Текст книги "Таинственный похититель, или Малышка больше не споет"

Глава 5. 2009 год. 31 декабря. Инсценировка?

Охваченная апатией, Наталья подумала, что не только она сошла с ума. Мужчины, похоже, тоже в неадеквате. Но Петр немедленно начал кому-то звонить и дрожащим голосом умолять приехать, пообещав не постоять за ценой. А потом по дому простучали уверенные мужские шаги, и ад вокруг начал сгущаться.

Молодой следователь, как она поняла, сначала прогулялся по дому, а потом с полной уверенностью в своей правоте перешел к допросам. Наталье сделали укол успокаивающего, но оно подействовало не вполне, и сквозь полудрему-забытье она слышала каждое слово:

– Петр Валерьевич, скажите, как похититель попал в ваш дом?

– Не знаю… Наверное, влез в подвальное окно. – муж говорил неуверенно, запинаясь, никогда раньше у него не было такого растерянного голоса.

– Должен вас огорчить, но через это окошко смог бы пролезть разве что ребенок. Взрослый мужчина там бы не пролез.

– Не знаю тогда…

– Более того. Результаты экспертизы еще не готовы, но фото уже сделаны. Через это окошко вообще никто не лазил. Ни ребенок, ни кошка. Там остались не растаявшие снежинки и круглые капли воды. При любом воздействии на них на подоконнике остались бы стертые полосы. Их нет. Более того, все снежинки попали на лицо ребенка уже после ее гибели. Они не растаяли. То есть скорее всего, ее убивали, когда окошко было закрыто. Вы уверяете, что двери дома и гаража были заперты. Следов взлома наши эксперты пока не обнаружили, на замках никаких видимых повреждений. Так как же похититель проник внутрь дома? Подумайте, это очень важно.

– Ключи были у прислуги. И у соседей.

– Пожалуйста, конкретнее. Вы же понимаете, мы должны будем всех допросить.

Муж начал перечислять имена, а Наталья снова отключилась. Очнулась она ближе к вечеру. В доме все так же было полно народу, в десятке метров от ее кушетки на мягком глубоком кресле сидел все тот же молодой следователь, но допрашивал он теперь их домработницу Анну Тимофеевну.

– Это он или она, я уверена. – Наталью затошнило от глухого женского голоса, в котором отчетливо слышалась ненависть. – У них слишком много денег, они не знали, куда их девать. И развлекались они по-странному, я б такого себе ни в жисть не позволила. Бога они не боялись, вот что!

– Давайте об их развлечениях поговорим в другой раз. – спокойный голос следователя вызвал у Натальи еще больший ужас, чем даже злоба домработницы. – Скажите, какие у вас основания считать, что в смерти Жанны виноваты ее мать или отец?

– А вы подумайте сами. – зло ответила женщина. – Девочка одета не для спанья. Она в бальном платье, думаете, это как бы пижамка у нее? Нет, даже эти уроды до такого не дошли. Хвосты резинкой затянуты, кто ж кладет ребенка спать с резинками? И потом, ее ж принесли в подвал в одеялке, вы заметили? Оно под ней мокрое лежало. Так вот, это одеялко взято в сушилке, в гардеробной. Я его вчера постирала, и вывесила там. потому оно и мокрое. Как думаете, незнакомый мужик поперся бы за каким-то фигом в гардеробную? Она на втором этаже, между прочим. Сколько ходьбы, и еще можно родителей разбудить. Да бросьте, наверняка они сами и сходили, им-то бояться нечего.

Это неправда, хотела крикнуть Наталья, но из горла не вырывалось ни звука. В спальне для гостей было одеяло, оно исчезло, зачем кому-то понадобилось бы другое, из гардеробной? Она приподнялась на локте, судорожно глотая воздух, и привлекла внимание следователя.

– Анна Тимофеевна, мы с вами чуть позже поговорим. – торопливо сказал он, поднялся и подошел к кушетке. – Наталья Олеговна, вы уже в состоянии побеседовать со мной?

Она торопливо закивала. В голове был туман, но она хотела знать, что случилось с Жанной.

– Скажите, вы не заметили ничего странного в записке с требованием выкупа? – мягко спросил следователь.

Она долго смотрела на него, пытаясь собрать в кучку расплывающиеся мысли. Ничего странного? Да это был удар по голове, удар неожиданный и сокрушительный, разбивающий мозг вдребезги.

– Ну, к примеру, листы, на которых были требования. Они не показались вам знакомыми?

– А… листы… они из моего ежедневника. – хрипло ответила она, сообразив, чего он хочет.

– Отлично. – похвалил следователь. – А кто имел доступ к вашему ежедневнику?

– Не знаю… – она никак не могла понять, чего от нее добиваются. – Я имела, Петя… Ну, Жанна, и прислуга тоже…Я ж его не прятала.

– Понятно. – он задумчиво кивнул. – Вы видели одеяло, которое лежало в подвале под вашей дочерью?

– Я не обратила внимания. – горло сжималось спазмом, но, видимо, вколотое лекарство еще действовало, и ей удалось не завыть. – Но думаю, это одеяло с постели в той комнате, где мы ее положили. То есть то, которым ее накрыли перед сном.

Ее собеседник задумчиво покачал головой, но настаивать не стал. Вместо этого он задал следующий вопрос:

– Скажите, вы переодевали ребенка после мероприятия?

– Я не знаю… Жанну в комнату занес муж. – с трудом припоминая события, прошептала она. – Он сказал, что переодел, но я не видела… Спросите у него.

– Спросим. – кивнул следователь. – Тогда еще вопрос. Где вы или ваш муж учились делать гаротту?

– Кого? – от изумления у нее прорезался голос.

– Ну, берете бельевую веревку, завязываете узлами на двух ручках от скакалки, получается идеальная удавка… Вы где-то видели такое?

– Не видела… Жанна… была задушена… вот этим??? Скакалкой?

– Да, можно сказать и так. – вздохнул следователь. – Я вижу, вам тяжело разговаривать, поэтому долго мучить не стану. Последний вопрос – кто знал о том, что ваш муж недавно получил премию размером в 112 тысяч долларов?

Тут она надолго зависла. Почему-то этот вопрос ни разу не пришел ей в голову с той страшной минуты, когда она прочитала требование о выкупе. Ее не поразило ни то, что требование написано на вырванных из ее блокнота листках, ни точная сумма премии, о которой, кроме нее и мужа, знало от силы человека два-три. Но… это же могло быть совпадением?

Не добившись ответа, следователь велел ей отдыхать и куда-то отошел. Она было снова впала в забытье, но скоро рядом присел человек, которого она с трудом, но узнала – это был Михаил Сумароков, адвокат по уголовным делам, которого очень ценил Петр. Она раньше здоровалась с ним, но ни разу не разговаривала наедине. но сейчас он наклонился к ней, положил на плечо теплую ладонь и доверительно заговорил.

Всю его длинную речь она в своем сумеречном состоянии не поняла, но уловила главное – ей надо прекратить все контакты в полицией, и общаться ними только через него, адвоката. Она никак не могла понять, почему, ведь ей не меньше, чем полиции, хотелось немедленно найти убийцу. Она чувствовала, что единственное, что могло ей дать силы жить дальше – это надежда когда-то увидеть того, кто отнял жизнь у ее девочки, и уничтожить его. Другой цели отныне у нее не было. Она постаралась донести это до адвоката, но он лишь согласно покивал – конечно, это достойная цель. Но чтобы ее добиться, надо оставаться на свободе.

Она никак не могла понять, о чем он толкует. Самое страшное с ней уже произошло. У нее отняли цель ее жизни, оправдание ее существованию. Что еще могли с ней сделать? Почему она должна была опасаться полиции? Адвокат потратил много времени, чтобы донести до ее сознания следующее:

Именно ее муж, а заодно и она, стали главными подозреваемыми по делу. Следователь убежден, что попасть в дом никто посторонний не мог. У него есть для этого некоторые основания: дом был заперт, через высокое и узкое подвальное окно никто пролезть не мог, да и открыли его, похоже, уже после убийства. Письмо с требованием выкупа было написано на листах, вырванных из блокнота самой Натальи. Сумма, указанная в нем, точно совпадала с премией, полученной недавно Ремизовым, и об этом факте мало кто знал. Труп остался в доме, хотя похититель должен был его вынести. И самое главное – никто не позвонил, чтобы потребовать выкуп. То есть все свидетельствовало о том, что убийца находится внутри дома. Более того, он никуда не торопился. Девочку сначала чем-то оглушили, вероятно, электрошокером. Какие-то красные точки на подбородке есть, но эксперты не уверены, что они от шокера. Может быть, вырубили просто мощным ударом по голове – там травмы имеются, и тяжелые. Потом связали ей руки и заклеили скотчем рот, и лишь потом завернули в одеяло и отнесли в подвал. Возможно, травмы черепа появились от удара, когда девочку резко бросили на пол. В любом случае, ее развязали, сняли скотч и потом задушили каким-то приспособлением, сделанным из ее же скакалки. А потом преступник оставил убитую девочку в подвале и пошел наверх писать записку. Все это заняло никак не меньше четверти часа… Ни один посторонний не стал бы спокойно разгуливать по дому, зная, что в спальне на втором этаже спят хозяева.

Наталья с ужасом смотрела на адвоката. Она не могла поверить, что кто-то решит, что она могла поднять руку на свою обожаемую Жанночку.

– Но ведь не может быть преступление без мотива… – наконец прошептала она.

– Конечно, – торопливо согласился адвокат. – Какой-то мотив должен быть.

– Но ни у меня, ни у Пети такого мотива нет и быть не может!

– Я это знаю. – проникновенно продекламировал Сумароков. – Наташенька, поверьте, я в этом глубоко убежден!

– Но почему же тогда…

– Но следователь считает иначе. – огорченно пробормотал адвокат. – Наташенька, вы же недавно лежали в больнице, верно?

Она кивнула. Да, около двух недель она провела на обследовании. У нее внезапно открылось какое-то загадочное кровотечение, думали на внематочную, подозрение не подтвердилось, но в больнице ее продержали непозволительно долго. Она рвалась домой, но Петя успокаивал, говорил, что обследоваться надо полностью, она нужна ему и дочери живой и здоровой. Малышка тоже навещала ее каждый день, была веселой и даже не слишком расстраивалась, что мамочки нет дома. Но зачем сейчас об этом вспоминать?

– Да вот у полиции сложилось впечатление, что Петр… ну, как бы сказать… что он сделал дочку заменой жены на то время, пока вы были в больнице. – торопливо сказал адвокат. – Наташенька, не смотрите на меня так! Я же знаю, что это вздор, бред, чушь собачья! Я б первый плюнул бы в лицо тому, кто это выдумал. Но поймите, что следствию надо кого-то обвинить, и им плевать на правду! Ваш муж идеально подходит на роль обвиняемого, и всем пофиг, что он был отличным отцом и обожал дочурку! Потому они придумали версию, что он… что любил дочку совсем не отцовской любовью. А когда вы вышли из больницы, девочка решили вам все рассказать, и потому Петр убил ее и инсценировал похищение. Да, это ерунда, которую нормальный рассудок не воспринимает. Но если мы все не выступим сейчас единым фронтом, они смогут убедить суд в этом бредятине!

Она смотрела на него и молча мотала головой, из глаз текли слезы. Она вспоминала, как реагировал муж на ее просьбы позвонить в банк, как отослал ее наверх и позвонил в полицию и соседям… Это все бредятина, она не должна думать об этом… Но она думала.

– И вдобавок… – адвокат наклонился еще ниже к ней. – У следователя почему-то сложилось ощущение, что вы покрываете мужа. И что именно вы написали то письмо.

Глава 6. 10 лет спустя. Змеиный поцелуй

Я сидела в салоне и пыталась слушать очередной рассказ Доротеи про дочку. В голове мелькали разрозненные воспоминания о нашей первой встрече с Сашей, потом разборка с его любовницей, снова наши приключения… Глухой голос гадалки пробивался сквозь эти мысли, сильно нервируя, но я старательно выдавливала из себя улыбку.

– Анжелке ее мальчик наконец-то в любви признался. – с лихорадочным блеском в глазах азартно вещала тем временем Доротея. – Она, бедная, уже неделю плакала: мамочка, мы уже целовались с ним, а он все молчит. А вот вчера! Она сияет прямо. Первое признание, такого в жизни уже не будет. Самое крутое, это я и по себе знаю.

Я машинально кивала, вспоминая свой первый поцелуй с Сашей. Он был вовсе не первым поцелуем в моей жизни… но почему же я не помню других?

Доротея села на мой стол и теперь совала мне в нос телефон, где с фотки улыбался невысокий большеглазый мальчик со слегка оттопыренными ушами, как я поняла, это и была первая анжелкина любовь. Все очень трогательно, но мне так тяжело было сосредоточиться на чужих любовных историях.

– Доротея, прости, у меня голова разболелась. – наконец не выдержала я. – Давай ты мне завтра все подробности расскажешь?

– Как угодно. – кажется, она все же обиделась. Надо будет купить какой-нибудь пустячок в подарок ее Анжелке, чтобы загладить вину.

Придумать подарок мне помешала очередная клиентка – сутулая женщина средних лет, в старом пуховике, теплой вязаной шапке и высоких плотных сапогах, со здоровенным баулом за спиной Тяжело ступая, она прошествовала сначала к Синтии, потом увидела приоткрытую дверь моего кабинета, и, резко развернувшись, по-солдатки промаршировала к нам. Доротея нехотя слезла со стола и пересела на свой стул, я осталась в кресле. Синтия пошла было следом за клиенткой, но притормозила в дверях. А та без всякого торможения дошагала до моего стола и хрипло сказала:

– Мне тут обещали порчу снять, Вот, что я у себя под печкой вчера нашла! Соседка подбросила, на смерть мне ворожит!

Она сдернула со спины плотный брезентовый рюкзак, перевернула вверх ногами, мигом раздвинула тесемки и бросила на стол большую темную змею с характерным черным зигзагом. Змея, видимо, слегка замерзшая за время путешествия, вяло извивалась, изредка высовывая страшный раздвоенный язычок. Я молча вскочила, отступила на два шага и с силой впечаталась спиной в стену, преградившую мне дальнейшее отступление. Горло сжалось так, что я даже не могла завизжать. Зато Синтия сделала это за двоих. Дикий визг, с которым она вылетела в холл, наверняка был слышен во всех квартирах нашей пятиэтажки.

– Видите, что сделала, змеюка! – непонятно кого имея в виду, зло бубнила тетка. – Подбросила мне этакую страсть почти в кровать! Снимайте теперь с меня заговор на погибель!

Змея тем временем слегка отогрелась и теперь грозно шипела, высоко подняв треугольную головку. Голос ко мне никак не возвращался, воздух распирал грудь, но выдохнуть я не могла. Совсем нехорошо стало, когда я увидела, что стоящая за спиной тетки Доротея тоже вышла из комнаты. Я осталась одна со змеей и сумасшедшей теткой, и еще неизвестно, кто из них было опаснее. Мы с гадюкой смотрели друг другу прямо в глаза, та мерно раскачивалась. Кажется, я тоже начала покачиваться в такт. Сердце билось в груди с такой силой, словно собиралось проломить ребра и вырваться наружу. Ноги подгибались, и мне показалось, что я вот-вот рухну на пол, и тогда змея прыгнет сверху. Каждая секунда казалась вечностью.

В какой-то миг я хотела обойти стол сбоку, но проход между ним и стеной был слишком узким. Змея легко сможет дотянуться до меня, пока я буду там протискиваться. Нет, не смогу! Я прямо чувствовала, как шевелятся и седеют волосы на моей голове. Змея шипела, баба злобно бубнила:

– И чего уставилась-то? Снимай порчу, говорю! Я ж не бесплатно! Мне ваша дура по телефону все расценки сказала, я не за халявой пришла, даже не думай!

За ее спиной бесшумно возникла Доротея со шваброй наперевес. Небольшой взмах, удар – и бедная гадюка задергалась на столе с перебитым хребтом. Следующим броском Доротея отправила ее на пол, почти под ноги чокнутой бабе, затем аккуратно прислонила швабру к стене, достала из кармана какой-то пузырек, брызнула едко пахнущей жидкостью сначала на змею, потом на тетку, и будничным голосом сказала:

– Порча снята. С вас пять тысяч рублей.

Еще живая змея слабо дергалась на полу, тетка с удовлетворением проследила за ее агонией, затем достала из кармана пуховика кучу сотенных и протянула Доротее. Та деловито пересчитала деньги, кивнула, положила на стол и, решительно взяв сумасшедшую под руку, вывела ее из кабинета. Я кое-как доковыляла до стола и упала в кресло, стараясь не смотреть в сторону умирающей змеи. Так и сидела, пока Доротея не вернулась с большим бумажным мешком, куда замела змеиные останки. Я наконец смогла выдохнуть, воздух с сипением пробирался через стиснутое горло.

– Ну ты и храбрая! – просипела я и сама не узнала свой дрожащий скрипучий голос. – Ты меня спасла. Я думала, от ужаса концы отдам.

– Да ладно тебе, ты просто в маня-мирке живешь. – усмехнулась Доротея. – Если змей боишься, значит, ничего страшнее в жизни не видала.

Я вспомнила всех встреченных мной убийц и маньяков и мысленно согласилась, что змеи вовсе не самое страшное в этой жизни. Но вот же фокус – людей, даже самых ужасных, и никогда не пугалась вот так, до полуобморока и седых волос. Странно, конечно, ведь со змеей справиться легче, да и укус ее не всегда смертелен… Но обдумывать эту глубокую мысль у меня уже не было сил.

– Может, надо психиатричку вызвать?

– Зачем? – равнодушно ответила Доротея. – Всех психов не перевоспитаем. А к нам она больше не придет. Я ей на прощание сказала, что, если еще раз наш порог перешагнет, порча к ней в тройном размере вернется.

– Ладно, забирай гонорар и на сегодня хватит, пожалуй. – промямлила я. – То есть не знаю как ты, а я пойду отсюда.

– Ты в уме? К тебе клиент придет через полчаса, куда ты собралась?

Я зажмурилась и тихо застонала. От жуткого стресса я и забыла, что скоро должен прийти клиент, которого потерять очень уж не хотелось. Олигарх Старцев, владелец четырех самых крупных супермаркетов в нашем городе, очень богатый человек. Он всплыл ниоткуда три-четыре года назад, на местных форумах писали, что вышел из бывших братков и распоряжается украденным общаком. Но Синтия уверяла, что слышала от двоюродного племянника-юриста, что Старцев получил наследство от богатого американского дядюшки. Наследством или же общаком он распорядился умело, и теперь определял бизнес-политику города. Словом, был не из тех, кто не ходит по гадальным салонам, а если уж приспичило обратиться к колдунье, то разве что к ясновидящей уровня Ванги или Джуны. На худой конец, выбрать из тех, кто выступает по телевизору в Битве экстрасенсов. Я никогда не узрела бы его в своем салоне, если б не Саша. На каком-то корпоративе три года назад он разговорился с местным олигархом, разговор зашел и о женах. Олигарх к тому времени вышел в местный высший капиталистический свет, и собирался сменить уже вторую фотомодель на третью, а Саша, слегка выпив, похвастался женой с суперспособностями. Посмеявшись, Старцев дал Саше фотку своей новой невесты, предложив передать супержене и дать предсказание на будущее.

Получив портрет, я передала его Маше, которая вместе с коллегами за пару дней раскопала про красотку кучу интересной инфы. Оказалось, девушка, которой едва исполнилось 22 года, уже делала два аборта, и имела привод за занятия проституцией. Вся эта инфа была передана олигарху под видом гадания о прошлом, предсказание на будущее я делать уже не стала. Разумеется, свадьба тут же отменилась. А Старцев, можно сказать, уверовал. И с тех пор несколько раз в год посещал мой скромный салон.

Теперь он спрашивал совета карт по любому поводу – от покупки новых зданий в городе и подноготной конкурентов, до скрытого прошлого новых жен и любовниц, и щедро за это платил. Мне казалось, что намного логичнее держать службу безопасности, которая будет собирать все нужные сведения, но то ли олигарх экономил, то ли толковых профи в нашем городе не было – но уже четвёртый год он приходил гадать ко мне.

О своих визитах он всегда предупреждал накануне. За минут десять до назначенного времени в наш подвал входили два мордоворота, с металлоискателем обходили оба кабинета, санузел и подсобку, затем Синтию и дежурную гадалку выводили в холл и сажали за столик секретарши, а оба мордоворота устраивались рядом, достав из кобур револьверы. И лишь затем в сопровождении еще одного охранника в салон заходил Старцев. Охранник тоже оставался в холле, а олигарх заходил ко мне. Странно, что со мной в кабинете он не боялся оставаться тет-а-тет, причем, даже при закрытой двери.

Весь этот спектакль очень веселил Синтию и моих гадалок, а я с удовольствием в лицах изображала его для мужа, Маши и Оскара. Но во время визита ВИП-клиента всем моим работницам запрещено было даже слегка улыбаться. Население города потихоньку беднело, и лишь гонорары олигарха держали в последнее время наш салон на плаву. Именно деньгами Старцева я оплачивала аренду подвала в центре города, и даже платила зарплату Синтии. Гадание и очищение же большинства клиентов, увы, было в некотором роде благотворительностью. А после некоторых, типа сегодняшней укротительницы змей, весь гонорар уходил на лекарства.

Некоторое время я размышляла, смогу ли принять дорогого клиента. Но ноги все еще дрожали, и я сильно подозревала, что будут трястись и руки. Карты разлетятся по столу, упадут на пол, и кто знает, как отреагирует суеверный олигарх? Вдруг решил, что это плохая примета? Или что мне больше нельзя доверять? Если он откажется от моих услуг, думаю, на плаву мы продержимся месяца три, не больше. Нет, не стоит так рисковать.

– Доротея, прими его сегодня ты. – решилась я. – Сделаем ему тридцатипроцентную скидку, чтобы не обижался. Тебе пойдет двойной гонорар, остальное – за аренду подвала, как раз сегодня хозяин придет. Выручишь меня?

– Конечно. – лицо Доротеи было все таким же невозмутимым, но мне показалось, что в глазах зажегся огонек. Уж не думает ли она переманить клиента? Способности у нее есть, это точно, один огонь из пальца чего стоит. Вот перейдет олигарх к ней, так она может и из салона вообще уйти, он за одно гадание заплатит больше, чем я за полгода. С другой стороны, у меня благодаря Маше есть доступ к закрытой информации, а у Доротеи нет.

В любом случае, вариантов у меня не было. Отменить визит за четверть часа до назначенного срока было слишком опасно. Поэтому я посадила Доротею за свой стол и вышла в холл.

Синтия сидела за своим столом, демонстративно всхлипывая и сморкаясь, разложив вокруг себя вместо карт бумажные носовые платки. Перед ней стоял раскрытый пузырек валерианки, распространяя вокруг стола сильный аромат.

– Убрать весь мусор! – нервно прохрипела я. – К нам Старцев вот-вот пожалует, ты погубить нас решила???

Не отрывая салфетку от лица, секретарша закивала и начала сгребать обрывки платков.

– Валерианку убрать тоже, и немедленно проветрить! И скажи, зачем ты эту чокнутую к нам пригласила? – злилась я, прекрасно понимая, что не права. Если Синтия не будет звать клиентов, на что мы будем жить?

– Я ее позвала порчу снимать! – отбросив салфетку, заголосила секретарша. – Я не просила привозить змею!!!

Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. В самом деле, как по телефону определить безумие?

– Но зачем перед приходом Старцева?

– Да я просила рано утром приехать. Она что-то про половину десятого говорила. Кто ж знал, что в половину третьего припрется… – всхлипывала Синтия. – Поля, я не ожидала такого!!!

– Понимаю. Прости, я не в себе сейчас.

Обрадовавшись, что я больше не сержусь, Синтия мигом прибрала стол, распахнула окошко в подсобке и даже помогла мне надеть попасть в рукава куртку трясущимися руками.

Чтобы успокоиться, я позвонила Маше. Та как раз пришла домой, и тут же пригласила меня приехать. Помирились мы уже давно. Как я и надеялась, узнав о предстоящем разводе, Маша обрадовалась так, что сразу простила неудачное посещение салона. Но и у меня, то у нее постоянно возникали срочные дела, и встретиться удалось только сейчас, две недели спустя, и то благодаря драме в салоне. Сашу я за это время не видела ни разу – после моего звонка он, по словам мамы, быстро заехал домой, собрал вещи и куда-то уехал. Словно ждал только повода! К его чести отмечу. что про дочку он не забыл, аж три раза в неделю забирал ее из садика и вез куда-то погулять, предварительно договорившись с тещей. А потом доводил до дверей квартиры, звонил и тут же уходил. Эта трусость бесила меня, ведь рано или поздно встретиться нам все равно придется, хотя бы в суде!

Зато уже в гостях я узнала, что к Оскару Саша заезжал почти каждый вечер.

– Они запирались в кабинете и о чем-то часами разговаривали. – подруга казалась не злой, а какой-то растерянной. – А потом Оскар компостировал мне мозг. Что я должна на тебя воздействовать. что все дело в том, что ты не смогла простить Сашу, и тебе надо поработать с психологом.

– А, так это я во всем виновата! – теперь уже вспылила я. – Я мало радовалась, что удалось его отбить у соперницы? Кстати, я и не отбила бы, она сама от него отказалась. Не пригготтился, как говорят в эстонском анекдоте.

– Поля, да мы знаем твою историю. – Маша прятала от меня глаза. – И Саша с себя вины не снимает. Но жизнь-то продолжается. Ты правда не сможешь его простить?

– Маш, что это с тобой? – настал мой черед изумляться. – Ты ж раньше Сашу на дух не переносила.

Она покивала, затем тихо сказала:

– Да и сейчас я думаю, он трус и мямля. Но… Полька, он тебя любит. Ему не все равно. Он поседел почти. Если б меня так любили, я бы простила.

– Наша песня хороша, начинай сначала. Ты считаешь, что Оскар мало тебя любит? То, что он тебе не изменяет, на других даже не смотрит, ни о чем тебе не говорит?

– Он любит только свою работу. – Маша говорила все так же размеренно и без эмоций. – Он меня не замечает почти.

– Так тебе мексиканских страстей не хватает! – догадалась я. – А что, давай организуем Оскару любовницу? Тут вы все и развлечетесь.

– Почему же сразу ему любовницу? – недобро усмехнулась Маша. – А я что, пальцем деланная?

Я аж подскочила на кресле:

– Машка, не дури! Это что, тебе Революция в блоге посоветовала?

– Нет, она все прокачивать ресурсы советует. – усмехнулась Маша. – Ну там работу хорошую искать, о имидже подумать. Бред какой-то. Отличная у меня работа. И зеркало меня одобряет. Я достигла своего потолка, проломить его не смогу, да и не хочу. Но мне кажется, потолок надо мной все ниже опускается… словно я в гробу.

Я глотала воздух, лихорадочно подыскивая умные слова, а Маша тем временем потыкала пальцами в огромный Самсунг и показала мне сообщение в Фейсбуке:

“Мария, я не надеюсь даже, что вы меня вспомните. А вот я вас не забывал все эти годы. Помню, на первом своем концерте вы вышли на сцену в тонком белом комбинезоне, вся такая воздушная, неземная… Я тогда подумал, что вы инопланетянка, случайно попавшая к нам. Поломался ваш космический корабль, вот и пришлось застрять промеж скучных людишек…

Я не пытался к вам подойти, понимал, что для обычного земного парня вы слишком хороши. Но прошло уже почти десять лет, а я никак не могу забыть то впечатление… Я никогда не встречал такой ослепительной девушки. Все мои подруги по сравнению с вами казались мне серыми мышами… нет, некрасиво так говорить. Они были милыми добрыми девушками, но такими обычными…

Я не стал бы вас беспокоить и сейчас. Понимаю, что вам не до меня. Но вот случайно увидел вас в Фейсбуке и решил написать. Если вам мое внимание неприятно – простите, я не хотел бы вас ничем обеспокоить. Но если вы разрешите хотя бы изредка вам писать – это будет для меня счастьем. Я верю, вы добрая, и не захотите лишить меня той малости, которая сделает меня счастливым.”

Я прочитала письмо раза три, потом подняла глаза на Машу:

– И зачем ты мне показываешь… вот это? Поет он красиво, не спорю: – я фальшиво пропела: – “В раба мужчину превращает красота” Ну, какому-то задроту девушки отказывают, решил на жалость тебе бить?

– Почему отказывают? – обиделась Маша. – Не веришь, что просто я ему так сильно в душу запала?

Я перевела дыхание. Спокойствие, только спокойствие.

– Маша, я верю, что ты намного красивее тех девушек, которые светят этому… Квазимодо. Кстати, фотка его у тебя есть?

– Да, в его профиле достаточно фоток. – кивнула она, вновь протягивая мне айфон.

Я медленно посмотрела фотки в альбоме. М-да, на Квазимодо этот романтический воздыхатель был совсем не похож. Скорее, на раннего Антонио Бандероса, этакий латинский герой-любовник. На последних фотках я бы дала ему лет тридцать. И что же этот красавчик до сих пор не обзавелся женой и детьми? Какая-то червоточина в нем есть, не иначе. Или же просто чудак.

– Маш, но ты, надеюсь, не стала ему отвечать?

Она нервно выхватила у меня телефон и спрятала в карман халатика.

– Все, замяли! Так что с Сашей, ты будешь разводиться?

Я утвердительно кивнула, не видя смысла в дальнейшем обсуждении. То, что Саша обвинил в расставании меня, больно задело. Это он во всем виноват! Я поняла и простила, я даже рисковала ради жизнью… просто оказалось, что простить-то несложно. Но вот забыть… Забыть я не могла, тут он прав. Да и это не было самым страшным. Хуже то, что теперь я не верила в его любовь. Слишком непрочной она оказалась. Но вот как Маша может сомневаться в своем муже? Нет, надо срочно занять ее мысли чем-то более важным, иначе быть беде.

Для затравки я вкратце рассказала о визите сумасшедшей бабы с гадюкой. Маша побледнела:

– Ой, я бы там описалась, наверное. До жути боюсь всех, кто извивается, даже червей.

– Я только змей… Оказывается. Раньше даже и не знала. – грустно сообщила я. – Питона вот в руки брала, а как ядовитую гадину увидела – ну все, как парализовало.

– Еще бы! Ну и опасная у тебя работа!

– Почти как у сапера, да. А вот Доротея даже не вздрогнула. Спокойненько так прибила пресмыкающуюся, да еще у бабы гонорар взяла. Маш, а ты не думала над ее гаданием? – решив, что подготовка прошла успешно, осторожно спросила я. – Она необычная женщина, сама же видишь. И всегда попадает в яблочко. У нее на самом деле дар, в отличие от меня.

– Да ну ее, сожгла любимую фотку. – капризно откликнулась подруга, но я видела, что мыслями она витает где-то далеко. Возможно, на морском берегу, в объятиях своего темноглазого красавчика. – Ну храбрая она, а мне-то что с того?

– Но все же? – не отступала я, обрадовавшись хотя бы тому, что Маша не стала меня упрекать. – Оскара обвиняли когда-то в судебных ошибках?

– Радость моя, да ты прекрасно знаешь, его в этом постоянно обвиняют. – Маша улыбнулась одним уголком губ. – Если мы сейчас попробуем вспомнить в подробностях все его дела, тут и состаримся, в этих креслах.

Она снова замолчала, словно уйдя в себя, огромные глаза мечтательно смотрели в незанавешенное окошко, за которым шел густой снег. Про меня она словно забыла. Ее настроение напугало меня даже больше, чем письмо красавчика. Нет, надо отвлечь Машу, как бы это сделать?

– Маш, ну ради меня, сосредоточься!

Она одарила меня быстрой улыбкой, но я поняла, что мой визит ей уже не в радость. Вот если бы я разделила ее мечты о новой любви… Нет!!! Мы еще поборемся, мысленно пригрозила я красавчику. Так просто я Машу не отдам!