Текст книги "Троя. Герои Троянской войны. Книга 1"

Глава 10

Колесница неслась все быстрее. Кони ощущали, что ездок обезумел и сами мчались, будто безумные, покрытые пеной, взрывая копытами мягкую землю, храпя и вскидывая оскаленные влажные морды к жесткому встречному ветру.

Ахилл весь ушел в это стремительное, бесконечное движение. Движение поглотило его, он перестал ощущать время и самого себя, он тоже вдыхал горячий, сухой ветер и в эти мгновения ничего больше не чувствовал, кроме дрожи колесницы и нескончаемого бега коней.

Внезапный крен повозки застал его врасплох, и лишь стремительная реакция помогла избежать падения. Он натянул вожжи, шатаясь, упираясь коленом в борт колесницы, пока не почувствовал, что повозка стала. И тут же понял, в чем дело: одно из колес едва не соскочило с оси.

Пелид спрыгнул на землю, перевел дыхание и сразу почувствовал давящую духоту чужого нагрудника. Доспехи, что одолжил ему Аякс Теламонид, вроде бы были впору, но все-таки теснили грудь. Ахилл снял их, оставшись в одной набедренной повязке, и с облегчением вздохнул. Потом медленно обошел вокруг колесницы и остановился над телом поверженного врага.

На всем пути сумасшедшего движения колесницы земля была мягкая, покрытая густой летней пылью – и тело, волочившееся за повозкой, нагое, вымазанное кровью и грязью, осталось почти невредимым. К тому же оно, должно быть, даже ни разу не перевернулось, все время оставаясь на спине – и лицо Гектора, обращенное к расплавленному жарой небу, тоже было невредимо. Застывшее, оно казалось удивленным. Полузакрытые, закатившиеся глаза блестели узкими полосками подернутых кровью белков. Кровь еще сочилась из страшной раны на горле, темными нитями тянулась ото рта к щекам, змеилась по подбородку.

Ахилл стоял над телом и не мог понять: что неуловимо знакомое мерещится ему в прекрасных, почти совершенных формах Гектора? Где-то он будто бы уже видел эти великолепные пропорции, эту законченность и легкость при всей несокрушимой мощи литых мыщц. Что-то, чего не было ни в ком другом... И внезапно вспомнил – вспомнил свое отражение в абсолютно гладкой воде лесной запруды. Базилевс невольно содрогнулся. На какой-то миг ему показалось, что позади колесницы, в густой пыли, нагой и окровавленный, лежит он сам...

Опомнившись, герой тряхнул головой и, вновь обойдя повозку, присел на корточки возле перекошенного колеса. Крепивший его стержень выскочил из гнезда, и Пелид немало провозился, пока, отколов от борта колесницы щепку, не выточил лезвием меча другой, временный стерженек. Несколькими ударами кулака он вернул колесо на место, хотя обычному человеку потребовался бы для этого молот.

Наконец, починка была закончена. Ахилл разогнул спину и, привалившись плечом к борту выпрямившейся повозки, вновь глубоко вздохнул и закрыл глаза. Невероятное, оглушающее опустошение вдруг навалилось на него. Только что кипевшее в нем безумное ликование исчезло, будто сдутое ветром, и он понял, что ликовал впустую... Его месть совершилась. Враг, убивший его единственного друга, лежал мертвый в двух шагах, но это больше не приносило никакого удовлетворения. Сейчас, стоя над мертвым Гектором, он как-то сразу, внезапно понял, что этой новой смертью, этим убийством, прибавленным к бесчисленному ряду его кровавых подвигов, он ничего не добился...

Пелид медленно огляделся. Высокое жаркое небо разливалось над равниной сплошным, глубоким молчанием. Ни птичьего голоса, ни звона цикад. Все замерло, все умерло, как его выжженная дотла душа...

И тут будто какой-то звук или тень звука коснулись его напряженного, как тетива, слуха. Что-то, чего, казалось, не могло быть, но оно было... Он вслушался. Что это? Ему показалось... нет, не показалось, звук повторился, и теперь он понял: это был еле слышный стон. Откуда? Кто мог стонать посреди совершенно пустой равнины?

Внезапная мысль, как кипятком, обожгла сознание. Одним прыжком Ахилл вновь обогнул колесницу и... Он всмотрелся в сведенное судорогой лицо Гектора. Оно было по-прежнему неподвижно – но напряженный взгляд уловил едва заметное, скорее угадываемое биение пульса во вздувшейся на виске жилке. И тут снова из приоткрытых окровавленных губ послышался тихий, как дыхание, невероятно слабый звук – тот самый! Сомнений не оставалось – Гектор был еще жив!!!

Ахилл вскрикнул, отшатнулся, отпрянул. Не сразу, но все яснее он начал понимать, ЧТО сделал... Всем существом вдруг представил, что должен был чувствовать своим помутившимся сознанием Гектор, когда его тело волочилось в пыли за стремительно несущейся колесницей, подскакивало на кочках, изгибалось в рытвинах, когда камешки и корни терзали его, сдирая кожу...

– Но я же не знал! – прошептал Ахилл, пытаясь оправдаться перед самим собой.

Новый стон, вылетевший из подернутых синевой губ, заставил героя опомниться. Что же он смотрит? Надо прекратить это!

Он вытащил из колесницы свой меч, обнажил его, поднял, собираясь нанести удар. Впервые в жизни Ахилл готовился ударить лежачего, и его охватило ощущение дурноты. Рука дрожала, противная дрожь возникла в коленях.

«Не думай, бей!» – приказал он себе.

И в это мгновение глаза Гектора открылись. Полные боли, измученные, они смотрели прямо в лицо убийце. Гектор видел его, видел занесенный меч. Расширенные до предела зрачки, казалось, стали еще шире. Беспомощный, детский ужас поднялся из глубины глаз, губы дрогнули.

Это длилось лишь несколько мгновений. Затем Ахилл резко опустил меч и следующим движением бросил его назад, в колесницу.

– Не могу! – крикнул он, будто бы не самому себе, а кому-то, кто хотел его рукой нанести удар, и чьей воле он сумел воспротивиться...

– Не могу, – повторил он уже почти спокойно. – Ну, и что же делать?

Глаза раненого закрылись. Судорога прошла по телу, он снова, на этот раз яснее, застонал. Ахилл видел, что это еще не агония – во всяком случае, она может продлиться еще очень долго.

Пелид огляделся. И с удивлением понял, что в ослеплении промчался мимо трех ахейских лагерей, каким-то образом свернул к горному склону и, когда колесо соскочило с оси, оказался немного в стороне от лагеря мирмидонцев, неподалеку от леса, взбиравшегося вверх по некрутому скосу. Справа, всего в ста шагах, начиналась священная апельсиновая роща, та самая, в которой они еще недавно так любили отдыхать вместе с Патроклом.

Новое яркое воспоминание об убитом друге пробудило в душе резкую боль, но не злобу. Ахилл снова взглянул на распластанное в пыли тело Гектора. И ощутил как что-то острое, будто горячая игла, кольнуло его прямо в сердце.

«Если я не могу его добить, – подумал герой, – то нужно хотя бы перенести его в тень, спрятать от этих жгучих солнечных лучей. Тогда он будет умирать не так мучительно...»

Он вновь достал меч, на этот раз для того, чтобы обрезать ремень, которым ноги раненого были привязаны к колеснице. Едва он успел это сделать, едва выпрямился, собираясь вложить клинок в ножны, как вдруг за спиной у него раздался пронзительный, невероятный в полной тишине крик:

– Не надо!!!

Он вздрогнул и стремительно обернулся.

По равнине, прямо к нему, бежала женщина. Само ее появление, словно бы ниоткуда, так ошеломило Пелида, что он подумал: не видение ли возникло перед его глазами, после стольких потрясений... Но нет, женщина была на самом деле. Тонкая и грациозная, в изорванном до лохмотьев нежно-зеленом платье, в облаке медно-рыжих, до колен, волос, босая, с окровавленными ногами – она бежала, шатаясь, хрипя, оступаясь, беспомощно протянув к нему руки.

– Не надо! – вновь простонала она.

– Что «не надо»? – воскликнул растерянно Ахилл.

– Не убивай!

И она упала перед ним на колени, подняв вверх залитое потом и слезами, выпачканное пылью лицо, невыразимо прекрасное даже сейчас, несмотря на грязь, бледность, искусанные и опухшие губы.

– Откуда ты взялась?! Кто ты такая? – выдохнул Пелид, поднимая выше свой меч, чтобы женщина не ухватилась за него и не изрезала себе руки.

– Я – жена Гектора, – хрипло произнесла она. – Я бежала за твоей колесницей, по следу крови...

«Сколько же времени я возился с колесом, что она успела? – подумал герой, уже совершенно растерявшись. – И как она смогла пробежать столько? Я сам бы падал от усталости... И как ей удалось миновать три ахейских лагеря? Или им сейчас ни до чего нет дела – празднуют… или приняли ее за лесную нимфу и не решились остановить?»

– Я знала, что он жив, – продолжала женщина, хватаясь за руку героя, державшую меч. – Прошу тебя, Ахилл, заклинаю тебя жизнью твоих отца и матери, не убивай его!

– Мой отец уже умер, – глухо сказал герой. – А моя мать, если верить в историю моего рождения, бессмертна... И я не собирался его убивать. Он и так умирает. Я взял меч, чтобы обрезать ремень. Клянусь, когда я привязал Гектора к колеснице, я был уверен, что он мертв!

Эти слова оправдания вырвались невольно, и прозвучавшее в голосе Ахилла смятение и смущение внушили женщине надежду.

– Да, да, я знаю, ты не стал бы мучить раненого! – воскликнула она.

И... я вижу, его можно еще спасти! Именами всех богов, богоравный Ахилл! Дай мне одну из твоих лошадей и позволь попробовать довезти Гектора до Трои...

Ахилл рассмеялся коротко и резко, и тут же передернулся, будто от внезапной боли.

– Даже будь я и вправду сумасшедшим, за которого ты приняла меня, троянка, я бы вряд ли это сделал. Но допустим, я исполнил бы твою просьбу. Во-первых, его нельзя везти на лошади, да и в колеснице тоже, он умрет почти сразу. Если ты думаешь, что его можно спасти, то должна дать ему возможность лежать неподвижно. И второе: ты каким-то образом пробежала вслед за мной через три наших стана. Обратно ты не пройдешь и одна, а уж тем более, с ним вместе.

Молодая женщина еще крепче сжала его руку.

– Ну так помоги мне! Помоги... Я знаю, что раз ты не добил моего мужа, то в твоем сердце уже нет ненависти... Ты не такой, как другие! Вся Троя была в изумлении от твоего великодушия, когда вчера ты отпустил Деифоба и других троянских пленников! Помоги мне спасти моего Гектора, и я клянусь тебе: он никогда, никогда больше не будет убивать ахейцев!

– Как можешь ты клясться от имени мужчины, безумная?! – возвысил голос базилевс. – Кто дал тебе право?..

– Я знаю моего Гектора! – вскричала она, поперхнувшись пылью и слезами, закашлялась, но продолжала: – Ты видишь – он на грани смерти. Возможно, он уже не будет здоров, и его прежняя сила исчезнет. Но если и нет, разве после такого твоего великодушия, обязанный тебе жизнью брата и своей жизнью, – разве после всего этого Гектор сможет поднять против тебя меч?

Ахилл покачал головой, все с большим изумлением глядя на это хрупкое и слабое существо, в котором все яснее проявлялась совершенно немыслимая сила.

– Как тебя зовут? – спросил он, наконец.

– Андромаха.

– Ну вот, Андромаха... Все это – пустой разговор. Рана Гектора смертельна. Тебе не спасти его. Я обрезал ремни, чтобы перенести его в рощу, в тень. Сейчас я это сделаю. Если хочешь, помоги – поддержи ему голову.

Со всей осторожностью, все более поражаясь себе, герой поднял тело своего врага на руки. Гектор снова застонал, и Андромаха тихо заплакала, бережно подставив руки под его вывалянные в грязи кудри. Пока они шли, у Ахилла родились две мысли: во-первых он вспомнил про свой грот за рощей и решил, что отнести туда раненого будет всего удобней – там никто его не найдет. И вторая мысль, очень смутная и как бы прозрачная, но совершенно неотвязная: снадобье! Он вспомнил о хранившемся в его шатре снадобье старого Хирона!

Глава 11

– Теперь подай мне мох. И оторви полоску от своего хитона – он и так уже весь изорван. В колеснице лежит мой плащ, но он куда более грубый.

Говоря так, Ахилл ловко и аккуратно заканчивал перевязывать раненого. Перед тем, войдя вместе с Андромахой в прохладную тень грота, герой уложил Гектора на свою постель из травы и листьев и осторожно обмыл его раны и все тело прозрачной родниковой водой, струившейся по выступающему из стены пещеры камню. На этом же камне рос светлый, очень чистый мох, который часто применяли при перевязках, и герой воспользовался им, не имея под рукой ничего лучше.

Рана на горле Гектора была ужасна. Наконечник «пелионского ясеня» вошел почти вертикально сверху, вонзился до самого черенка и проник глубоко в грудь. Ахилл никак не мог понять, каким образом Гектор может быть жив, получив такую рану. Укол меча на бедре троянца был тоже глубок, но кость не задета, значит, эта рана не представляла особой опасности.

Страшнее всего Пелиду было увидеть спину троянского героя. Правда, он ожидал худшего: каким-то образом колесница миновала на своем пути глубокие впадины, острые камни, кони несли ее по мягкой земле, и лишь кое-где корни и осколки кремня впились в кожу раненого, местами она была содрана, и из ранок сочилась сукровица. Но все же спина Гектора превратилась в один громадный кровоподтек...

Наложив повязки с помощью полосок коры, вьюна, мха и обрывков ткани от хитона Андромахи, Ахилл осторожно опустил раненого на подстилку.

– Вот, – он нахмурился, пытаясь отогнать все ту же неотвязную мысль, и понял, что у него это не получается. – Я хотел сказать, что больше ничего не могу сделать, но это была бы ложь... Слушай, Андромаха, я не возьму в толк, почему твой муж не умер – он должен быть уже мертв. Наверное, у него больше жизненной силы, чем бывает обычно. Может быть, он и может… Во всяком случае, если уж я взялся за это... Одним словом, у меня есть одно снадобье... но за ним нужно идти в мой лагерь. Жди меня и ничего не бойся – про этот грот никто не знает...

– Я не боюсь, – тихо сказала Андромаха.

Дойдя до колесницы, Ахилл вдруг подумал, как беспечно бросил ее посреди равнины, даже не привязав лошадей (хотя в этом месте их и не к чему было привязать!). В повозке лежали его собственные, снятые с Гектора, драгоценные доспехи, копье и меч, доспехи большого Аякса... Понятное дело, украсть их тут было некому, но, вспугнутые каким-нибудь зверем, кони могли унести колесницу невесть куда... Ахилл даже не вспомнил об этом!

«Со мной, действительно, что-то неладно!» – почти равнодушно подумал герой и, вскочив в колесницу, хлестнул лошадей и помчался к лагерю.

Мирмидонцы встретили своего базилевса криками восторга. Но его сумрачное лицо сразу отбило у всех охоту подходить и поздравлять героя с победой, а заодно и спрашивать о чем бы то ни было. Исчезновению привязанного к колеснице тела Гектора никто особенно не удивился, все подумали, что Пелид просто бросил его где-то на равнине, на растерзание птицам и шакалам...

Войдя в свой шатер, Ахилл махнул рукой Брисеиде и двум другим ожидавшим его возвращения рабыням, приказывая выйти. Он ощущал волнение и торопился, будто от быстроты его возвращения в грот зависела не жизнь его злейшего врага, а, по крайней мере, его собственная...

Бутылка из скорлупы огромного ореха лежала там, куда он ее положил в день своего прощания с Хироном – на самом дне походной кожаной сумки. За все дни войны он ни разу не доставал ее, помня слова старого мудреца: «Это на крайний, на самый-самый крайний случай!» Значит, этот случай настал...

Ахилл аккуратно опустил бутылку в полотняный мешок, сложил туда же почти весь запас самшитового мха[21]21
  О целебных свойствах мха, растущего на столах самшитовых деревьев, люди знали с глубокой древности. Самшитовый мох убивает болезнетворные бактерии и дезинфицирует раны.


[Закрыть], собранного в здешних горах, свернутые холщовые бинты и большой кусок целого холста, несколько глиняных чашек, небольшой медный горшочек. Кинул нож с роговой рукоятью, зачем-то большой роговой гребень (возможно, он неосознанно представил себе в этот момент медные струи волос зеленоглазой Андромахи), положил огниво и трут.

В последний момент, уже собравшись выходить, герой вдруг понял, что не переоделся и собирается идти в перепачканной кровью и пропитанной потом набедренной повязке... Он крикнул Брисеиде, чтобы скорей принесла чан с водой и таз, поспешно, почти лихорадочно, обмылся с ног до головы (даже не сняв сандалий, чтобы не терять времени, и вызвав этим дикое изумление рабыни), надел чистый хитон и пояс и набросил на плечи плащ, чтобы спрятать привешенный к поясу мешок. Захватил лук со стрелами и короткий бронзовый меч.

Все это время Тарк, встретивший колесницу еще на подъезде к стану мирмидонцев, молча лежал в углу, следя за хозяином и понимая, что тому не до него. И когда Ахилл свистнул ему и коротко позвал: «Тарк, за мной!» огромный пес даже взвизгнул от радости и, подскочив, кинулся следом за Пелидом.

У порога шатра ждал Антилох, и герой, испугавшись вопросов юноши, сразу стал отдавать распоряжения:

– Последи, чтобы воины не сильно напились, Антилох. Не то как бы их ликование не кончилось плохо... Я уйду... мне нужно отдохнуть. Если кто-то из базилевсов станет меня разыскивать, объясни, что я хочу побыть один. Ты понял? Да, и пошли кого-нибудь вернуть Аяксу Теламониду его доспехи и передать мою благодарность. Лучше отправляйся с этим сам. И найди среди моей добычи какой-нибудь богатый подарок для большого Аякса. Если бы не он, мне не в чем было бы выйти на поединок. Все, ступай, оставь меня теперь!

Он понимал, что, если возьмет колесницу, это вызовет совсем уже странные мысли у его воинов, и поэтому, оказавшись за пределами лагеря, просто припустил бегом через кусты и через лес. Он бежал напрямик и едва ли медленнее, чем двигалась бы колесница, поэтому вернулся к гроту лишь чуть заполдень. Тарк мчался следом, не отставая, но и не обгоняя его.

Подходя к спрятанному среди кустов входу, герой вдруг услышал голос Андромахи. Сперва он напрягся и вслушался, заподозрив, что кто-то еще проник в пещеру, но тут же понял: Андромаха говорила со своим лежащим в беспамятстве мужем...

– Все хорошо, родной мой! – ее голос звенел необычайной, не знакомой Ахиллу нежностью, – Все хорошо! Я знаю: ты не слышишь меня, но я буду говорить, потому что душа твоя, которая сейчас между жизнью и смертью, меня слышит. Не уходи, останься, Гектор! Потерпи... Скоро станет лучше.

– Я пришел! – сказал Ахилл громко, пригибаясь и входя в грот.

Андромаха обернулась к вошедшему, и в ее глазах сверкнула радость. Левой рукой (правой она держала безжизненную руку мужа) молодая женщина попыталась поправить на плече сползающее разорванное платье.

«Я не взял для нее никакой одежды! – подумал Ахилл. – А у моих рабынь этого тряпья, как у цариц!.. И еды никакой не взял...»

– Это Тарк, – сказал герой, заметив, что Андромаха с опаской смотрит на вбежавшего следом за ним пса. – Он будет вас охранять, когда я уйду. Ни человек, ни зверь не тронет вас при нем. Тарк, слышишь: эту женщину и раненого ты должен охранять ото всех! И никуда не отлучаться, пока нет меня. Ты понял, Тарк?

Пес оскалил зубы и вильнул пушистым хвостом.

– Он все понимает, – пояснил Ахилл. – Не бойся его.

– Я его не боюсь, – Андромаха слабо улыбнулась, но губы ее задрожали. – Гектору очень плохо, Ахилл. Ты принес... принес снадобье?

– Да, – он даже не обиделся на ее вопрос, понимая, КАК она ждала. – Вот. Грей воду, и побыстрее, а я пока займусь его раной.

И он протянул Андромахе медный горшочек и трут с огнивом.

– Сучья набери возле грота, их тут хватает. И не разводи большого костра – не то будет полно дыма. Сложи очаг из небольших камней.

Отдавая эти приказания, он, тем временем, вновь опустился на колени возле лежащего в беспамятстве Гектора. Тот выглядел хуже, чем два-три часа назад: лицо заострилось, глаза, плотно закрытые, утонули в глубоких черных провалах, кожа посерела. Дыхание участилось, стало сухим и мучительным, при каждом еле слышном вздохе на сомкнутых губах вспухали крохотные розовые пузырьки крови...

Сняв повязку, Ахилл увидел, что рана начала воспаляться.

– Этого я и боялся! – прошептал он, уже не удивившись слову «боялся» – Ну что же, посмотрим, что удастся сделать этому волшебному зелью!

Он безгранично верил мудрости Хирона и знал, что тот не мог ошибиться в свойствах волшебного снадобья.

Ахилл вытащил пробку из горлышка бутылки, и маленькую пещеру наполнил густой аромат неведомых горных трав, пчелиного воска, какого-то знойного ночного цветка... На подставленный кусок чистого холста медленно вытекала не жидкость, а очень густая, янтарно-коричневая масса, почти непрозрачная и вязкая, как мед. На ощупь она казалась теплой.

Пропитав тряпицу зельем, Ахилл аккуратно приложил ее к ране на горле Гектора и прибинтовал, проводя бинт наискосок через грудь героя, чтобы не стягивать повязку на горле. Потом он так же поступил с раной на бедре, понимая, что и она может воспалиться. Нагретую Андромахой воду Пелид вылил в чашку и добавил туда зелья. Оно долго не растворялось, когда же растворилось, вода стала желтой и ароматной. Со всей осторожностью Ахилл разомкнул сжатые губы раненого и по капле влил жидкость ему в рот. К его облегчению, Гектор проглотил снадобье – он еще мог глотать!

– Что теперь? – тихо спросила Андромаха.

– Теперь только ждать.

Он вновь осторожно положил раненого на место и укрыл своим плащом.

– Завтра утром я поменяю повязку.

– А сейчас ты уйдешь?

Голос женщины задрожал, и она посмотрела на Ахилла с такой мольбой, что тот невольно опустил глаза.

– Мне нужно в лагерь. Я ушел, никому ничего не объяснив. Ты же сказала, что не боишься. И Тарк остается с вами.

– Я... не боюсь. Не боюсь зверей, не боюсь, что сюда придут люди. Но... если Гектору станет хуже?

Ахилл покачал головой.

– Я ведь больше ничего сделать не могу!

– Можешь! – горячо воскликнула Андромаха и с какой-то детской отвагой схватила его за руку. – Ты столько знаешь... Если ты будешь здесь, ничего плохого не случится!

– Хорошо. Я останусь.

«В самом деле, ничего страшного, если меня не будет в лагере! – мелькнуло у него в голове. – Я же сказал Антилоху все, что нужно...»

Чтобы как-то оправдать свою уступчивость, он переделал очажок, неловко сложенный Андромахой, и дабы сделать его прочнее, принес с берега ручья глины и старательно обмазал ею камни. На краю поляны рос наполовину высохший куст, герой выломал его и наготовил сухих ветвей с тем, чтобы их хватило на всю ночь.

Он понимал, что спать им не придется...