Текст книги "Смертник"

Илья Деревянко
Смертник

Пролог

– Ты, сука драная, не представляешь, с кем связался! – дыша густым водочным перегаром и брызгая слюнями, рычал Фока, двадцативосьмилетний чернявый амбал, с маслеными глазами навыкате, один из боевиков бригады Комара, контролирующей г. Павловск Н-ской области.

Фока крепко держал за воротник рубашки пожилого перепуганного мужичка-работягу, владельца старенького, замызганного москвичонка. Рядом, ухмыляясь, стояли Алмаз, Чапа и Камбала накачанные парни лет двадцати пяти с золотыми цепями на бычьих шеях. Все трое пребывали в различной (но не ниже средней) степени опьянения и радовались нежданному развлечению, сулящему, помимо прочего, вполне ощутимую прибыль. Несколько минут назад их Мерседес, обгоняя злополучный Москвич, по вине пять дней не просыхающего Фоки слегка помял себе крыло.

Как известно, у сильного всегда бессильный виноват, и теперь работягу грузили по полной программе.

– Ты, блин горелый, пожалеешь, что на свет родился! – продолжал бандит, периодически с силой встряхивая свою жертву.

Голова бедолаги моталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. На пепельно-сером лице проступали бисеринки пота.

– Будешь возмещать нам материальный и моральный ущерб. Чо-о?! Денег нету?! А меня не е…т! Квартиру продашь, если, конечно, жить хочешь!

– И если сучек своих жалеешь, – гнусненько захихикал Алмаз, выудивший из кармана мужика паспорт, где в графе дети значилось: Серегина Татьяна Михайловна 05.02.1970, Серегина Галина Михайловна 03.08.1978.

– Если не хочешь, чтобы мы каждой из них пару бутылок из-под шампанского в манду затолкали. Вот так-то, Серегин Михаил Владимирович! Гы-гы-гы!

– Сволочи! – прошептал Серегин. – Выродки! Как вас земля носит?!

– Ни х…я себе! – хором возмутились бандиты.

– Хайло разевает, козел!!!

Кулак Алмаза врезался Михаилу Владимировичу в ухо.

– Нужно хорошенько отметелить пидораса! – предложил Фока, с размаху пнув носком ботинка упавшее на дорогу тело. – Поучить уму-разуму, а потом…

Внезапно он подавился фразой, дернулся и рухнул ничком на асфальт, получив жесткий удар ребром ладони сзади по шее. Увлеченные процессом гружения лоха, боевики Комара не заметили, как к ним бесшумно приблизился высокий, мускулистый, хотя и заметно обрюзгший мужчина лет тридцати пяти в черных джинсах и черной рубахе навыпуск, минуту назад выпрыгнувший из синей девятки, резко затормозившей у обочины. Его массивная фигура странным образом не вязалась с мягкими, кошачьими движениями, а веселая улыбка на губах с мрачным, тяжелым взглядом. В коротко подстриженных темно-русых волосах то там то здесь виднелась ранняя седина.

– Блатуете, щенки, – ровным голосом констатировал он. – Ну-ну…

– Мамочки родные, – пробормотал Камбала, пятясь назад. – Да ведь это Парамонов! Принесла нелегкая!

– Какого хрена лезешь в чужие дела?! Давно п…лей не получал?! – взбеленился Алмаз, четыре года прозанимавшийся карате и потому чрезвычайно самоуверенный, особенно в подпитии. Тот, кого назвали Парамоновым, лишь насмешливо фыркнул в ответ, приведя хмельного супермена в неистовую ярость. Игнорируя предостерегающий окрик Камбалы, Алмаз выбросил вперед ногу, метя нахалу в печень, однако удар не достиг цели, а сам бандит, взвизгнув, скрючился на земле, держась обеими руками за мошонку[1]1
  Парамонов применил, по всей вероятности, следующий прием: погасив удар подставкой локтя и небольшим поворотом туловища в сторону атаки, прижался к конечности Алмаза, дуговым движением снизу зафиксировал ее, одновременно проведя удар ногой в пах, не меняя ритма движения, сблизился с противником и сбил его с ног.


[Закрыть].

Чапа от изумления остолбенел, и в следующую секунду сильный удар основанием ладони снизу вверх в нос привел его в бесчувственное состояние. Камбала, успевший отбежать на приличное расстояние, экзекуции не подвергся…

– У-у-у-у! – плаксиво скулил Алмаз, съежившийся на заднем сиденье Мерседеса и страдающий от жестокой боли в паху. – Яйца отбил, га-а-ад! Из-под земли достану падлу! Замочу в натуре!

– Скорее он тебя, – не оборачиваясь, бросил сидевший за рулем Камбала. – Лучше не трепыхайся. Авось до пенсии доживешь!

– Почему? – глухо спросил Чапа, тщетно пытающийся унять хлещущую из переломанного носа кровь. – Ты знаешь его? Кто это такой?

– Олег Парамонов. Погоняла Смертник.

– Смертник, – нехотя пояснил Камбала, – в совершенстве владеет приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. Когда-то давно воевал в Афганистане. В спецназе. После перестройки работал в бригаде Клима. Год назад отошел…

– Чем занимается? – с трудом ворочая языком, выдавил Фока.

– Точно не знаю, – пожал плечами Камбала.

– Вроде художник, картины рисует…

– …Завалю! – взвыл Алмаз. – Яйца, твою мать, прям отваливаются! И-и-и!

– Остынь, не дергайся! – посоветовал Чапа. – Радуйся, что вообще жив остался! Я слыхал о Парамонове, только, к сожалению, в лицо не знал. И-эх! Нос в лепешку! Ну да ладно, заживет.

– Вы, наверное, пацаны, белены объелись? – возмутился мало-мальски очухавшийся Фока. – За нами мощная бригада! А этот ваш художник… Тьфу! Один в поле не воин! Наставим ствол, вывезем в лес… Быстренько штанишки обкакает! Уж тогда оторвемся, проучим как положено!

– Хорош базарить! – оборвал приятеля Камбала. – «Ствол наставим!» Ишь Рембо выискался! Думаешь, Смертник волыны[2]2
  Огнестрельное оружие.


[Закрыть] испугается?! Держи карман шире! Парамонов – потенциальный самоубийца. Жить не хочет, но покончить с собой не может! Не из страха, а потому что православный. Церковь запрещает самоубийство. Вот он и сдерживается, не пускает себе пулю в лобешник, хотя очень хочет. Наставишь ты ствол, а он тебя мигом на запчасти разберет.

– Значит, надо сразу палить, издали, на поражение! – не сдавался Фока.

– Некоторые пытались, – вздохнул Камбала, – да ни черта у них не получилось. Будто заговоренный. Два раза Парамонова ранили, но не смертельно, а он в долгу не оставался. Стреляет, подлюка, не хуже, чем дерется!

– Погоди, я совсем запутался, – жалобно простонал Алмаз. – Если он желает умереть, то зачем не дает себя прикончить? Почему сопротивляется?

– Чужая душа потемки, – философски молвил Чапа. – Может, из принципа… Кстати, о Комаре. Не советую ему жаловаться. По мозгам схлопочешь. Шеф вряд ли рискнет связываться с Парамоновым. Смертник в случае чего такую нам резню учинит! Не к ночи будь сказано… Яйца же твои поболят да перестанут. Лед к ним приложи, стакан водки вмажь…

Алмаз задохнулся в приступе бессильной злобы…

Глава 1
Олег Парамонов по прозвищу Смертник

Сознательное самоубийство – страшное преступление против бога, тягчайший безмерный непростительный грех хулы на Святого Духа… Это чудовищное деяние влечет за собой… бесконечную агонию в загробном инобытии, в узах адского сатанинского мрака… Необходимо взять себя в руки, всецело собраться и устоять. Боевая задача номер один не сорваться и выжить. В этом славная победа над дьяволом и явное посрамление нечистой силы.

А. Яковлев-Козырев, Д. Валюженин. Битва с падшими ангелами.

Из черного дула ТТ на меня смотрела Смерть, ласково улыбалась и манила рукой. Она выглядела отнюдь не отвратительной старой каргой, как принято считать, а прекрасной дамой с чарующими изумрудными глазами. «Иди, иди сюда! – шелестел в ушах вкрадчивый голос. – Ведь это так просто! Одно шевеление указательного пальца… Иди-и-и… милы-ый!» Я прижал ко лбу пистолет с патроном в патроннике, ощутив кожей прохладный металл. «Иди-и-и, милый! Ты так устал!» Или лучше выстрелить в рот?! Чтоб наверняка! Вдруг от моего лба пуля срикошетит?! Дурацкая шутка, не правда ли? Черный юмор, так сказать! Н-да уж! Однако в рот, пожалуй, надежнее. Дуло имело почему-то солоноватый привкус. Бах, и ты уже на небесах! мысленно перефразировал я известную фразу Горбатого из фильма «Место встречи изменить нельзя». Впрочем, на каких, к лешему, небесах?! В аду! Самоубийство прямое жертвоприношение сатане, вспомнились слова священника, которому я недавно исповедовался. Неожиданно мой взгляд упал на висевшую на стене икону с изображением Христа Спасителя. В голове сразу прояснилось, и мне стало стыдно. Господи! Что я творю! Прости, господи!!! Опять нечистый попутал! Я медленно положил ТТ на диван, глубоко вздохнул, затем решительно вынул обойму и передернул затвор, выбрасывая патрон из патронника. «Нет, сатана! Не получишь ты от меня такого подарка! Не дождешься, морда гнусная! Даже не мечтай!» Сквозь не зашторенное окно виднелось ночное небо с огромным сияющим диском полной луны.

От него веяло холодом. Зябко поежившись, я убрал оружие в тайник и закурил сигарету. Спать не хотелось, а снотворное, как назло, закончилось еще вчера. Часы показывали начало третьего. Похоже, заснуть до утра не удастся. Если б поработать, дак нет! Экономический и политический кризис в стране конца августа начала сентября 1998 г. совпал с моим собственным творческим кризисом. Пришла беда отворяй ворота! Причем замысел картины-то был! Хороший замысел, светлый! Я хотел нарисовать мать с маленьким ребенком, стоящую посреди зеленого поля, со стройной березовой рощей на заднем плане, однако вскоре увидел, что вместо доброй русской женщины на холсте появляется злобная ведьма сомнительной национальности, а ведьмино дитя вообще-то не приведи господи! Или это зеркальное отражение нашей сегодняшней жизни?! Вполне возможно! От моей ведьмы исходила едва ли не физически ощутимая аура зла. Не иначе, бес у меня за спиной стоял, помогал в творчестве, падла! Не желая будить в потенциальных зрителях дурные инстинкты, служить орудием в лапах нечистой силы, я убрал от греха подальше краски, кисти, холст, мольберт… И вот уже неделю места себе не нахожу. Тоска навалилась. Впору плакать от безысходности, да слез нет. Иссякли. Напиться вдребадан?! Тоже не выход. Еще хуже будет. А дьявол тут как тут, к самоубийству склонить пытается. Мразь! Кстати, подобные попытки он предпринимал несчетное количество раз на протяжении нескольких лет. Если б не вера православная, не помощь ангела-хранителя[3]3
  После крещения в православной церкви к каждому крестившемуся человеку бог приставляет ангела-хранителя.


[Закрыть], я б давно разнес себе череп… Нет, сволота рогатая, не дождешься!

С легкой руки Клима братва прилепила мне погонялу «Смертник». Думают, будто я жить не хочу, ищу смерти, специально на нее нарываюсь. Они правы лишь наполовину. Жизнь свою я действительно ни в грош не ставлю, более того, она мне опостылела хуже горькой редьки, однако просто так прикончить себя я не позволю. Спровоцировать экстремальную ситуацию, а потом с нетерпением дожидаться, пока тебя замочат, не делая попыток к сопротивлению, тоже разновидность самоубийства. Значит, этот вариант отпадает. Бога не обманешь! Придется ковылять по жизни дальше. Ладно, как-нибудь перекантуемся!.. Сигарета догорела до фильтра. Затушив окурок в стеклянной пепельнице, я прикурил новую. Вспомнился сегодняшний инцидент на шоссе, комаровские сявки вконец оскотинились. Грузят беззащитного работягу, с хлеба на квас перебивающегося. Волки позорные! Мало я им вломил, надо б раза в три поболе, чтоб всю оставшуюся жизнь на аптеку работали. Куда Комар смотрит?! Неужто трудно навести порядок среди шестерок? Любой беспредел рано или поздно к беде приводит. Господь все видит. Не спрячешься от Него! Хотя Комар, по правде сказать, дурак полнейший и по жизни засранец. Мнит себя круче вареного яйца. Спеси больше, чем говна в городской канализации. Физиономия надменная, повадки барина, вернее, не барина, а внезапно разбогатевшего лакея: самодовольством сочится, как протухший мертвец зловонной слизью, пальцы постоянно веером растопырены… Не понимает, кретин, одной элементарной вещи: в любой момент он может очутиться на том свете (судя по всему, отнюдь не в лучшей его части) или за решеткой. Человек предполагает, а бог располагает. И никуда ты от этого не денешься, чего бы там о себе ни воображал!.. Время, казалось, замерло. Стрелка часов застыла в глубоком параличе. Тик… так… тик… так… Ощущение времени весьма субъективно. Когда тебе хорошо оно несется галопом, когда плохо тащится, словно полудохлая улитка. Тик… так… Ничего не существует в мире, кроме тоски, безмолвной ночи за окном, часовой стрелки-паралитички да забитой окурками, смердящей пепельницы… Сколько я выкурил сегодня? Две пачки? Три?… Скоро дым из ушей пойдет… Пронзительно заверещал телефон. Вздрогнув от неожиданности, я поднял трубку.

– Здравствуй, Олег! Извини, что разбудил! – донесся из нее дрожащий голос Витьки Колесова, в настоящий момент средней руки коммерсанта, а в далеком прошлом моего соседа по школьной парте.

– Не волнуйся, не разбудил, – холодно ответил я. Колесов не вызывал у меня особых симпатий. Два года назад он напросился под крышу к Климу (чурки круто наезжали), а спустя четыре месяца выпрыгнул. Дескать, денег нету, обнищал, кушать нечего и т. д. и т. п. Проверили втихую. Выяснилось врет, зараза! Вовсе не обнищал, просто сэкономить хочет. Обычная коммерсантская практика. Как прижмет, заливаясь слезами и захлебываясь соплями, кидается в объятия братвы: «Помогите, родимые! Спасите! Ничего не пожалею!» – а нормализуешь ситуацию, отобьешь наезды, юлить начинает, ускользнуть норовит. По барыжьей логике раз все спокойно, платить за крышу незачем. Братва подобных раскладов не прощает. Если б не мое заступничество, Клим устроил бы Витеньке небо в алмазах и правильно бы сделал. Жадным фраерам нужно мозги вправлять. Однако я заступился. По старой памяти. Как-никак в детстве друзьями были. Не разлей вода. Правда, на этом дружба наша закончилась. На прощание я покрыл Витю матом да послал на три веселых буквы. И какого хрена он теперь названивает?!

– У меня беда, Олег! – будто прочитав мои мысли, всхлипнул Колесов. – Кроме тебя, не к кому обратиться. Ирочку похитили… доченьку! Не в силах больше сдерживаться, он зарыдал навзрыд.

– Где находишься? – значительно мягче спросил я.

– Д-д-дома.

– Жди, выезжаю…

Повесив трубку на рычаг, я торопливо оделся, достал из загашника ТТ и сунул за ремень брюк.

Я твердо решил помочь Колесову. Во-первых, отнять ребенка у похитителей дело святое, пусть даже папаша шкурник. Во-вторых, чего греха таить, встряхнусь маленько, развеюсь. Лучше схлестнуться в одиночку хоть с целой группировкой, чем сидеть в пустой квартире, таращиться на заряженный пистолет и из последних сил бороться с демоном самоубийства. Витькину дочку я хорошо помнил, забавная белокурая малютка. Добрая девочка, животных любит. В 1996 г. ей исполнилось девять, сейчас, значит, одиннадцать.

Интересно, какая падла пошла на такое? Раньше детей крали в основном чурбаны, а славяне крайне редко. Только конченные ублюдки. Впрочем, последнее время среди козлов, промышляющих киднеппингом, русских стало значительно больше. Деградировал народ, озверел… Су-уки!

Захлопнув дверь, я спустился вниз по лестнице, уселся в припаркованную у подъезда машину и завел мотор…

Колесов проживал в просторной четырехкомнатной квартире в добротном кирпичном доме с высокими потолками, выстроенным в середине пятидесятых годов. Со времен пресловутой жилищной приватизации тут обитали исключительно коммерсанты да нахапавшие взяток чиновники местной администрации. Прежние жильцы сгинули кто куда. В ухоженном дворе стояли многочисленные гаражи-ракушки. Как известно, богатенькие Буратины общественным транспортом не пользуются, не говоря уже о своих двоих. Поднявшись пешком на четвертый этаж (с тех пор как в 1995 г. в меня всадили пули при выходе из лифта принципиально им не доверяю), я позвонил в массивную бронированную дверь. Колесов отворил не сразу. Не менее двух минут обозревал лестничную площадку сквозь импортный телескопический глазок. Наконец, убедившись, что со мной никого нет, впустил вовнутрь. Выглядел Витька ужасно: будто его несколько раз пропустили через сверхмощную стиральную машину.

– А где жена? – полюбопытствовал я, когда мы прошли в гостиную.

– Умерла в прошлом году, – потупив глаза, выдавил он.

– Извини, не знал, – смутился я и поспешил переменить тему разговора. – Расскажи про дочку. Когда это произошло? Похитители звонили? Выдвигали требования?

– Ирочка пропала позавчера, вместе с Валей, домработницей, – тихо начал Колесов. – Валя пошла встречать ее из школы, и… обе исчезли.

– В милицию обращался?

– П-проб-бовал.

– Ну и?…

– Заверили мол, не волнуйтесь, предпримем все необходимые меры… А спустя час мне позвонила на сотовый какая-то женщина и омерзительным сиплым голосом предупредила: «Если до вечера не заберешь обратно заявление вышлем тебе дочь по почте, по частям сперва уши, потом нос, по-том…» – Витька, понурившись, замолчал.

Правая щека у него подергивалась в нервном тике.

– Заявление забрал? – спросил я.

– Д-да.

– Еще звонили? Условия предъявляли? Сумму выкупа назначали?

– Нет.

«Интересно, – я на минуту задумался. – Судя по всему, у похитителей плотные завязки со стражами порядка или же есть в ментуре информатор. Более правдоподобен второй вариант. Иначе с какой стати психовать по поводу заявления? Если в отделении все схвачено, за все заплачено, чихали б они на заявление. Хоть целую пачку напиши! Впрочем, ладно. Странно другое: с момента похищения прошло двое с половиной суток. Однако ни денег не требуют, ни каких-либо иных условий не выдвигают. Тогда зачем им девочка? И домработница в придачу? Или она тоже замешана?»

– Расскажи подробно о Валентине, – вслух сказал я. – Возможно, сия дамочка имеет к случившемуся самое непосредственное отношение.

– Нет! – взвился на дыбы Витька. – Не мели ерунды!.. Она… Она…

– Для господина Колесова она являлась не только домработницей, – бесцеремонно перебил я. – Слушай внимательно, Витя. И не закатывай истерик. Чай, не баба. Ты просишь меня помочь, невзирая на наши прошлые, мягко говоря, недоразумения. Хорошо, я помогу. Не ради тебя, а ради ребенка, но при одном условии…

– Сколько ты хочешь? – прищурился Колесов. – Могу предложить двадцать тысяч баксов. Не больше. Экономический кризис…

– Заткнись, душа барыжья! – взорвался я. – Ни капельки, блин, не изменился! По-прежнему все деньгами меряешь да еще торгуешься! Правильно говорят горбатого могила исправит. Я вот думаю, не послать ли тебя куда подальше?! Не хнычь! Смотреть тошно! Короче так бабки свои сраные запихай себе в задницу. Обойдусь без твоих щедрот. Условие же будет следующее. Ты подробно, откровенно отвечаешь на заданные вопросы и, главное, не лезешь с комментариями, не мешаешь разобраться в ситуации. Согласен?

Колесов кивнул.

– Отлично. Итак, первое: кто такая Валентина? Откуда взялась? Чем занималась раньше?

Тяжело вздохнув, Колесов начал рассказ. Домработницу он нашел по объявлению, вскоре после смерти жены. О предыдущей профессии спросить не удосужился. Спустя небольшой промежуток времени деловые отношения плавно переросли в интимные. По его словам, Валентина относилась к девочке чуть ли не с материнской нежностью. Самостоятельно вылечила от хронической аллергии.

Она, оказывается, в некотором роде экстрасенс. В довершение Витька показал мне широкомасштабную цветную фотографию в застекленной рамке. Взглянув на нее, я содрогнулся. На карточке гнусно ухмылялась та самая ведьма, которая против моей воли начала вырисовываться на холсте восемь дней назад…

Глава 2

Должно быть, я сильно изменился в лице. По крайней мере, Колесов испуганно съежился и втянул голову в плечи, словно ожидая удара. В глазах его отразился животный ужас. Прошло секунд тридцать.

– Мистика! – пробормотал я, очухавшись от шока. – Наваждение!

– Т-тебе п-плохо! – пролепетал Витька. – Н-нервное п-перенапряжение! Нужно…

– Упрятать Парамонова в психушку, – криво усмехнувшись, продолжил я. – Ведь ты считаешь меня сумасшедшим. Разве нет?

Колесов уныло промолчал, всем видом показывая, что да, считает!

– Напрасно, Витя, я в здравом уме, а твоя дражайшая домработница… Впрочем, сам увидишь! Собирайся, поехали…

– Вы знакомы! – ревниво заявил Колесов, тыча указательным пальцем в холст. – Ты с ней спал?

– Ох ду-урак! – удрученно вздохнул я. – Видал в жизни идиотов, но таких… Просто слов не подберу!

– Я понял, понял! – не слушая меня, бубнил Витька. – Похищение твоих рук дело. Ты мстишь за прошлое, а я действительно дурак… Отдай ребенка! пронзительно взвизгнул он, хватая лежащий на столе кухонный нож. Изверг! Бандит!

– Не беснуйся! Ручонки повыдергаю, – мрачно посоветовал я и вдруг заметил красное пятнышко лазерного прицела, медленно ползущее по лбу Колесова. Повинуясь годами выработанным рефлексам, я бросился на него и повалил на пол. Звука выстрела мы не услышали. Очевидно, стреляли с глушителем. Разбив оконное стекло, пуля угодила в расписную японскую вазу, стоявшую на полочке точно напротив того места, где секунду назад находилась Витькина голова.

– Лежи, не шевелись! – шепнул я, подполз к окну и, потянув за длинный шнурок, задернул шторы. – Теперь можешь встать. Да выброси нож!

Колесов послушно поднялся. Тело его сотрясала мелкая дрожь. Взгляд обезумел.

– Отдай нож! – настойчиво повторил я. – Вот так, умница. Присядь на кресло, переведи дух.

– К-кто стрелял?! – лязгая зубами, спросил Витька.

– К-кто? З-зачем-м?!

Я недоуменно развел руками, хотелось бы знать!

– Слушай, давай выпьем по сто грамм, расслабимся и попытаемся разобраться в этой бредовой истории.

– Они не выстрелят снова?! – Колесов находился на грани обморока. Глаза затянулись мутной поволокой, губы тряслись. Волосы на голове слиплись от пота.

– Нет, – успокоил я бывшего одноклассника. – Шторы плотные, снаружи нас не видно, однако свет, пожалуй, поубавим. Береженого бог бережет…

Осушив залпом полный стакан бренди и выкурив подряд две сигареты, Витя более-менее успокоился. Вернее, состояние истерики сменилось прострацией.

– Ни черта не понимаю, – тоскливо молвил он. – Ты утверждаешь, будто никогда не встречался с Валентиной, но тем не менее рисуешь ее портрет, больше похожий на оригинал, чем фотография… Я пытаюсь тебя зарезать, а ты, рискуя сам нарваться на пулю, спасаешь мне жизнь… Кто-то норовит продырявить мне башку… Но откуда им знать, где я в настоящий момент нахожусь?! Сплошные вопросы и ни единого ответа. Видимо, с ума сошел не ты, а я… Или мы оба… Или все происходящее просто дурной сон…

– И впрямь чудеса в решете… – согласился я. – Положим, твой телефон прослушивали (раздобыть жучок нынче не проблема), за нами могли проследить, потом выстрелить с чердака соседней пятиэтажки, но… в таком случае они должны хорошо знать окрестности моего дома и заранее выслать сюда своего человека. Ведь с момента нашего прихода в квартиру до покушения прошло не более десяти минут. Второе, почему тебя хотели прикончить именно здесь? После того как ты взглянул на незаконченный портрет? Третье, хочешь верь, хочешь нет, я действительно никогда не знал Валентину. Я замыслил нарисовать совершенно другой образ, однако против моей воли получилось это!.. Бесспорно лишь одно – твоя любовница-домработница имеет к пропаже девочки самое непосредственное отношение, и еще… – закончить фразу я не успел, прерванный длинным телефонным звонком. Снимая трубку, я нажал на аппарате специальную кнопку, чтобы Колесов тоже мог слышать говорящего.

– Смертник, уйди с дороги, иначе нарвешься на крупные неприятности! – просипел низкий, противный женский голос.

– Кто ты? – грубо рявкнул я. – Представься, стерва, как положено! Ну?!

В ответ послышались короткие гудки. Белый от страха Витька судорожно схватился за сердце.

– Т-та с-самая… т-та с-самая, – заикаясь, повторял он.

– Та, что обещала выслать Ирочку по частям? – уточнил я.

– Д-д-да!!!

– Понятно. Кстати, у меня появилась неплохая идея. Давай, не теряя даром времени, наведаемся домой к Валентине. Надеюсь, ты знаешь адрес? Отлично. Пошли!

– Сн-найпер на к-крыше, – пробормотал Колесов. – Н-нас зас-стре-лят п-прямо у крыльца.

– Не волнуйся! – рассмеялся я. – Все предусмотрено. Мы пойдем другим путем!.. А если повезет, то и со снайпером разберемся…

В подвале старого сталинского дома, где я жил, находилось обширное бомбоубежище, сообщающееся специальным тоннелем с бомбоубежищем соседнего дома, с чердака которого, судя по всему, стреляли в Витьку. Очень удобно рвать когти[4]4
  Уходить от преследования.


[Закрыть], если недруги, к примеру, пасут тебя у подъезда. В свое время я добросовестно изучил местные подземелья, подобрал ключи к замкам, однако пользоваться этой лазейкой мне до сих пор не доводилось. Бесхозный запущенный подвал порядком подзатопило. Пахло гнилью и плесенью. Тухлая вода достигала щиколоток. Лампочки под потолком либо давным-давно перегорели, либо вовсе отсутствовали. Пришлось пробираться на ощупь. Иногда подсвечивая себе путь огоньками зажигалок.

– Наверняка тут крысы водятся! – жалобно причитал Колесов. – Слышишь писк? Могут загрызть до смерти, если скопом накинутся!

Меня подмывало заткнуть ему рот ударом кулака, но я сдерживался, понимая, что события последних дней изрядно расшатали психику бедняги. Наконец малоприятное путешествие подошло к концу. Мы очутились в подъезде соседнего дома.

– Жди внизу. На улицу не показывайся, – шепотом предупредил я Витьку, вылил воду из ботинок и, осторожно ступая, поднялся на пятый этаж.

Открытый чердачный люк зиял чернотой. Я до предела напряг слух и уловил какой-то подозрительный звук, напоминающий приглушенный человеческий кашель. Похоже, неизвестный стрелок еще там. Чудесно!

Возьму голубчика тепленьким. Нам есть, о чем покалякать. Ведущая на чердак железная лесенка, по счастью, была закреплена прочно и не загремела под моей тяжестью. Стрелка я увидел сразу. Он замер у открытого окошка метрах в четырех от люка, прижав к плечу приклад винтовки и наблюдая за моими окнами через оптический прицел. (Уходя из квартиры, я специально не выключил свет.) Чердачный пол покрывал толстый слой усыпанного мусором гравия. Бесшумно не подберешься.

– Эй ты, руки за голову! – негромко приказал я, вынимая ТТ. – Не вздумай делать резких движений. Пристрелю.

Послушно выполнив команду, незнакомец медленно обернулся.

Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати, одетый в утепленный спортивный костюм темного цвета, кожаную куртку и кроссовки на пружинистой подошве.

– Стой спокойно, не рыпайся, – посоветовал я, делая шаг вперед. – Понятно?

Худощавый буркнул нечто утвердительное. Убаюканный его кажущейся покорностью, я немного расслабился, утратил бдительность, за что тут же поплатился. Пистолет отлетел в сторону, выбитый молниеносным круговым ударом ноги. Сукин сын оказался не лыком шит. Второй удар, маваши, он нацелил в висок, но я уже опомнился, жестко заблокировал атакующую ногу, одновременно резко сорвав дистанцию, и боксерским хуком врезал ему по челюсти. Мужчина опрокинулся навзничь, однако сознания не потерял, падая, успел вцепиться мне в одежду и повлек за собой. В результате мы свалились вместе. Рыча от бешенства, я пальцами левой руки сдавил противнику гортань, упершись коленями в пол, рывком приподнялся и локтем правой несколько раз ударил сверху вниз по голове худощавого, вкладывая в удары всю свою стодвадцатикилограммовую массу. Мужик захрипел, отключился. Тяжело дыша, я встал, подобрал выпавший ТТ, старательно обыскал бесчувственное тело, но не обнаружил в карманах ничего, кроме сотового телефона, чудом уцелевшего в процессе драки. Вероятно, по нему несостоявшийся киллер связывался с сообщницей той самой сиплой лахудрой, которая звонила мне домой вскоре после покушения на Колесова. Возле окошка лежал раскрытый черный дипломат, в котором мой пленник, судя по всему, принес снайперскую винтовку. Пока он не оклемался, я разобрал оружие и упаковал в дипломат. Пригодится на будущее. Затем, закурив сигарету, принялся ждать. Спустя минут пять мужчина, болезненно застонав, открыл глаза.

– Здорово, мудак, – выпустив изо рта колечко дыма, любезно улыбнулся я. – Тебя ж русским языком предупреждали не дергайся! Ай-яй-яй!.. Короче, порешим так ты искренне ответишь на некоторые вопросы, а я по доброте душевной подарю тебе жизнь. Подходит?

Худощавый кивнул.

– Итак, вопрос пер… – писк сотового телефона оборвал меня на полуслове.

– Роберт, как идут дела? – просипел уже знакомый мне женский голос.

– Превосходно, милашка! Лучше не бывает! – ехидно ответил я.

– Проклятье! Парамонов! – взвизгнула баба и вдруг истошно заголосила: – Белый тюльпан! Белый тюльпан! Белый тюльпан!

– Твоя подружка рехнулась от счастья! – презрительно фыркнул я, отодвигая от уха трубку, из которой неслось: Белый тюльпан! Белый тюльпан! Белый тюльпан!

В следующий момент случилось непредвиденное. Глаза Роберта остекленели. Он резво вскочил на ноги и, прежде чем я успел ему помешать, рыбкой нырнул в раскрытое окно…

– Почему он покончил жизнь самоубийством? – спросил Колесов.

Мы снова находились у меня на квартире, куда поспешно вернулись тем же путем, каким ушли, чтобы не быть заподозренными в причастности к полету злосчастного Роберта с крыши пятого этажа.

– Психотропика или психохимия, – нехотя пояснил я, натягивая сухие носки. – Мне следовало раньше догадаться, а не хайлом мух ловить! Блин горелый! В общем, существуют специальные пси-генераторы, призванные смоделировать воздействие на человека межпланетного магнитного поля. Один из создателей некий Яков Рудаков, доктор медицинских наук, изобретатель и по совместительству потомственный колдун, еще в детстве прошедший обряд инициации[5]5
  Посвящения.


[Закрыть]. Пси-генераторы Рудаков начал конструировать, работая в секретном отделе 01 Института физико-технических проблем.

Психотропика как бы размягчает мозг, делает людей беззащитными перед кодированием: своего рода искусственный гипноз. Человеку, обработанному лучом такого генератора, можно вложить в голову что угодно. Например, услышав заранее обусловленное экзотическое словосочетание в нашем случае «белый тюльпан», он автоматически выполняет заложенную кодировщиком программу. Скажем, выбрасывается из окна, как Роберт. Психохимия выполняет аналогичные функции. Выпил стакан водки с растворенными в нем специальными психотропными препаратами да в зомби превратился. Советское правительство (так же, как и американское) уделяло разработке психотропного оружия огромное внимание, однако подобные исследования хранились в строжайшей тайне. Теперь же в атмосфере постперестроечного беспредела двери некогда секретных объектов легко открываются при помощи зеленых долларовых бумажек[6]6
  Подробнее о психотропном оружии см.: Юрий Воробьевский. Путь к Апокалипсису.
  Стук в Золотые врата. М., 1998, с. 247268.


[Закрыть].

– Боже мой! Нам конец! – выдохнул Колесов, закатил глаза под лоб и хлопнулся в обморок.

На улице завыли сирены. Выглянув в окно, я увидел, как к противоположному дому подъезжают милицейская оперативка и скорая помощь. Поход в берлогу Валентины придется ненадолго отложить. Оценив ситуацию, серией легких пощечин привел Колесова в чувство, предложил ему обустраиваться на ночлег, сам прилег на диван и удивительно быстро уснул…