Текст книги "Ловушка для диггера"

3

– Показалось? – Каспер удивленно вскинул брови. Реплика Фредди – щуплого парня, имевшего за плечами от силы десять забросов, подействовала на опытного диггера как красная тряпка на быка. – Что же я, по-твоему, мертвецов от живых людей не способен отличить?

Парень замялся. Пробормотал что-то себе под нос, но вслух возразить не решился.

– Подожди ты, Фредди, – в разговор вмешался Маугли. Ему, вкупе с щуплым пареньком тоже пока нечем было хвастаться. – Дай человеку договорить. Так кто это был, Каспер?

Каспер, приземистый крепкий мужчина, с хорошей физической подготовкой, молчал.

Костер горел ярко и дыма почти не давал. После Белых ночей сумрак короток. На темном куполе неба, опрокинутом над головой, таяли звезды. Верхушки деревьев ясно обозначились на просветленном небосводе.

Стояла предутренняя тишина, которую нарушал треск горящих веток в костре.

Герц сидел на поваленном дереве, и, не отрываясь, смотрел на огонь. В голове, сменяя друг друга, мелькали картинки недавнего заброса.

Дня три назад Каспер поделился с ним информацией. Под теплотрассой возле зоны «С», или Волчьего логова – так называли одно из заброшенных бомбоубежищ на западе города, диггер обнаружил вертикальную шахту, не отмеченную до сих пор на карте.

Спускаться в одиночку Каспер не решился. Вбитая в бетон лестница давно проржавела. Вдоль стены тянулись тросы, концы их терялись в колодце, заполненном водой. По рассказам Каспера выходило, что ее уровень был невысоким: на поверхности торчали обрывки железных труб.

Тайны из заброса Каспер не делал. Поэтому всем желающим не отказал. Таких, кроме Герца, набралось еще трое: двое новичков – Маугли и Фредди, да старый знакомый Индус.

Заброс пошел успешно. Учитывая тот факт, что теплотрасса, в отличие от заброшенной дренажки, охранялась. Конечно, до усиленной охраны кабельных коллекторов было далеко, однако въедливый дедок, бдительно охраняющий подступы, мог наделать столько шума, что мало бы не показалось.

Забрасывались через подвал старинного дома. В одном месте кирпичная кладка обвалилась. Пришлось потрудиться, протискиваясь в узкий лаз, наполовину засыпанный землей. Одно радовало: ползти недолго, всего метра три. Лаз заканчивался плохо заделанным стыком с теплотрассой, через который и вошли на объект.

Что же касалось результатов, то здесь дело обстояло хуже. Касперу удалось без проблем спуститься в шахту. Для страховки решено было воспользоваться веревкой, прикрепленной карабином к верхним, еще крепким звеньям лестницы. Но Каспера ждало разочарование. Из колодца выходила металлическая труба диаметром около метра, целиком заполненная стоячей водой.

Не привыкший к превратностям судьбы Каспер, загорелся было идеей пройти этот путь с аквалангом. И быстро остыл. Еще свежа в памяти трагическая история о том, как погиб Бизон.

Бизон был опытным диггером, знакомый с пещерным погружением не понаслышке. Щуплый, невзрачный, он, казалось, способен забраться в любую дыру. Вот кто рассказывал о том, что использовал для погружений кислородно-изолирующий противогаз и спецкостюм. Поговаривали, что ему удалось побывать в тех местах, о которых любой диггер может только мечтать. Так ли дело обстояло в действительности – на этот вопрос не ответит никто. Тайну Бизон унес с собой в могилу.

Осталось неизвестным, что же произошло на самом деле. Из очередного заброса Бизон не вернулся. Когда в дренажной системе сошла вода, его труп, застрявший между звеньями решетки, обнаружил Ворон. По его подсчетам, мертвец пролежал там суток трое. Грудная клетка была проткнута в нескольких местах, лицо раздулось.

Герц на пару с Каспером вытащили тело ближе к поверхности и оставили у открытого люка, ведущего на поверхность. И лишь потом сообщили в полицию. Анонимно, естественно. Такова се ля ви. Диггеры – народ скрытный, и светиться не хотелось никому.

Каспер рассказывал потом, как тяжело было тащить раздувшееся тело. Как соскальзывали руки с костюма, покрытого слизью. Как обманывала его и, как ни странно, успокаивала эта тяжесть – все время казалось, что они тащат бесформенное бревно, а не человека. Синее, опухшее лицо Бизона с языком, вывалившимся изо рта и напоминавшим огромную, раздувшуюся пиявку, за тот час, что они тащили его на себе, изменилось до неузнаваемости. Когда Каспер бросил на него прощальный взгляд – черное, покрытое трупными пятнами – в нем не осталось ничего от того Бизона, которого он знал.

В тесном кругу диггеров версии по поводу смерти строились разные. Сошлись на том, что во время заброса открылись шлюзы, вода поднялась и Бизона потащило по тюбингу. По всей видимости, течение было настолько сильным, что его тело буквально накололо на торчащие звенья отогнутой посередине решетки, перегораживающей вход в коллектор.

Так или иначе Бизона было не вернуть. А Каспер остыл, стоило ему упомянуть о погружении.

Маугли, с чьего круглого лица, усыпанного веснушками, не сходил румянец, продолжал терпеливо ждать ответа на свой вопрос. Он следил за каждым движением Каспера, будто боялся упустить что-то важное.

Обычно словоохотливый диггер молчал. То ли его расстроил неудачный заброс, на который он возлагал надежды, то ли самонадеянность Фредди.

Каспер подбросил в костер ветку, достал из рюкзака флягу и долго, с наслаждением пил воду. Вытерся рукавом куртки и заговорил, как ни в чем не бывало.

– Под землей мертвецов до дури. Если вы пока ничего не видели, это не значит, что их там нет. И бомжи, и трупы, которым уже черт знает сколько лет. На них вообще ни одежды, ни даже кожи нет. Одни кости – прямо готовые экспонаты для музея. Бывают и криминальные трупаки. Я раз на шахту наткнулся, под завязку мертвецами заполненную. И в каждой башке по дырке. Вонь – не подойти. А ты говоришь «показалось». И призраки есть.

Каспер сделал паузу.

– Да ладно тебе, Каспер. Что дальше было? – Маугли слушал Каспера с открытым ртом. Он набрал воздуху и подсказал место, на котором рассказчик остановился: – Идешь ты, а она на полу сидит.

– Сидит она на полу, облокотилась на стену. Лицо белое. Глаза черные, страшные. И она ими на меня смотрит. Я не знаю, какой черт меня за руку дернул, только я фонарь от страха выключил. Стою, в стену вжался. И главное – умом понимаю, что неоткуда здесь взяться девке в белом платье, а сделать ничего не могу. Жутко мне. Назад не пройти. Ворон веревку с собой унес. А пока он еще разберется, что я отстал. Да и что он сделает, если даже и вернется? Ждал я, ждал. Потом нервы сдали, снова включил фонарь. Рука ходуном ходила, пока я им стену пытался нашупать. Еще надежда была, что исчезла девица эта. Не фига. Смотрю – по-прежнему сидит она у стены, платье задралось, ноги вытянуты вдоль прохода и эти… босоножки. Как сейчас помню, ремешки крест-накрест. Стою – не дышу. И ни звука. Даже вода не шумит. Все стихло. И эта сидит, на меня смотрит, исподлобья. И взгляд у нее всю душу выматывает. Я хочу вздохнуть – и не могу. Грудь как веревками стянуло. Сердце колотится, а вздохнуть не могу! И в ушах звон стоит. Все, думаю, мне хана. И как сознание потерял: в глазах все поплыло. Где потолок, где пол, где стены…

– Потерял сознание? – почти не дыша, спросил Маугли.

– Черт его знает, – пожал плечами Каспер. – Ничего не помню. И вдруг голос, натужный такой. И что характерно, за спиной у меня. А еще хотел обернуться и – не поверите – не смог.

– И что это – она говорила? – не выдержал Фредди.

– Не знаю я. Врать не буду. Голос натужный такой. Как будто рот у нее склеен был, и ей приходилось разрывать его, чтобы слово сказать. Говорит: скажи матери, чтобы дочь мою не обижала, я через год за каждую обиду сама с нее спрошу… Да, так и сказала. Потом, когда меня отпустило, я на стену фонарь навел – так на том месте, где лицо ее было, на бетонной стене рисунок, вроде граффити. Лицо такое женское, как дети маленькие матерей обычно рисуют.

Каспер опять сделал паузу. Из кучи хвороста он вытащил ветку. Долго рассматривал ее, потом подбросил в умирающий костер. Языки пламени погасли, чтобы спустя мгновенье разгореться снова.

– Мне, например, тоже один раз показалось, – начал Фредди, но Каспер его перебил.

– Ага, показалось. В тот раз я выбрасывался в часовне кладбища, там уже давно никого не хоронят. Выхожу на поверхность, а там меня Ворон ждет. Говорит, хотел уже за мной назад возвращаться. Короче, переоделись. Выходим на кладбище, идем вдоль аллеи. Там могилки все старые, и вдруг вижу – недавняя совсем могилка, может, год ей, а может два. Как я ее раньше не замечал? Так в глаза мне и бросилась фотка на кресте. Как сейчас помню. Ольга Мещерская. Молодая совсем умерла, двадцать лет ей было. Вылитая та… под землей.

– А ты мать ее нашел? – звенящим от нетерпения голосом поинтересовался Маугли. – Найти сейчас не проблема. Фамилия не часто встречается.

– Вот ты и найди.

– А я найду. И скажу обязательно. Я вообще в такие вещи верю, – задумчиво произнес Маугли.

– Да уж, много всякого дерьма под землей встречается, – вдруг подал голос Индус.

При звуке его голоса, Герц будто очнулся. Он поднял голову и посмотрел на Индуса. Оценивающе посмотрел. Прошелся по нему тяжелым взглядом с ног до головы.

Индус сидел на корточках возле костра. Отблеск вспыхнувшего с новой силой пламени красил его смуглое лицо в багровые тона. Черные, прищуренные глаза, не мигая смотрели на Герца. Углы рта искривились, как будто за все дерьмо, что встречалось под землей, отвечать должен был непосредственно Герц.

Первый раз Индус прицепился к нему во время заброса. И выбрал же неудобный момент, когда Герц не мог ответить: Каспер полез в шахту по веревке, а он нагнулся, чтобы на всякий случай проконтролировать крепеж. Карабин карабином, а звенья лестницы проржавели. Случись что, Герц рассчитывал перехватить веревку.

Поскольку вход в шахту находился в бетонном полу, Герц все никак не мог пристроиться поудобнее. Все ему казалось, что любое положение не обеспечит надежной опоры. И когда уже раскорячился на манер лягушки на столе у препаратора, услышал насмешливое:

– Так чё, диггер, все смешным боишься показаться? Думаешь, не такой крутой будешь? Так не боись, здесь никого нет, кроме нас…

Единственное желание, которое мгновенно возникло у Герца: развернуться и ответить Индусу. Ударом снизу, в челюсть.

Потом все забылось за делами. Лестница действительно вдруг стала отходить от стены, вырывая из бетона болты. Так что поднимать Каспера пришлось в прямом смысле на собственных плечах.

Герц отвел взгляд в сторону, демонстративно сдержал зевок и снова уставился на пламя.

Чего добивался парень, непонятно. Неужели настолько встала попрек горла та обертка от шоколада? Или простить себе не мог страха, который испытал в тот раз, самостоятельно выбираясь на поверхность?

Герц усмехнулся. Когда внизу, под землей, лежит целый мир, полный тайн, кто-то тратит силы на такую ерунду как выяснение отношений!

А тайн много. В который раз за день, мысли Герца вернулись к лазу, который он обнаружил неделю назад. Скольких усилий стоило ему поднять крышку люка, почти что спаянную с бетоном. И спуститься по вертикальному столбу трубы в одиночку сил хватило… Или глупости. Кто как назовет.

Неделя прошла, а ему удалось побывать на месте только раз. Работы на поверхности было невпроворот. Времени катастрофически не хватало. Он и сегодня планировал сходить туда, только не смог отказать Касперу. Так было не принято.

С тех пор как спустился в трубу, загадок только прибавилось. Когда ноги его коснулись дна – черной грязи, покрытой сверху такой прочной коркой, что выдержала вес его тела, настал его черед удивляться.

Диггер оказался в просторном помещении. В одну сторону шла труба. Метров через десять ее перегораживала рухнувшая бетонная плита, засыпанная наполовину землей. В другую…

Вот эта другая сторона заставила сердце Герце забиться в радостном нетерпении. От шахты, через которую он спустился, начинался не тюбинг – как обычно бывало на этом уровне, а туннель со старинной кладкой вместо бетона. Раствор, скрепляющий камни, местами осыпался. На стенах разрослась плантация прозрачных, белесых грибов. Но в целом, туннель не производил впечатление ветхого.

Откуда на этом уровне взялась старинная кладка? Герц шел по коридору, не переставая удивляться. Ему приходилось пригибать голову, но все равно он то и дело задевал каской потолок. Вот тогда он и подумал о том, что все здесь гораздо более ветхое, чем показалось на первый взгляд: его могло засыпать с любой момент. Смерть под завалом…

Герц отогнал неприятную мысль и упрямо пошел дальше. Чем-то должен был закончиться почти тридцатиметровый, на его взгляд, переход. Ожидание подогревало его интерес.

Он всерьез надеялся на то, что его терпение будет вознаграждено и просчитался.

Переход закончился стеной. С такой же кладкой. Герц в отчаянии простучал поверхность, выложенную камнями. Там, за стеной, могли обнаружиться пустоты. Однако беглый осмотр не дал положительных результатов.

И переход, и стена – все показалось Герцу в высшей степени странным. Особенно стена. Она требовала серьезного исследования. В самом низу раствор, скрепляющий кладку, обсыпался. И вроде бы оттуда потянуло сквозняком. Или только показалось ему, настолько усталому в борьбе с крышкой люка, что он склонен был выдавать желаемое за действительное. Во всяком случае, по проторенному пути идти легче…

– Сидите?

На хриплый голос, раздавшийся неожиданно, обернулись все. Кроме Индуса. Он сидел лицом к гостю и наверняка заметил его раньше остальных.

– Какие люди, – Каспер встал и первым протянул руку для приветствия.

– Приветствую всех.

Когда гость повернулся, Герц узнал Лешего. Невысокий, худой. С больным взглядом скрытых за набрякшими веками глаз. Мрачный, собранный, целиком погруженный в себя – опытный диггер под землей и слепой крот на поверхности.

Гость стоил того, чтобы подняться со своего места. Герц пожал протянутую руку, мельком взглянул гостю в глаза и отвел взгляд в сторону.

С недавнего времени он не мог заставить себя смотреть Лешему в глаза. Так бывает, когда у человека, к которому ты хорошо относишься, случается горе.

Есть горе, для которого не существует срока давности. И есть боль, которую не лечит время.

* * *

Есть горе, для которого не существует срока давности. И есть боль, которую не лечит время.

Бывают сны, которые не отказался бы смотреть снова и снова, а утром встаешь и уже не вспомнить, о чем шла речь. Бывают сны, которые всеми силами пытаешься забыть, но помнишь о них все время, пока бодрствуешь.

Еще хуже, когда кошмар преследует тебя и ночью, и днем, и ты перестаешь понимать, где кончается сон и начинается явь.

Леший не заметил, как опустело возле костра. Диггеры разошлись. Напоследок они наверняка попрощались с ним. Скорее всего, он отозвался на прощание, но утверждать точно он бы не стал.

Любила ли его Ленка? Теперь этого не узнать никогда. Его, десятки раз на дню повторявшего «я тебя люблю», волновал вопрос: разразится ли она когда-нибудь ответным признанием?

– Я еще не созрела, – Ленка смеялась, отвечая на его вопрос. – Когда я это почувствую, обязательно тебе скажу. Какого черта мне скрывать это от тебя?

А может, он специально обвиняет Ленку сейчас, чтобы боль угасла. Хоть на мгновенье отошла, уступив место чувству обиды. Потому что боль, если с ней не бороться, а отпустить в свободное плаванье, способна свести с ума. Уж он-то знает это наверняка.

Конечно, Ленка его любила. По-своему. И совсем не по-женски. Ленка с детства была бедовым парнем. Когда забиралась на деревья, чтобы вернуть выпавших птенцов в гнезда, или когда давала сдачи пацану, неосмотрительно дернувшему ее за косичку.

Дралась она так же, как впоследствии занималась любовью – неистово, до самозабвения.

Лешему понадобилось просидеть с ней за партой долгих два года, чтобы понять – это любовь. С тех пор не проходило и дня, чтобы он не сказал ей об этом. Даже в армии он повторял слова любви мысленно, надеясь на то, что Ленка почувствует его признание на расстоянии.

Ленка честно дождалась его. Однако на первое же предложение руки и сердца откликнулась отказом.

– Глупости все это, – нахмурилась она. – Я не собираюсь сидеть дома, готовить обеды и стирать всякую ерунду, когда кругом столько интересного. Ты под землей был?

Она привела его под землю. Заразила болезнью со странным названием «диггерство».

Не сразу он почувствовал, что болен.

Первое время он ходил с ней потому, что боялся, как бы с ней чего-нибудь не случилось. И еще потому, что не мог удержать ее дома. Сексом в том числе. Чего он только не вытворял, чтобы доставить ей удовольствие! Но даже потом, после трех оргазмов подряд, она лежала с сигаретой, зажатой в тонких пальцах с коротко остриженными ногтями и мечтала вслух.

– С этой стеной что-то не так. Я чувствую. В бомбарике.

– В бомбоубежище? – уточнял он.

– В нем. Там что-то не так. Электропроводка идет куда-то за стеллажи. Там наверняка прячется дверь. Я просто тогда не обратила внимания, а сейчас вспомнила. Надо отодвинуть аккуратненько стеллаж. Нас наверняка ждет сюрприз.

Он тяжело вздыхал.

– Когда забрасываемся?…

Костер давно погас. На светлое небо, задевая за верхушки деревьев выкатилось солнце. В заброшенном парке наступало утро. Все как всегда. Так было при Ленке, так продолжалось и без нее. Потом, когда он сгинет – Леший точно знал, что у него не будет могилы, так же, как и у Ленки – солнце будет по-прежнему появляться на небе. И равнодушной вселенной без разницы, что вот были они… еще недавно… и нет их.

Если бы Лешему представилась возможность выбора: он предпочел бы, чтобы его тело так никто и не увидел. Пусть бы остался в воспоминаниях знавших его людей живым.

Как Ленка.

Леший и не заметил, как в тумане памяти скрылось небо, как размытым пятном растаяло солнце. Исчез костер, поваленное дерево. Проступили реальностью бетонные стены бывшей насосной.

В маленьком помещении на стенах шелушилась зеленая краска. Там, где она облупилась, проглядывала шероховатая поверхность шпаклевки. Насос давно сломался. Все, что возможно, растащили, осталось только то, что вынести нельзя.

– Ай-ай-ай, Леший, – Ленка потянулась к самому его уху.

– Что? – так же тихо спросил он.

В сыром воздухе подземелья звуки разносились далеко. Они вообще старались поменьше разговаривать, особенно вблизи объектов, где могла оказаться охрана. Но в ту ночь Ленку было не угомонить – ее глаза искрились от радости.

– Ты помнишь первое правило, Леший?

– Ммм… Какое?

– Не портить воздух в закрытом помещении.

– Ленка, блин, как ты могла подумать?

Не хотел, а улыбнулся. Тем более оригинальным было это ее напоминание, если учесть тот факт, что не более чем минут тридцать назад, в канализационном коллекторе они вляпались по колено в дерьмо. Несло теперь от них так, словно в маленьком помещении собралось с десяток диггеров, не соблюдавших первое правило. И то, вряд ли им, вместе взятым, удалось бы переплюнуть то амбре, которое распространяли они вдвоем.

Ленка беззвучно рассмеялась, запрокинув голову. Из-под капюшона химзы выбилась прядь светлых волос, отливавших серебром. Леший чуть было не потянулся поправить – рукой в грязной резиновой перчатке.

– Пошли, – отсмеявшись сказала Ленка. – Я знаю, сегодня нас ждет величайшее открытие.

Ее не останавливал запах, не пугали разводы подсыхающего на сапогах дерьма. Она могла часами бродить по подземелью, с любопытством разглядывая все, что попадалось в поле ее зрения.

Ленка не могла пройти мимо ржавой лестницы, ведущей наверх, мимо заброшенных шахт и колодцев. Ее не оставляли равнодушной дыры в полу, ответвления в многочисленных коридорах. Она с готовностью лезла в переходы, уводящие в заброшенные подвалы. Открыв от восхищения рот она любовалась прогнившими потолками, где известковые натеки создавали причудливые сталактиты, иногда свисающие на полметра, а то и больше.

В ту ночь Ленка шла к бомбарику так, как идут на зов судьбы. Когда невозможно отказаться, когда сожжены мосты и обратной дороги нет.

Они вошли в бомбоубежище через провал в стене, соединенный с трубой. Помещение не имело выхода на поверхность. По крайней мере, с точки зрения диггера: дверь, несомненно, имелась, но представляла собой герметично закрытый шлюз. Открыть ее, не зная кода, было невозможно.

Ленка застыла посреди помещения, озираясь по сторонам. Кругом был такой кавардак, словно кто-то поставил себе целью сломать здесь все, что возможно. Стеллажи, стоявшие вдоль одной из стен покосились, сломанные полки ощетинились вырванными с мясом шурупами. На полу валялись обломки досок, аппаратуры, вперемешку с прогнившей макулатурой.

Леший поднял голову и посмотрел на потолок. Действительно, электропроводка, идущая поверху стены в одном месте разветвлялась. Одна ветвь спускалась ниже и терялась за стеллажом.

Пока он осматривался, Ленка взялась за стеллаж.

– Помоги.

Леший не заставил просить себя дважды. Вдвоем – он старался, чтобы вся тяжесть пришлась на его плечи, они сдвинули стеллаж настолько, чтобы Ленка могла коротко вскрикнуть от радости.

Еще бы, она оказалась права!

За стеллажом, покрытая сетью паутины с огромным, откормленным пауком, обозначилась деревянная дверь.

Замок был хлипким. Леший подобрал железку, вставил ее между косяком и дверью, и слегка поднажал.

Дверь натужно затрещала и приоткрылась.

– Я! Я первая! – Ленка в нетерпении теребила его за рукав.

Он посторонился, пропуская девушку.

Ленка открыла дверь шире и некоторое время стояла на пороге, освещая отвоеванное у подземного мира пространство налобным фонариком. По всей видимости, ничего опасного она не обнаружила, потому что вздохнула и вошла.

Для него осталось загадкой, что же именно Ленка мечтала увидеть – все оказалось как всегда. Крохотное помещение, заваленное тем, что давно потеряло название. Одним словом, рухлядью.

Леший помнил, о чем подумал тогда. Квест. Для Ленки это такая игра. Необычная игра, когда увлекает процесс, а достигнутая цель – некий итог, с которого начинается новый уровень.

Ленка фотографировала, находя что-то привлекательное в обрывке трубы, изогнутой немыслимым образом, в плакате, приклеенном к стене и забытым здесь еще с советских времен. На нем строгая женщина смотрела в глаза мальчику с повязанным на груди красным галстуком. Надпись внизу гласила: «Пионеру важно знать: никогда не надо лгать!»

Дежа-вю. Странное чувство не оставляло Лешего. Все это было много раз: бомбарик, рухлядь, плакаты, фотоснимки.

Досады Ленка не испытывала. Обратный путь для нее – переход на новый уровень. Старый пройден. А впереди столько интересного.

Если бы он знал, чем закончится обратный путь, то…

Ничего. Ничего бы он не сделал. Запереть Ленку в квартире и не пускать под землю было не в его силах. Стоило об этом подумать, как возникало нехорошее подозрение. Рискни он предложить ей выбор: или я, или подземелье, Ленка не колебалась бы ни секунды. Она жила с ним постольку, поскольку он терпел ее увлечение. Одного мужчину на другого Ленка могла бы поменять. Для нее неизменным оставался лишь таинственный мир, скрытый от посторонних глаз – его величество Андеграунд.

Ливневку, которая соединялась с коллектором, они прошли без проблем. Воды было немного. Она струилась по дну, неся с собой разнообразный мусор.

Они двигались против течения к тому месту, с которого забрасывались.

Оставалось пройти коллектор, когда внезапно подземелье заполнил гул.

В первое мгновенье Лешему показалось, что произошел сброс воды в дренажной системе – настолько эхо коверкало звуки.

Ленка первой поняла что к чему, еще до того, как в общем шуме стали выделяться отдельные слова.

– Монтеры, – с ударением на первый слог, шепнула она. Конечно, кто еще будет орать под землей?

До Лешего с опозданием дошло, что они могли и не заметить, как наступило утро. Самое время для особо дисциплинированных рабочих. Он потянулся к рюкзаку, с намерением отыскать часы, но Ленка отрицательно качнула головой.

Монтеры – люди, работающие на глубине, бывают разными. От одного, двух, можно откупиться. Опасность представляют много монтеров. Тогда на первый план выходят принципы. Бойся попадаться им на пути: запросто в полицию сдадут. Там, в лучшем случае, продержат до вечера и отпустят. Однако запал – дело серьезное. Начнутся разборки: где были, что видели. Отпустят, но на заметку возьмут, неприятностей потом не оберешься.

Голоса приближались. Из общего контекста вычленялся качественный, сдобренный отдельными приличными словами, мат.

Ленка быстро повернулась и пошла назад. Он было подумал, что она собирается вернуться – такой крюк, что не посоветуешь и врагу. Особенно, когда тело гудит от усталости.

Он не успел поинтересоваться. Как же он забыл? В самом низу начиналась сухая труба. Она вела в соседний коллектор. Они проходили по ней раза два, или три. Леший забыл о ее существовании, уж слишком незаметным был вход, скрытый за бетонным выступом. А Ленка помнила.

– Давай, – поторопила она его и Леший первым полез в трубу.

Поскольку диаметр трубы был небольшим, ползти пришлось на четвереньках. Стараясь производить меньше шуму, Леший продвигался вперед. Сзади его подгоняли приближающиеся голоса и шустрая Ленка. Время от времени она позволяла себе довольно ощутимый шлепок по голени.

Выбравшись из трубы, Леший подал руку Ленке. Они оказались в коридоре, идущим в обе стороны от того места где они стояли. Вдоль стен тесными рядами тянулись покрытые ржавчиной трубы.

По коридору Леший пошел первым. Ленка замешкалась, поправляя сбившийся в сторону налобник.

Леший оторвался от девушки метров на десять. Луч фонаря блуждал по обшарпанным стенам, по потолку, покрытому черными натеками, по трубам.

– Борис, – вдруг отчетливо услышал он и обернулся.

То, что Ленка обратилась к нему по имени, могло означать только одно: что-то очень необычное привлекло ее внимание.

Она стояла неподвижно, повернувшись к нему спиной. Леший видел, как луч ее фонаря освещал пройденный путь. Когда он подошел и заглянул ей в глаза, в надежде услышать ответ на невысказанный вопрос, его поразил до глубины души ее странный, остановившийся взгляд. Словно она увидела нечто, не поддающееся объяснению.

– Чего? – спросил он и она вздрогнула.

– А?

– Чего случилось? Зачем ты меня звала?

– Я? – удивленно переспросила она. – Я тебя не звала.

– В смысле? – не понял он.

– Нет никакого смысла. Я тебя не звала. Пошли. Чего стоишь?

Леший недовольно шевельнул плечом и пошел дальше, не сказав ни слова.

Метров через пятьдесят, коридор поворачивал налево. У поворота начиналась шахта с давно сломанным подъемником. Наверх уходила довольно крепкая лестница, вбитая в бетон.

Первая ступенька находилась так высоко над землей, что Лешему пришлось поднять девушку, чтобы помочь ей зацепиться.

– Я быстро, – сказала она и улыбнулась.

Это были ее последние слова.

Потом она стала взбираться наверх и Леший не удержался, чтобы не предупредить ее:

– Ленка, не торопись.

Скорее всего, она так и не услышала его.

Леший дождался, пока она выберется из колодца, подпрыгнул и уцепился за первую ступень. Подтянулся и хотел уже начать подъем.

Неожиданно мимо него, задев плечо, что-то пролетело. Леший скосил глаза вниз и удивился еще больше: на земле лежал шахтерский налобник, сорванный с каски.

– Ленка, – негромко позвал он, но ответа не услышал.

Тогда он спрыгнул вниз и поднял упавшую вещь, не оставлять же ее здесь? Когда он вылезет наверх, то обязательно сделает Ленке выговор.

Полный искреннего недоумения, он поднялся по лестнице и выбрался в тесное помещение, заваленное мусором. Отсюда начинался коридор, от которого во все стороны вели многочисленные ответвления. Но если пройти метров двадцать, обнаружится лестница, ведущая на поверхность.

– Что тут у тебя случилось, растеряха? – поинтересовался Леший.

Вокруг валялся всякий хлам. Аккумулятор в фонаре садился и тусклый луч, скользя по стенам, высветил все что угодно, только не Ленку.

– Эй, чудо в перьях, где ты?

Еще далекий от страшных мыслей, он завертелся на месте, отыскивая девушку. Строительный мусор, обрывки металлических конструкций, куски бетона…

Ей просто некуда было прятаться.

– Ленка, – громче позвал он.

В ответ тишина.

Так непохоже на Ленку, что он просто отказывался в это верить. В подземном мире шутки в сторону – это был ее принцип. Она свято следовала ему и требовала того же от него.

– Ленка! – требовательно крикнул он, надеясь, что громкий звук заставит ее очнуться, если ей вдруг случилось впасть в забытье.

Когда смолкло потревоженное эхо, установилась безответная тишина. Где-то внизу шумел коллектор. На грани слышимости пробивался сверху шум улицы. И ничего из того, что напоминало бы звук человеческого голоса.

Спустя десять минут, Леший как сумасшедший метался по подземным переходам, даже не стараясь найти своим поступкам логическое объяснение.

Ленки не было.

Сердце билось как бешенное, пот заливал глаза. Леший ворошил мусор, выбирался на поверхность, спускался в шахты – и ту, из которой они недавно поднялись и в другие, которые попадались на его пути.

Ленки нигде не было.

Более того, за все время беспорядочных метаний ему не удалось отыскать ни единой вещи, которая бы указывала на ее присутствие.

Несколько часов спустя Леший поднял на ноги всех знакомых диггеров, до которых удалось дозвониться. Они прочесали территорию, прилегающую к коллектору. Безрезультатно.

Леший был благодарен опытным диггерам за то, что никто из них не усомнился в его рассказе.

Усомнились в полиции, куда на следующий день обратился Леший. Похудевший, с дрожащими губами и отчаянным взглядом.

– Нет тела, нет дела, – усмехнулся усатый полицейский.

В его глазах ясно читалось: «Девка от тебя сбежала, и что? Будь мужиком, возьми себя в руки».

Через три дня мать Ленки подала в полицию официальное заявление о пропаже дочери. Фаина Аркадьевна долго сидела у Лешего дома, плакала и умоляла рассказать ей правду.

Ему нечего было ей ответить. Он вообще сомневался, что мать знала о ночной жизни своей дочери.

В квартире без Ленки стало не просто пусто – там поселилось отчаяние. Леший бросил работу, перебивался случайными заработками, только чтобы не умереть с голоду. И все время проводил под землей. Если бы у него была возможность, он бы вовсе перебрался бы туда.

Ходили слухи, что если кто и знал подземелье как свои пять пальцев, так это Леший.

Когда месяц назад к нему в квартиру позвонил улыбчивый молодой человек, напросился на чай и вежливо предложил деньги за сведения о подземном мире, Леший ничего не ответил.

Молодому человеку даже показалось, что Леший его не слышал. И это было недалеко от истины: во время разговора диггер мысленно прокручивал последний заброс. Ему вдруг показалось, что из насосной к коллектору ведет еще один ход, в котором он почему-то так и не побывал.