исповедовались и причащались не только дети, но и взрослые. Конечно, не все.

Но если с крестинами и свадьбами все более-менее понятно, то с отбытием в мир иной какая-то странность. Очень мало записей в метрических книгах об отпевании Ворониных, и объяснить этот факт я не могу. Запишем в загадки, как говорил Шерлок Холмс.

Вообще в тех местах большинство староверов была так называемого федосеевского толка, о которых некоторые ученые пишут, что они, дескать, придерживались безбрачия. Но что-то наплодилось наших немало…

ГЛАВА ПЕРВАЯ, ОСНОВОПОЛАГАЮЩАЯ

Однако приступим к поколенной росписи. Итак, Ефим Карпович Воронин родился, скорее всего, в 1776 году (соответствующая запись в метрической книге, впрочем, не найдена). В январе 1796 года обвенчался с Домной Егоровной, крестьянской девицей из Поддубья, и это, кстати, сама старая запись о предках, которую мне на сегодняшний день удалось отыскать.

Уже в декабре родился первенец – сын Василий. Всего детей было не менее десяти. Кроме Василия, еще Анна, Ефим, Ирина, Никифор, Арина (Ирина), Назарий, Марина, Трофим, Дарья, Гликерия…

Анна и Никифор умерли во младенчестве.

А самая младшая Гликерия родилась в 1812-м, незадолго до смерти отца. Но о детях – подробнее, насколько возможно, расскажем во второй главе.

Умер Ефим Карпович в конце 1816 – начале 1817 года, похоронен, очевидно, в Даймище.

До отмены крепостного права в России еще было далеко, и крестьяне в метрических книгах, как правило, записывались без фамилий. Поэтому родство устанавливаем по отчествам и другим косвенным признакам – когда люди со знакомыми нам именами и отчествами выступают на свадьбах поручителями (по-современному – свидетелями) жениха или невесты. Очень часто это были близкие родственники. А уж обычай брать в крестные отцы и матери дядьев и тетушек и вовсе дожил до наших дней, он и меня коснулся: мою сестру крестил родной дядя, моей крестной стала двоюродная сестра, а моя дочь – крестная моего внука.

Так, может, и Ефим, и Семен Карповы – вовсе и не Воронины, и я это все нафантазировал, опираясь на ряд совпадений? Вопрос не праздный, но помимо косвенных доказательств, есть и вовсе неоспоримые. И если насчет некоторых боковых ветвей сохраняются какие-то сомнения, то по поводу прямой мужской линии у меня лично уверенность полная. А чтобы было легче ориентироваться в многообразии предков, представителей прямой мужской линии я буду в тексте выделять полужирным шрифтом.

Начнем с того, что, как бы ни было оно удивительно и несмотря на так называемые ужасы крепостничества, фамилия «Воронин» всплывает довольно рано. Упомянутого выше Василия Ефимовича (напомню, первенца Ефима Карповича) записали Ворониным уже в 1845 году, когда он венчался вторым браком, будучи вдовцом.

Но намного раньше, в 1816 году (!), еще в даймищенский период, у младшего брата моего прапрапрапрадеда Семена Карповича родилась дочь Александра. И отец указан в метрической книге как Семен Воронин. Так что первое упоминание нашей фамилии, из ныне известных, датируется 15 апреля 1816 года (все даты до революции традиционно даем по старому стилю). Увы, двухсотлетний юбилей прошел незамеченным.

Семен Карпович Воронин в 1821 году в метрической книге пишется уже как парушинский крестьянин, хотя по исповедной росписи вся его семья (как и семья Ефима Карповича) еще приписаны к Даймищу.

Для справки: метрические книги в России были заведены при Петре Великом. Это что-то вроде современных записей органов ЗАГСа о рождении, бракосочетании и смерти, смысл тот же – учет населения, только поручался он духовному ведомству. Атеистов тогда не было, и все записывались по своим приходам, это касалось не только православных, но и представителей других конфессий и вероисповеданий. А вот исповедные росписи учитывали только православное население, представители которого обязаны были хотя бы раз в год исповедоваться и причащаться Св. Христовых таинств в храме.

Итак, Семен Карпович. У него было, как минимум, семеро детей. Судьбы этой побочной линии мы коснемся вскользь, с небольшими отступлениями, которые заслуживают внимания безусловно. Но известных нам детей Семена Карповича все-таки перечислим: Домника (род. 1811), Лука (1814 – после 1890), Александра (1816 – между 1890 и 1898), Татьяна (род. 1818), Харитон (1821—1900), Петр (род. 1824), Василий (род. 1826). Еще несколько под вопросом, поэтому не упоминаем. Жил, например, в Парушино, деревеньке небольшой, Николай Семенович (рождения 1801 года), и теоретически он мог быть старшим сыном Семена, но никаких серьезных доказательств этого найти не удалось.

Умер Семен Карпович Воронин в возрасте 83-х лет в Парушино в 1863 году, похоронен на Даймищенском кладбище (в данном случае информация подтверждается документально). В его доме остались жить: его вдова Евдокия Ивановна, его дочь (старая дева) Александра, его сын Лука, вдовец, с детьми Иваном, Федором и Ириной, другой сын Харитон с женой Анной Ивановной и дочерьми Александрой, Евдокией и Екатериной.

Закончив с первым известным нам поколением Ворониных, сделаем лирическое отступление, чтобы сказать несколько слов об истории Даймища.

Первые известные нам новгородские писцовые книги (они представляли собой что-то среднее между переписью населения и налоговой ведомостью) датируются 1500 годом. Парушино там не упоминается. А вот Даймище уже есть. Тогда деревня называлась Дамища, а к своему нынешнему наименованию пришла извилистым путем.

От Парушина до Даймища, кстати, всего-то верст десять, а какая разная судьба.

Эти земли в XVI веке лежали на границе между Спасским Орлинским и Никольским Грязневским погостами Копорского уезда Водской пятины Новгородской земли. Даймище точно относилось к Никольско-Грязневскому. Возле речки Грязны была Никольская церковь, отсюда и название. По преданию, церковь эта ушла под землю, когда в XVII веке пришли шведы. Вот такой вариант града Китежа. Позже практически на этом же месте возникло село Рождествено, названное так по церкви Рождества Пресвятой Богородицы.

В 1617 году – это территория Ингерманландии, даже писцовые книги в Швеции сохранились. К середине XVII века даймищенские крестьяне разбежались, от всей деревни остались два двора – один русский и один финский. На шведских картах в 1676 году деревня обозначена как Damosoi, а в 1704 году уже как Domista.

После освобождения от шведов, в числе других деревень Куровицкой мызы, Дамища была пожалована Царем Петром Первым Наследнику Цесаревичу Алексею Петровичу. Далее деревней владели сначала царица Прасковья Федоровна (вдова Ивана V, если кто забыл – это родной брат Петра Великого и сначала они царствовали вместе), потом ее дочери Прасковья и Екатерина, следовательно, Даймище числилось по Дворцовому ведомству, а предки мои были дворцовыми крестьянами. Оброк платили так же, как и крепостные, но статус, мне кажется, повыше будет.

На карте Санкт-Петербургской губернии 1770 года деревня называется Домища.

По восшествии на Престол в 1796 году Император Павел Первый пожаловал десять деревень, в числе которых и Даймище, П. Ф. Малютину (1773—1820), тогда полковнику, а впоследствии генерал-майору. Так из дворцовых Воронины – мужики, бабы, а также дети их – превратились в господских, то есть в обычных крепостных крестьян.

ГЛАВА ВТОРАЯ, БАРСКО-КРЕПОСТНИЧЕСКАЯ

Мой прапрапрадед Ефим Ефимович Воронин родился в Даймище 18 декабря 1799 года. Да-да, в один год с Александром Сергеевичем Пушкиным. Восприемниками при крещении, то есть крестными, были «той же деревни крестьянина Марка Дометиева (значит Дементьевича) сын Лаврентий и крестьянина Исака Сергеев (ич) а жена Анна Кондратьев (н) а».

Ефим Ефимович был младше выше поминавшегося Василия Ефимовича всего на год. Женился «вотчины госпожи Данауровой деревни Парушина крестьянский сын отрок Ефим Ефимов» 14 февраля 1823 года на крестьянке Марине Евстигнеевне из Межна. Впрочем, Мариной она записана при венчании, в записях по другим случаям (и в метриках, и в исповедных росписях) ее величают также и Ириной, и Марией. Неизменны только отчество и имена детей. Одним из поручителей на свадьбе был как раз старший брат Ефима Василий.

Между прочим, обряд венчания совершался в Вознесенской церкви, которая была построена в 1781 году по случаю переименования села Рождествена в город и считалась соборной. Церковь же Рождества Пресвятой Богородицы тогда была еще деревянной, а вскоре сгорела (новая каменная, действующая и поныне, была достроена и освящена в 1883-м).

Кстати, если уж упомянули о Пушкине, то стоит, наверное, отметить и тот факт, что он проезжал эти места неоднократно. Как говорят исследователи, тринадцать раз останавливался в Выре на почтовой станции, что послужило потом поводом для написания повести «Станционный смотритель». А в 1972 году здесь открыли первый отечественный музей литературного героя. Единственного и неповторимого прототипа Самсона Вырина не нашли, похоже, это был собирательный образ. Но вот записи о смотрителях Вырской почтовой станции соседствуют в метрических книгах с записями о моих предках. Кроме того, не лишним будет упомянуть и о том, что старая дорога (во времена Пушкина) проходила в стороне, метрах в 300 от нынешнего Киевского шоссе.

В своем, так сказать, неклассическом произведении «Путешествие из Москвы в Петербург» Александр Сергеевич пишет о крепостных крестьянах наших мест так:

«Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев).

Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу… Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны.

Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны… В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…»

Таковы были и мои предки.

В Даймище Пушкин, кстати, не заезжал, зато следовал мимо Порушина (именно через «о» чаще записывали название деревни в XIX столетии в документах, но иногда и через «а») регулярно.

Поэтому – лирическое отступление номер два: эпизоды из истории деревни Парушино.

После краткого владения графом П. Ф. Буксгевденом, с 1818 года Даймище и еще около десятка деревень становятся вотчиной госпожи М. Ф. Донауровой, вдовы тайного советника и кавалерственной дамы (кавалерственная – значит, награждена Императорским орденом Св. Екатерины).

Судя по всему, именно по ее почину Парушино получило вторую жизнь. Само название говорит о том, что с деревней приключилось что-то неладное. Второе название – Шумиловка – до сих пор используется жителями окрестных деревень (сегодня их мало, старожилов), но встречается также и в исторических документах. Например, в церковной метрической книге мы находим запись о том, что 29 февраля 1820 года крещена «Госпожи Донауровой деревни Шумиловки у крестьянина Саввы Дмитриева дочь Евдокия».

В 1854 году, опять же в метрической книге, говорится, что у «вотчины г. Донаурова деревни Шумиловки крестьянина Иаокима Трофимова» умерла двухлетняяя дочь.

И еще раз, в скобках, название Шумиловка упоминается в «Памятной книжке С.-Петербургской губернии (описание губернии с адресными и справочными сведениями)», изданной в 1905 году.

Кажется, про Шумиловку это пока все, что известно.

Итак, в XIX веке деревня Парушино вошла в Царскосельский уезд, второй стан, Рождественскую волость, Вырское имение.

После Донауровых (сначала Мария Федотовна, потом ее сын Петр Михайлович) владельцем деревни Парушино (и иных) стал тайный советник В. М. Быков. Владел недолго: купил в 1860-м, а уже в 1861-м скончался. Так что выкуп из крепостной зависимости начался уже при его вдове, Марии Антоновне.

В 1860 году в Санкт-Петербурге был отпечатан справочник с длинным названием «Сведения о помещичьих имениях. Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». В нем о Парушино сказано следующее: «Число крестьян 20, дворовых 5 душ крепостных людей мужского пола. Дворов или отдельных усадеб – 6. Число тягол: 20 издельных, состоящих частью на оброке, частью на барщине – 240. Усадебной 2 дес (ятин), пахатной 16 дес (ятин), сенокосу 20. Не состоящей в пользовании крестьян кустарнику и лесу 1471. Сенокоса у них нет, а косят сено в кустарниках. Прочия же земли: усадебная, выгонная и неудобная показаны вместе господские и крестьянские. Всего вообще удобной земли в имении 4331,72 дес (ятин), неудобной 317, 81».

Если сопоставить с данными 1862 года (число дворов – 3, жителей: 20 мужского пола, 30 женского), то понимаем, что женщин в справочнике 1860 года не учитывали.

Отметим и такое важное наблюдение: в середине XIX века, судя по исповедным росписям, Ворониных в Парушино было не меньше половины деревни.

Возвращаюсь к биографическим данным своего пращура Ефима Ефимовича. По имеющимся данным, его первенцем стал Иван, родившийся в 1826 году. Другие дети (список вряд ли исчерпывающий): Петр (род. 1829) и Матрона (род. 1836, в 1859 вышла замуж за крестьянина из Нового Поддубья, в 1860 родила дочь Александру). Еще двое – Прохор (1834) и Андрей (1840) – умерли во младенчестве, прожив по несколько месяцев.

Известна не только точная дата смерти Ефима Ефимовича Воронина – 11 апреля 1848 года – но и причина: чахотка.

В этом поколении нашей семьи, конечно, играет заметную роль Василий Ефимович, уже неоднократно упоминавшийся старший брат. Он женился на крестьянке из Куровиц Евдокии Изотовне, и нажили они много детей, о некоторых из них мы скажем в главе третьей. Овдовев, Василий Ефимович, которому было уже под пятьдесят, женился второй раз – на Матрене Ивановне из Сивориц, тоже вдове, однако не прожил после этого и года, скончавшись в декабре 1845-го, и тоже от чахотки.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, С ВЫХОДОМ

Мой прапрадед Иван Ефимович Воронин, будучи отроком, мог не раз видеть «солнце русской поэзии», проносящееся на тройке почтовых. Но дорог он мне, конечно, не этим, а тем, что дал жизнь следующему поколению Ворониных. Так что пока обойдемся без лирики, поскольку число персонажей растет, не хочется пропустить что-нибудь интересное из истории нашего рода.

Иван Ефимович родился и умер в один день – 5 февраля (1826 – 1854) и за свои полные 28 лет успел многое. Уже в возрасте 17-ти лет он впервые записан восприемником при крещении, а всего выступал в этом качестве примерно с десяток раз. А ведь еще неоднократно участвовал в качестве «свидетеля» в свадебных торжествах. Но надо сказать, что если в поручители жениха или невесты звали друзей-знакомых-родственников, то в крестные отцы, если не из родни, то старались обычно заполучить людей богатых или просто уважаемых. Иван Ефимович был в Парушине и окрестностях явно в почете.

Женился он тоже в феврале, 11-го числа 1845 года – на крестьянской девице Марии Даниловне из Кузнецово (деревня тогда принадлежала помещику Н. И. Кругликову). В семье было шестеро детей: Семен, Георгий, Филимон (мой прадед), Василий, Николай и Наталия. Расскажем хоть понемногу, но обо всех – как обычно, в следующей главе нашего повестоввания.

А пока что – о детях Василия Ефимовича и других Ефимовичах. Из всех известных нам Ворониных именно сын Василия Ефимовича Андрей первым вышел из крестьянского сословия, причем произошло это сразу после отмены крепостного права. К сожалению, подробностей мы не знаем, но все началось с того, что три сына Василия Ефимовича – Андрей, Николай и Калинник (было вполне обиходным когда-то такое имя, в просторечии превращенное в Калину, отсюда отчество Калиныч, да и фамилия Калинин тоже не от названия ягоды произошла) перебрались в 1857 году из Парушино в Выру. Как им это удалось, неведомо. Известно только, что Калинник Васильевич уже в 1853 году упоминается в метриках как конторщик Мызы Выры, а Андрей Васильевич Воронин, начиная с 1863 года, числится как мещанин города Гатчины. При этом остается прихожанином Вознесенской церкви в Рождествено, исповедуется и причащается, да и всех своих детей (а потом и внуков) крестит там. А детей у Андрея Васильевича было двенадцать, из них трое, в том числе близнецы, умерли во младенчестве. Как видим, он уже не старообрядец, а присоединился (как, впрочем, и его братья) к господствующей Церкви.

Калина Васильевич Воронин пользовался в Выре уважением. Об этом свидетельствует тот факт, что, когда после отмены крепостного права создавали орган самоуправления – Вырское сельское общество, он вошел в его совет. Об этом сообщает в одной из своих публикаций гатчинский историк-краевед Андрей Бурлаков.

Поскольку о вырских Ворониных я знаю немного, то позволю себе слегка забежать вперед и сказать о том, что из всех многочисленных детей Калины Васильевича (не менее восьми) один уж точно прославился, и даже не на всю округу, а гораздо шире. Николай Калинович Воронин (1862 – после 1920) служил в армии, в чине фельдфебеля был бригадным писарем 23-й артиллерийской бригады. Но воинская карьера для Ворониных редкость, и Николай Калинович снискал себе славу в мирное время. Как выяснил вышеупомянутый Андрей Бурлаков, в 1905 году в Выре появилась собственная пожарная дружина, ставшая филиалом Сиверского добровольного пожарного общества. Вырские пожарные обслуживали Рождествено, 13 окрестных деревень и медно-литейный завод братьев Чикиных. Членом правления дружины и заместителем начальника был Н. К. Воронин.

Журнальный вестник «Пожарное дело» однажды сообщил:

«10 апреля 1908 года Государь Император соизволил пожаловать…

По Вырской С.-Петербургской губ., пожарной дружине – серебреные медали, с надписью «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте: членам дружины, крестьянам С.-Петербургской губ., Царскосельского уезда., Рождественской волости: Ивану Волхонскому, Николаю Воронину, Евстигнею Андрееву, Николаю Кузимину и Николаю Петрову».

Возможно, что другой сын Калины Васильевича – Петр Калинович Воронин содержал в Петербурге булочную на Шлиссельбургском проспекте, 71 (такая информация содержится в справочной книге «Весь Петербург на 1894 год»). Но это только предположение, все-таки сочетание имени, отчества и фамилии не назовешь распространенным. Хотя кто его знает, это сегодня имя Калина – экзотика, а тогда…