Текст книги "Мне снился сон…"

Собственно, только её Виктория и знала наизусть. Она до конца не была уверена – верующий она человек или нет. Крещённая, православная – это да. Но истинная, убеждённая вера – это совсем другое. Виктории очень хотелось верить: она ходила в церковь – изредка, но всё же ходила, – один раз даже прошла, в дни Великого поста перед Пасхой, обряд маслособорования. Но от себя не скрывала: есть у неё сомнения, есть вопросы без ответов. Это и понятно: родилась ведь и росла она, как и многие её ровесники, в семье советских атеистов. Ни Сергея, ни Вику родители не крестили. Не потому, что это запрещалось – кто хотел, делал. Просто считали этот обряд бессмысленным. Но наступили иные времена, зазвучали иные песни. В том числе – и церковные песнопения. По телевидению стали транслировать торжественные службы из главных соборов страны, и вдруг оказалось, что многие известные люди – артисты, писатели, политики, – верующие. Их лица мелькали с экранов, когда они истово крестились или прикладывались к образам. Отец скептически кривил губы, восклицая:

– О, ещё один! Помню я его разоблачительные статьи в журнале «Научный атеизм». Оказывается, это он маскировался! Очень, надо сказать, удачно и убедительно…

В какой-то степени отец был прав: среди тех, кто ринулись в храмы, были и коньюктурщики, и притворщики, и данники моды. Но постепенно происходили перемены даже в самых непримиримых умах. Родители перестали считать себя воинствующими атеистами. Однажды отец задумчиво процитировал слова Луи Пастера о том, что чем глубже он проникает в мир микробиологии, тем сильнее чувствует во всём присутствие Бога…

Сергей, перед самым поступлением в институт, крестился. Он это сделал вместе со своим школьным товарищем, отец этого мальчика и стал Сергею крёстным. Родителей он поставил в известность уже о факте свершившемся.

– Ну что ж, – пожал плечами отец, – это твоё решение.

– Наверное, надо тебя поздравить, сынок, – сказала мама и обняла его.

Семилетняя же Вика вцепилась в родителей мёртвой хваткой:

– Серёжа крестился! И я хочу! Крестите меня скорее!

Она была так настойчива, что родители пошли в ближайшую церковь Усекновения главы Иоанна Крестителя, всё узнали, и через две недели девочка также была крещена.

Честно говоря, она не часто и не серьезно задумывалась о вере. И только здесь, на острове, поняла: то, что с ней произошло – настоящее чудо! Не совпадение, не удача, не везение… Чудо и откровение, которое она ещё должна понять… Она стояла, глядя в сияющую ночь и, больше не зная других молитв, неумело, своими словами благодарила Спасителя.

Потом она легла спать и, почти мгновенно засыпая, почему-то подумала: «А Тони, наверное, протестант…»

Глава 9

Утром Вику разбудил щебет зелёно-бронзовых попугайчиков. Их на острове было множество, и сейчас они облепили ближайшие деревья, то почти сливаясь с листвой, то вдруг вспархивая стайками. И стрекотали неумолкая.

«Как воробьи!» – подумала девушка, вспомнив большие тополя напротив окон своей квартиры: там летними утрами также собирались стайки неугомонных чирикающих сереньких птиц. Ностальгическое воспоминание почему-то не навеяло на неё грусть, и через минуту она даже задумалась: «Почему?» Утро, конечно, прекрасное, вид из окна – сказочный, рокот океана умиротворяющий, медлительный… Но нет, не это… Не только это… Да, Тони! Конечно Тони…

Она улыбнулась, подумав, что ей так легко, радостно. Да она просто счастлива, несмотря на все обстоятельства! Но ведь она не влюблена в Тони – Виктория совершенно отчётливо это осознавала. Ей ли не знать состояние влюблённости! Она была ужасно влюбчивой. Поначалу, лет в восемнадцать, когда поняла это, даже испугалась. Ведь влюблялась просто мгновенно, с первого взгляда, первой переброшенной фразы, первой ответной улыбки… Но очень скоро выяснилось и другое: так же быстро Вика и разочаровывалась в своих кавалерах. Это внесло успокоение и гармонию в её душу. И всё же она знала, что испытывает при влюблённости. Лихорадочное возбуждение – приливы восторга и тревоги, умиления и отчаяния. Постоянные мысли о «нём» не дают толком заниматься делом, всё время ждёшь: вот-вот он позвонит или придёт, совершенно невозможно ничего планировать. И диалог – нескончаемый мысленный диалог с ним… Может быть, у других девчонок всё по-другому, но у неё каждый раз происходило именно так. Хорошо, что это ненормальное состояние тянулось, обычно, не долго…

О Тони она не думала постоянно. Засыпая, уходила мыслями к родителям, к брату, к погибшему самолёту и людям. Просыпаясь, сразу окуналась в звуки, в природу – вот так, как сейчас. Всё остальное время Тони был рядом, но так же рядом был океан, деревья, птицы, солнце, песок… Она и спутника своего воспринимала, как неотъемлемую часть острова. Неотъемлемую, но всё-таки главную: с ним было спокойно, надёжно, светло. Именно с ним ассоциировалась вера в спасение. Ещё в один из первых дней она подумала о Тони, как о брате. Да, чувство было похожее… И всё же не совсем такое. Когда Виктория поворачивала голову, видела взгляд молодого человека, его весёлую улыбку, когда они перебрасывались фразами, понимая друг друга с полуслова – у неё в груди – а, может быть, в сердце? – загорался огонёк, который так приятно грел… Такого ощущения она не знала раньше.

Но где же он? И опять, как в то утро, когда она только очнулась, вышла на веранду и подумала о своём спутнике – и теперь он тут же появился. Пересекал поляну, направляясь к бунгало и неся что-то, завёрнутое в листья. Наверняка что-то к завтраку: дичь, или рыбу, или фрукты… Добытчик! Кормилец!

Виктория поймала себя на том, что подумала так с иронией. И ей вдруг стало стыдно перед собой. Энтони ведь в самом деле её кормилец. И спаситель, и доктор, и гид… Разве не благодарила она вечером Иисуса Христа за чудо, происшедшее с ней? А появление Тони – это ли не чудо, не милость Божья! Да, она уцелела в катастрофе, но сумела ли выплыть сама к этому острову? Скорее всего, плыла бы вглубь океана, пока не выбилась бы из сил… И здесь – разве не чувствует она себя защищённой, спокойной и даже счастливой? А всё оттого, что рядом оказался этот парень. Скорее, надо выйти ему навстречу, улыбнуться, сказать приятное…

Тони принёс восемь штук яиц – меньше куриных, но и не таких маленьких, как рябые перепелиные.

– Не так уж высоко пришлось за ними забираться, – сказал весело. – Как раз на яичницу нам хватит.

– Пожалуйста, возьми меня следующий раз с собой, не пожалей, разбуди! – попросила девушка. – Я ведь лазила по горам с альпинистами! Тоже, как ты говоришь, не высоко, но по настоящим горам.

– Да ты просто клад, всё умеешь, – улыбнулся Тони. – Повезёт же какому-нибудь парню!

Виктория засмеялась: он поддразнивал её, повторяя сказанные ею слова. Ей захотелось ответить ему так же, как он ей: «Подумай об этом серьёзно», но вдруг стало неловко. И она сказала другое:

– Вот только я большая соня, или, как у нас говорят – «сова». То есть, поздно встаю. А ты, судя по всему, «жаворонок». Откуда такая привычка рано просыпаться?

– Всё объясняется просто: я оканчивал военное училище. А это значит – подъём в пять тридцать утра, интенсивный темп, дисциплина… Как видишь, в жизни пригодилось…

Они решили пойти к океану, искупаться. Впервые за всё время. Нет, к побережью они выходили не раз, но океан всегда был неспокоен. Шли широкие большие волны, то поднимая пенные гребни, то обнажая дно, а когда приближались к берегу, швырялись увесистыми камнями. А иногда они попадали на прилив, и тогда зрелище открывалось ещё грандиознее и грознее. Волна из океана сталкивалась со встречной, от берега, поднималась огромным валом и с грохотом обрушивалась на прибрежный песок! В такие моменты множество птиц, похожих одновременно на чаек и на ласточек, с невероятным гомоном носились над волнами… И они ходили окунались в тихий внутренний заливчик. А прибрежная песчаная полоса так манила!..

Но за завтраком Тони сказал:

– Сегодня солнце, штиль, просто красота – я уже разведал. Так что идём плавать в Атлантическом океане! А по пути я тебе покажу кое-что.

– Неужели здесь есть что-то, чего я ещё не видела?

– Думаю, такого ещё много. Одно чудо природы увидишь сейчас.

– И ты знаешь, как оно называется?

– А ты сомневаешься?

– Нет, сэр, – девушка вскинула руку к воображаемому козырьку. – Нисколько!

Тони повёл её в сторону от уже хоженых ими троп. Вскоре открылась поляна с небольшой рощицей, и Тори издали увидела: ветви этих деревьев увешены необычными плодами – похожими на груши или авокадо, но очень длинными и волосатыми, как кокосы. Вокруг вилось много птиц.

– Что это? – воскликнула она. – Ты это хотел мне показать? Они съедобны?

– Пойдём ближе, – Тони потянул её за руку, – сейчас увидишь.

Это были не плоды. Деревья рощи гнулись под множеством гнёзд, свисающих вниз как мешочки или чулки. Довольно крупные птицы – величиной с ворон, – ловко ныряли в верхнюю узкую часть, гнёзда раскачивались, оттуда доносился писк и гомон… Гнёзда висели высоко, не дотянуться, но снизу их можно было прекрасно разглядеть. Тем более что птиц присутствие людей совсем не пугало.

– Великолепные сооружения! – восхитилась Виктория. – Как всё продумано! Сверху летающим хищникам туда не попасть. Вход длинный, узкий… нет, не проскользнуть. И снизу не достать. Обезьянам или дикой кошке по таким тоненьким веткам не добраться… Молодцы, птички! Как они называются?

– Оропендолы, – ответил Тони. – Гнёзда вьют самки.

– Я всегда была убеждена, что женщины – прекрасные архитекторы! Так, что здесь за строительный материал? Похоже, разорванные на полосы листья, лианы… Как они ловко и туго сплетены! Даже на глаз видно, что гнёзда мягкие, удобные и водонепроницаемые.

– Это ты совершенно точно заметила.

– Ну так! Взгляд профессионала! Спасибо, что показал мне это чудо архитектуры.

– Подожди… Так ты что, архитектор?

– Ты удивлён? Да, не манекенщица, не топ-модель, не официантка, не продавщица, не секретарь, и даже не путана… Представь, я окончила архитектурно-дизайнерский факультет. В моём городе – а он называется Харьков, настоящий мегаполис, – много институтов, университетов. Тот, в котором я училась, всегда славился отличными специалистами в области строительства.

– Тори, ты, похоже, обиделась? На что? Я просто удивлён: архитектор – это такая серьёзная и сложная профессия.

– А я, если ты ещё не понял, тоже девушка серьёзная. И далеко не простая…

Так, весело пикируясь, они прошли рощу, по зелёному травяному ковру прошли вдоль ручья, и вскоре оказались на большой площадке, усеянной крупными валунами. А дальше открывалась песчаная береговая полоса. Океан. Он и в самом деле был тих, спокоен, волны катились ровно – глаз невозможно отвести! С пригорка, на котором они остановились, водная гладь просматривалась, казалось, до горизонта, переливалась золотыми, серебряными бликами от солнечных лучей. Не сговариваясь, парень и девушка быстро разулись и босиком бросились вперёд. Через минуту они уже мчались по белому, прогретому солнцем песку, держась за руки – сами не заметили, как их пальцы переплелись. Белый песок, на вид такой раскалённый, не обжигал, а приятно грел ноги. Слева мягко накатывали, немного не доставая их, волны, справа, в отдалении, тянулась стена деревьев… Виктория вдруг споткнулась, замедлила бег. Тони вырвался вперёд, оглянулся:

– Догоняй!

Но она совсем остановилась, удивлённо оглядываясь. Она вспомнила: это всё она уже видела! Во сне, в самолёте. Она заснула, убаюканная монотонным полётом, и ей приснилось вот это самое место: океан, песчаный пляж, тропическая растительность вдалеке… В том сне она думала, что бежит по песку, держа за руку брата… А это, оказывается, был Тони! Да, она не раз думала о нём, как о близком человеке, подобном брату. Но это не Серёжа…

Вика села на песок и даже закрыла глаза. Значит, сон в самолёте был вещим? Пророческим?

– Ты что, уснула?

Это вернулся Тони, сел рядом.

Виктория открыла глаза, увидела его весёлое лицо. «Да, – прямо так и потянуло сказать. – Я спала и ты мне снился!» Но вдруг пришло в голову, что есть какая-то тайна в этом сне, которую она должна разгадать сама. Поэтому она упала на спину, раскинув руки:

– Всё, дальше не пойду! Хочу в океан!

Сначала они плескались на довольно широком мелководье, прыгали, брызгали друг на друга. А потом девушка сказала шутя:

– Салют! Я поплыла домой!

И устремилась вперёд.

В такой воде – тёплой и чистой, и совершенно необъятной, – плавать не просто удовольствие. Приходит чувство, что ты есть частица этой стихии, что твои руки и ноги растворились, стали продолжением этих лёгких струй, что нет необходимости вновь возвращаться на твёрдую грубую почву. Океан заманивал, тянул, как магнитом. Такое не испытаешь на переполненных людьми шумных пляжах.

Вика несколько раз говорила себе: «Пора возвращаться», – но никак не могла заставить себя повернуть к берегу. Ещё немного, ещё несколько взмахов рук, ещё вот на ту волну… Эти волны так ласково качали, так переливались золотом ещё не дошедшего до зенита солнца, что просто невозможно было глаз отвести! Только большим усилием воли Вика заставила себя поднырнуть под гребень волны, развернуться под водою и вынырнуть уже лицом к берегу. А он оказался не так и далеко.

Тони вошёл по колено в воду, протянул ей, подплывающей, руку.

– Хорошо, что я знаю, какой ты отличный пловец, а то бы волновался.

– Правда волновался?

– Ещё бы! Даже не плавал. Но теперь моя очередь. А, может, вместе?

– Нет, я всё-таки немного устала.

Вика с наслаждением раскинулась на теплом песке. Теперь уже она смотрела на Энтони. Он всё ещё стоял в воде. Красиво: только стройная фигура молодого человека, волны и песок. Но вот побежал – сначала по мелководью, потом глубже заходя в океан. Оглянулся, махнул ей обеими руками…

Опять от волнения у неё сбилось дыхание: так знакома была эта картина! Где она видела что-то очень похожее? На мгновенье мелькнула мысль: «Во сне?..» Но тут же Виктория вспомнила, и даже потрясла головой, отгоняя наваждение. Вот так же, очень похоже бежал по морским волнам гвардии поручик Говоруха-Отрок из фильма, сделанного по повести Бориса Лавренева. А с берега смотрела на него девушка – так же, как сейчас смотрит Вика. Поразительно: ведь они с Тони тоже вдвоём, как Вадим и Мария, на затерянном острове, и не знают, когда придёт спасение…

В этот момент, прежде чем окунуться в волны, Энтони вновь оглянулся. Почти машинально Виктория сымитировала следующий эпизод: подняла руку, изображая ружьё, прицелилась, спустила курок…

Плавал молодой человек недолго, вскоре вернулся на берег, улыбаясь, сел рядом на песок. Спросил, укоризненно качая головой:

– Ты в меня стреляла? Убила?

– Наповал! Как Марютка.

– А я, значит, синеглазый поручик?

– Вау!

Вообще-то Виктория терпеть не могла дурацкий американский вопль, похожий на лай. Но сейчас, от крайнего изумления, у неё вырвался именно этот возглас.

– Ты знаешь? Ну уж это!.. Откуда?

– Это давний советский фильм, называется «Сорок первый». Он есть в домашней фильмотеке моей бабушки.

– Бабушки?

– Да. Можешь удивляться, но это её любимый фильм. Потому и я смотрел его дважды: первый раз ещё мальчишкой, а второй – пересматривал не так давно. Мне он нравится: есть в нём мощь, интересная философия, сильные чувства.

– Но почему твоя бабушка?.. Или она русская?

– Что ты, нет. Чистокровная англичанка. Но она во время войны была в России с какой-то миссией, наверное, полюбила вашу страну.

Виктория хотела поправить Энтони, сказать: «Не в России, а в Советском Союзе», – но не стала. Только спросила:

– С какой миссией? Военной?

– Кажется, да. Впрочем, я плохо об этом знаю. Мы с самого начала жили с ней раздельно, общались не часто.

Ему почему-то стало неловко за это, и он добавил, оправдываясь:

– Я много чем занимался, учился…

– В военном училище?

– Не только. У меня и светское образование, самое разнообразное.

– Наверное, закончил Оксфорд, судя по твоим обширным знаниям.

Тони поморщился скептически.

– Ох уж эти иностранцы! Только и слышали, что название «Оксфорд» и «Кембридж»! Нет, милая девушка, я выпускник Итона. Это такой колледж в Виндзоре, где резиденция королевы. Кстати, внуки нашей королевы тоже там учились.

– Значит, очень престижный? – изысканно-томно спросила Виктория.

– Именно, – резковато ответил Тони. – А потом я окончил Ноттингемский университет.

– Тоже очень престижный?

– Не понимаю твоей иронии. Верно, это оплоты английского классического образования.

– Да ты, оказывается, сноб!

Теперь уже Энтони иронично приподнял бровь:

– Я не могу быть снобом.

– Это почему же?

– А ты знаешь, что означает это слово? Думаешь, наверное: этакий высокомерный тип из высшего общества, педантично соблюдающий все правила и презирающий других?

– Ну… – Виктория именно так и думала, но замешкалась с ответом, чувствуя подвох.

– Так вот: это слово происходит от латинского «Sine Nobile», «Без титула». Такую запись – «S. Nob.» – ставили в твоих любимых Оксфорде и Кембридже перед фамилиями студентов-простолюдинов. Потому я не могу быть снобом – я аристократ.

Краска залила лицо девушки. Она демонстративно отодвинулась от него, бросила вызывающе:

– Махни рукой!

– Как? – удивился Энтони. – И зачем?

– Вот так! – Она сделал выразительный жест кистью руки. – И скажи: «Хамка!»

Он понял: вспомнил эпизод из фильма. Именно так взмахнул рукой и сказал Марютке поручик. Тони прикусил губу, ему стало неловко. Он обидел девушку, но ведь не хотел этого. Совершенно непонятно, отчего он завёлся, говорил высокомерно… Надо было исправлять положение, сделать, сказать что-то очень простое – оправдать себя.

– Тори, ну что ты, в самом деле, себе вообразила! Посмотри на меня: это я, твой давний приятель, обыкновенный парень! Сейчас сбегаю в ближайший киоск, куплю тебе, в знак примирения, что-нибудь вкусненькое. Вот, куплю сникерс! Это шоколадка такая, с орехами и сладкой тянучкой…

– Я знаю, что такое сникерс, не объясняй! – Виктория смотрела насмешливо и даже презрительно. – У нас этого барахла сейчас навалом! Вы, так называемые цивилизованные европейцы, думаете – если подобной ерунды у людей нет, то они дикари.

Девушка вскинула ладонь, останавливая хотевшего возразить Тони. Глаза у неё сверкали, резче обозначились скулы, волосы тёмными локонами разметались по щекам и шее. «Чудо!..» – успел подумать он. А Виктория продолжала с напором:

– Да, мы жили прекрасно, что бы вы там не думали о нашей стране! У меня хорошие, только хорошие воспоминания о детстве. У нас, знаешь, тоже хватает скептиков: ах, деток заставляли учить ура-патриотические стишки о дедушке Ленине!.. А я и сейчас люблю эти детские стихи и песни о Родине, и о Ленине тоже! В них настоящие чувства были, и доброта…

Она вдруг задохнулась от подступивших слёз и, сама не понимая зачем, стала читать:

 
– То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!
 
 
Детство наше золотой
Всё прекрасней с каждым днём,
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном.
 

Отвернулась от него, закусив губу. После паузы, Тони рискнул проговорить – мягко, осторожно:

– Очень мелодично… О чём?

– Я тебе уже сказала: о счастливом детстве. Думаешь, оно только у тебя было – в бойскаутах, в твоём Итоне?

Он вскинул руки жестом «сдаюсь!», хотел что-то сказать в этом духе, примирительное. Но Виктория уловила в его движении иронию и вновь завелась!

– Да, да, я тоже не понимаю, почему у нас были очереди совершенно дикие за майонезом, туалетной бумагой, бананами! Почему не было скотча? Я ведь знаю, что ваши солдаты уже в войну приклеивали им запасные обоймы на свои автоматы! Не понимаю, почему нельзя было тогда, в советское время, всё это выпускать, продавать… Вот эти мелочи и сгубили нашу страну. Люди их захотели, им казалось: будет в магазинах тридцать сортов колбасы, навалом апельсинов, жвачек, пепси и сникерсов – наступит рай земной! Всё это мы и получили. Но очень скоро поняли: потеряли гораздо больше. Столько, что я тебе и объяснить не могу. Да ты и не поймёшь… Посмотри на меня!

Девушка вскочила на ноги и стала перед молодым человеком. В своём единственном «купальном костюме» – топике и трусиках, бронзово-загорелая, высокая и гибкая. В один из первых дней на острове она уже стояла так перед ним, давая себя разглядеть. Тогда она это делала весело, кокетливо. Сейчас она тоже покружилась перед ним, но сдержанно-демонстративно.

– Видишь? Я ведь такая же, как ваши самые красивые девушки, верно? Но это только внешне. Я другая! Ты это чувствуешь, да?

– Да, – ответил Тони тихо и серьёзно.

– Вот видишь… – Вика как-то сразу остыла, добавила уже спокойно и грустно. – Мы не смогли бы быть с тобой вместе. Ты – другой…

Тони молчал, и она легла, растянулась на песке, положив затылок на согнутые руки. Смотрела в безоблачное небо. Правда, оно уже не было таким безоблачным, откуда-то набежали тучки. Ещё легкие, высокие, но солнце, пронизывая их, высвечивало наливающиеся лиловым цветом кромки. «Неужели будет дождь? Или даже гроза? – подумала Виктория. – Первый раз за всё время…»