Текст книги "ЛЮДМИЛА ПОРГИНА. КОЛИНЫ ДРУЗЬЯ"

ЛЮДМИЛА ПОРГИНА. КОЛИНЫ ДРУЗЬЯ

Однажды журналистка мне сказала «Вас называют веселой вдовой…» – и я ответила: «Конечно, я – веселая вдова. И сейчас хохочу и веселюсь. Я счастлива, потому что у меня был лучший на земле человек. Все сорок пять лет рядом с Колей каждый день купалась в счастье и любви». Он оставил мне после себя необыкновенное богатство! И это не бриллианты и изумруды, не виллы и машины, а верные Колины друзья…

Людмила Поргина: Когда мы только познакомились, у меня была всего одна близкая подружка Катька Краснобаева. И все! А благодаря Караченцову я повстречалась с невероятным количеством талантливых, знаменитых и прекрасных людей. Мне звонят его друзья и знакомые со всего света, мы продолжаем общаться с его интернатскими товарищами, однокурсниками, коллегами. Я помню всех, кто был с нами и в минуты радости, и в минуты горя.

Представляете, что сделал для меня Коля?! Разве могла бы я объездить весь мир, если бы не он? Вот, например, благодаря его дружбе с Пьером Карденом мы попали на ужин в ресторан «Максим» в Нью-Йорке. Рядом со мной за столом сидела Жаклин Кеннеди в элегантном черном костюме с огромной бриллиантовой брошью и в перчатках. Она была на нашем спектакле и долго потом благодарила Колю за доставленное удовольствие.

Все, кто хоть однажды попадал в наш круг, оставались в нем до конца. Поэты Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский, художник Илья Глазунов, модельер Слава Зайцев, балетмейстер Владимир Васильев, композитор Максим Дунаевский, режиссеры Алла Сурикова, Володя Бортко и Александр Муратов, актеры и актрисы, режиссеры, его гримерка и костюмеры. Все люди творческие, очень занятые работой, у них так мало времени на дружбу: бесконечные перелеты, поезда, машины, города, гостиницы, студии и концертные площадки. Но когда они встречались, то дарили свою любовь, тепло и бесконечное уважение друг к другу…

В театр «Ленком» я пришла еще до Марка Захарова. Меня, молодую актрису МХАТа, ввели в спектакль «Музыка на 11-м этаже», где играли Александр Збруев и Николай Караченцов. А в сентябре уже проводил собрание новый главный режиссер Захаров. Он обвел всю труппу строгим взглядом и сказал: «Я пришел делать свой театр и никому не позволю его разрушить». Мы были поражены: Марк Анатольевич без запинки назвал всех артистов не только по фамилии, но и по имени-отчеству.

Начались репетиции «Автограда-XXI». О том, что на главную роль приглашен Олег Янковский, первой откуда-то узнала Светочка Савелова. Она должна была играть его жену, а мне поручили роль любовницы.

Это было начало славной истории «Ленкома». Жизнь в театре кипела и била ключом. Так получилось, что вместе со мной в труппу влилась большая группа молодежи. Мы все пели, танцевали, репетировали, с энтузиазмом ставили ко всем праздникам капустники. И конечно, наш рок-ансамбль принимал активное участие во всех этих посиделках. В фойе театра расставляли столы с угощением, мы сами покупали вино, пирожки в буфете. Все молодые, красивые, веселые, азартные. Естественно, и личная жизнь тоже бурлила. Как же без этого?

Мое появление в театре не осталось незамеченным для мужской половины. За мной ухаживали все! Дарили подарки, выразительно смотрели в глаза, делали комплименты, всячески намекая… Но я сразу же предупредила: «Вы меня простите, но я не связываюсь с женатыми мужчинами. Да и сама еще несвободна…» Надо сказать, что у меня, двадцатипятилетней барышни, был уже второй брак за спиной. Мой муж, каскадер Виктор Корзун, был старше меня на двадцать лет. Все в театре видели, как он привозил меня на репетиции на машине и строго по часам заезжал за мной после.

Но никто не подозревал, что неприступная Люда на самом деле уже влюблена в Колю. Только Марк Захаров своим режиссерским цепким взглядом заметил мое волнение при виде артиста Караченцова. Он даже снял меня с роли и перевел в массовку, сказав: «Людмила, мне кажется, вы все время отвлекаетесь на личную жизнь…» На премьере роль любовницы сыграла Галина Яцкина, а я с удовольствием прыгала на сцене в молодежной группе строителей. Главное, что рядом с Колей!

В театре собрались такие красавцы, боже мой: Янковский, Збруев, Абдулов! А я вижу только Колю. Умираю, и все тут! Он в перерывах между репетициями «подбрасывал дровишек» в мой костер любви: то положит голову мне на колени, то приобнимет на ходу. В театре это обычное дело. Особой заинтересованности в моей личности у него я не замечала. Казалось, от моего горящего взгляда свечка может вспыхнуть, я прожигала им насквозь, а он сидел, наглая рожа, на репетиции и смотрел на меня равнодушно…

В «Ленкоме» кипели шекспировские страсти. В одной труппе собрались бывшие, нынешние и будущие пары. Рядом с Колей Караченцовым репетировал мой первый муж Миша Поляк, на сцене я часто пересекалась со Светой Савеловой – бывшей Колиной девушкой. И как-то все нормально друг с другом общались. Это были по-настоящему высокие отношения. Света сразу же поняла про нас с Колей, не строила козней, не пыталась его вернуть. У нее тоже кто-то появился. Я совсем не ревновала Колю к Савеловой. Коля в свое время знакомил ее со своей мамой, но та Свету сразу невзлюбила и сказала: «Нет, сыночек, она тебе не подходит». Но думаю, если бы он захотел жениться, его бы это не остановило. Надо знать его характер. Как-то, когда мы уже встречались с Колей, я у него спросила:

– А почему ты не женился?

Он достойно ответил:

– Тебя ждал…

А Мишу Поляка мы с Колей ласково звали «наш бывшенький».

– Эй, бывшенький, с тебя кофе! – кричит ему Коля в буфете.

– А с тебя бутерброды! – смеется Миша.

Моему первому мужу в личной жизни не везло. От него все время уходили жены. Мы поженились по страстной любви, когда мне и восемнадцати не стукнуло. Через два года я развелась с Мишей, устав уворачиваться от летящих в мою сторону ножей. Потом он женился на Марине, которая училась в Школе-студии МХАТ двумя курсами младше меня. Но и она, взяв их сына Сережу, ушла к Михаилу Швыдкому. Когда в «Ленком» поступила юная Лена Шанина, они с Поляком поженились, но быстро расстались из-за ее страстного романа с одним известным актером нашего театра.

О Свете Савеловой мне бы хотелось сказать особо. Когда я пришла в театр, сразу же увидела ее большую фотографию в фойе. От ее солнечной улыбки было невозможно оторвать глаз. Ей так подходило ее имя! Веселая, заводная, но при этом довольно резкая. Она была очень талантливой актрисой. Марк Анатольевич был восхищен ее даром импровизации. Казалось, на сцене она существовала органично как кошка. Помню, как Света начала репетировать в «Иванове», но режиссер снял ее с роли, заподозрив, что она выпивает. Как-то мы ехали на гастроли в Ташкент. В нашем автобусе сидел ее ухажер, какой-то милиционер. Не знаю, он или кто-то другой пристрастил ее к алкоголю. Она стала мало появляться в театре, все реже играла на сцене, в основном приходила за зарплатой. Ее жизнь трагично рано оборвалась. Хоронить Свету пришлось в платье, взятом из костюмерной…

Надо понимать, что у Коли и кроме Светы было много романов. Я совершенно трезво смотрела на ситуацию. Он заводной, на всех тусовках первый парень на селе: гитара, песни Окуджавы и танцы до утра. Но меня, как ни странно, это не пугало. Я твердо знала, что другого человека в моей жизни нет и не будет! Я умирала от любви к Коле и готова была бежать за ним хоть на край света. Только позови! Правда было одно препятствие: он-то свободен, а я замужем. Муж мой очень меня любил и совершенно не собирался никому отдавать.

Мы выпустили спектакль «Автоград-XXI», театр «Ленком» поехал на гастроли в Ленинград. Там я и призналась Коле в любви. Я была девушкой не робкого десятка!

В моем гостиничном номере вечерами собиралась веселая компания: Олег Янковский, Саша Збруев, Витя Проскурин, наши девчонки. Пили шампанское, пели песни, громко смеялись шуткам. Иногда на огонек заглядывал и Николай Петрович. Попоет под гитару и уходит со всеми. А тут моя соседка по номеру срочно уехала в Москву на съемки, и я воспользовалась моментом для решительного объяснения. Когда все уходили, взяла Колю за руку и тихо сказала «А ты останься… – закрыла дверь и продолжила: – Ты должен знать, что я тебя безумно люблю!» И он остался…

Об этом никто не знал, даже его ближайший друг. Коля жил в номере со своим однокурсником по Школе-студии МХАТ Борей Чунаевым. После спектакля у нас были свидания в их номере. Борю Коля отсылал играть в карты. Спустя время тот деликатно звонил в номер:

– Можно прийти?

– Поиграй еще…

Борька даже не догадывался, что гостьей у Коли была я. Он сам за мной ухаживал. Все время со мной заигрывал, пытался поцеловать.

Борис Чунаев, близкий друг Караченцова: Самое смешное, что я слегка приударял за Людой. За ней многие ухаживали, я не был исключением. Мы играли с Колей в «Колонистах». Стал замечать, что за кулисами Люда сидит на стульчике и смотрит на сцену – и так каждый спектакль. «Наверное, новой артистке Поргиной я тоже понравился. – А что? Я был симпатичным, актер неплохой, пел и играл на гитаре. – Все! Сегодня нужно поставить точку. Поцелую ее, а там видно будет…» Короче, отыгрываю сцену, в зале аплодисменты, я иду в темноте к Люде, хватаю ее за голову и страстно целую. Тут зажигается свет – и с ужасом вижу, что это не Люда, а наша пожилая работница реквизита. Я что-то промямлил и быстро ретировался.

Как-то подошел ко мне Коля и спросил:

– Будешь свидетелем в ЗАГСе?

– А кто невеста?

Я оторопел. Мы никогда, хотя и были близкими друзьями, не спрашивали друг у друга, кто в кого влюблен. А Коля этим не хвастался. Скажет – хорошо, нет – и ладно. Коля любил Люду беззаветно всю жизнь, несмотря на всякие другие влюбленности. Если бы не Люда, Коля все четырнадцать лет после аварии не смог бы жить полноценной жизнью…

Людмила Поргина: Но свадьбу свою я ждала целых два года. Мы вернулись из Питера и продолжали как партизаны прятаться по углам. В перерывах между репетициями бегали на улицу целоваться. Долго от всех скрывались, наивно думая, что никто ничего не заметит. О нашем романе театр узнал благодаря Рите Лифановой. Однажды проезжая по Садовому в троллейбусе, она увидела в окно, как мы целуемся на остановке. И всем растрепала.

Прошло полгода с того вечера в гостинице, и Коля спросил: «Если я сделаю предложение, ты ради меня разведешься с мужем?» Я его слова восприняла как руководство к действию. Через неделю уже была свободна, получив напоследок от мужа по морде. Я сама призналась во всем. Корзун впал в ярость.

– Я знаю, к кому ты уходишь… К тому рыжему!

– К какому рыжему? – оторопела я.

– Я убью его!

«К клоуну, что ли, приревновал?» – я даже обрадовалась, что он будет убивать какого-то рыжего, а не моего шатена. Только потом догадалась, что он имел в виду: Коля зимой ходил в рыжей шапке.

Наше бурное прощание с моим мужем происходило в машине. Я думала, он меня покалечит! Наконец он в сердцах выкинул меня из машины, едва притормозив. Хлопнув дверцей, сказал: «Все! Это последняя наша встреча!» Я так перенервничала, что мне было просто необходимо увидеть Колю. Набрала его номер:

– Можешь приехать?

Он ответил:

– Не могу, мне завтра рано утром улетать…

Так что пришлось раны душевные и синяк под глазом залечивать самой.

А тут в театре приступили к репетициям «Тиля», и к нам пришла удивительная актриса Инна Чурикова. Иннуся – это подарок судьбы. Такого диапазона артисток у нас еще не было. Весь театр бегал смотреть, как Инна репетирует. Однажды она надела на голову чулок, чтобы увеличить лоб, как у дам в XVI веке, а сверху намотала белый платок. В зале рядом с Захаровым сидел Гриша Горин.

– Что-то я не понял… – Марк Анатольевич повернулся к автору пьесы. – Она сумасшедшая или гениальная?

– Гениальная! Она гениальная!!!

Коля, репетируя с Чуриковой, говорил с восторгом: «Я таких не видел». А Инна нервничала, потому что попала в эпицентр нашей любви. Стоило ей на минуту прервать репетицию, как Коля исчезал – он мчался ко мне за кулисы, чтобы поцеловать. Она оборачивается, а Коли рядом нет. Им любовную сцену играть, надо настроиться, а партнер увлечен другой артисткой. И тут она пригласила нас с Колей к себе домой, чтобы познакомиться поближе. Тогда Инна жила на Воробьевых горах. Мы сели разговаривать часов в шесть вечера, а уехали в восемь утра. Всю ночь слушали музыку, читали стихи. Ее доберман уже жалобно скулил у входной двери, просясь погулять. Наконец собака так громко завыла, что соседи стали стучать в стену, мол, дайте поспать приличным людям. Мы вышли на улицу. Цвела вишня в саду, ярко светило весеннее солнце. Было так прекрасно на душе – у нас с Колей появился новый друг. Мы полюбили друг друга, потому что чувствовали все одинаково. И это осталось с нами на всю жизнь…

Помню, как мы с Чуриковой стали репетировать «Три девушки в голубом» Петрушевской, но худсовет спектакль не принял. На генеральном прогоне Олег Борисов и Людмила Гурченко прятались на ярусе и рыдали от восторга, глядя на сцену. Я позвонила Коле на «Мосфильм», где он снимался, и сказала, что едем к Инне: «Зажжем свечи и будем плакать…» Приехал Колечка, и как солнце взошло: «А ну, девоньки, прекратите рыдать!» Мы вместе с ее семьей встречали Новый год, праздновали дни рождения, вместе отдыхали. А еще мы с Инной умудрились родить сыновей не только в один год, но и в один месяц: Инна – Ванечку, а я – Андрюшеньку.

Возвращаюсь к «Тилю». Однажды на очередной репетиции сижу в зале за Марком Захаровым и Гришей Гориным. Вскоре к ним присоединился Андрей Миронов. Колька на сцене репетирует. Света Савелова опять весть принесла: «Видите, пришел Андрюша. Он и будет играть Тиля». И вдруг в перерыве между сценами слышу, как Миронов, наклонившись к Захарову, говорит: «Знаешь, а я так, как этот парень, не смогу».

Коля сыграл премьеру и на следующий день проснулся знаменитым. Спектакль назвали лучшей премьерой сезона. Театр стал самым модным в Москве. Тут объявили, что молодым семьям выделяют квартиры. И все разом переженились. Наш директор Рафик Экимян сказал Саше Абдулову: «У вас с Ирой Алферовой роман? А чего бы вам, ребята, не пожениться?» И им дали квартиру. Таня Дербенева вышла замуж за Витю Проскурина. А Коля был далек от этих свадебных настроений – очень занят съемками, репетициями, спектаклями. Жили мы, что называется, на колесах. То в его коммуналку едем, то мчимся к моим родителям, когда они уезжали отдыхать. Все в спешке, на бегу. Приготовлю Коле еду, а сама поесть не успеваю – надо бежать на репетицию, потом спектакль. От усталости просто падала. На нервной почве страшно похудела. Марк Захаров как-то с жалостью мне сказал: «Людмила Андреевна, вы уже в профиль на сцене не видны».

Ну не скажу же ему, что жду, когда наконец поженимся, а жених и думать об этом забыл. Коля сделал мне предложение, только когда я его приперла. Однажды подавая ему яичницу, я сказала: «Давай разберемся. – У него вилка у рта застыла. – Я развелась ради тебя, но не слышу предложения. У меня есть кавалеры: один – немецкий гражданин, другой – англичанин. Оба готовы хоть завтра жениться. Я выберу кого-то из них, а ты устраивай свою судьбу сам». Английский кавалер меня торопил: «Давай решайся уже. Хватит тебе с этим артистом возиться». Я была девушкой заметной, отбою от кавалеров не было. Однажды к родительскому дому подкатили подарок – красную машину. Правда потом обратно забрали, оказывается, щедрый кавалер обещал ее сыну подарить. Между прочим, до сих пор у меня стоит холодильник – презент одного из поклонников. Одним словом, Коля испугался и мы тут же поехали в ЗАГС подавать заявление.

Узнав, что мы собираемся жениться, Захаров вызвал к себе Колю и как-то витиевато дал совет:

– Вы уже стали таким суперстар. После спектакля «Тиль» вас назвали лучшим актером. Вы – будущее театра. И поэтому должны сто раз подумать, кого выберете себе в партнерши по жизни…

Коля резко ответил:

– Вы знаете, Марк Захарович, я СЕБЕ беру, я знаю, КОГО беру. И я себе даю отчет перед душой и совестью.

Не думаю, что Захаров считал меня недостойной Коли. Конечно, я не Чурикова, такие актрисы, как она, рождаются раз в сто лет. Может, хотел намекнуть: мол, не торопитесь, у вас со временем появится более достойная кандидатура. А ко мне пришла целая делегация моих бывших сокурсников, пытались отговорить от опрометчивого шага:

– Опомнись! Он же известный бабник! Со всем Большим театром романы крутил!

– А какое это имеет значение? Это было до меня, я нашла своего человека и ни за что не откажусь от него.

Первого августа мы расписались. Это был мой третий брак, а для тридцатилетнего Коли первый поход в ЗАГС. Конечно, он очень волновался. Справляли свадьбу в родительской квартире. Мама от всей души полюбила зятя. Она его восторженно называла Солнцем.

А вот Колина мама меня не жаловала. Мы с Яниной Евгеньевной познакомились после премьеры «Тиля». Она оглядела меня с ног до головы и поджала губы. Большой любви и ласки я от нее не видела. Делить единственного сына с какой-то женщиной для нее было мучительно. Она пыталась нас разлучить, говорила: «Да у тебя еще много будет жен…», но Коля решительно ее остановил. При наших встречах свекровь всегда старалась указать мне мое место. Янина Евгеньевна все время подчеркивала, что я не подхожу Коле. Однажды я не выдержала и спросила: «Ну а кто, по-вашему, его достоин? Майя Плисецкая? Я прекрасно училась в школе, окончила Школу-студию МХАТ. Понимаю, что чем-то вас не устраиваю. Не ревнуйте. Я не отнимаю у вас сына. Он принадлежит искусству, а не вам и не мне».

Коля был очень привязан к маме, наверное еще и потому, что жил без нее. Она выгнала мужа, когда сыну было года четыре. Так больше и не вышла замуж. Янина Евгеньевна как балетмейстер работала то в Сирии, то во Вьетнаме, Коля учился в интернате. Петр Яковлевич, его папа, был художником, он приходил к нам в гости, доброты невероятной дядька. Помню, звонит: «Людочка, я тут скорую вызвал, посидите со мной, а я вам стихи почитаю». Он мне рассказывал, что когда его выгнала Колина мама, так начал бояться прекрасной половины человечества, что десять лет не смотрел в эту сторону. Потом женился на тихой и скромной женщине…

Сразу же после свадьбы мы отправились в Питер на съемки фильма «Старший сын». Нас, молодоженов, поселили в отдельном номере. Все было хорошо, только в ванной шел ремонт. При нашей страсти, можно сказать, любовной, у нас нет ванной! Евгений Павлович Леонов зашел к нам перед съемкой:

– Коль, что случилось?

– Я привез молодую жену, а нам такой номер дали…

И они вместе решили объявить бойкот: не будем сниматься, пока номер Караченцову не поменяют.

Наконец приехали на «Ленфильм». Заходим в буфет. «Коль, иди к нам! – кричит Володя Высоцкий. – Мы тут с Олегом снимаемся». Было заметно, что они давно выпивают водочку. Мы присаживаемся за их столик.

– Послушай, что придумали, – с жаром говорит Володя. – Мы все мужики народные, популярные, что если нам втроем создать свой театр, а, Коль?

На что Караченцов иронично ответил:

– Это, конечно, все хорошо… А не сопьемся?

Нам как молодоженам дали от театра двухкомнатную квартиру на улице 26 Бакинских Комиссаров. Коля всегда мечтал о своем доме. У него не было его никогда: то интернат, то коммуналка, то гостиницы. Когда он приезжал домой, раздевался до трусов и… блаженствовал. Не мог усидеть у себя в кабинете, прибежит раз десять ко мне со сценарием, чтобы почитать какую-то сцену, или вдруг вспомнит, что записал песню и забыл мне ее показать.

Когда мы поженились, у него была одна просьба: «Ты бросаешь кино, у тебя остается театр. На тебе будут дом, я и наши старики». И я согласилась и старалась создавать ему уют. Мне все говорили: «Люда, ты принесла себя в жертву». Ну, если понимать, что любовь – это всегда жертва, то все нормально. Я это делала с удовольствием. Помню, как с нашим замдиректора театра Вольтером лепили ему пельмени. И только потому, что Коля с дороги позвонил и попросил об этом. Он приносил деньги и клал их все на стол. У меня спрашивал, сколько ему надо зарабатывать, чтобы хватало на семью, собаку и стариков. А еще надо было помочь друзьям. О себе думал в последнюю очередь. Например едем по Тверской, он видит в витрине костюм:

– Могу себе купить дорогой костюм?

– Конечно можешь!

– Правда? Спасибо, родная.

Наш дом был всегда полон друзей Коли, которые стали и моими. Он показал меня всему своему курсу и интернатской группе, где учился. Они меня приняли, а я их полюбила. Верность в дружбе для него – это не пустая фраза. Он никогда никого не предавал и никого не осуждал. Всегда говорил мне: «Человек может предать тебя от страха. Потом осмыслит, вернется, а ты в позу встанешь: «Нет, не прощу!» Каждый может оступиться». Он терпеть не мог одиночества, потому что привык быть в коллективе. В их интернатской спальне стояло семнадцать коек. Они все делали вместе. Когда я уезжала на съемки, он всегда кого-нибудь звал в гости. Каждый год его дружный курс собирался вместе: вначале у Ани Сидоркиной, потом, когда она ушла, у нас с Колей. К сожалению, их осталось всего четверо из двадцати четырех человек. На прекрасных посиделках они вспоминали, как учились у замечательных педагогов, как шутили, придумывали розыгрыши, играли этюды…

Борис Чунаев: Мы вместе с Колей учились в Школе-студии МХАТ. Караченцова, между прочим, взяли на курс кандидатом. Единственным человеком, который видел в нем будущего актера, был наш педагог Виктор Карлович Монюков. У нас образовалась дружная четверка, как я называл ее, мушкетеров: Коля Малюченко, Женя Киндинов, Караченцов и я. Мы с Караченцовым лучше всех на курсе танцевали. Коля жил на «Речном вокзале» в коммуналке, чаще всего один. Его воспитала улица. Он был честным, настоящим мужиком. Однажды у метро к нашей четверке прицепился какой-то поддатый. Это было перед самой защитой дипломного спектакля. Пока мы ему люлей навешивали, из метро выскочила милиция. Нас отвезли на «Пушкинскую» в отделение и завели уголовное дело. Под угрозой была наша будущая актерская судьба. Если бы осудили за драку, никто так и не узнал бы, кто такой Караченцов. Наш ректор Вениамин Захарович Радомысленский спас нас от участи уголовников. Мы его всегда с любовью вспоминали и первую рюмку поднимали на встречах за «папу Веню».

Евгений Киндинов: Все четыре года в Школе-студии МХАТ мы были неразлучны. В перерывах между занятиями оттачивали на прохожих свое актерское мастерство. В Камергерском переулке разыгрывали этюды. На улице мороз, а мы снимаем куртки и обмахиваемся шапками как веерами, будто нам жарко. Все крутили пальцем у виска. Или принимались кричать кровельщикам, которые якобы работали на крыше. Люди невольно тоже поднимали головы. В свободное время играли вчетвером в футбол, забивая теннисный мяч в перевернутый стул. Даже Вячеслав Невинный с нами азартно гонял мячик. Благодаря Боре Чунаеву научились играть на семиструнной гитаре. Соберемся на лестничной клетке и вполголоса поем окуджавскую «Виноградную косточку». Получив стипендии, шли обедать в кафе «Артистическое». Скидывались по рублю на бутылку водки. Знакомые официантки переливали ее в графинчик и разбавляли заваркой. Мы делали вид, что шикуем – пьем дорогой коньяк. После студии оказались в разных театрах: я – во МХАТе, а Боря и Коля попали в «Ленком». Раз в году мы по заведенной традиции встречались у Люды и Коли в их большой квартире. Из разных городов слетались однокурсники, приходили и педагоги. Мы с Караченцовым много ездили по творческим встречам. Иногда пересекались в каком-нибудь аэропорту. «Коля, отдохни, дорогой, ты же только что снялся в фильме», – говорил я ему, но это было невозможно. Мы очень любили свою профессию и выступали перед зрителями не только для заработка.

Людмила Поргина: Дружба – это когда вместе и в радости и в горе. Мы собирались, веселились, устраивали капустники, это было такое счастье. Я готовила, закупались продукты, накрывались столы. Мы весело проводили время: тосты, объятия, воспоминания. Ставили номера, капустники. На Рождество придумывали сказку, где участвовали наши дети. Я со свечой в руках открывала эту волшебную ночь. Кто-то играл на фортепиано, кто-то читал стихи. Помню, поставили «Трех поросят». Я играла, естественно, Волка. Дима Брянцев, наш друг, балетмейстер Театра Станиславского и Немировича-Данченко – Поросенка. Он поставил уморительный танец трех поросят.

Коля с Димой часами обсуждали будущие проекты. Понимали друг друга с полуслова. Заводные, темпераментные, талантливые. Коля мечтал сыграть короля Лира, он хотел, чтобы это была рок-опера, музыку к ней написал бы Леша Рыбников, а пластическую часть поставил бы Брянцев. Но, увы, это не осуществилось…

Дима уехал по делам в Чехию. Когда он внезапно пропал, его не могла найти полиция. Он просто вышел из отеля, оставив вещи в номере, и больше не вернулся. Коля ездил в КГБ, чтобы узнать о его судьбе, просил о содействии. Дима был его другом, а маленький Ванечка, который родился у Брянцева, стал Колиным крестником. Но тело убитого Димы нашли только через три года. Это была настоящая трагедия. Мы потеряли одного из близких друзей, но продолжали общаться с его женой и Ванечкой.

У Коли были друзья юности, которые шли с ним всю жизнь, а были друзья, которые приобретались благодаря его профессии: Андрей Миронов, Женя Евтушенко, Андрей Вознесенский, Пьер Карден…

Вот как, например, в жизни Коли появился Евгений Евтушенко. Как-то он пришел на спектакль «Тиль». О том, что в зале сидит знаменитый поэт, никто не знал. Он зашел за кулисы и спросил, где гримерка Караченцова. Подошел к Коле и поцеловал его в лоб. «Я всю жизнь мечтал сыграть Тиля. Но после того как увидел его в твоем исполнении, понял, что ты сыграл так, как я хотел», – сказал Евтушенко.

Мы стали ездить к нему на дачу. Выпивали водочку, хохотали. Сидели в его квартире на Котельнической. С огромной террасы открывался замечательный вид на Москву-реку. Как-то мы с Колей полетели на гастроли в Париж. Вдруг Женя звонит: «Я к тебе приеду». Мы втроем пошли в ресторан «Распутин». Они попросили хозяйку ресторана вывезти на столике на колесиках водку, разлитую в хрустальные бокалы. Друзья загадали желание: если все бокалы разобьются, их совместный фильм состоится. Разом его перевернули. И все бокалы разбились! Потом на кабриолете, которым управлял возница в казачьей форме, катались по ночному Парижу. И Евтушенко как режиссер снял художественный фильм «Детский сад» с Колей в главной роли, для этого поехали на станцию Зима со съемочной группой.

Они всегда продолжали дружить. Как-то в аэропорту случайно встретились: «Я еду к одному индийскому миллионеру на Рублевку. Там будет пьянка-гулянка, соберется весь шоу-бизнес. Ребята, поехали со мной». У меня дико болела голова, и я их отпустила одних. Потом рассказывали, как мальчик-слуга почтительно распахнул ворота. У входа в парк стояла клетка с большой сторожевой собакой. Коля просунул руку и погладил пса. Мальчик от страха, что грозный зверь откусит гостю руку, потерял сознание. Кончилась вечеринка тем, что индийский «раджа» стал бросать всех гостей в бассейн, громко смеясь своей шутке. А Коля не растерялся и с криком «Ну, падла!» швырнул в бассейн самого хозяина дома.

Потом Женя уехал в Америку. Мы все уже знали, что он болен раком. И то, что он не приехал на свое восьмидесятилетие в Москву, для нас было большой трагедией. Ему предложили несколько композиторов на выбор, чтобы написать музыку к его стихотворению «Коррида». Он выбрал Лору Квинт. Но, к сожалению, Коля был уже инвалидом и не смог прочитать со сцены «Корриду». На дне рождения Лоры в Доме музыки звучало это произведение. Пели два хора, стихи Евтушенко читал замечательный актер Володя Скворцов. Мы с Колей сидели в зале. Там словно снова собрались все: и Лора, и Коля, и Женя…

Помню, как после оглушительного успеха «Тиля» в театре начали репетировать спектакль «Юнона и Авось». К нам приходят авторы: композитор Леша Рыбников и поэт Андрей Вознесенский. Последний был, как всегда, в пиджаке в мелкую рябую клетку и в шейном платке. Мы прекрасно знали его по выступлениям в Политехническом музее. Коля очень подружился с Андреем. Никогда не забуду, как он вдохновенно рассказывал нам о русской Америке, подарил Караченцову книгу о первопроходце графе Резанове, которого должен был сыграть Коля. У нас начались посиделки, бесконечные разговоры об этом необычном романтическом музыкальном спектакле. До конца дней Андрея эта дружба не прерывалась. Мы ездили с его дочкой Ариной и ее мамой Анечкой Вронской в Лондон. С нами был наш маленький Андрей. Помню, как однажды пришли в Ботанический сад кормить лебедей. Лебедь-мама в этот момент сидела на яйцах. Аришка бежит к воде, протягивает птице траву, а в этот момент лебедь-отец, который охраняет будущее потомство, прыгает ей на плечи. Бьет ребенка крыльями, да еще и клюет в голову. Аня чуть не потеряла сознание, а я сорвала с себя кожаную куртку и стала дубасить лебедя. Аришку отвезли к врачу, у нее из головы текла кровь.

Красавица Аня была намного младше Андрея. Он сошелся с ней, студенткой ВГИКА, но потом вернулся опять к Зое, потому что не мог слышать детского плача. Аня с дочкой уехала в Америку, выйдя замуж за журналиста. Мы с ней однажды пересеклись в аэропорту.

– Как Арина?

– Она пишет стихи и по-русски, и по-английски!

Когда Коля разбился на машине, и Женя, и Андрей написали ему стихи. Женя прислал их из Нью-Йорка с припиской: «Если вам нужна помощь, зовите. Я подойду всегда!» Вознесенский ушел раньше Коли. На семидесятилетие Караченцова Зоя Богуславская подарила ему пиджак Андрея, тот самый, знаменитый, в мелкую рябую клеточку…

Спектакль «Юнона и Авось» был сложным, музыкальным, необычайно пластичным. Марк Захаров никак не мог придумать, как хореографически выстроить движение актеров. «Нам нужен балетмейстер!» – сказал он однажды. И Караченцов поехал вечером к Володе Васильеву. Коля был знаком с ним давным-давно. Благодаря маме он еще мальчишкой сидел на репетициях в Большом театре. Там он влюбился, конечно же, в Катю Максимову, жену Володи. Она была совершенно очаровательной. Балерина от Бога. Маленькая, худенькая, говорила при этом басом и курила одну за одной сигареты. Володя, прослушав оперу, воскликнул: «Все! Завтра же приду на репетицию». И пришел… в кожаных брюках, в длинном пальто. Его тут же переодели в сатиновые треники за два рубля и тапочки. И началась работа. В Васильева влюбились все. Каждое утро к нему на станок прибегали артисты. Репетиции продолжились в Питере, где мы гастролировали. Володя с Катей Максимовой поехали за театром на машине. По дороге в них врезался огромный лось, Катя получила сотрясение мозга.