Текст книги "По мотивам русской классики. Пьесы"

Таня 2. Почему ты никогда не любил меня?.. (Песоцкий обнимает её.)

Слышен голос Песоцкого: «Черти! Пересквернили! Перепоганили! Перемерзили! Пропал сад! Погиб сад!» Таня 2 и Песоцкий, обнявшись, уходят. С противоположной стороны появляется реальный Песоцкий.

Песоцкий. Ты велела заложить дрожки?!

Таня 1. Они давно готовы. С утра.

Песоцкий. Так что же ты? Что же ты молчишь-то?! Я один верчусь с утра до ночи, с утра до ночи… разрываюсь на части! А ты? Сидишь тут… (Садится рядом с Таней 1.) Я пущу себе пулю в лоб…

Сцена 7

Комната Коврина. Коврин за столом. Перед ним – книги, бумаги. В кресле – Черный монах.

Черный монах. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее.

Коврин, слушая его, пишет. Время от времени отрывается от своего занятия.

Коврин. Разве земная история не развивается естественным порядком?

Черный монах. Без вас, служителей высшему началу, человечество ничтожно. Только вы на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды.

Коврин. Что значит «вечная правда»? (Задумывается. Быстро записывает.) Да-да… новая статья… и моё выступление… Я уже знаю: они обречены на успех…

Черный монах. Ты быстро привык к славе триумфатора…

Коврин. Все мои идеи признают и хвалят. Поначалу я удивлялся и страшился. Мне даже было стыдно за себя… Но потом я понял: я достоин этого.

Черный монах. Ты один из тех немногих, которые по справедливости называются избранниками божиими.

Коврин. Твои слова наполняют мою душу гордостью.

Черный монах. Эта высокая заслуга требует, чтобы ты жил сознательно и свободно.

Коврин. Я так и живу…

Черный монах. Сознательно и свободно?

Коврин. Да, сознательно и свободно.

Черный монах. Как избранный, посвятив себя служению идее?

Коврин. Именно идее.

Черный монах. Но ты женишься!

Коврин. Ах, это. Но это не мешает. Я работаю с прежним усердием.

Черный монах. А эти свидания?

Коврин. Ну, да… Я объясняюсь в любви…

Черный монах. И только?

Коврин. Обнимаю, целую Таню…

Черный монах. А потом берешься за рукопись?!

Коврин. С такою же страстью!

Черный монах. Твоя жизнь должна быть чистой, целомудренной. Полной труда!

Коврин. Сознание собственной высоты придает моей работе особенное, необыкновенное значение.

Черный монах. Я не смогу помогать тебе, если ты не будешь свободен.

Коврин. Я свободен.

Черный монах. Ты должен отказаться от свадьбы.

Коврин. Но это уже невозможно.

Черный монах. Тебя устроит роль посредственности? После всего, что у тебя уже есть? Ты избранник!

Коврин. И я должен посвятить себя служению идее…

Черный монах. Да! Женитьба – удел обыкновенного человека.

Коврин. Но я должен… обещал помочь им…

Черный монах. Брось этого садовника с дочерью. Ты тот, кто избавит людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха, страданий. Ты должен отдать идее всё! Молодость, силы, здоровье! Ты должен быть готов умереть для общего блага!

Коврин. Это очень высокий удел!

Черный монах. Это счастливый удел!

Коврин. Встречи с тобой не пугают меня… нет. Они восхищают меня… Да, ты прав: такие видения посещают только избранных, выдающихся людей… Это, конечно, льстит моему самолюбию… (Пауза.) Я наблюдал сегодня: Таня и Егор Семеныч давят гусениц пальцами. Это так омерзительно…

Сцена 8

Ночь. Спальня Ковриных. Посредине кровать, по краям стол и кресло. На столе горит свеча. На кровати, отвернувшись, спит Таня 1. Коврин сидит у стола, перебирает бумаги. Часы бьют три раза. Коврин тушит свечу, ложится. Через некоторое время опять встает, зажигает свечу. В кресле сидит Черный монах.

Коврин. Ты пришел! Целых полгода…

Таня 1 ворочается.

Коврин (понизив голос, чтобы не разбудить ее). Плохо спит, бедняжка. От непривычки жить в городе у жены часто болит голова… Я так рад видеть тебя снова!

Черный монах. Здравствуй.

Коврин. Я так много думал за это время… один…

Черный монах. О чем?

Коврин. Вот, читал французский роман. Погоди… здесь изображен молодой человек. Он делает глупости. И чахнет от тоски.

Черный монах. Глубокое содержание.

Коврин. Он тоскует по славе.

Черный монах. И тебе это не понятно? Или умные люди к славе безразличны? Это игрушка, которая не занимает. Если честно, известность тебе и не улыбается больше…

Коврин. Вырежут мое имя на могильном памятнике. И что? Время сотрет его.

Черный монах. И ничего лестного, забавного или поучительного в этом нет. Таких, как ты, слишком много, чтобы слабая человеческая память могла удержать все ваши имена…

Коврин. Давай поговорим о чем-нибудь другом… Например, о счастье.

Таня 1 просыпается, садится на постели и слушает Коврина. Тот не замечает этого.

Черный монах. И что же такое счастье?

Коврин. В древности жил один человек, и счастье его было настолько велико, что он этого боялся. И он решил умилостивить богов и принес им в жертву свой любимый перстень.

Черный монах. Ты ведешь речь о счастливце Поликрате?

Коврин. Меня, как и его, начинает беспокоить моё счастье.

Черный монах. Так в чем же оно? (Указывает на Таню 1). Ты обрёл его в женитьбе?

Коврин. Нет-нет… Это странно, но я всегда испытываю одну только радость. Другие чувства, конечно, тоже есть. Но эта радость заглушает их.

Черный монах. Радость – это нормальное состояние человека.

Коврин. Но не с утра до ночи. Я не знаю, что такое грусть, печаль, скука.

Черный монах. Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем он свободнее. И тем большее удовольствие доставляет ему жизнь. Помни, цель жизни – наслаждение.

Коврин. Значит, просто радоваться и быть счастливым? (Радостно смеется.)

Черный монах. Просто быть счастливым.

Коврин. А если прогневаются боги?! Отнимут у меня комфорт? Заставят голодать?

Черный монах. Радуйся и будь счастливым!

Коврин. И ты поможешь мне?

Черный монах. А для чего ещё я здесь?

Коврин смеется.

Черный монах. Если ты больше не будешь отказываться от меня…

Таня 1. Андрюша!

Коврин перестает смеяться, замирает.

Таня 1. Андрюша! С кем ты сейчас говоришь?

Коврин. А?.. Говорю?..

Таня 1. Да. С кем ты говоришь?

Коврин. С кем?.. Вот с ним… (Указывает на Черного монаха.)

Таня 1. Там никого нет…

Коврин. Таня, там сидит Черный монах. Я давно хотел сказать тебе…

Таня 1. Здесь никого нет… никого! (Обнимает Коврина.) Андрюша, ты болен… ты болен! (Гладит Коврина, плачет.) Милый, дорогой, прости меня… Я уже давно заметила, что душа твоя расстроена…

Таня 1 на несколько секунд прикрывает Коврину рот рукой.

Таня 1. Ты психически болен, Андрюша…

Черный монах исчезает. Коврин соскакивает с постели и начинает второпях одеваться, путаясь в одежде.

Коврин. Это ничего… ничего…

Таня 1. Куда ты?! Да что с тобой?!

Коврин. Это ничего, Таня… ничего… Я немножко нездоров…

Таня 1. Я уже давно замечала… И папа́ заметил…

Коврин. Да, пора уже сознаться… Ничего… Это ничего…

Таня 1. Ты странно улыбаешься, говоришь сам с собой… не спишь.

Коврин. Да… да… Надо было сознаться… Ничего…

Таня 1 подбегает к Коврину, обнимает его. Он, уткнувшись ей в плечо, беззвучно плачет.

Таня 1. Андрюша, милый, родной… Ты не бойся, не бойся… Обратимся к доктору, он поможет… О боже мой! Боже мой, спаси нас!..

В комнату вбегает Песоцкий.

Таня 1. Папа́!

Песоцкий. Что? Что такое? Шумите ни свет ни заря…

Таня 1. Андрюше нужен доктор! Не бойся, Андрюша, не бойся…

Песоцкий. Да в чем же дело?

Таня 1. Папа́, все пройдет… Все образуется…

Коврин (Песоцкому). Поздравьте меня! Кажется, я сошел с ума…

Сцена 9

Зала в доме Песоцкого. Таня 1 и Песоцкий за столом пьют чай.

Таня 1. Добавить сливок?.. Папа́, попробуй варенье. Крыжовенное… Надо снова морить ос. Спасенья от них нет… Я так рада, что Андрюша выздоравливает. Перестал видеть Черного монаха. Работает только два часа в сутки. Не пьет и не курит. Всё, как велел доктор. Правильно, что мы вывезли его в деревню.

Песоцкий. Мне кажется, ему скучно.

Таня 1. Пустое, папа́… Осенью вернемся в город.

Песоцкий. А сад?

Таня 1. Не спорь… Андрюша возобновит свои лекции. К нему вернется признание. И мы заживем размеренной, спокойной, новой, счастливой жизнью.

Входит Коврин.

Коврин. Что здесь пахнет? Как на кладбище.

Таня 1. Служили всенощную.

Коврин садится в кресло. Пауза.

Таня 1. Андрюша, где ты был?

Коврин. Неважно.

Таня 1. Ты опять ходил к обрыву?

Коврин. И что из того? Мне нельзя прогуляться по парку?

Таня 1. Доктор советовал избегать тех мест…

Коврин. К черту доктора, если он не советует пить вино.

Песоцкий. Подлей-ка мне еще чайку.

Таня 1 (Коврину). Тебе пора пить молоко.

Коврин. Нет, не пора. (Таня 1 подходит к нему с кружкой.) Сама пей!.. Я не хочу.

Таня 1. Ты ведь сам замечаешь, что молоко тебе полезно.

Коврин. Очень! С пятницы я еще прибавил в весе.

Таня 1. Тебе нужно подкрепить свои физические силы.

Коврин. Зачем?..

Таня 1. Что «зачем», Андрюша?

Коврин. Зачем вы меня лечили?..

Таня 1. Ты нуждался в помощи.

Коврин. Помощи?! Бромистые препараты, теплые ванны, праздность, надзор за каждым шагом, за каждым глотком.

Таня 1. Да, так велел доктор…

Коврин. Это доведет до идиотизма. Да что ты заладила: доктор-доктор!

Таня 1. Ты сам признал это. Ты был психически болен.

Коврин. Да, я сходил с ума. У меня была мания величия.

Таня 1. Ну, вот видишь.

Коврин. Но я был весел, бодр. Я был счастлив!

Таня 1. Ты был болен.

Коврин. Я был интересен и оригинален.

Таня 1. А теперь ты рассудительный и солидный.

Коврин. А теперь я такой, как все. Я – по-средст-вен-ность! Мне скучно… Мне скучно жить!

Таня 1. Не драматизируй.

Коврин. Вы жестоко поступили со мной. Да, я видел галлюцинации. Но кому это мешало?.. Я спрашиваю: кому это мешало?!

Песоцкий. Ты, братец, поостынь. Даже слушать неудобно.

Коврин. А вы не слушайте!.. Будда, Магомет, Шекспир – как я завидую им! У них не было добрых родственников. И их не лечили от вдохновения. Что стало бы с этими великими людьми, если бы они принимали бром, пили молоко и работали по два часа в сутки? Что?.. что стало бы? Вот то-то же! Доктора и добрые родственники в конце концов сделают свое дело. Человечество отупеет, посредственность будет считаться гением, цивилизация погибнет!..

Песоцкий. С самого твоего детства я только и делал, что заботился о тебе.

Коврин. Если бы вы знали, как я вам благодарен!

Таня 1. Андрюша, ты несправедлив к отцу.

Коврин. Ах, оставьте меня в покое! Благодетели! (Уходит.)

Сцена 10

Коврин в своей комнате. Ходит по комнате. Подходит к шкафу, что-то ищет в нем, выбрасывая книги и вещи. Достает толстую папку, кидает ее на стол. Наконец находит в шкафу бутылку вина и сигареты. Садится за стол, наливает, выпивает, закуривает. Закашливается от сигаретного дыма. Снова наливает. Пьет вино и рассматривает содержимое папки. Курит и рвет листы из папки, разбрасывая их по комнате, выбрасывая за окно. Входит Таня 1, наблюдает за действиями Коврина. Потом поднимает несколько листов.

Таня 1. Зачем ты порвал свою диссертацию? (Молчание.) Я не понимаю, почему всё так поменялось… Я хочу, но не могу понять… Я уже больше не могу смеяться и петь, я не сплю… Мне кажется, что произойдет что-то ужасное… Андрюша, ну что ты молчишь?

Коврин. Я не знаю…

Таня 1. Не могу… не могу понять… Что-то ужасное происходит у нас в доме… Нам надо вернуться в город. Ты снова должен стать величиной…

Коврин. Я ничего вам не должен!

Таня 1. Ты изменился, стал раздражителен, капризен, придирчив… и неинтересен. Ты не похож на себя. Что с тобой?

Коврин. Таня, я не могу работать. Я ничего не могу…

Таня 1. Нужно просто взять себя в руки.

Коврин. Мне страшно!

Таня 1. Хочешь, мы найдем другого доктора?

Коврин. Оставь меня…

Таня 1. Во время всенощной мне показалось, что папа́ плакал… Ты знаешь, он обожает тебя. Ты на него сердишься из-за чего-то, и это убивает его. Андрюша, умоляю тебя: ради моего покоя… ради своего покойного отца, бога ради, будь с ним ласков!

Коврин. Я не могу… и не хочу.

Таня 1. Ну, почему? Почему?!

Коврин. Он мне не симпатичен.

Таня 1. Но он мой отец! И когда-то твой опекун.

Коврин. Вот именно! Мне постоянно намекают здесь, что я что-то должен… Хватит об этом.

Таня 1. Но ты ведь умный, добрый, благородный. Ты необыкновенный человек. Ты будешь справедлив ко мне, к отцу, правда? Он такой добрый!

Коврин. Я сказал: хватит!.. Он не добрый, а добродушный. Водевильный дядюшка. Посмотри правде в глаза! Такие, как он, имеют сытые физиономии. Хлебосольные чудаки. Поначалу они смешат и даже умиляют. Но потом, потом ты понимаешь, насколько они противны.

Таня 1. Боже мой, что ты несешь!

Коврин. Но противнее всего мне ваша сытость, этот желудочный оптимизм. Вы эгоисты. До мозга костей. Вы использовали меня. И не подавились!

Таня 1. Опомнись! Замолчи сейчас же!

Коврин. Хватит! Я сказал: хватит! Оставьте меня в покое! Оставь меня!

Таня 1. Это пытка. С самой зимы ни одной покойной минуты…

Коврин (бормочет). Оставьте… оставьте меня одного… Я яблоня, к которой привязали лошадь… Оставьте… оставьте меня…

Таня 1. Ты ужасен! Боже мой, боже мой!..

В комнату входит Песоцкий. Коврин не замечает его.

Песоцкий. Таня, где мои лекарства?

Коврин. Да, конечно, я – ирод! А ты и твой папенька – египетские младенцы! Конечно!.. А ты знаешь, что твой отец играл в нашей жизни совсем не привлекательную роль?!

Таня 1. О чем ты?

Коврин. Он просил меня жениться на тебе!

Таня 1. Молчи!

Коврин замечает Песоцкого.

Песоцкий. Да как ты..! Как ты смеешь!

Таня 1. Папа, это правда?!

Песоцкий. Он лжет!

Коврин. Лжете вы! С самого начала! С того самого письма.

Таня 1. Прошу тебя: не надо!

Коврин. И я ввязался в вашу ложь. И вот расплата за всё!

Таня 1. Боже мой! Боже мой! Папа, не слушай его.

Коврин. Вы лишили меня моей иллюзии. Тогда я избавлю вас от вашей!

Песоцкий. О чем он? Какая иллюзия?

Таня 1 (Коврину). Молчи! Я приказываю тебе молчать!

Песоцкий. Таня, о чем он?

Таня 1. Папа́, не слушай его. Пойдем.

Коврин. Никакого сада не существует!

Песоцкий. Что?..

Коврин. Ваш сад – плод больного воображения, как и мой монах!

Песоцкий. Что он говорит?

Коврин. Нет ни сада, ни яблонь, ни пасек… Нет никаких рабочих, поденщиков – ничего! Давно нет. Выйдите из дома! Вокруг – пустырь. За ним – заросший парк. И точка.

Песоцкий. Таня, что он говорит? Это правда?

Таня 1. Папа́, ну конечно, нет. Не слушай его. Пойдем…

Коврин. Пустырь – вот штандорт вашей жизни.

Песоцкий. Он сказал, что сада нет.

Таня 1. Он бредит. У него опять приступ…

Песоцкий. Мой сад, он погиб?

Таня 1. Пойдем, выпьешь чаю, я уложу тебя спать.

Песоцкий. Что с моим садом?.. (Плачет.)

Таня 1. Пойдем, мой родной, мой милый папа… Всё будет хорошо. У нас завтра много работы. Пойдем… (Обнимает отца, который что-то бормочет. Уходят.)

Сцена 11

Ночь. Кабинет Коврина. Окно открыто. С улицы время от времени доносятся то женские голоса и смех, то незатейливая игра скрипки. Коврин сидит за столом, пытается работать, но все время отвлекается на звуки за окном. В конце концов не выдерживает – подходит к окну, захлопывает его. От порыва ветра на столе гаснут свечи. Из темноты появляются силуэт Тани 2, потом Черного монаха.

Таня 2. Сейчас умер мой отец… Ты убил его.

Коврин. Два года назад я был несправедлив и жесток. Но это не означает…

Таня 2. Ты убийца.

Коврин. Да, я вымещал на вас свою душевную пустоту, свою скуку и недовольство жизнью.

Таня 2. Наш сад погиб.

Коврин. Мы все виноваты…

Таня 2. Произошло то, чего боялся отец…

Коврин. …что наши иллюзии оказались губительны для нас…

Таня 2. Я ненавижу тебя!

Коврин. Женитьба была ошибкой… Я был одинок…

Таня 2. Я приняла тебя за необыкновенного человека.

Коврин. Я доволен, что разошелся с вами…

Таня 2. Я думала: ты гений. Но ты всего лишь сумасшедший…

Коврин. Я тогда порвал свою диссертацию. На мелкие клочки…

Таня 2. Возомнивший себя гением.

Коврин. Они летели по ветру, цеплялись за деревья, кусты… В каждой строчке были мания величия, дерзость, претензии на что-то… Словно описание моих пороков.

Таня 2. Умалишенный!

Коврин. Но когда последний лист был разорван, мне стало горько… горько и обидно…

Таня 2. Жалкий, ничтожный человечишка!

Коврин. Эта женщина… воспоминания о ней… возбуждают только жалость и досаду… досаду на себя…

Таня 2. Я проклинаю тебя.

Коврин. Я отказался от того, во что я верил… что было смыслом… да.

Таня 2. Будь ты проклят!

Коврин. Для меня это было смыслом…

Молчание.

Черный монах. Отчего ты тогда не доверился мне?

Коврин. О нет! Опять! Не хочу… (Садится за стол. Пытается зажечь свечи.)

Черный монах. Ты не поверил мне.

Коврин. Надо сосредоточиться… на какой-нибудь одной мысли… Работать… работать…

Черный монах. Если бы ты поверил тогда, что ты гений…

Коврин. Я не должен слушать… не должен говорить с тобой…

Черный монах. …то эти два года ты провел бы не так печально.

Коврин. Уходи. Ты разрушил мою жизнь.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. В какие-то два года ты разрушил и мою жизнь, и жизнь моих близких.

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Уходи. Мне нужно работать. У меня кафедра. Назначена вступительная лекция…

Черный монах. Кто ты?

Коврин. Нужно подготовить конспект…

Черный монах. Кто ты?!

Коврин. Я обыкновенный профессор.

Черный монах. Ты посредственный ученый.

Коврин. Пусть так. Я посредственность

Черный монах. И это то, ради чего ты жил?

Коврин. Каждый человек должен быть доволен тем, что он есть. Не всем, извините, быть…

Черный монах. Ты учился пятнадцать лет, работал день и ночь, перенес тяжелую психическую болезнь, пережил неудачный брак, перестрадал много несправедливостей, проделал много глупостей, в конце концов, – и всё это ради чего? Чтобы получить кафедру и излагать вялым и скучным языком чужие мысли?!

Коврин. У меня скоро лекция.

Черный монах. Ты прекрасно знаешь, что ее не будет.

Коврин. Мне нужно готовиться.

Черный монах. Не будет. Как и той, которой не было ни в феврале, ни в январе, ни в декабре. (Пауза.) Ты болен.

Коврин. Это не пугает меня.

Черный монах. Неизлечимо болен.

Коврин. У моей матери была такая же болезнь. И она прожила с ней десять лет…

Черный монах. Приступы слишком частые.

Коврин. Из детства у меня о ней только одно воспоминание… Как у нее горлом идет кровь…

Черный монах. Ты слабеешь.

Коврин. Врачи уверяют, что это не опасно.

Черный монах. Твоя оболочка пришла в негодность.

Коврин. Просто не нужно волноваться…

Черный монах. Ты умираешь.

Коврин. Нужно вести правильную жизнь и поменьше говорить…

Черный монах. Ты хочешь умереть посредственностью?

Окно распахивается от ветра. С улицы доносится мелодия скрипки.

Коврин (обращаясь в темноту). Кто там?

Черный монах. Твое тело слабеет, теряет равновесие… оно не может больше служить оболочкой для гения.

Коврин. Почему так темно?

Черный монах. Верь мне! Ты избранный!

Коврин. Так темно и душно…

Черный монах. Ты гений. Но уже не здесь.

Коврин. Спаси меня!

Черный монах. Земная жизнь – всего лишь иллюзия. И пришло время ей исчезнуть.

Коврин. Таня! Таня, спаси меня!

Тени Тани 2 и Черного монаха приближаются к Коврину.

Коврин. Как жарко! Душно!.. Не мешало бы искупаться… Таня! Таня, ты видишь: вот он – сад! Пойдем туда!.. Сад с роскошными цветами, обрызганными росой… А дальше… дальше – парк… сосны с мохнатыми корнями… обрыв… река… а там широкое поле. И ни живой души вдали… И кажется, тропинка, если пойти по ней, приведет в то самое неизвестное загадочное место, куда только что опустилось солнце… И моя чудесная наука! И молодость, и смелость, и радость, и жизнь, которая так прекрасна! Как свободно, как тихо! И кажется, весь мир смотрит на меня… притаился и ждет, чтобы я понял его… Таня! Таня! Пойдем туда!..

2018

Первая последняя любовь

Пьеса по мотивам повести И. С. Тургенева «Первая любовь»

Действующие лица

Владимир, 16 лет.

Зинаида, 21 год.

Петр Васильевич, отец Владимира, 37 лет.

Марья Сергеевна, мать Владимира, 47 лет.

Николай, 28 лет.

Беловзоров, гусар.

Майданов, поэт.

Сцена 1

Лето. Загородные дачные усадьбы. Одноэтажные домики с мансардами, сады.

По тропинке между кустами крадется Владимир, прислушивается к карканью ворон. В руках у него ружье. За забором слышится смех и веселые голоса. Владимир заглядывает за забор соседней дачи.

На поляне стоит Зинаида в светлом платье и с белым платочком на голове. Около нее – Беловзоров и Майданов, они поочередно подставляют ей лбы, и она хлопает по ним цветками. Все хохочут. Владимир опускает ружье на траву и засматривается на девушку. Сзади подходит Петр Васильевич, в щегольском костюме и шляпе.

Петр Васильевич. Молодой человек, разве позволительно так глядеть на чужих барышень?

Владимир (смутившись). Papа́… я…

Петр Васильевич. Что с тобой, Владимир? (Треплет его по щеке.) Ты убил ворону?

Владимир. Нет… я всего лишь…

Петр Васильевич. Там пришел твой учитель. Займись более серьезным делом, чем подглядывать за барышнями.

Петр Васильевич направляется дальше. Поравнявшись с Зинаидой, снимает шляпу.

Петр Васильевич. Мое почтение, господа!.. Хорошая погода, не правда ли?

Зинаида перестает смеяться, смущается, смотрит вслед уходящему Петру Васильевичу. Майданов показывает ей в сторону Владимира и что-то говорит ей. Зинаида и молодые люди смеются на его слова. Владимир, схватив ружье, убегает.

Сцена 2

Гостиная в доме Петра Васильевича. Марья Сергеевна сидит в кресле. Николай стоит у окна.

Марья Сергеевна. Вам, наверное, странно, что я говорю всё это…

Николай. Признаюсь, Марья Сергеевна, мне неловко.

Марья Сергеевна. Это дружеская откровенность, Николай Иванович. Ведь мы с вами друзья, не так ли?

Николай. Почту за честь. Но…

Марья Сергеевна (перебивая). Я доверила вам сына, его воспитание. Поступление в университет – это очень важно. Вы сами прекрасно знаете: шестнадцатилетнему юноше летом совсем не до учебы. Я так надеюсь на вас.

Николай. Я приложу все усилия…

Марья Сергеевна (перебивая). Мой муж младше меня на десять лет. Я вам говорила. Вот вам сколько лет?

Николай. Двадцать восемь.

Марья Сергеевна. Ммм… а вы уже старик… И – женился на мне он совсем не по любви.

Николай. Право, мне неловко…

Марья Сергеевна. Я выиграла его в карты. (Смеется.) Ладно, ладно, дружочек. Я шучу. Можно я буду называть вас дружочком? Между нами? Вы так мило смущаетесь. Я доверила вам самое дорогое, что у меня есть, – сына. Я вам очень доверяю, Николай Иванович. И прощу – отнеситесь к Владимиру не просто как к ученику. (Подает Николаю конверт.) У него такая тонкая душа, такое ранимое сердце. Весь в меня. Очень впечатлительный юноша. Я боюсь, что он в его возрасте наделает глупостей. А вы, как опытный наставник, сможете предугадать, предотвратить и направить в нужное русло. Я думаю, сумма вас устроит?

Николай смотрит в конверт.

Николай. Это более того, чем мы условились.

Марья Сергеевна. Дружочек, поверьте, я умею считать деньги. Мне нужны от вас бдительность и мужское наставничество. Кстати, откровенность за откровенность. Какие у вас отношения с вашим отцом?

Николай. На Рождество я посылаю ему открытку.

Марья Сергеевна. Я так и думала. При таком богатом отце давать частные уроки… Тем более вам будет просто найти подход к Владимиру. Отдаленность от отцов объединит вас. Месяц назад я подарила мужу и сыну по паре отличных жеребцов. Лошади – моя страсть. Я покажу вам конюшни. Вы любите верховую езду?

Николай. Не питаю особого расположения…

Марья Сергеевна. Придется полюбить. Так вот, я надеялась, что совместные прогулки верхом сблизят их. Ничуть не бывало. Владимир, как дикарь, шастает по садам со своим ружьишком. А Петр Васильевич… Петр Васильевич вместо общения с семьей предпочитает другие забавы. Поэтому, дружочек Николай Иванович, вся надежда на вас, только на вас…

Входит Владимир.

Марья Сергеевна. Дорогой мой, Николай Иванович заждался тебя. И уже утомился моим скучным обществом. Что у тебя с лицом? Ты убил… ворону?

Владимир. Матушка, ну хоть вы, вы перестаньте!

Марья Сергеевна (смеясь). Но это так смешно, дорогой. Ну, прости меня. Порадуешь меня поступлением в университет – и потом стреляй в кого хочешь. Николай Иванович, я вас оставляю. Но – от уроков верховой езды вам не отвертеться. До встречи! (Уходит.)

Николай (улыбаясь). Значит, дело все-таки не в вороне?

Владимир. Мне кажется, я сейчас умру – от счастья и досады одновременно.

Сцена 3

Комната Владимира. Николай и Владимир сидят за столом, на котором разложены книги и тетради.

Владимир. Можно вас кое о чем спросить?

Николай. Я для этого и нахожусь здесь.

Владимир. Я не по учебе… Расскажите о своей первой любви.

Николай. Хм, неожиданно… У меня ее не было.

Владимир. Так не бывает.

Николай. Почему же? Я сразу начал со второй.

Владимир. А как же вы поняли, что это вторая, если не было первой?

Николай. Очень просто. Мне было восемнадцать. И я приволокнул за одной весьма миленькой барышней.

Владимир. «Приволокнул»? Это не любовь.

Николай. Хорошо, скажем: ухаживал. Но делал это так, как будто это было мне не впервой. И точно так же потом ухаживал за другими.

Владимир. Точно так же за другими… Нет, моя первая любовь будет необыкновенной.

Николай. И все-таки мы отвлеклись от учебы.

Владимир. Нет, я не верю, что у вас не было первой любви!

Николай. Хорошо. Я расскажу – и мы займемся делом. Это было очень давно, подробности изгладились из моей памяти… Мне было тогда лет шесть. Первый и последний раз я влюбился в свою няню.

Владимир. И нравится вам шутить надо мною!

Николай (пододвигая к нему книгу). Вот что не шутка – это курс Кайданова. И нам надо освоить его за лето.

Владимир. Все эти исторические науки – так скучно!

Николай. А что не скучно?

Владимир. Стихи. От них сердце ноет. Так сладко и смешно… Хотите открою секрет? Я начал писать роман.

Николай. Серьезное дело. Историк Кайданов посрамлен.

Владимир. Хотите прочту?

Владимир встает, открывает тетрадь, читает.

Владимир. «Как весело дует ему в уши ветер! Обратив лицо к небу, он принимает его сияющий свет и лазурь в разверстую душу. Во всем, что он ощущает, таится предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого… женского… Это предчувствие катится по его жилам в каждой капле крови… Он верит: предчувствию суждено скоро сбыться… Я влюблен. Вот она эта любовь». Как вам?

Николай. Что ж, неплохо. Сбивается стиль. Но очень искренне. А «он» – это кто?

Владимир. В некотором роде я.

Николай. Я так и понял.

Владимир. Просто от третьего лица не так страшно писать.

Николай. И вы, то есть он, куда-то скачете?

Владимир. Я еще не придумал. У меня есть верховая лошадка, я сам ее седлаю и уезжаю один куда-нибудь подальше, пускаюсь вскачь и воображаю себя рыцарем на турнире.

Николай. А вы всегда один скачете?

Владимир. Да. Мне и не с кем.

Николай. А Петр Васильевич?

Владимир (показывая книгу). Я недавно прочел «Разбойников» Шиллера.

Николай (шутя). Вот чем вы занимаетесь вместо уроков.

Владимир. И Франц там говорит про отца: «Я так невыразимо любил его! Так еще не любил ни один сын: тысячу жизней положил бы я за него…» «Невыразимо любил» – как вы понимаете это?

Николай. Настолько сильно, что не выразить словами.

Владимир. Да, возможно. А может, любил, но не выражал этого. Можно скрыто любить?

Николай. Думаю, можно. Но на это нужно много сил. Если чувство большое, его не так-то легко скрыть.

Владимир. Мой отец – он держится строго, холодно и отдаленно. И от меня, и от матушки…

Николай. Но за его холодностью может скрываться любовь.

Владимир. Тогда он очень хорошо скрывает ее… (Пауза.) В моем романе будет сюжет, когда герой чуть не погибает. Он срывается в ров с медведями, и его спасает отец, схватив за ногу.

Николай. Неожиданный поворот. Я бы сказал – фантасмагорический.

Владимир. Вы думаете?

Николай. И все же роман не должен быть во вред подготовке.

Владимир. Я скажу вам еще один секрет: я передумал поступать на исторический факультет. Я хочу быть писателем.

Николай. Ну, во-первых, одно другому не мешает. А во-вторых, это очень не понравится Марье Сергеевне.

Владимир. Это же наш секрет! А вы мой товарищ, я вам доверяю.

Николай. Сложную задачку вы мне задали, Владимир Петрович. И все-таки настаиваю на Кайданове.

Сцена 4

Гостиная в доме Петра Васильевича. За столом обедают Петр Васильевич, Марья Сергеевна и Владимир.

Марья Сергеевна. На соседней даче новые жильцы.

Владимир. Княгиня Засекина с дочерью.

Марья Сергеевна. А, княгиня… Наверное, бедная какая-нибудь.

Петр Васильевич (Владимиру). А ты откуда знаешь?

Владимир. Николай Иванович с их дочерью приятельствует.

Петр Васильевич. Приятельствует, значит. Вот оно как.

Марья Сергеевна. Конечно, бедная. Экипажа своего нет. На извозчиках приехали.

Петр Васильевич. Припоминаю, в молодости я знал покойного князя Засекина. Отлично был воспитан, но очень пустой и вздорный человек. Его звали «парижанин». Он долго жил в Париже. Был богат, но проиграл свое состояние.

Марья Сергеевна. Была бы зажиточная, не поселилась бы на такой даче. Даже не дача – ветхий флигель. И мебель самая простая.

Петр Васильевич. Засекин и женился-то из-за денег. Впрочем, мог бы и получше выбрать. Пустился в спекуляции и разорился окончательно. (Владимиру). А учитель твой, значит, дочки Засекиной ухажер?

Владимир. У них просто общая компания.

Петр Васильевич. Меня кто-то уверял, что она милая и образованная девушка.

Владимир. Так ты же сам на днях…

Петр Васильевич (перебивая). Стало быть, она не в отца. Он был беспросветно глуп. (Марье Сергеевна.) А почему бы тебе не позвать княгиню с дочерью к нам на обед?

Марья Сергеевна. Действительно. Почему бы не позвать. Все-таки соседка, и как-никак с именем. (Владимиру.) Дорогой, сбегай – пригласи. Завтра к часу дня.

Владимир (вскакивая). Я мигом!

Марья Сергеевна. Да не сию же минуту!

Владимир (убегая). Только новый галстук надену!

Марья Сергеевна. Как бы эта княгиня денег взаймы не попросила.

Сцена 5

Дача княгини Засекиной. Зинаида и Владимир.

Зинаида. Как забавно! Так вы к моей maman?

Владимир. Да, я к княгине Засекиной. С поручением от своей матушки.

Зинаида. И что за поручение?

Владимир. Вот записка.

Зинаида выхватывает записку, читает.

Зинаида. Что ж, я думаю, она примет ваше приглашение. Я передам.

Пауза.

Владимир. Ну, тогда я пойду.

Зинаида. А я вас знаю. Вы сын Петр Васильевича.

Владимир. Извините, я не представился. Владимир.

Зинаида. Владимир Петрович… У маменьки был знакомый полицмейстер – Владимир Петрович. Он смешно картавил и сопел, когда пытался думать. Я буду называть вас Вольдемар. Вы позволите?

Владимир. Да, княжна.

Зинаида. Называйте меня Зинаидой Александровной.

Владимир. Да, Зинаида Александровна…

Зинаида. А я видела вас, мсьё Вольдемар. Вы ходили мимо нашей дачи и заглядывали в окна. Не смущайтесь. Вы просто хотели познакомиться, да?

Владимир. Да.

Зинаида. А на днях вы подглядывали за мной из-за забора.

Владимир. Я не то чтобы подглядывал…

Зинаида. Вы теперь заняты?