Текст книги "Легенды Саввары. Вдалеке горят огни"

Илья Самсонов
Легенды Саввары. Вдалеке горят огни

© Текст. Самсонов Илья, 2024

© Художник. Коробченко Елизавета, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

В Империи всякое говорят об Омни Скени – Палате Знаний. Юлию часто приходилось слышать, что они сборище бездельников, жирующих за счет казны. Наглая ложь! Империя щедро одаривает Палату, но это капля в море в сравнении с тем, сколько пользы Палата Знаний уже успела принести: от магических практик и боевых изобретений до географических открытий и технологий производства.

Впрочем, у такого отношения есть причины. Ученый совет иногда и правда приторговывает членством в Палате. Так туда попадают скучающие жены вельмож и разные богатые бездари, которым хочется добавить лишнего звания. И это не говоря об ученых, которые, по сути, таковыми не являются. Они разного рода бездарности, которые написали когда-то труды средней паршивости.

Но не вся Палата такова. Юлий Вентиус – один из тех, кто действительно посвятил всю свою жизнь науке. О, это был чертовски сложный путь для мальчишки из не самой богатой семьи и не из самого знатного рода, без выдающихся магических талантов и без каких-то влиятельных протекторов. Юлий занимался историей и археологией. И это были направления, которым последние годы, даже десятилетия, не уделяли должного внимания. Настоящими звездами были те, кто занимался колдовством или арманиусами – чудовищными механизмами, с помощью которых Юлианская Империя покорила весь Эртеон.

О нет, можно найти каких-то частных покровителей. Некоторым знатным господам нравятся труды по истории и даже лекции, но Юлий реалист. Он прекрасно знает, что для них это все просто правдоподобные сказки, которые интересно послушать. А вот заинтересовать Императора может только нечто выдающееся. И в этот раз Юлию это удалось.

Император одобрил экспедицию Юлия за Океан. Прямиком на континент, называемый Тетисом. А ведь ученых обычно отправляют куда-то, разве что в составе делегации в рамках какой-нибудь дипломатической миссии. Этот случай – исключение. Юлию пришлось проделать долгий и изнурительный путь, чтобы организовать эту поездку. Он годами вел переписку с Нарионом Ксанли, ученым из Монардского Университета. И более года пришлось ждать официальное пригласительное письмо от ректора Университета Монарда вместе с двумя грамотами: одной от короля Эллиадора Манхарда Второго, а второй от Верховной матери церкви Святой Илиссии Ильминии.

Юлию позволено было взять с собой трех сопровождающих. Все они сейчас сидят перед ним в одном из закрытых залов главного здания Палаты Знаний. Юстин Амий – самый молодой. Единственный, кто выбран лично Юлием. Тоже не из самых знатных, но чертовски упорный. Худощавый, с короткой бородкой и небольшими, явно подпиленными рогами, которые даже могут затеряться в волосах. Подпиливание и обрезание рогов – какая-то новая молодежная мода, от которой Юлий далек. Но он даже не осуждает. Двое остальных назначены Императорской Кусторией в помощь. Юлию уже довелось с ними познакомиться. Цепий Квизий сочетает в себе какую-то звериную харизму и собранность. У него небольшие тянущиеся назад рога у самых висков. Волосы темные и короткие. Руки исписаны вязью темных татуировок, которые уходят дальше, под одежду. Рядом с Цепием сидит Ялия Цивиз. Она высокая, жилистая. Ее жиденькие белые волосы собраны в свободный хвост. Черные рога Ялии длинные, тянутся вверх. Взгляд серых глаз тяжелый. Ялия из карнифасов – магов-мучителей из Кустории. Одного этого достаточно, чтоб она становилась в глазах любого юлианца еще более жуткой и опасной.

Юстину явно некомфортно в присутствии своих будущих спутников, но Юлий не испытывает таких проблем. Он довольно поглаживает свою бороду. Мягкую от разных масел и лосьонов – маленькие радости, от которых скоро придется отказаться. Перед таким путешествием бороду нужно укоротить.

– Господа, рад, что мы, наконец, собрались.

За спиной Юлия огромная и подробная карта всей Монардии. Настоящее произведение искусства. В руках ученого длинная деревянная указка. Его от спутников отделяет массивный стол, заваленный различными записками и рисунками. Они тоже все здесь совсем не случайно.

– Вы уже, должно быть, знаете, что мы отправляемся в Монардию – живописную и крайне примечательную провинцию Эллиадора, – Юлий обводит указкой карту, на которой пунктиром очерчены границы Монардии. – Кустория заверила, что вы ознакомились с подготовленными моими коллегами путеводителями, но все же считаю, что стоит повторить, как думаете?

Ялия угрюмо кивает.

– Почему нет? Лучше усвоится, – усмехается Цепий.

Юлий удовлетворенно кивает. Он действительно чувствует, что успел полюбить Монардию на расстоянии, и жаждет отправиться туда, а еще ему безумно нравится делиться со всеми своими знаниями.

– Монардия – часть королевства Эллиадор. Она находится севернее всех остальных земель. Мы направляемся в столицу этой области – в Монард. Не думаю, что мы посетим остальные поселения, – Юлий ведет указкой к верхнему уголку карты, где расположен щит, в который вписаны три фиолетовых цветка с длинными листьями. – Это герб Монардии. Монард – крупный портовый город, где можно встретить гостей со всех уголков мира. Возможно, мы встретим там тигинов. Трогать их нельзя. Иначе, в худшем случае, нас будут судить по местным законам. Мы все-таки не дипломаты.

– Юлий… – Цепий улыбается. Его голос низкий и звучный одновременно. – Мы ведь не идиоты. Мы прекрасно понимаем, что нельзя трогать тигинов на чужой земле.

– Не хотел никого обидеть! Просто переживаю за экспедицию.

– Никаких обид, Юлий. Продолжай.

– В Монарде больше всего эллинов, ляока и савварийцев. Эллины похожи на нас. В среднем немного ниже. У них нет рогов. Любопытная особенность: сами эллины разделены еще на разные народы. Так, например, Монард считается родиной алтинов, но я не уверен, что нам стоит это заучивать. В любом случае более подробная информация есть в путеводителях, – Юлий продолжает: – Далее у нас идут ляока. Ляока в среднем немного ниже эллинов. Тоже не имеют рогов. У них зеленая кожа… В чем дело?

Ялия закатывает глаза в ответ на усмехающегося Цепия, тыкающего ее локтем в бок.

– Ялия думала, что ваш путеводитель ее дурит. Не верила, будто у ляока зеленая кожа, ха-ха.

– И все же это правда. Кроме того, в городе живут людоящеры, которых называют савварийцами, – он проводит указкой от города на север, где ближе к самому краю отрисован лес. Эдакая черная туча, в которой проглядывают листья и древесные стволы. – Рядом с Монардом находится Саввара. Это, хм… мистический лес, о котором мы знаем на самом деле не так много, но из исторических справок следует, что ляока и савварийцы пришли именно оттуда.

Указка обращается к городу. Он нарисован не то чтобы подробно, но художник пытался изобразить все самые важные его части.

– Ляока и савварийцы поселились на окраинах города. Там возникли хаотичные трущобы, которые прозвали так называемыми Зелеными кварталами. Думаю, что объяснять название не требуется, – Юлий обводит трущобы, которые на карте выглядят эдаким здоровенным фурункулом Монарда. – Сейчас Зеленые кварталы в основном заполонили ляока, а савварийцы постепенно вливаются в общество эллинов.

– Я это читал, но… – Цепий поднял руку, будто студент. – Хм… мне это показалось странным. Ляока больше похожи на нас и эллинов, верно? Как тогда выходит, что в общество «вливаются» ящеры?

– Интересный вопрос, но сейчас, пожалуй, не стоит тратить на него время. Все-таки это не дискуссионный вопрос, а данность. Но можно обсудить это в пути. Дорога предстоит долгая.

Но энтузиазм Цепия Юлию определенно нравится.

– Я рекомендую внимательнее отнестись к путеводителю. Там есть информация о знатных семьях, а также о том, как управляется Монард. К нам точно будут относиться с подозрением, но Ксанли уверил меня, что внимание нам обеспечено. И нужно помнить, что в Монарде поклоняются Святой Илиссии.

– Даже ящеры? – удивленно спрашивает Ялия.

– Савварийцы. Привыкайте не называть их ящерами. Это считается грубостью. Среди савварийцев хватает поклонников Илиссии, но обычно за бога они считают Владыку Саввары по имени Хасвах.

– Все это понятно, Юлий. Очень интересно, и мне правда хочется взглянуть на этот город, но…

– Я думаю, нам следует обсудить цели нашей поездки, – Цепий двигается ближе.

Юлий кивает. Он подходит ближе, присаживается на стул. Обращает взгляд на своего ученика:

– Юстин, оставь нас, пожалуйста.

Ученик кивает, поднимается из-за стола, собирает свои вещи. Движения судорожные, он волнуется, хоть старается это не показывать.

– Да ты не суетись, малой. Я не кусаюсь. Хотя за Ялию не ручаюсь, ха-ха! – усмехается Цепий. Тут же получает локтем от Ялии, которая, впрочем, и сама ухмыляется. Эти двое явно знакомы не первый день.

Юстин уходит, закрывая за собой дверь.

– Думаете, что ему не следует знать?

– Я думаю, для него это лишняя информация.

– Что же, не буду с тобой спорить, Юлий, – пожимает плечами Цепий.

– Наша цель… – протягивает Юлий, задумчиво стуча пальцами по столу. – Вы ведь уже знаете, что это очень любопытная история…

Часть I
Второй

КАНЗАН

Чертовски тяжелое пробуждение. Канзан открывает глаза. В комнате привычно темно. Он пытается пошевелиться, стонет. Твою мать… Тело сводит жуткая ломота. Каждое движение сопровождается спазмами. Канзан, как и любой другой ляока, никогда не был неженкой, но вчерашний день стал настоящим вызовом.

Вчера Канзан впервые отправился в порт вместе с Лараком. Канзан всю жизнь прожил в Зеленых кварталах Монарда. В этом нет ничего постыдного или странного. Целые поколения ляока безвылазно живут в этих трущобах. В остальные уголки Монарда можно попасть только по разрешению. А уж о том, чтобы попасть в Каменный Град, центральную и элитную часть города, отделенную высоченной стеной, и вовсе не могло быть и речи. Канзан никогда не бывал за пределами Монарда. Старики говорят, что лучшего места для ляока не отыскать. В других городах общины совсем маленькие. Да и там небезопасно – якобы дикие савварийцы могут забрать тебя в мистический лес.

Зеленые кварталы раньше были небольшим селением у стен Монарда, где ящеры и ляока постоянно резали друг друга, но сейчас это гигантские трущобы. Огромная опухоль древнего огромного города. Некоторые ляока ходят в город. И речь не только о старейшинах, которые говорят от имени общин, живя за пределами трущоб. Есть те, кто ходит в город работать, хоть таких очень мало.

Ларак как раз такой редкий работящий ляока. Его даже многие стражники узнают в лицо. Канзану нравились истории про Монард. Он постоянно напрашивался в помощники Лараку. И вчера Ларак как раз решил взять его с собой. В трущобах считается, что Ларак – уважаемый ляока, который заслужил себе имя тяжелым трудом. Мол, его уважают даже те, кто чурается работы на белых. Сам Ларак не сказать, чтоб хвастался, но молва – зверь, который может разрастаться и кормиться сплетнями и слухами. Словом, Канзану казалось, что Ларак и правда едва ли не самый уважаемый представитель их народа за пределами трущоб. Но, впервые отправившись с ним в порт, Канзан понял, насколько он ошибался.

С Лараком общались вежливо. Никто его не оскорблял, не повышал голос и, конечно, не бил. Но что-то было не так. Канзан это чувствовал, но никак не мог понять, в чем проблема. И только под конец к нему пришло понимание, когда он увидел, как белокожие общаются между собой. Для них Ларак не был своим. Он не был равным. Они могли улыбаться, говорить вежливо, но в их взгляде было нечто хорошо считываемое. Снисхождение, если вовсе не презрение. И тогда, впервые покинув Зеленые кварталы, Канзан понял, насколько на самом деле беден Ларак. И в каком кошмаре живут все ляока.

Канзан не был глупцом. Он прекрасно знал, что его народ не любят жители города. Для него не было тайной, почему город фактически отгородился от ветхих кварталов, пропуская ляока в центральные части исключительно с разрешения стражников. И он догадывался, что его жизнь далека от идеала, глядя на сияющий от светокамней Каменный Град, от которого ночное небо постоянно расцвечивается заревом на севере. Но живя долгое время в грязи, ты невольно к ней привыкаешь. Ступая по ней каждый день, из года в год, начинаешь думать, что так и должна выглядеть нормальная земля. Глядя на ветхие и темные домишки, думаешь, будто таким и должно быть жилье. Чуя неприятную вонь, думаешь, что это естественный запах окружающего мира. И все это кажется достаточно обычным и нормальным, пусть и из многочисленных россказней несложно догадаться, что дела обстоят совершенно иначе. И вся эта стройная картина мира рушится, когда ты видишь то, что находится за стеной собственного опыта. Как можно спокойно топтаться в грязи, зная, что есть твердая земля или мощеные дороги? Как можно жить в каких-то грязных хибарах, зная, что есть большие теплые дома?

Работа в порту тяжелая. Обошлось без происшествий. В порту он видел савварийцев. Ящеры были разодеты как бледные, щеголяли в дорогих одеяниях. Были там и другие ляока, но все они либо разделывали рыбу, либо таскали тяжеленные грузы. Остальные их будто не замечали.

Канзан потирает глаза и вздыхает. В его памяти вчерашний день обрастает новыми деталями, которые делают его еще более мерзким и неприятным. Он бросает взгляд на сверток с монетами. Монеты за вчерашнюю работу. Сверток, конечно, грязный, и от него разит рыбой. Запах вроде едва уловимый, но воспоминания, кажется, кратно усиливают его. Канзан разглядывает монеты. Они тоже потертые, в царапинах. Он смотрит на них, не испытывая совершенно никакого удовлетворения. После увиденного монеты не кажутся ценными. Чувство такое, будто он держит грязь. Вокруг грязь, он лежит в грязи, в руках грязь. В голову закрадывается странное чувство, что, возможно, не стоило никуда ходить.

Его дом – приземистая деревянная халупа из четырех комнат, что не так плохо по местным меркам. Впрочем, дом кажется вымершим. Канзан тут только спит. Он не привык копаться в себе, но находиться дома будто неприятно. Отец давно помер. Два брата захаживают очень и очень редко. А мать… Что про нее скажешь.

В доме никого нет. Канзан выходит на улицу, жмурится от яркого солнца. Из-за него Зеленые кварталы кажутся еще более пыльными и грязными. Мама сидит на крыльце в тени навеса на эффектном деревянном сиденье, на котором можно вытянуть ноги и разлечься. Братья когда-то смастерили для нее.

Ора не старая, но время и тяжелая жизнь оставили на ней свой след. Тело кажется иссохшим, а лицо изможденным. Среди каштановых волос виднеются проседи, но в чертах лица все еще проглядывается некогда красивая женщина. Она закутана в цветастые одеяния, из-под которых видно только руку, свисающую почти до пола. Рядом стоит кувшин. Тонкие губы Оры сжимают дымящийся сверток. Курительная трава. Мерзкая дрянь, которая, впрочем, неплохо выжигает дурные мысли из головы. Ора замечает Канзана. Неспешно, будто даже лениво поворачивает голову. Взгляд матери холодный и спокойный. Она будто смотрит на незнакомца.

– Засиделся ты сегодня…

– Устал. Вчера ходил работать в порт вместе с Лараком. Весь день там проторчал.

– Ларак – хороший мальчик.

– Ага. Вроде того.

Канзан подходит к матери. Она почти не шевелится, выдыхает облако бледного гадкого дыма через ноздри. Кончик свертка тлеет. Ора, почему-то в мыслях Канзан привык называть ее по имени, внушает Канзану какой-то страх, который он не может объяснить рационально. Будто находиться с ней физически неприятно. Канзан опускается на одно колено и вкладывает в ее ладонь монетки. Она смотрит на них с совершенно непроницаемым лицом. Никакой радости или удивления.

– Поешь что-нибудь, – Канзан целует ее в лоб.

Губы Оры кривит усмешка. Ее насмешливый взгляд заставляет вздрогнуть. Это не первый раз, и Канзан все еще не понимает, почему его мать внушает какое-то чувство опасности. И не только в него.

Грохот. Распахивается калитка. В дом вваливается двое ляока, рослые и крепкие. Один тащит другого, закинув его руку себе на плечо – Канзан знает обоих. Здоровенный, с негустой бороденкой и лысым черепом, – Хакар, а тащит он Назана, одного из братьев Канзана. Назан держится за бок. Его шея кажется каучуковой: дергается туда-сюда, будто там не осталось позвоночника. Канзан смотрит на Ору. Она бросает небрежный взгляд на пришельцев. Из ноздрей вырывается полупрозрачное облако дыма. А через мгновение она вновь обращает свой взор на небо, будто ничего интересного тут и не происходит.

– Кан, ты чего как истукан стоишь? Помоги мне, чтоб тебя! – рычит Хакар.

Канзан чертыхается, бросается к ним. Он подхватывает брата, закидывает на плечо вторую руку. Ладонь Назана оказывается в крови, как и его одежда. Назан поворачивает голову, глядя в сторону Канзана. Он ухмыляется, как полный кретин, а его лоб блестит от пота. Кажется, будто глаз брата плавает в белке, словно он из последних сил удерживает себя в сознании.

– Давай, потащили его в дом. Быстрее! – торопит Хакар.

– Что случилось?

– Ящеры сраные.

– Ящеры?

– Ты давай, тащи его.

Канзан замолкает. Они вдвоем тащат Назана, и он уже не помогает им. Веки брата бродят то вверх, то вниз. Что-то мычит, слова разобрать просто невозможно.

У Канзана двое братьев: Назан и Наарк. Они редко появляются дома, живут вместе с группой лихих ребят и промышляют грабежами и воровством. Промышляли… Канзана тоже звали. Не сказать, чтобы Канзан был благородным, но… Как-то совершенно не хочется погибать.

– Что произошло? – вновь спрашивает Канзан, когда они укладывают Назана на давно пустующую кровать.

– Сам не видишь? В бочину ткнули.

Сердце бешено стучит. Назан выглядит чертовски плохо, а Хакар ничего не рассказывает. И ничего из этого гада не вытащишь. Хочется ему врезать. Канзан хорошо это представляет. Аж рука дрожит от яркого желания, но… Канзан его отлично знает. Хакар любит называть всех братьями, но известен больше вспышками гнева и любовью к ножам. Их взгляды встречаются.

– Да на дело пошли. Обещали щедро заплатить, если порешим другого ящера.

– И…

– Короче, не вышло ничего. Назан вон в бок ножом получил, а на выходе нас встретила орава стражи. Они Наарка схватили. Утащили.

– На выходе? – Канзан смотрит на него в недоумении.

– Ага. Когда из деревянного города удирали.

– Вы пытались убить ящера за пределами Зеленых кварталов?

– Конечно! А ты думал, что кто-то мог щедро заплатить за то, что мы кого-то из ахара прирежем? Да и какой безумец на такое согласится? – Хакар криво усмехается.

В Зеленых кварталах есть уголок, который облюбовала банда ящеров-ахара. Якобы это полудикие ублюдки, которые не могут влиться в общество эллинов.

– И где Наарк?

– Я ж говорю: схватили его.

В голову стучит осознание – за ними могли гнаться стражники. Канзан резко вскакивает на ноги. Выбегает из дома, бросается к калитке. Оглядывается. Никого не видно. Заходит обратно во двор. У входа стоит Хакар. Эта сволочь тоже все понимает.

– Ну? Есть кто? – морда ублюдка напряженная.

– А что, кто-то должен быть?

– Ты давай, отвечай.

– Нет никого.

Хакар сплевывает и возвращается обратно в дом, а Канзан идет следом. Вдруг со своего места встает Ора. Она делает одну протяжную затяжку, от которой сверток выгорает почти целиком, после чего бросает истлевшую самокрутку прямо через забор эффектным щелчком и идет в дом, выдыхая дым ртом и носом. Ее встречает удивленный Хакар:

– Мама Ора! Он…

Хакара перебивает звонкая пощечина. Явно сильная и ощутимая. Хакар ошарашенно смотрит на Ору, потирая покрасневшую морду. Она отвечает ему холодным немигающим взглядом:

– Я тебе не мама.

Она присаживается на кровать, на которой лежит Назан. Он в сознании, но в забытии. Кажется, взгляд Назана фиксирует Ору. Рот приоткрывается:

– Ма…

– Умолкни, – она отвешивает Назану щелбан, будучи совершенно спокойной. Ощущение такое, будто ее происходящее не волнует совсем. Будто это какой-то незнакомый лекарь.

Канзан с трудом отрывается от этого действа. Он обращается к Хакару, который и сам выглядит изрядно ошарашенным.

– Кто схватил Наарка?

– Городская стража.

– Он живой?

– Наверное, – Хакар пожимает плечами. – Они же на месте не убивают. Сперва в клетку потащат.

– Стража гналась за вами?

– Ага. Твари вонючие.

Канзан пытается это осмыслить, но пока… Пока он в какой-то давящей прострации. Чувство, будто давление усиливается настолько, что Канзан просто не осознает реальность происходящего.

– Мама, как он? – обращается он к Оре.

Она уже освободила брата от одежды. Назан лежит на кровати. Тяжело дышит. Весь измазан в крови.

– Умирает, – Ора пожимает плечами так, будто потеряла курево или осталась без алкоголя.

Канзан не может на это смотреть. Лицо Назана словно теряет какие-то черты. Его взгляд уже такой, будто в кровати лежит кто-то другой. До носа доходят неприятные запахи. В его черепушке мечутся мысли. Он хочет найти выход. И рассудок бросает Канзану спасительную нить: если Наарка схватила стража, то, возможно, он все еще жив.

– Я пойду к Лараку. Может быть, смогу узнать, что там у Наарка.

– Давай, брат.

Канзан спешно выбегает из дома. Распахивает калитку. Вот он у забора. Вздыхает. Ощущение такое, что только здесь, за пределами маленького дворика, можно вдохнуть свежий воздух. Канзан опирается на забор. Сердце бешено стучит, виски пульсируют, и становится сложно дышать. Прямо как в тот день, когда его отец умер. Назан при смерти. Наарк в застенках. Канзан никогда не был дружен с братьями. Не секрет, что они считали и считают его тряпкой и трусом. И Канзан всегда был уверен, что ему будет наплевать на их судьбу, а теперь он собирается бежать к Лараку, чтобы хоть что-то узнать про одного из этих ублюдков.

Канзан бьет кулаком о забор. Легче не становится. Он бежит к Лараку. Бодро перескакивает грязную лужу, не успевшую высохнуть после дождя. Зеленые кварталы – муравейник, который разрастался и продолжает разрастаться хаотично и бесконтрольно. А вот с дорогами беда. Единственная мощеная дорога проходит сквозь кварталы и тянется в Монард. Эта дорога, правда, заполнена многочисленными охранными вышками и защитным частоколом у самого въезда в город. Ориентируются тут только местные. Да и то обычно только в тех местах, где им доводилось бывать. Ларак живет один, у него комната в большом доме с собственным выходом на улицу.

– О, Кан! – Ларак сидит на деревянном стуле прямо у входа в собственное жилище, он отдыхает. – А ты довольно бодрый после вчерашнего.

Канзан останавливается, тяжело дышит. Всё его тело ломит.

– Ларак, прости, что я рано. Я… – Канзан мнется. Еще одышка не проходит. Легкие горят, аж вдыхать тяжело.

– В чем дело, Кан?

– Ты ведь знаешь моих братьев?

– И?

– Сегодня… – Канзан облизывает губы. Перебирает в голове произошедшее. Канзан правда уважает Ларака, но понятия не имеет, как тот отреагирует, узнай, во что вляпались эти уроды. – Что-то случилось. Я не знаю, во что там вляпались братья, но Назана ранили, а Наарка утащила стража Монарда.

Лицо Ларака становится напряженным. Он поджимает губы, пару раз кивает. Складывается ощущение, будто он соглашается с самим собой. Ещё и глядит куда-то в сторону. Но Канзан знает такой взгляд. Знает, что сейчас Ларак пытается найти повод не помогать. Ничего в этом странного нет. Он ведь знает братьев Канзана. Хорошо знает, что Наарк и Назан – редкие отморозки. Канзан чувствует стыд. Ловит себя на мысли, что надеется на отказ Ларака.

– Я не думаю, что могу помочь… – Канзан только кивает, хвалит самого себя за то, как хорошо он читает других людей, но Ларак продолжает: – Но я знаю того, кто может.

Ларак вскакивает на ноги. Забегает в дом, выходит из него в какой-то серой накидке, закрывая за собой дверь.

– Куда мы идем?

– Я часто бываю в городе, но, ты сам видел, я не важная шишка. Но старейшины – другое дело.

– Так ведь старейшин сложно застать…

Зеленый квартал делят между собой разные группы, но во главе всего находятся общины, возглавляемые старейшинами. Старейшины – это редкие ляока, которым позволяют жить за пределами Зеленых кварталов. Неудивительно, что постепенно они становятся чужаками. Влиятельными чужаками со связями в Монарде. Ларак и Канзан живут в общине, старейшиной которой является Слин.

– Слин должен быть дома.

Канзан идет следом за Лараком. Он чувствует себя совершенно растерянным, не знает, как себя вести со старейшиной. Он будто рыбина, которую подхватило бурное течение. Оно вот-вот выбросит его в когти безжалостного хищника, но сделать ничего нельзя.

Дом Слина большой, но он все равно не выделяется на фоне остальных. Двухэтажный, но старейшина, как и его семья, все равно не проводят тут много времени. Старейшины не строят дворцы в Зеленых кварталах. Конечно, они пользуются авторитетом, но его недостаточно, чтобы предотвратить возможный грабеж. Опасно становиться зажиточным. А вырваться из кварталов даже с деньгами непросто.

Ларак стучится. Им открывает Слин. Это человек в возрасте, без бороды и лысый, только его брови густые, будто две пушистые гусеницы. Одет он в свободные штаны, а его крепкий и поджарый торс обнажён.

– О, Лара! Рад тебя видеть, – бросает он.

Старик часто улыбается и слывет эдаким добряком и аскетом, но Канзану его лицо всегда казалось хищным и неприятным. Будто зверь нацепил на себя простодушную маску, чтобы слиться с травоядным зверьем. Ларак и Слин обнимаются. Взгляд Слина обращается на Канзана. Глаза старейшины цепкие. Он улыбается губами, но не глазами.

– А ты… Прости, не могу вспомнить.

– Канзан.

– Канзан… – Слин протягивает его имя, хмурится.

– Сын Оры, – подсказывает Ларак.

Брови Слина ползут на лоб. Он качает головой и усмехается:

– Дайте-ка я угадаю. Вы пришли ко мне из-за юноши по имени Наарк? – ни в его голосе, ни во взгляде не читается ничего: ни гнева, ни осуждения.

Канзан стоит как вкопанный, поджимает губы. Ощущение такое, будто невидимая сила тянет его за позвоночник сзади, стягивая кожу на затылке. Старейшина заходит домой. Рукой приглашает Ларака и Канзана следом. Канзан бросает взгляд на Ларака. Тот в ответ только пожимает плечами. Они заходят в дом старейшины. Канзану кажется, что Ларак тоже чувствует себя не очень-то комфортно, но ему ведь должно быть проще. Все-таки он никак не связан с братьями Канзана.

В помещении довольно пустынно. Стулья и стол. Все кажется каким-то старым и обветшалым. Из-за заколоченных окон в помещении темно, хоть пробивающийся сквозь щели свет слегка разбавляет мрак. Ларак не полностью закрывает дверь, видимо, чтобы оставить еще немного света. Слин садится на стул. Ларак – тоже. Канзан повторяет за всеми, не дожидаясь приглашения.

– Можете не подбирать слова. Мне ваши намерения понятны, поэтому давайте-ка я начну. Вы в курсе, что вообще случилось? Как так вышло, что Наарка схватили?

– Нет, мне это неизвестно, – тут же отвечает Ларак.

Канзан мнется, но отрицательно качает головой.

– Кодла наших залезла в деревянный город и пыталась убить важного савварийца. Эти твари еще и в город зашли, прикрываясь бумажкой одного из белых купцов, которого они держали в подвале собственного дома.

– Что… – бормочет Ларак. Он в ужасе.

– Я не знаю как, но они забрались в деревянный город. Там засели у какого-то купца. Держали его в подвале. Я его видел. На бедняге живого места нет. У них была какая-то грамота от него, с ее помощью они ходили по городу. А затем пытались убить важного ящера.

История обрастает деталями. И каждая новая деталь заставляет сердце сжиматься в груди.

– И это не просто ящер. Нирал Гашш состоит в Совете Монарда. Он – мой друг. Один из тех, кто выступает за мирное существование ящеров и ляока. А эти животные хотели его убить.

Слин уже не выглядит добрым стариком, его голос нарастает. Он сам почти рычит. В его глазах настоящая ярость. И Канзан его понимает. Нападение на ящера – это плохо, но Канзан, как и любой ляока, готов это принять. Но нападение на эллинского купца? Нападение на ящера, который, получается, дружен со старейшинами? Канзан смотрит в пол. Чувство такое, будто нечто, стыд или что-то вроде него, давит на него, заставляя сжиматься в гадкий комок плоти и костей.

– Кто-нибудь пострадал? – спрашивает Ларак.

– Назан ранен, – произносит Канзан.

– Да я про… – Ларак резко прерывает себя, но Канзан все понимает.

Смерть ляока редко кого-то трогает. Даже собратьев, а вот смерть эллина или важного ящера вполне может привести к неприятным последствиям. Причем неприятным, в первую очередь, для честных трудяг вроде того же Ларака. Отморозки все-таки и так живут, наплевав на закон.

– Нет. Не пострадали. К счастью, не пострадали. Я по лицу твоему вижу, что ты прекрасно понимаешь, что бы тут началось, убей они пару стражей или Нирала, – Слин вскидывает руки.

– Канзан, ты сказал, что Назан ранен. То есть он вернулся домой? – Слим обращается к Канзану.

– Он дома, – Канзан решает, что врать сейчас не стоит.

– И как он?

– Когда я уходил, был плох. Мне кажется, что он, ну… при смерти.

– Ему же лучше, если это так. В этот раз он зашел слишком далеко, чтобы заметать все под ковер.

– Итак, ребятки, – Слин хлопает в ладоши. – Вот вы теперь все знаете. И что же вы хотите сказать мне теперь?

Ларак бросает растерянный взгляд на Канзана. Да, он и предположить не мог, что речь идет о чем-то настолько серьезном. Канзана грызет стыд, но все же он собирается с мыслями.

– Что с Наарком?

– Пока он живой. В застенках сидит. Где именно – не знаю. Возможно, в Старом граде.

– И что с ним будет?

– Не мне решать. Думаю, что казнят. Возможно, плетьми накажут.

Главное Канзан улавливает. Наарк может выжить.

– Вы ведь давно живете… ну, там. Как думаете, казнят его?

– Кан… Я не думаю, что он сможет пережить наказание плетьми, но, хм, да. Скорее всего, его казнят.

– И… и что-то можно сделать?

– Ты хочешь, чтобы я замолвил слово за твоего брата-отморозка? Из ума выжил?

– Матушка… – но Слин резко перебивает его:

– Не приплетай сюда Ору. Я знаю, что она это легко переживет.

Канзан сжимает губы. Слин вздыхает.

– Хорошо… Я знаю нужных людей, но просить никого не стану. И просто так никто ничего не сделает. Разве что за сотню кинов.

– Сотню? – удивленно спрашивает Ларак.

– Судьбы вершат важные люди. И запросы у них другие. Но, честно говоря, будет проще, если Наарка казнят. Уж простите старика за прямоту.

Канзан кивает. Он не может спорить. И не только из-за того, что перед ним старейшина. То, что совершили его братья, явно находится за какой-то гранью.

Ларак и Канзан выходят на улицу. Канзан чувствует какое-то полное бессилие. Будто усталость от вчерашнего наваливается с новой силой, а голова становится тяжелой-тяжелой.