Текст книги "Темница"

4

Пока я углублялся в не самые приятные для себя воспоминания, кто-то стучал в мою дверь. Я совсем задумался и услышал, видимо, только последние несколько стуков: довольно сильных, громких и нетерпеливых, как будто стучат уже не первый десяток раз. Я подбежал к двери, открыл и увидел лишь спину девушки, спускающейся по деревянной лестнице.

– Здравствуйте! – окликнул я.

И ко мне повернулось самое прелестное создание из всех, что когда-либо видел. Будто все те прелестный потоки, что я видел ранее в городе, слились в одну нежную фигуру, топчущую жухлые черемуховые листья, прилипшие на ступени. Она смотрела на меня снизу вверх, и оттого ее восхитительные глаза казались такими большими, такими светлыми и чистыми, что мне стало стыдно за то, что я вообще подал то объявление, ведь я и подумать не мог, что оно привлечет в мою берлогу такую красавицу. С этого ракурса, она смотрелась маленькой невинной девочкой, но все же ей удалось произвести на меня огромное неизгладимое впечатление. У нее были узкие хрупкие плечи, завернутые в казавшееся таким несуразным и грубым драповое пальто. Но не потому, что пальто было ужасным – на любой другой девушке оно казалось бы весьма симпатичным, дополняющим образ, – но красота именно ее глаз, легкий румянец щек, отблеск каштановых волос делали любую одежду на ней тусклой и блеклой. Она была бриллиантом, не нуждающимся в обрамлении.

Первый вопрос, возникший у меня в голове: «Точно ли она ко мне и не ошиблась ли адресом?»

Тонкие линии ее губ ожили. Когда она оголила свои превосходно белые зубки, что-то произнесла, я понял, что мог бы слушать этот чарующий голос до конца жизни. Внешняя привлекательность сливалась с этим голосом в один образ, заставлявший сердце биться с такой невероятной скоростью, что, казалось, оно не бьется вовсе.

Обычно, когда я смотрел на девушек, мне представлялась моя благоверная женушка. Мне становилось совестно, что когда-то, очень-очень давно, еще по юношеству, я и на нее смотрел пылающим от страсти взглядом. Но со временем весь запал угас, тот огонек, что горел в моих глазах, оказался просто отражением ее любви ко мне. Юношеские гормоны затмили когда-то мой разум. Я думал, что вещи, которые мы делаем с ней вместе, они приходят нам на ум одновременно, как у всех влюбленных, у которых два сердца бьются в унисон, отключая при этом обе головы. Идея в голове у меня, а она ее уже осуществляла. Одно мое слово – мы уже мчались вместе, не замечая окружающих. Но нет: мы просто делали то, что хотелось мне, а она беспрекословно подчинялась. Объясняла собственной любовью свою неспособность думать. С возрастом все становилось лишь очевиднее. Все мои прихоти они поощряла, свои потребности ставила на второй план. Хоть это мне и не нравилось, но я понимал, что пользуюсь этим. Я привык. Скоро эта мысль засела в голове и не давала мне покоя. Однажды, с непритворным ужасом, я посмотрел на нее и увидел в ней мать: она бегала со мной как с ребенком, мне казалось это унизительным, подавляющим мое мужское начало. Хотя понимал, что «разбаловавшись» я сам становлюсь ребенком. Насколько бы сложно мне не было это признавать – не замечать этого стало просто невозможным. Эгоист внутри меня твердил: «в первую очередь ты – мужчина, а мужчина – хищник, самец, а не маменькин сынок». Мы прожили с ней вместе четырнадцать лет. Наш брак с ней – это результат соития наседания опекунов и юношеских гормонов. Нам было всего по двадцать, когда кольца уже блестели на наших пальцах. Но со смертью тети и дядя я решил, что пора сбросить все, что так долго меня отягощало. Мое предложение развестись она перенесла стоически – наверное, просто не верила в это. Скрывала от меня свои слезы до тех пор, пока в ее паспорте не появился штамп о расторжении брака.

Полгода после развода я не испытывал никакой тяги к противоположному полу. Страх воздерживал меня. Страх, что так же будет с любой другой девушкой: я схожу с ней несколько раз на свидание, она познакомит меня со своими родителями, переедет ко мне, мы съездим куда-нибудь отдохнуть – и это будет кульминацией наших отношений, после которой страсть станет угасать и настанут обычные житейские проблемы. И рано или поздно даже такую стабильность я сам и нарушу, причиняя боль любимому когда-то человеку.

Но почему-то мне показалось в тот момент, что это не относится к тому ангелу, что стоял сейчас передо мной на этом крыльце, сыром от дождя и облепленном слизняками. Мне даже стало стыдно, что я не подмел его, а ей сейчас приходится на нем стоять. Но ведь я не мог знать, что сегодня мне воздастся за мои страдания, и судьба подарит мне музу, смысл жизни. Что если хоть она и не будет со мной, то хотя бы я сделаю этот бриллиант еще совершеннее, и он засверкает еще ярче, ведь если она пришла действительно ко мне, значит, она хочет учиться музыке, значит, я могу подарить своими уроками частичку себя, частичку своих умений. Меня до конца жизни будет греть мысль о том, что где-то в мире есть нечто совершенное, что когда-то нуждалось во мне. Она лучшее, что со мной…

– Простите, – вернула она меня на землю, заставив мои уши гореть от волнения.

Пьяные от грез глаза продолжали смотреть на нее, рот распластался по всему лицу, изображая подобие улыбки.

– Вы меня слушали вообще?

– Да, но повторите, пожалуйста, – произнес я все с тем же идиотским выражением лица.

Она вздохнула, выдыхая носом, от чего ее маленькие ноздри раздувались, выражая недовольство.

– Я по объявлению. Хотела позвонить, но мне все равно надо было сегодня ехать мимо вашего дома, поэтому я решила лично забежать. Вы, я так понимаю, Алексей?

В голову ударила мысль: «Мимо моего дома? Что она могла делать на окраине?»

– Да, это я, – отчеканил я, словно обращался ко мне не ангел, а ротный.

Кто-то сидящий в машине посигналил ей. Явно, кто-то очень недовольный, что она так задерживается. Она махнула человеку в машине рукой.

– Я сейчас спешу, давайте назначим дату первого занятия, и уже на нем решим, когда и во сколько я буду посещать ваши уроки. Согласны? – она начала что-то искать в своей сумочке, активно вороша внутренности рукой в перчатке.

– Меня это устраивает более чем. Я сейчас не работаю, поэтому свободен круглые сутки. Называйте время и день, когда вам удобно, – каждое слово, выпускаемое мною, я цедил, чтобы моя речь была грамотной и четкой, боясь совершить ошибку, словно я на экзамене по русскому языку.

– Мне удобно послезавтра, в девять часов утра.

– Хорошо, но только мое имя вы узнали, но как зовут вас?

– Виктория, можно просто Вика, – произнесла она, записывая в блокнот что-то. Знаете, как делают всегда занятые девушки: записывают всю мало-мальски важную информацию, чтобы не забыть.

– Очень красивое имя. Ну что же, до встречи, Вика.

– До послезавтра, – кивнула она мне, уже спускаясь с лестницы, не оборачиваясь. Такая девушка могла себе позволить вести себя чуточку вальяжно.

Я еще постоял на крыльце. Увидел, как она села в машину. Она открыла дверь, я услышал, как мужской голос ей что-то сказал. Она засмеялась и захлопнула дверцу автомобиля. Машина скрылась за поворотом. Постояв на крыльце еще какое-то время, я вернулся в дом. Войдя обратно в гостиную к камину, продолжив рассматривать старые фотографии в рамках, до меня дошла одна мысль, которая после того вечера долго не давала мне покоя: «Как она могла приехать по объявлению, если еженедельная газета выходит по четвергам, а подал я его только сегодня – утром пятницы?»

5

– Алло, да… Ну да, заезжай, поможешь мне кое-что сделать. Только мой дом тот, у крыльца которого нет рытвин от вырванных цветов! – так началось мое следующее утро.

Должен был заехать Костя. Естественно, он хотел поиграть в бильярд. Но он еще не знал, что ему не придется сделать этого сегодня. Мне нужно было подготовить дом к приходу особо ценной гостьи. Кем бы она ни была, и как узнала об объявлении из газеты, которая выйдет только на следующей неделе, в любом случае – она моя гостья, изъявившая желание учиться музыке.

Для начала я помыл полы и выбил ковер из гостиной. Потом я решил, что в ней не хватает света, и впервые за очень длительный срок распахнул шторы. И вот тут-то я понял, куда подевалась вся пыль. Я решил снять их. Пока снимал, облака пыли осели на только что помытые полы, поэтому пришлось перемывать.

Из-за того, что я снял толстые шторы, не пропускавшие солнечный свет, комната стала казаться чище и просторнее. Но теперь стало видно соседский дом. Я увидел, что соседка что-то готовит, ведь окно моей гостиной выходило на окно ее кухни. Я постоял минуты три у окна, наблюдая за ней, но она меня не видела. Потом я решил, что неприлично пялиться в соседские окна, и хорошо еще, что она меня не заметила.

Теперь, когда комната стала удовлетворительной для приема гостей, оставалось понять, чего же в ней не хватает. Я осмотрелся. Точно! Пианино есть, но на чём же сидеть? Не могу же я подставить табуретки – это смешно! В детстве, когда тетушка учила меня играть на пианино, мы сидели на большом сундуке. Это был не совсем сундук, просто мы его так называли. Вообще это был специальный продолговатый ящик с мягкой подушкой на крышке для сидения и довольно вместительной полостью внутри, где мы хранили ноты и инструменты для настройки пианино. Где сейчас этот ящик – неизвестно. Скорее всего, на чердаке. Как только я подумал туда идти, через окно я заметил Костю, шагающего прямиком к дому соседки. Вот еще одно полезное свойство открытого окна.

Выбежав на крыльцо, я окликнул его и махнул рукой. Костя тут же повернулся и направился в сторону моего крыльца. Мой крик услышала и соседка, готовящая возле окна. Она посмотрела на меня и подумала, что я машу ей, и с улыбкой махнула в ответ. О ее отношении к моей персоне я знал, но думать ни о ком, кроме моей гостьи, я не мог. Необходимо было сделать все, чтобы ей было уютно находиться у меня. Моя задача: сделать так, чтобы с первого раза она хотела и дальше посещать мои уроки.

– Давай ты потом помилуешься с ней, мне твоя помощь нужна, – поторапливал Костю, неспешно прогуливающегося к моему дому.

– Больно она мне нужна!

– Не говори, что ты не специально пошел к ней опять.

– Да богом клянусь, не специально.

Он поднялся по ступеням и зашел в дом. Сегодня от него сильно пахло одеколоном.

– Надушился ты для меня или святого духа?

– Забудь о соседке! Что прицепился? Как будто в мире нет больше дам, для которых стоило бы душиться.

– Значит, ты ко мне прямиком от какой-то дамочки?

– Нет. Отстань ты со своими расспросами. Нравится аромат! Всё!

В конце концов, это было не мое дело, зачем я вообще пристал к парню. Но все-таки, я решил добавить:

– А говорил, что она не в твоем вкусе. Друг, ты все-таки решил узнать глубину ее внутреннего мира? – помня прошлый разговор с ним, сострил я.

Он замолчал. Недолго подумал и сказал:

– Ты по телефону сказал, что тебе надо помочь. На улице ты меня все торопил! А теперь устраиваешь мне допрос! Какая тебе-то разница? Или заняться нечем?

– Не нервничай. Не хочешь – не говори.

И правда, какое мне дело до Риты?

– С чем тебе помочь надо-то?

– Когда тебе звонил, то хотел, чтобы бы окинул взглядом дом, сказал, что где не так, что нужно убрать, и помог мне с этим. Я вообще так привык к этому беспорядку, что даже не знаю – беспорядок ли это. А перед твоим приходом понял, что кроме помощи с уборкой, мне нужно еще и одну вещь с чердака спустить. Пойдем.

Как я и думал, ящик оказался на чердаке. Он был очень тяжелым, несмотря на то, что внутри лежали только инструменты для настройки. Один бы я точно с ним не справился. Мы поставили его в гостиной у пианино. Стоит заметить, что он очень подходил ко всему, что находилось в комнате. Стало жалко, что в угоду развлечению – игре на бильярде – мы убрали сундук на чердак, вместо того, чтобы оставить и продолжить заниматься музыкой.

Я раскрыл сундук. Из него приятно пахнуло настоявшимся запахом смолы. Внутри, кроме различных отверток и ключей, оказались старые ноты. «Как кстати, они мне обязательно пригодятся на уроках» – подумал я. По этим же нотам учила меня моя тетя – она была когда-то преподавателем музыки в местном доме культуры.

После того, как закончили с сундуком, я еще раз быстро протер влажной тряпкой места в гостиной, бросающиеся на глаза. Встал в дверях, бегло осмотрел комнату и демонстративно бросил тряпку на пол. Заскрипело кожаное кресло, стоявшее напротив камина, и из-за спинки показалось лицо Кости:

– Ты закончил что ли? Не заметил, чтобы ты тут убирался.

– Я еще до твоего прихода здесь протер и прибрал.

– Ну, все – да не все! – Костя поднялся с кресла и прошелся по периметру комнаты, указывая пальцем, где, по его мнению, было не достаточно чисто. Я думал, что уже смогу расслабиться, но не ту-то было.

– Ну-у так, на «двоечку».

Дальнейшие часа полтора прошли примерно так: Костя обследовал углы моего дома, а я с тряпкой бегал за ним и вытирал все, что можно и нельзя. Он даже заставил меня протирать пыль на шкафах, но так как я небольшого, по сравнению с ним, роста, то он сжалился надо мной, и сам, вставая на цыпочки, помогал мне с уборкой.

Постирав тряпку и помыв руки, я вышел из уборной:

– Спасибо, что помог. Чаю?

– Не откажусь.

Вошли мы на кухню, чтобы поставить чайник. Мне не нравятся все эти новые кипятильники, поэтому воду я всегда грел в стареньком со свистком. Я налил в чайник воды, поставил его на плиту. Достал банку чая, открыл ее… А чая-то нет! Господи! Что внутри меня тогда произошло! Взрыв! И одновременное облегчение: хорошо, что я сейчас это заметил! А что если бы Вика захотела чаю, а у меня его просто не оказалось бы?

– Костя, пожалуйста! Свози меня до ближайшего магазина! Мне нужен чай!

– Да, особо-то я его и не хотел, – Костя немного расслабился. Он подумал, что без чая мы сразу пойдем и примемся за игру, – если нет – могу и дома попить, что ты так разволновался?

– До тебя мне дела нет! Ну, то есть…

Костя нахмурил брови.

– Ко мне вчера приходила одна барышня, представилась Викторией. Сказала, что хочет учиться музыке, мол, увидела где-то мое объявление.

– Экий ты шустрый, уже успел и объявление дать!

– Это как раз и странно, объявление должны были только на следующей неделе напечатать, а она уже к вечеру того же дня пришла.

– Странно, конечно, – задумался Костя, – а как она вообще выглядела?

– Лучше всех – вот как она выглядела. Не задавай глупых вопросов, если бы она плохо выглядела, я бы тебя сейчас не просил в срочном порядке съездить за чаем! Стройная, шикарная фигура, огромные глаза – конфетка, в общем.

– А-а-а, хитрый! Ладно. Она не бедно выглядела?

– Это ты бедно выглядишь, когда в своих жигулях деревянные подстилки на кресла нацепил. Ей богу, как таксист-бомбила какой-то.

– Эй-эй-эй, легче, парень, сейчас договоришься, и никуда я тебя не повезу. А такие чехлы – писк моды.

– Скрип моды.

– Подожди, послушай, я же хочу дело сказать. А что, если она хочет тебя ограбить?

– Она? Меня? Она музыке хочет учиться, а если ты завидуешь, то можешь зависть при себе оставить! – я даже и подумать не мог ни о каких ограблениях! Как? Это смешно!

– Просто предположение. Дикое, может, и странное, но не страннее, чем прийти к человеку по объявлению, которого еще и в помине нет.

Мы сели в машину. Но меня так колошматило, что в чем-то я просчитался! Что я об этом не подумал, и если бы Костя ко мне не пришел, то я бы и не заметил, что чая нет! Как бы я тогда смотрел в глаза Вике, если я сначала ей предложил, а потом отказал??? Всю дорогу мне казалось, что машина плетется, как беременный таракан, но Костя меня уверял, что он выжимает из своей ласточки все соки. Меня трясло и в магазине, где я выбирал ВКУС ЧАЯ! Никогда бы не подумал, что я когда-нибудь буду стоять посреди универмага и пытать продавщицу о характеристиках чая. «Какой ей больше понравится? Может быть, она не пьет черный чай? Может быть зеленый? А может все-таки черный? Если черный, то индийский или цейлонский? Белый?»

– Женщина, подскажите, пожалуйста, вы сами какой чай любите?

– Цикорий.

– Я не люблю цикорий, а вот, ну, только предположим, вас бы пригласил к себе в гости мужчина, который хочет произвести впечатление, каким чаем он бы вам угодил?

– Черной «Волгой» возле дома впечатлил бы, но точно не чаем.

Моя «Волга» даже если бы и была черного цвета, то все равно не вышло бы: не так давно она заглохла возле дома.

– Ладно, а какой бы вы хотели попробовать?

– Я женщина простая, мне бы хватило простого импортного крупнолистового, если на то пошло. У нас его нет. И конфет возьмите…

Поняв, что в кармане у меня не пусто, она из-под прилавка поманила меня «Мишками в лесу». Знаете, нужно сказать, что этого хватило, чтобы я купил полкило.

В общем, через 20 минут я сидел уже в машине с улыбкой до ушей и пятью разными пачками чая. Цикорий был меж ними. От ощущения себя чайным бароном я чувствовал полнейшее удовлетворение и одухотворенность. Теперь я точно не буду выглядеть профаном, когда дело дойдет до чая.

Дома вода в чайнике уже давно выкипела, свисток замолчал, а сам чайник мирно коптился на газу. Я мог бы поставить воду заново и напоить, наконец, Костю чаем, но мне не хотелось делить Викин чай с ним. Я не жадный, правда, но для меня тот чай казался чем-то очень важным и неприкасаемым. Его было много, но я берег его, как зеницу ока. Это можно сравнить с приготовлениями к Новому году. Вроде стол полон еды: салаты, рябчики, икра, мандарины, конфеты… Но кушать можно только после курантов! Поэтому повторно чай я больше не предлагал.

За то, что Костя со мной возится, я решил сыграть с ним одну партеечку, другую. Но я не мог сосредоточиться на игре, мыслями я был в завтрашнем дне и представлял во всех красках приход дорогой гостьи. Я настолько ушел в свои мысли, что Косте приходилось привлекать мое внимание для каждого удара. Как расположены шары на столе – меня не волновало. Ни разу за тот вечер я не забил. Хотя я никогда особо много не забивал.

Примерно так мне представлялось завтра: когда она постучит в дверь, у меня уже будет все готово к ее приему. Она войдет, я галантно приму с плеч ее пальто. Пока я буду вешать ее пальто на стойку для одежды, она будет стоять возле зеркала прихожей и поправлять прическу, которую пытался подпортить осенний чуть заметный дождь. Но эти шелковые локоны не способны испортить такие мелочи. Такие, как она, выше всего этого. Они проходят над всем мирским. Никакие катаклизмы не способны отнять эту стать, эту непокорность, которой одарила ее сама природа. Она пройдет в уборную, чтобы помыть руки. В это время я в сотый раз проверю готовность гостиной. Все будет идеально: свет, обстановка комнаты, атмосфера. Она зайдет. Изящно сядет за пианино. «Учите, маэстро» – произнесет она и подмигнет.

– С тобой невозможно играть, – снова разбудил меня Костя, – мне, конечно, приятно выигрывать, но, может быть, ты тоже попробуешь шары забивать?

– Прости, задумался.

– Короче, не хочу больше играть. Я домой лучше поеду, – Костя бросил кий на стол.

– Давай, я не буду тебя провожать.

– В котором часу должна прийти твоя пассия?

– Сказала, что к девяти утра.

– Раненько, конечно, раненько. Ладно, бывай.

Я положил свой кий рядом с Костиным – между раскатившимися по столу шарами. Мой друг пошел к выходу, а я – в свой кабинет. Услышав, как захлопнулась дверь, я рухнул в кресло.

Итак, на чем же я закончил? Ах, да. Она мне подмигнула. Я улыбнусь, сяду рядом. Начну учить основам. Естественно, чтобы показать, как правильно нужно ставить пальцы, я возьму ее ручки в свои ладони, начну расставлять. Она мне скажет: «Какие у вас теплые руки». Начнет флиртовать. Я начну набивать себе цену. «Мне приятно это слышать, но давайте лучше посвятим этот вечер музыке, а не друг другу», – скажу я и даже не взгляну на нее. Сделаю вид, что я педант, которого ничем нельзя отвлечь от работы. Она нежно прикусит нижнюю губу. Посмотрит на меня взглядом кошки. Прижмется ко мне поближе. И так пройдет наше первое занятие. После занятия, она скажет: «Вы не хотите заняться чем-нибудь поинтереснее?» Я подумаю, а потом скажу: «Хотите чаю?» Она согласится. Все чаепитие мы будем беседовать с ней обо всем. Она начнет спрашивать о моей личной жизни. Я грамотно переведу разговор на нее. Она будет мне рассказывать, звонко смеяться. Мы допьем чай, она не захочет уходить. Но я скажу, что уже поздно и ей пора. В прихожей я накину на нее пальто. Она взглянет на меня снизу вверх и скажет: «Как жаль, что у меня уже есть парень. Просто я не знала, что со мной в городе живут такие интересные мужчины. Настоящие рыцари. Но не поздно все исправить». Я скажу, что я не достоин такой девушки, как она. Мы с ней попрощаемся. Она выйдет на крыльцо, и я увижу, как изменится ее взгляд, когда она увидит своего парня, ожидающего ее битый час в машине возле дома. По пути к машине, она обернется. Снова ее лицо засияет улыбкой…